Глава 30 БОРЬБА ПЕРСЕЯ С РИМЛЯНАМИ. ТРЕТЬЕ УТВЕРЖДЕНИЕ РИМСКОГО ГОСПОДСТВА. БИТВА ПРИ ПИДНЕ (168 г. до н. э.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 30

БОРЬБА ПЕРСЕЯ С РИМЛЯНАМИ. ТРЕТЬЕ УТВЕРЖДЕНИЕ РИМСКОГО ГОСПОДСТВА. БИТВА ПРИ ПИДНЕ (168 г. до н. э.)

Персей стал преемником отца в 179 г. до н. э. и очень скоро доказал, что не имеет пороков, уничтоживших влияние Филиппа V. Он был превосходным солдатом, придерживался строгой морали и имел отличные манеры. Понятно, что он унаследовал глубокую ненависть к римлянам и был обучен только одной политике, способной принести ему некоторый успех. Речь идет о его упорном намерении стимулировать эллинистические чувства против римлян, установить дружественные отношения со всеми греческими государствами и создать союз, прежде чем нанести удар. Можно было не сомневаться: за ним станут следить, чтобы обвинить во всех грехах Рим, как это сделал царь Пергама, как только появятся подозрения о военных приготовлениях македонского царя! Кроме того, к нему не станут присоединяться греки, выжидавшие, пока не будет достигнут некий показательный успех. Страх перед Римом был велик, и осторожность заставит их сохранять лицо перед западными варварами, пока не появится возможность их сбросить. Поэтому Персей всячески старался соблюдать осторожность, и прошло пять лет, прежде чем он решился публично продемонстрировать свою силу.

Тем временем ситуация в Греции и Малой Азии постепенно ухудшалась. Римляне создавали или поддерживали проримские партии в государствах, действовавших в их интересах, и верили или изображали уверенность в том, что не может быть мира и безопасности без зависимости от Рима. С другой стороны, повсеместно существовали национальные партии, яростно сопротивлявшиеся всем попыткам объединения, считая это предательством и отстаивая право каждого греческого полиса жить по собственным законам. Неуверенная позиция римского сената возбуждала надежды и враждебность обеих сторон. С одной стороны, сенат часто и открыто признавал, что каждое греческое государство должно иметь свободу и местное управление. С другой стороны, любой практичный политик, отправленный на Восток, понимал, что активное вмешательство в эту свободу необходимо, чтобы сохранить жизнь и процветание богатых классов, если, конечно, римляне не готовы в ближайшем будущем объявить о независимости греков. Добавим, что характер и ум римлян — их гордость, узкий кругозор, плохое образование, пожалуй, даже глупость в сравнении с сообразительными греками — были весьма неприятными для остальных. Римлян не любили из-за надменности и властолюбия, проявляемых по отношению даже к самым достойным и уважаемым людям. К тому же они постоянно вмешивались в то, что мы можем назвать государственной собственностью, причем самым несправедливым и неразумным образом. Сначала они санкционировали Ахейский союз и выделили территорию на материке родосцам. Потом, когда члены союза или города на родосской территории пожаловались на жестокое обращение и обратились к римлянам с просьбой об освобождении, их защитили от хозяев, которым не было позволено навязывать законы или применять другое насилие.

Существует любопытная аналогия всего этого с современной Ирландией (1886 г.). Как здесь противоборствующие стороны настолько враждебны и ожесточены, что ни одна не признает достоинств другой, так и патриотическая партия Греции считала любого сторонника римлян предателем и разбойником. Во время перерыва в военных действиях Калликрат стал главой римской партии в Ахейском союзе. Полибий обвинил его в том, что он в 180 г. до н. э. совершал поездку в Рим, будучи одним из трех уполномоченных представителей, и там достиг тайной договоренности с сенатом. Он убедил римлян, что никакого мира и покорности в Греции нет и быть не может без повсеместной защиты аристократов и возвращения им собственности после изгнания. В то же время Полибий утверждает, что ахейцы — послы в Риме — ничего об этом не знали.

