§ 5. Этнополитическая конфликтология и постконфликтное строительство

§ 5. Этнополитическая конфликтология и постконфликтное строительство

Этнонациональное и многонациональное – явления не только чрезвычайно богатые, многообразные, но и сложные. Прежде всего, важно отметить, что этнонациональные и этнополитические процессы переполнены предрассудками, стереотипами, которые при определенных условиях становятся факторами возбуждения жесточайших и долговечных по своей сути этнополитических конфликтов. Российское сообщество обладает достаточно огромным опытом бесконфликтного развития и мощной базой научной экспертизы и рекомендаций по своевременному политико-управленческому воздействию на состояние этнонациональных и этнополитических процессов. Вместе с тем у нас сложились традиции объявлять этнонациональные факторы изначально конфликтными и заниматься проблемами данной сферы только после очередных конфликтов и трагедий.

Ясно, что в своем определяющем большинстве этнонации не несут за собой конфликтогенность. Культуры, традиции, язык, самосознание, уклад жизни не могут быть конфликтными. В процессе их адаптации друг к другу в действие вступают мировоззренческие моменты многовариантности миропонимания, свойственные для человеческого сознания. Как правило, этнонациональные отношения развиваются эволюционным путем, а конфликты в данной сфере обусловлены попытками использования существующих различий и имевших место противоречий в политических, корыстных целях различными группами «этнополитических элит». Именно они, а не народы требуют отделения своей этнонации (этнонациональный сепаратизм), признания доминирующей роли своей нации, когда все остальные – это даже не полноценные этнонации, а лишь этнические меньшинства (этнонациональный шовинизм). В полной мере они проявляются от Чечни до Прибалтики и далее почти по всей России. Русский народ трактуется только как главенствующий (В. Жириновский), православная церковь как главная (Митрополит Кирилл и Г. Полтавченко), проект закона «О русском народе» требует признания русского народа «единственным государствообразующим» в России, а Россию – не многонациональной, а мононациональной страной (В. Жириновский и др.). Правда, я знаю, что русским такое одиночество не нужно, тем более что сами русские объединили, собрали, присоединили всех. Если бы русский народ хотел бы быть единственным и мононациональным, он бы не стремился собирать народы и земли. Эти примеры еще раз доказывают ограниченность многих идей этнонационализма и этношовинизма. Идеи «повинимся перед нацменами за имперское прошлое» сменяются «защитой от агрессивного меньшинства», от «старшего брата» до «колонизатора» и т. д. 65 % населения страны занято поиском врагов, и этот враг не просто «чужой», а этнически «чужой». Следовательно, конфликтогенный потенциал в сфере этнонациональных отношений чрезвычайно высок.

Это опасные вызовы, на которые не очень адекватно отвечают общество и власть, не говоря уже о согласованных действиях органов власти, гражданского и научного сообщества в современных условиях, и это, несмотря даже на то, что многие ведущие специалисты-ученые и практики занимали руководящие должности в этом направлении. Но даже в их устах нет последовательных научно устоявшихся понятий и категорий, отражающих явления и процессы в этнонациональной сфере. Как известно, первична «разруха в головах». В этом убеждаешься, читая заряженные крайностями сепаратизма, шовинизма, расизма и нацизма многие работы «ученых». Во-первых, видимо, проявляется сложившаяся традиция определенной несовместимости обществоведческой науки и политической власти, различие подходов в понимании этих проблем у интеллигенции и чиновничества, хотя многое как бы именно за эти годы и удалось сделать. Во-вторых, из-за слабости государства даже конфликты, которые своевременно предвиделись, не всегда эффективно предотвращались и разрешались. В-третьих, власть и общество вернулись в плен старых подходов неспособности перейти на принцип ненасилия в разрешении этнонациональных проблем, предотвращении и разрешении этнополитических конфликтов демократическими методами и процедурами. От этносепаратизма первых лет после развала Советского Союза Россия перешла к этношовинизму. Конфликтогенность тут развивается по «маятниковому эффекту», что имеет крайне опасные последствия. К сожалению, не сложилась у нас еще и практика научного обоснования и последовательного проведения стратегии этнонациональной политики. В местах жесточайших конфликтов так и не удалось внедрить комплексную программу постконфликтного этнонационального строительства, которая задействовала бы как созидательный потенциал этнонационального потенциала социально-экономических, политических, управленческих мер, способных обеспечить выход людей, общностей из состояния противостояния, сведения счетов, продолжения конфликта.