Здесь тоже во главе угла находился земельный вопрос. Упадок Греции увеличил нищету. Власть Рима уже остановила прибыльные войны наемников между суверенами эллинистического мира, и бедняки — мы видели это уже при Агисе и Клеомене — начали грабить своих более богатых соседей. В демократических конституциях единственной возможностью безопасности для богатого меньшинства была поддержка Рима, чужеземной силы, призванной не допустить беспорядков в подчиненных странах.

Из сказанного ясно, что в руках Персея было довольно много козырей — оставалось только верно их разыграть. Народ повсеместно считал, что власть Македонии намного предпочтительнее римской. Даже жители Родоса полагали, что в конце концов Рим разрушит их торговлю.

В 174 г. до н. э. Персей произвел пробную демонстрацию силы — наказал долопийцев (пиратов) за убийство македонского чиновника и продемонстрировал свою армию в Дельфах. Разумеется, Эвмен сразу устремился в Рим с жалобами и предостережениями — каждая сторона предвидела приближающиеся сражения. Персей стал искать союзников среди греков. И хотя беднейшие классы повсеместно выступали за него и во многих местах начались кровавые восстания против богачей, проримская партия сумела добиться, чтобы его официальное предложение о союзе с ахейцами было отвергнуто. На азиатском берегу, где Эвмена боялись и ненавидели, и большие города Геллеспонта, и родосцы были расположены стать на сторону Персея, но все боялись заявить о своих намерениях.

Послы из Рима прибыли в Македонию в 172 г. до н. э. с заявлением, что царь не соблюдает условия соглашения с Филиппом V. Персей ответил так, словно был уже полностью готов к войне — отверг свои обязательства по договорам отца. Война началась в конце года прибытием войск из Италии в Аполлонию. Оказалось, что Персей, годами готовившийся к этой борьбе, проявляет нерешительность. Вместо того чтобы сразу мобилизовать свою армию, войти в Грецию и дать возможность присоединиться к нему многочисленным партизанам в каждом государстве, он пребывал в бездействии. А римские посольства в это время проследовали по всей Греции и берегам Эгейского моря, устрашая эллинистический мир и требуя поддержки. Персей даже позволил римскому гостю, Квинту Марцию, ввести себя в заблуждение. По его настоянию царь направил в Рим посольство для обсуждения условий мира — и это когда война была уже делом решенным. Этот самый К. Марций сыграл далеко не положительную роль в истории своего времени. Его дипломатия, основанная на позорной лжи и мошенничестве, вызывала возмущение римских аристократов старшего поколения.

И дипломатия, и стратегия в этой войне показывали любопытную и быструю дегенерацию в римском характере. Хотя римляне обеспечили по крайней мере материальную поддержку от всей Греции и имели крупную армию и флот, первой кампанией командовал настолько некомпетентный консул П. Лициний Красс, что Персею поначалу удалось добиться существенной победы, и, прояви он достаточную энергию, он наверняка сумел бы разбить римскую армию. Помимо некомпетентности римляне демонстрировали жестокость и варварство, даже в отношении дружественных к ним государств. Все это, естественно, возбуждало надежды национальных партий в каждом государстве, и война приняла весьма серьезный характер. Консул и флотоводец следующего, 170 г. до н. э. вели себя ничуть не лучше и были виновны в аналогичных актах чудовищного угнетения и жестокости. Все это время Персей колебался и, что еще хуже, не спешил открыть казну и заплатить северным варварам, которые были его единственными эффективными союзниками. Следующий консул, наш лживый знакомый К. Марций, был активнее и довел свою армию до Македонии, но там все его связи нарушились, а наступление было остановлено Персеем, который занял сильную позицию.

Только когда был назначен знаменитый Л. Эмилий Павел, родственник великого Сципиона и отец Сципиона, разрушившего Карфаген, война приблизилась к завершению. Сначала Персея выманили с его сильной позиции, а потом он потерпел поражение при Пидне (июнь 168 г. до н. э.). В этом сражении фаланга снова атаковала и отбросила римскую пехоту, и Эмилий Павел признавался, что дрожал за свою армию. Но Персей, командовавший кавалерией, согласно введенной Александром моде не атаковал, когда легионы пребывали в смятении, а быстрое наступление фаланги нарушило ее боевой порядок. Тогда римляне перестроились и уничтожили ее. Александр обладал глубокими знаниями относительно возможностей использования фаланги, которую он никогда не использовал для атаки. Если бы при Пидне македонской кавалерией командовал военачальник вроде Филопемена и повел ее в атаку, когда легионы оказались в беспорядке, македонцы, скорее всего, одержали бы верх. А так царь бежал в Самофракию, где был взят в плен римским флотоводцем.

Даже Эмилий Павел, хотя он смог восстановить дисциплину в римских войсках и сделать их эффективной армией в поле, не сумел удержать в узде их алчность и жестокость. Он, гордый римлянин с древней родословной, с большим уважением относился к искусству и культуре Греции и с радостью выказал бы симпатию к покоренному врагу. Но декрет комиссии по Македонии, с которым он не мог не согласиться, был, вероятно, самым жестоким из всех, доселе изданных в Риме. Первым делом царство лишилось правящих классов, включая чиновников — их перевезли в Италию, чтобы они жили в уединении и убожестве (мы так считаем), если не в плену, в городах среди своих завоевателей. Сам царь, после того как его показали в триумфальной процессии Эмилия Павла, исчез, и мы точно не знаем, что с ним стало. (Умер в плену в 166 г. до н. э. Его гробница найдена близ города Л’Акуила, область Абруцци в Центральной Италии. — Ред.) Его сын впоследствии зарабатывал себе на жизнь помощником аукциониста. Иными словами, к последнему отпрыску великой царской семьи римляне отнеслись безо всякого уважения. Македония была разделена на четыре части, так надежно изолированные, что обитатели одной из них не могли приобретать собственность и заключать браки с жителями другой. Понятно, что римские торговцы — их защищала политика тирании и угнетения — могли пересекать любые границы и вскоре несказанно разбогатели. А македонцы, напротив, влачили жалкое существование, но не смирились с ним, и уже двадцатью одним годом позже кровавые восстания заставили римлян превратить эту страну в прямую римскую провинцию. И не важно, что с жителей требовали только половину налога, выплачиваемого прежним царям. Рудники были закрыты, вывоз леса запрещен — в общем, делалось все, и не без успеха, чтобы довести благородный и свободный народ до голода и нищеты.

Также, по специальному распоряжению сената, в Эпир, жители которого выказывали активную симпатию Персею, вторглись войска Эмилия Павла. Эпирские города были разграблены, большая часть населения уничтожена, 150 тысяч человек проданы в рабство.

Даже своему доверенному агенту и другу царю Пергама Эвмену II римляне дали понять, что теперь, когда он уже не может быть им полезен, его прежние заслуги не имеют особого значения. Они натравили на него царя Вифинии и галатов, и Эвмену II пришлось проявить величайшее терпение и приложить огромные дипломатические усилия, чтобы сохранить царство и передать его своему преданному брату Атталу II. Кстати, последнего сенат неоднократно, хотя и тщетно старался натравить на брата. Хорошо известно, что следующий царь, Аттал III, тридцатью годами позже (в 133 г. до н. э.) завещал свое царство непосредственно «римскому народу». Правда, хватало людей, утверждавших, что завещание — подделка, и, учитывая общий характер римской дипломатии, это было не так уже невероятно.