Нужны специальные программы выравнивания уровней развития базовых факторов этнонациональных и межнациональных отношений. На это должна работать вся государственная и общественная система. В свою бытность Председателем Совета Национальностей Верховного Совета России, заместителем Председателя Совета Федерации Федерального Собрания удалось все же подключить все известные исследовательские центры и ученых к разработке новой демократической модели этнонациональной политики. Концепция государственной национальной политики была утверждена при поддержке директора Института этнологии и антропологии В.А. Тишкова, министра В.А. Михайлова и председателя комитета Госдумы В.Ю. Зорина Президентом России 15 июня 1996 года. Эта концепция была принята властью и обществом, что бывает редко. Впоследствии совместно с вице-премьером Правительства Российской Федерации (при В.С. Черномырдине) и министром (при Е.М. Примакове) нам удалось разработать комплексный план реализации Концепции государственной национальной политики и привести в рабочее состояние весь механизм реализации государственной этнонациональной политики во всей Федерации. Именно на этой основе была разработана и согласованна программа постконфликтного строительства в налаживании отношений между Ингушетией и Осетией. Программа впервые была подписана на уровне президентов обеих республик (А.Х. Галазова и Р.С. Аушева) с участием Председателя Правительства В.С. Черномырдина. Подчеркиваю, в большинстве субъектов Федерации была налажена система с учетом особенностей реализации государственной этнонациональной политики. Значение подобных мер трудно переоценить, хотя впоследствии от этой программы остались лишь отдельные блоки, которые достаточно успешно реализовывались при посредничестве полномочных представителей Президента Российской Федерации в регионе В.А. Каламановым и А.В. Кулаковским. Целый ряд потенциальных конфликтов в Дагестане, Тыве, Хакасии, Приморье были вовремя урегулированы. Многое удалось благодаря принятию Концепции государственной национальной политики. Но впоследствии сама Концепция государственной национальной политики и программы ее реализации были отброшены, ведя пустой разговор об обновлении Концепции, но без внятных предложений. Благодаря таким подходам фактически федеральный центр отказался от проведения государственной этнонациональной политики. Кроме того, была уничтожена, выброшена разработанная долгими усилиями Концепция государственной национальной политики на Северном Кавказе. О ней вообще стали вспоминать лишь изредка, после очередных трагедий. Вновь стали поощряться старые подходы силового решения, в том числе и этнополитических проблем. Стали господствовать и старые стереотипы не замечать и игнорировать этнонациональные проблемы, а этнонациональную политику подспудно признали вредной, лишь будоражащей этнонациональное самосознание и поиск «этнических врагов», и все, видимо, было переведено в силовые структуры, как и миграционные проблемы. Но процесс налаживания демократического, равноправного и равноответственного сотрудничества между представителями различных национальностей, между народами нельзя приостановить. Этнополитические процессы идут и без нас. В этом случае каждый остается «при своих интересах», а этнонациональная сфера работает в режиме накопления конфликтогенного потенциала с не прекратившейся деятельностью экстремистов различных мастей, зараженных чувством этнополитической мести и реваншизма. В последние годы ситуация была такая, что проблемы вновь ушли в подполье, федеральный центр успокоился, хотя очень и очень далеко от спокойствия в этой сфере. И так до очередной трагедии – Буденновска или Беслана. Более того, такие подходы дали в конфликтогенных регионах экстремистам шансы для продолжения и повторения конфликтов в перспективе, работать в режиме конфликтов. В ряде мест, как только начинается критика местной элиты, тут же запускаются эти конфликты. Власть и гражданское общество перестали играть роль экспертов и посредников в постконфликтном строительстве. Федеральный центр отошел от стратегии этнополитики к отдельным акциям, а многонациональное общество осталось в бесхозном состоянии. Люди, которые знают регион и психологию конфликтующих сторон, не стали привлекаться к работе. Самостоятельно стали действовать разного рода коммерческие эксперты, отдавая предпочтение лишь одной из сторон, хотя было ясно, что если в постконфликтном строительстве будет допущена односторонняя поддержка одного из его участников, то конфликт не будет разрешен, а лишь еще больше будет углубляться. Следовательно, накапливался конфликтогенный потенциал. Население постконфликтных регионов потеряло веру в то, что федеральный центр заинтересован в разрешении существующих и новых конфликтов, и стало само, исподтишка, решать свои проблемы доступными ему и не всегда правовыми методами. Отсюда и непрекращающиеся противоречия, конфликты, взрывы и террористические акты.

На Кавказе фактически искусственно была создана террористическая обстановка, используя это все для преследования мусульман, кавказцев по всей стране и даже по многим странам. Более того, посторонние люди, которые не знают специфику региона, тоже своим вмешательством, в своих интересах провоцируют новые обострения. Это не только «москвичи», но и эксперты ОБСЕ, Совета Европы, ОИК, которые зачастую вообще далеки от понимания природы конфликтов на Кавказе. Общая ситуация на Кавказе ухудшилась, она стала переполняться системой психологических стереотипов и предрассудков, далеких от культуры и традиций народов Кавказа.

Целый ряд ошибок был допущен при организации переписи населения в 2002 году. Примером господства ассимиляционного подхода является учет в переписи, заранее определенная классификация идентичности национальностей, независимо от позиции граждан, отсутствие четких параметров учета родного языка, административно-правовое давление при определении национальности и, в частности, письменности, языка, традиций. При этом крайности следовали как бы с обеих сторон, ибо отсутствовала открытая и согласованная программа. Трудно сказать, как отразится подобное грубое вмешательство и полное равнодушие к последствиям на перспективах развития этнокультурных, этнонациональных отношений в стране. Тут мало согласованных, взаимоприменимых демократических мер, рассчитанных на перспективу. В этнонациональной политике на смену взбудораженного этнонационализма, открытых противоречий и конфликтов вновь пришел принцип «отложенного конфликта». И это в условиях, когда нет четкой модели развития этнонациональных отношений, ясной и дальновидной политики. Значит, мы будем жить перманентно в ситуации конфликтов.

В научно-теоретическом плане наиболее отработана сеть этнополитического мониторинга под руководством В.А. Тишкова, которая выполняется на иностранные гранты, но полезна для страны. Наша власть результаты и выводы подобных исследований не использует, они не соединены с соответствующим потенциалом политико-управленческого воздействия на конкретные проявления этнополитических процессов. Рекомендации ученых активно используются в практической работе лишь некоторыми лидерами регионов (Ю.М. Лужков, А.А. Волков, А.Н. Чернышев, Д.Ф. Аяцков, А.И. Лисицын, М.Ш. Шаймиев, М.М. Магомедов, М.Г. Рахимов, О.А. Богомолов, В.И. Кулаков, А.С. Дзасохов и другие). Стало вновь господствовать традиционно недоверчивое отношение к тем, кто говорит о правах человека, о правах и равноправии этнонациональных общностей, в отношении тех, кто выступает с посредническо-миротворческими миссиями. «Это наше внутреннее дело», «у нас нет национальных проблем», «мы сами разберемся» – любимые тезисы советских и нынешних российских властей, нашей политической элиты в центре и на местах, но при этом исподтишка заигрывая на разных уровнях с этнонациональными крайностями и используя их в своих политических интересах. Но наши «внутренние дела», особенно в результате в большей степени деструктивных действий наших же «внутренних органов», в смысле правоохранительных, оказывают весьма негативное воздействие на возможности предотвращения этнополитических конфликтов в целом в стране и в постконфликтном строительстве в конкретных регионах. На деле оказывается, что «внутренние органы», а также целый ряд политиков и чиновников с погонами и без погон являются порой главными провокаторами и наиболее заинтересованными субъектами будоражения этнонациональных конфликтов и их продолжения. Годами именно этнополитические конфликты – главный аргумент легитимности властей и лидеров. Это показали события в Грузии, Армении, Азербайджане, Осетии, Ингушетии, Чечне, Дагестане, Таджикистане, Карачаево-Черкессии и далее по всей стране, и прежде всего потому, что деятельность власти и силовых структур не только в зонах конфликтов, но и в целом в стране не поставлена под контроль общественности, институтов гражданского общества.

Да и сотрудничество с рядом международных и научных организаций проходит с нашей стороны достаточно стихийно. В.Ю. Зорину и мне пришлось в 2003 г. ставить перед председателем ОБСЕ вопрос о более широком привлечении нашего экспертного сообщества к работе этой организации в разных регионах постсоветского пространства. Никаких возражений против этого как бы нет. Но при этом свои же федеральные органы власти всячески стремятся не разрешать, не допускать экспертное сообщество, в том числе и международные организации, в изучение и регулирование этнополитических конфликтов, а спрятаться от них и спрятать подальше, оставляя конфликты «для себя». Лишь бы в Европе и США не знали, а там «хоть трава не расти». Кроме того, не систематизирована и не организованна у нас и деятельность в конфликтных регионах с разного рода экспертно-миротворческими миссиями, прежде всего, различных российских неправительственных организаций. Нет заинтересованной работы и с ними со стороны органов власти. Поэтому в зоне конфликтов раньше других оказываются наиболее политически ангажированные группировки, которые ставят на первое место решение своих корыстных задач, а не конфликтов.

В свое время в Чечне бандиты действовали по принципу: «Каждому миротворцу – по несколько заложников». Ассамблея народов России совместно с Русской Православной Церковью и Союзом муфтиев России провела ряд эффективных миротворческих акций в Чечне. Это и первая мирная конференция в Чечне (1995 г.), неоднократные встречи и поездки в Чеченскую Республику, организация работы Ассамблеи народов Чечни во главе с А. Кадыровым (2002–2003 годы). Региональные отделения Ассамблеи народов России работают в Бурятии, Саратове, Оренбурге, Кургане, Твери, Ярославле, Воронеже, Нижнем Новгороде, Махачкале, Владикавказе, Уфе, Иванове, Чебоксарах, Казани, Владивостоке, Якутске и в других субъектах Федерации, оказывая влияние совместно с национально-культурными автономиями, на недопущение, предупреждение и разрешение этнополитических конфликтов. Региональные Ассамблеи народов или региональные отделения Ассамблеи народов России решают целый ряд вопросов по формированию отношений солидарности и дружбы между народами и их представителями. К примеру, в саратовском отделении Ассамблеи народов России Б.Л. Шинчук работает с чеченской общиной и регулирует совместно с УВД и ФСБ области возникающие проблемы, а губернатор Саратовской области Д.Ф. Аяцков взял на себя инициативу помогать Грозненскому району Чечни. В Саратове по его инициативе отдохнули ветераны и дети из Чечни. Налажены самые добрые отношения с Кыргызстаном, Казахстаном, Таджикистаном, Азербайджаном. Недавно (2003 г.) в Российской Федерации прошли дни Ассамблеи народов Казахстана. Взаимные консультации и контакты позволяют снизить этнополитический конфликтогенный потенциал, который возникает в этих странах и приграничных регионах. Но целый ряд субъектов Российской Федерации при бездействии федеральных структур, не только сами не проводят должную работу по межнациональному пониманию и сотрудничеству, но и противодействуют такой работе, провоцируют межнациональное недоверие и вражду. В Краснодарском и Ставропольском краях, в ряде республик Северного Кавказа и далее в крупных российских городах – масса бесхозных тревожных зон обострения этнополитического экстремизма, которые отданы на откуп крайним силам, изображающим патриотов и державников. На деле это провокаторы межнациональной вражды.