Политика Рима на Родосе была не менее скандальной и представляет очередной пример жестокой грубости, с которой римляне претворяли в жизнь свое намерение монополизировать мировую торговлю. Они совсем недавно обнаружили, какие богатства можно получить благодаря морской торговле с чужеземцами, и были исполнены решимости оставить этот источник обогащения для себя, уничтожив всех конкурентов. Однако родосцы пришли в лагерь К. Марция, чтобы предложить посредничество между римлянами и Филиппом V, иными словами, чтобы предложить мир, как делали это в каждой эллинистической войне в течение столетия, утверждая, что их торговые интересы есть интересы мира. Лживый консул, чтобы поставить родосцев в затруднительное положение, внушил им, что они должны ехать в Рим, где их примут с почетом. В Риме же это посольство посчитали неслыханной дерзостью, а если учесть только что поступившие новости о сражении при Пидне, еще и нелепостью. Так римские военная партия и торговая партия, которая также занималась подстрекательством, хотя и не появлялась на сцене, ухватились за возможность уничтожить этих стародавних и уважаемых союзников. Родосцев едва не постигла судьба македонцев. Можно сказать, большой уступкой со стороны римлян было то, что они всего лишь лишили островитян всех территорий на континенте, данных им Римом после Магнесии, и, по сути, разрушили торговлю, объявив свободным портом остров Делос (Дилос). Понятно, что одним из правил Родосского союза было требование фиксированных портовых сборов в каждом порту. Годовой доход островитян из этого источника сразу упал с 40 до 6 тысяч фунтов стерлингов.

Таким образом, римляне, сокрушив своих врагов на Востоке, приступили к подавлению союзников. Они отлично понимали, что Рим сделал вполне достаточно, чтобы заслужить лютую ненависть всего эллинистического мира, и, в то время как мелкие государства тщательно соблюдают условия договоров и соглашений, общественное мнение все чаще обращается против них самих. Самый показательный пример — случай с Ахейским союзом. Этот союз поддерживал Рим в войне с Персеем и выполнил все желания римлян, хотя национальная партия выступала против. К. Марций лез из кожи вон, использовал все свои лживые методы, стараясь спровоцировать ахейцев, но непоколебимая честность их лидеров делала это невозможным. Наконец римляне провели формальное исследование общественного мнения (167 до н. э.), и, когда честный Ксенон объявил, что национальная партия готова держать ответ перед кем угодно, даже перед римским судом, его поймали на слове. Ведущие народные лидеры — их было больше тысячи — были депортированы в Италию, где удерживались без всякого процесса семнадцать лет, несмотря на постоянные запросы и посольства. Наконец в 150 г. до н. э. триста человек, оставшихся в живых, возвратились домой. Они стали яростными и непримиримыми врагами Рима и были глухи к любым чувствам, кроме мести.

И в начале 146 г. до н. э. сюда вторгся консул Луций Меммий, разбивший, несмотря на отчаянное сопротивление, войска Ахейского союза. Коринф был разрушен до основания и сожжен. Все это, а также разрушение Карфагена, случившееся в том же году, завершило политику торговой партии. Теперь у торговли Рима не было конкурентов на Средиземном море.

Ахайя была сокрушена и доведена до отчаяния подлой несправедливостью, а мир получил бесценные исторические труды Полибия. Он был одним из вышеупомянутой тысячи пленных, всегда активно участвовал в жизни союза, стратегом которого нередко бывал его отец Ликорт. Еще будучи юношей, он нес к могиле прах Филопемена, впоследствии был с посольствами в Египте и Пергаме. После Пидны он охотился вместе с сыновьями Эмилия Павла в богатых охотничьих угодьях Персея, забытых во время войны и полных дичи. Он изучал не только политику, но и военное дело. Увезенный в Италию, он, благодаря влиянию Эмилия Павла, поселился в его доме и получил возможность вращаться в лучших кругах общества. От своих римских знакомых он узнал о деяниях великого Сципиона во Второй Пунической войне, о весьма своеобразном решении вопросов войны и мира римлянами. Они же подсказали ему идею написания «Всеобщей истории» (в 40 книгах, из которых полностью сохранились лишь первые пять), начиная от времени перед Второй Пунической войной (220 до н. э.; война началась в 218 до н. э.) до падения Коринфа (146 до н. э.). Эта книга — ключ к истории эллинизма. Написана она, конечно, с соблюдением римских интересов и преувеличивает достоинства Сципиона, чтобы польстить его потомкам, которым Полибий зачитывал главы из своей «Всеобщей истории». Она же защищает Ахейский союз и его национальную партию. Но тем не менее в целом это замечательное, умное произведение и дает нам, даже в отрывках, больше исторических фактов, чем все греческие историки вместе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.