Ассамблея народов России при поддержке целого ряда субъектов Федерации работает не по принципу вертикали, а стимулирует горизонтальные связи и отношения на всех уровнях российского многонационального общества. И это делается в тесном сотрудничестве с Институтом этнологии и антропологии, Институтом социополитических исследований РАН, конкретными региональными научными центрами, общественностью. Неиспользованный потенциал тут огромен. Фактически ведущие специалисты – этнологи, этнополитологии, этносоциологи – объединены в структурах и организациях Ассамблеи народов России в центре и на местах. Практика показывает эффективность работы таких многонациональных организаций гражданского общества, а то мы однобоко увлеклись в последние годы и активно стимулировали возникновение и деятельность лишь однонациональных организаций, что тоже необходимо, но недостаточно. Это важно и полезно при параллельном неучете потенциала нашей объективно сложившейся веками многонациональности. Работа по созданию Общественной палаты России показывает, что здесь опять не хотят допускать к ее деятельности крупнейшие межнациональные и национально-культурные организации, которые работают в сфере этнонациональных отношений. Надежд на понимание и учет этнонациональных проблем здесь мало.

В условиях демократического общества имеются качественно новые возможности обеспечения бесконфликтного, с точки зрения необходимости применения насилия, развития этнополитических и тем более этнонациональных отношений. Демократия – это способ преодоления насилия, его сведение к минимуму.

Если не отрабатывать соответствующие теоретико-методологические и политико-практические модели и механизмы по недопущению конфликтов и их разрешению, постконфликтного строительства, то конфликтогенный потенциал в условиях демократии, свободы слова может накапливаться самостоятельно и бесконтрольно, тем более когда органы власти пытаются вновь решить эти сложные проблемы конфликтов, этнонационализма и этношовинизма только репрессивными методами, приводя параллельно к массовым нарушениям прав и свобод человека по этнонациональному признаку, подвергая массы людей преследованию. Некоторые «специалисты» уже предпочитают ставить под контроль передвижение представителей определенных этнонациональных и религиозных групп по всей стране. При всей важности профилактических мер не оправдан психоз массового подозрения «лиц кавказской национальности», «мусульман». Я уже не говорю о десятках и сотнях национальностей – от Афганистана, Йемена, Израиля и до Карпат, которые антропологически по своим лицам могут быть схожи. Если и проводить работу по выявлению каких-то деструктивных элементов той или иной «подозреваемой» национальной или религиозной общины, нужно налаживать тесный контакт с ними самими на местах.

Для управления конфликтогенными регионами можно было бы использовать индикаторы конфликтогенности, которые дает группа В. А. Тишкова. Она насчитывает таковых около 46, куда ученые включают даже такой показатель, как «состояние воды». Правда, не сказано, о какой воде идет речь: о питьевой, технической, в стакане, в море или в кране. Придача конфликтогенности целому ряду индикаторов, конечно же, достаточно условная. Но сама попытка определить перечень индикаторов, их систематизировать и на этой основе вести этнологический, а точнее, этнополитический мониторинг – явление, бесспорно, важное и нужное.

В современных условиях как никогда раньше миграционные процессы все в большей степени обретают этнополитическую окраску, которая проявляется не только к «внешним мигрантам», но и к своим отечественным национальностям при их устройстве на работу, участии национальностей в разделении труда, в представительстве в органах власти, в учете их культурных, языковых и других интересов адаптации и развития. Мы уже отмечали опасность, безграмотную и бесцеремонную порой, а значит, и провокационную деятельность в сфере этнонациональных отношений правоохранительных органов. Переполнены конфликтогенными факторами предрассудков и стереотипов армейские коллективы. Отсюда и стремление родителей не пускать своих детей на службу в российскую армию. Для самого Министерства обороны – это темный лес, в котором бесчинствуют все – от «дедов» до офицеров. А Комитет солдатских матерей, который стонет от бесчинств, драк, преследований в армейских коллективах, порой объявляется главным врагом Министерства обороны. Та огромная политико-воспитательная работа, которая проводилась политработниками Вооруженных Сил при В. Кулакове, фактически прекращена, в том числе в сотрудничестве с Ассамблеей народов России.

Огромное влияние оказывают в этой ситуации стабильность власти и доверие к первым лицам в городе, районе, в субъектах Федерации, в конкретных структурах органов власти. Индикаторы конфликтогенности у нас за эти годы мало изменились, а где-то и зашкаливают. Но доверие, которое внушает Президент страны В.В. Путин гражданам, смягчает эту конфликтогенность. Этнонациональные и этнополитические отношения на всех уровнях достаточно взбудоражены, они не успокоились и действуют в настоящее время, повторяю, по модели «отложенного конфликта». В стране есть эффективный Президент, которому народ доверяет, но в стране нет эффективно действующей исполнительной власти и ясной внутренней этнонациональной политики и это очень опасное противоречие. Мало федеральных органов власти, чиновников и политиков, которым бы доверяли люди всех национальностей, хотя в регионах таких людей достаточно. Самое худшее, когда вопросы, которые должны решать власть, общество, остаются бесхозными и их начинают по-своему решать кто попало. Власть, как правило, приходит лишь после очередной трагедии, когда людей уже охватили экстремизм, озлобленность и месть.

Таким образом, с точки зрения практической этнополитики на федеральном уровне за последние годы сделан существенный шаг назад. Во-первых, это роспуск Миннаца. Во-вторых, фактическое прекращение систематической и комплексной работы по реализации Концепции государственной национальной политики в стране. В-третьих, недостаточно продуманы шаги по передаче всей проблематики миграции в МВД. Внутри страны, из одного региона в другой, у нас не может быть «нелегальной миграции», но у нас именно такое отношение и к собственным соотечественникам. В-четвертых, наблюдается и постепенный отход от эффективного использования рычагов федерализма для обустройства народов России в территориях, использования их потенциала в управлении страной в центре и на местах. Наконец, фактически отброшена политика стимулирования интеграционных процессов в этнонациональной сфере на местном, региональном и общегосударственном уровнях. Мы увлеклись укреплением вертикали власти, не подкрепляя эти меры соответствующими связями по горизонтали, налаживанием интеграционных процессов в регионах и в стране. На уровне отдельных чиновников, губернаторов эта работа, бесспорно, ведется, но этнонациональная политика как система мер и усилий органов власти в центре и на местах по этнонациональному и межнациональному развитию отсутствует. Нет соответствующей федеральной и региональной политики. Сейчас (2004 г.) после трагедии в Беслане создано Министерство регионального развития, которое будет заниматься всем, а значит – ничем.

Важно понять, что этнонациональные конфликты почти невозможно локализовать на уровне их провоцирования, после их открытого проявления. Они сразу политизируются и обретают статус большой этнополитики. Локализация конфликта невозможна и в связи с тем, что все национальности страны в той или иной степени проживают по всей территории России достаточно дисперсно. Еще одно замечание: фактически ни один конфликт этнонационального характера с применением насилия до сих пор во всем постсоветском пространстве не разрешен до конца. На деле ситуация все еще более ухудшается, конфликт углубляется после насилия. Сейчас фактически в этих регионах субъекты конфликта накапливают силы для его продолжения «до полной победы». Победу, тоже ясно, тут достичь невозможно. Следовательно, необходимо стремиться к достижению приемлемого баланса сил. Другого не дано. Есть и еще одна особенность: этнонациональные конфликты с применением насилия никогда не ведут к разрешению самой конфликтной ситуации, а наоборот, усугубляют состояние конфликта на десятилетия. Попытки власти применения силы для «принуждения к миру» тоже дают возможность приостановить конфликт лишь на короткий период. При этом недовольство действиями властей возрастает со стороны всех участников конфликта. Выход из конфликта только один: шаги навстречу друг другу, отказ от применения насилия, терпение и стремление к достижению паритета интересов. Разрешить этнонациональный, этнополитический конфликт можно только при наличии системы мер, последовательных и волевых. Встречаясь в Грозном, Назрани, Владикавказе в 1990–1991 гг., мне приходилось повторять, призывать: лучше пять лет провести за столом переговоров, чем допустить хотя бы одного убитого в этнонациональных, этнополитических конфликтах. Многие из лидеров-провокаторов в Ингушетии и Осетии не захотели услышать. И чем это закончилось для всех? Кроме того, есть и еще одна особенность этнонациональных, этнополитических конфликтов: в данной сфере легче, чем в любой иной сфере, начать конфликт и тяжелее всего его завершить. Нужен длительный межнациональный диалог с подключением различных общественно-политических сил, накапливание опыта диалога. Особенно на Кавказе надо искать старых друзей, товарищей из представителей конфликтующих сторон, восстанавливать контакты между ними, проводить совместную работу, демонстрируя добрые отношения между представителями сторон. Все иное – конфликт, трагедия, кровопролитие, усугубление противостояния.

Провокаторы конфликта, экстремисты не способны на диалог, не идут на диалог, ибо это будет означать развенчание их мифологии и предрассудков, «героизации» участников конфликта. Массы людей крайне привержены подобного рода «лидерам», считают их «героями», видят в них свой этнонациональный, этнополитический ресурс в борьбе с «врагом». Кроме того, регионы этнонациональных конфликтов, как правило, очень далеки от стандартов демократии, прав и свобод человека, свободы слова, свободы продвижения, демократических выборов и т. д. Следовательно, здесь устанавливаются традиции и порядки авторитаризма и тоталитаризма, в рамках которых редко кому удается уйти от массовой психологии этнонациональной зависимости. В этнонациональных конфликтах всегда мало личностей и много масс людей, толпы. Этнократические лидеры работают лишь на массы. Здесь мало рационального и чрезмерно много эмоций, мало истины и очень много лжи и предрассудков. Зона этнополитических конфликтов, как правило, переполнена слухами и мифами. Тех, кто жаждет межнациональных конфликтов, надо вести на экскурсии туда, где подобные конфликты уже произошли. Там трагические последствия конфликта видны не только на кладбищах, но и среди живых. Отсюда и вывод: этнополитика, закрепленная финансово-экономически и организационно-управленчески, должна носить систематический и комплексный характер не только в зоне конфликта, но и на всех уровнях общества и государства. Но, прежде всего, этнонациональная политика – это профилактика, система мер, а не чья-то прихоть, инициатива, добрые намерения, а жесткая необходимость обустройства в стране различных народов, культур, языков, достижения паритета их интересов и налаживания партнерства как граждан единой страны во всех сферах российской жизни. Там, где нет такой работы, преобладает стихия, которая, в конечном итоге, оборачивается конфликтами.

«Развитие экономики, гражданского общества, становление федеративных отношений и местного самоуправления, безусловно, могут содействовать нормализации межэтнических отношений»[264].

Потенциальных конфликтогенных очагов в Российской Федерации и в нынешних условиях чрезвычайно много, это показали и выборы в Государственную Думу 2003 г., которые взбудоражили ряд этнонациональных недовольств, напряжений, нетерпимости, чрезмерно много попыток сведения социально-политических, экономических и кадровых вопросов к этнонациональному, этнополитическому началу. Этнонациональный фактор, как видно по итогам выборов, достаточно политизирован. Можно даже сказать, что в Российской Федерации более, чем в любой другой из бывших советских республик, огромен как потенциал этнополитических конфликтов, так и потенциал этнонациональной солидарности. Все зависит от умения использования того и другого потенциала для созидательных или разрушительных целей. Здесь конфликтогенность обусловлена еще и тем, что, кроме внутренних факторов, здесь отражаются в той или иной степени те или иные проявления всех этнополитических конфликтов, которые происходят в постсоветском пространстве, где любая национальность, а не только русские, если их ущемляют, дискриминируют, автоматически становится «русскоязычной». Почти все межнациональные конфликты в бывших советских республиках автоматически перетекают на территорию России. Мы говорим о суверенных государствах Закавказья – Грузии, Армении и Азербайджане, но наиболее активная, грамотная, предпринимательски и управленчески конкурентоспособная часть населения этих государств находится в Российской Федерации. Прежде всего, «закавказская нагрузка», которую несет на себе Россия, существенно ухудшает и положение северокавказских общин на территории Российской Федерации, ибо русские и другие некавказские национальности редко отличают закавказцев и северокавказцев. Прежде всего, ситуация в Закавказье сделала и Северный Кавказ, и даже Чечню, самым конфликтогенным регионом. К сожалению, своевременные меры, которые были предложены по снижению закавказской конфликтогенной нагрузки на Северный Кавказ, не были услышаны и реализованы в самой Российской Федерации. Дело тут даже не в этнокультурных различиях, о которых много и справедливо пишут специалисты, хотя и это имеет место, а, прежде всего, в усилении конкуренции между людьми, в том числе и разных национальностей, в ряде сфер общественной жизни в новых условиях. Начался новый этнонациональный передел ресурсов, и в этом процессе этнополитическая элита использует и свои «этнонациональные ресурсы». «Кавказский элемент» оказался в этой системе наиболее взбудораженным, неустроенным и активным, исторически взбудораженным. Власть в центре и на местах стала тоже активно использовать эти противоречия в своих интересах в своей конкурентной борьбе за власть и деньги. Редко кто из российских политиков не использовал ситуацию на Кавказе в корыстных политических целях, не замечая, что Кавказ взорван не сам по себе. Говоря о кавказском факторе в Российской Федерации, недооценивается его активность, и не только конфликтогенная. Подчеркивая явно или тайно недопустимость участия кавказцев в органах власти, ограничивая их участие в бизнесе, эта активность направляется нередко в разрушительное русло. «Мы кавказцев больше к власти не пропустим» – патриотически заявляют некоторые политические деятели и высокопоставленные чиновники Российской Федерации. «Ликвидация» конкурента за счет использования этнонационального фактора – это один из моментов общей конкурентной борьбы в центре и в регионах. Кавказцы, мусульмане поставлены под «сплошное подозрение». В результате общих усилий активная пассионарная энергия кавказцев оказалась в современных условиях не направленной в созидательное русло. Примерно так, а порой еще похлеще, действуют по отношению к русским в Литве, Латвии, Эстонии и в ряде других постсоветских республик местные власти.

Представительством различных национальностей в органах власти в Российской Федерации, как ни странно, никто недоволен – русские и нерусские, ибо нет ясной, открытой кадровой политики. Президент страны, председатели палат Парламента, Конституционный, Верховный, Арбитражный суды, прокурор, МВД, ФСБ, ряд министров и вице-премьеров – чуть ли не из одной деревни. Так не должно быть в Федерации, в многонациональном государстве. Многонациональный потенциал тут используется недостаточно эффективно. То же самое происходит и в ряде республик самой Российской Федерации, где ущемляются русские. Отсюда подозрительность ко всем и возможность раздувать межнациональную рознь и недоверие в любом месте и в любое время. Уровень недоверия чрезвычайно высок, и он обусловлен господством корыстных интересов в кадровой политике, которую люди начинают ранжировать по этнонациональным критериям.

Не только в федеральном центре, но и в целом ряде субъектов Федерации этнополитическое недовольство провоцируется, прежде всего, используя вопросы этнонационального представительства в органах власти. Повторяю, тут довольных нет. Россия относится к категории государств, где сохранена культурно-языковая доминантна русского народа в большей степени, чем в любой из постсоветских республик. Этот фактор как бы должен снизить конфликтогенность, но нередко его воспроизводят в различных вариациях на местах, стремясь к такому же доминанту этнонационального и этнокультурного происхождения на отдельных территориях, в республиках. Из этого разряда и не очень корректная борьба против латиницы в Татарстане, хотя непонятно, почему латиница, если там исторически действовала арабская графика. Видимо, боялись, что в этом случае их назовут «исламскими экстремистами». Дело не в республиках, областях, краях и автономиях, а в учете и в реализации социально-культурных и политических потребностей каждой национальности в местах их компактного проживания, а это исконное право самих народов, их представителей, общин.

Целый ряд проблем может возникнуть из-за неналаженности предпринимательской деятельности и неравномерного распределения бизнеса, в том числе по этнонациональному признаку, хотя ясно, что это сделать в полной мере невозможно. Но снимать, предупреждать конфликтогенность и здесь государство, власть обязаны. В Удмуртии уже возникают вопросы по поводу более активной предпринимательской деятельности татар, хотя процесс это объективный, так сложился, скажем. Так получилось, что в Российской Федерации много известных олигархов как бы одной национальности – евреи, хотя они работали при поддержке руководителей всех национальностей, действовали как россияне. Распределить олигархов по национальностям невозможно, но надо разъяснять, что это – не этническая проблема. Нельзя не замечать тот факт, что все более четко вырисовывается неравноправность межэтнического распределения труда в регионах, что тоже обостряет обстановку. Наиболее высокий уровень безработицы в Дагестане в высокогорных районах. На повестку дня может выйти и земельный вопрос на отгонных пастбищах с этнонациональной окраской. Тут нужны нейтрализующие меры, информация и просвещение.

Различные политики и средства массовой информации утверждают ложные коллективные стереотипы о превосходстве или ущемленности тех или иных национальностей: «мы за русских, мы за бедных» (ЛДПР), «мы – великие булгары» (Татарстан). Представители ученого мира многих национальностей увлечены поиском своих корней в Месопотамии, Урарту, в Древней Греции, а не в России и вокруг нее. Таких работ много издается чеченцами, русскими, дагестанцами и другими. И вместо того, чтобы объединяться, – разъединяемся. Ничего плохого в этом тоже нет, но чрезмерная мифологизация этничности опасна. В последние годы издательство «Вече» стало выпускать серию книг «Великие тайны» и «Тайны земли русской», где пропагандируется арийский миф с идеологемами нацистского арийского мифа[265]. Чеченские, русские и другие авторы тоже твердят о своей арийскости, хотя бы вспомнили, что и такая мразь, как Гитлер, тоже называл себя арийцем.

Как бы мы ни старались уходить от этнонациональной проблематики, именно здесь достаточно много конфликтных зон. «При невысокой конфликтности в целом характерной чертой для России является то, что практически ни одна сфера общественной жизни не является бесконфликтной»[266]. Зашкаливают уровни конфликтности в Ингушетии, Краснодарском крае, Северной Осетии-Алании, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Чечне и вокруг нее, и на эти сигналы, вызовы надо реагировать вовремя, а не ждать конфликтов и кровопролития.

В России, как нигде, острой и конфликтной является проблема соотечественников в бывших республиках Советского Союза, начиная от положения лезгин и аварцев в Азербайджане, осетин – в Грузии и заканчивая положением русских почти на всем постсоветском пространстве, особенно в Латвии, Литве, Эстонии и далее. Ситуация такова, что «неразделенных народов» почти не осталось на этом пространстве. Действенных мер по решению этой проблемы принимается все также мало. В свое время в Миннаце мы разрабатывали специальные соглашения «о взаимных гарантиях обеспечения равноправного этнонационального развития» соотечественников и подписали их с Эстонией, Белоруссией, и это давало позитивные результаты. Но эта работа была прервана. Проблему соотечественников передали в МИД, что неоправданно, ибо функции этого учреждения чрезвычайно корректны.

«Новые независимые государства – сфера приоритетных интересов России, в том числе и потому, что она принимает на себя ответственность за диаспоры народов Российской Федерации в странах СНГ и Балтии»[267]. Но при этом бесполезно и вредно называть новые независимые государства «новообразованными квази-республиками» (Д.О. Рогозин), не признавая их.

В процессе изучения этнонациональных и этнополитических конфликтов ученые сформировали даже целое научное направление – этноконфликтология, но проблема это старая. Многие конфликты и войны исторически как бы возникли между этносами – народами. По данным Стокгольмского международного института по исследованию проблем мира, более 70 % военных конфликтов 90-х гг. XX в. на планете были межэтническими. Это и США, и Канада, и Бельгия, и Великобритания, и Австралия, и Филиппины и т. д. – по всему миру[268]. Теория этноконфликтологии фактически вырастает из межнациональных и внутриэтнонациональных противоречий, некоторые из которых доводятся до конфликтов и даже войн. Фашизм возник как концентрация старых идей превосходства своей национальности, ее исключительности над всеми другими, все более вновь входит в сознание людей повсеместно. Национал-фашизм принес огромные трагедии почти всем народам мира, но в том числе и прежде всего самим немцам. Но из этой трагедии вычленяется мало уроков, ибо сегодня много любителей утверждать «исключительность», «богоизбранность» своей нации. Межэтнические, этнополитические конфликты в сфере культуры, политики, экономики, социальной жизни, в неудовлетворенности своим статусом в разных вариантах[269]. И в настоящее время можно услышать потоки оправдания в адрес экстремистов, скинхедов, ваххабитов, обвиняя во всем «чужих», которые «понаехали тут» и т. д. Нет оправданий для таких рассуждений, ибо все «понаехали» по тем же тропам, по которым «тут понаехали».

Самобытность этнонациональная есть явление объективное, проявление сущности природного и социально-культурного развития общности людей. Но самобытность как многообразие не ведет к конфликтам. Так называемая позитивная и негативная, положительная и отрицательная теории противоречивости определяют и направления конфликтологии. В одном случае – это действительно реальные трудности и противоречия развития этнонаций, их отношений, а в другом – крайние установки национального самосознания, ценностные ориентации, стереотипы и предрассудки. Наша этнополитика, этнонациональная политика государства в широком понимании, как правило, строится на методологии негативной диалектики, где подчеркивается, что в объективной жизни различий и проблем между этнонациями нет, все зависит от идейно-политических установок, от позиции и деятельности отдельных политиков, провокаторов и т. д. Да и конфликты у нас объясняются не объективным, не исходящим от реального положения этносов, наций, а деятельностью «группы влияния». На самом же деле тут в причинах этнополитических конфликтов чрезмерно сложно переплетение объективных и субъективных факторов и трудно однозначно говорить об их «первичности» или «вторичности».

Г.В.Ф. Гегель в свое время выделял три момента противоречий в контексте философской логики: а) рассудочный; б) диалектический; в) спекулятивный[270]. Они тесно взаимосвязаны в познавательном процессе. Самое главное и важное в данном случае для сферы этнонациональных отношений – это системность познавательного и управленческого процессов. Самобытность и даже определенная несовместимость этнонациональных различий могут стать стимулом развития. Диалектика познания выстраивается на сути универсума, в его системной взаимосвязи и динамике развития. Любое этнонациональное есть единство положительного и отрицательного. «Отрицание непосредственно противостоит реальности: в дальнейшем в сфере собственно рефлектированных определений оно противопоставляется положительному, которое есть рефлектирующая в отрицании реальности реальность, в которой светится то отрицательное, которое еще скрыто в реальности как таковой»[271]. И обе эти стороны в этнонациональном развитии многообразны, но тождественны. Диалектика противоречивого взаимодействия противоположных сторон есть сущность даже этнонационального, а не только межнационального. Здесь проявляется еще диалектика внутреннего и внешнего в функционировании единого универсума – многонационального народа страны. Здесь применительно и замечание Г.В.Ф. Гегеля о том, что «каждое соотносится с собой, лишь соотносясь с другим»[272]. Внешние противоречия – суть внутренних противоречий. Поэтому этнонациональный конфликт – это не столько отношения, состояние или вина той или иной этнонации, а вместе с тем и собственное этнонациональное состояние. На деле немцам и Германии перед приходом Гитлера никто не угрожал извне. Угроза пошла изнутри. Национальное сознание немцев не справилось с раскрытием своей сущности, оно оказалось неспособным удержать в себе противоречивость развития национального самосознания немцев, взбудораженного в том числе и творческим потенциалом великих немецких мыслителей. Мышление нацизма, фашизма носит антидиалектический характер и ведет к тупику, деградации, а значит, и к конфликту. Гегель предлагает в подобных случаях «погружение в основание», т. е. познание, раскрытие сути собственно этнонационального. Противоречия в этнонациональном, которые призваны расширить, умножить потенциал самобытности, направляются в сторону внешних вопросов. И таким образом, в нацизме, фашизме растрачивается энергия собственного развития на борьбу с другим. «Погружение в основание» – это раскрытие сути и богатства самобытности, а при проекции на внешний фактор оно оборачивается самодискредитацией, деградацией самости, сути. Как бы позитивно утверждая себя, преувеличивая и возвеличивая, этнонациональное как бы возбуждает отрицательное, то есть происходит отрицание самого себя. В. Соловьев еще в XIX в. сделал открытие, что самовосхваление, самообожествление этнонационального есть лестница, по которой этнонация продвигается, падая и уничтожая себя в собственном невежестве. Это было великое открытие, к которому мир не прислушался и заплатил огромную цену за это. Те, кто кричит «Хайль», «Слава» и даже (да простит меня Аллах) «Аллаху Акбар» к месту и ни к месту, чрезмерно далеки от национальности и веры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.