Глава 17 ЦАРЬ СПАРТЫ АГИС IV — ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТЕОРЕТИК СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Глава 17

ЦАРЬ СПАРТЫ АГИС IV — ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТЕОРЕТИК СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Мы отметили, что Арат не был ни философом, ни теоретиком. Он был практиком, часто дипломатом, проводящим своеобразную политику, подгоняемый амбициями или, возможно, руководствуясь некими высшими принципами, но, как мы увидим, он никогда не действовал без зависти и эгоизма. Он жил в столетии, когда благородными умами прочно владела практическая философия, а такие люди стремились воплотить свои теории в жизнь. Некоторые философы, как те люди в Сикионе, считавшиеся друзьями Абантида, которые заманили его на дискуссию в свой сад, где он был убит, были решительными противниками монархии, все еще находясь во власти старого греческого инстинкта республиканской свободы. Это чувство было настолько сильным в Эпире, что, когда дочь Пирра царица Деидамия потеряла двоих сыновей, наследников трона Пирра, народ в 234 г. до н. э. решил упразднить монархию, пусть даже старую, наследственную, имевшую славное прошлое, и создать федерацию городов, несомненно по образцу Ахейского союза. С другой стороны, серьезные мыслители, в первую очередь стоики, видели в правлении одного человека единственную гарантию против социализма и власти толпы. Одни писали трактаты на эту тему, другие даже сами стремились к такой власти, чтобы претворить свои теории. Последнее, вероятнее всего, можно отнести к галантному Лидиаду, тирану Мегалополя (235 до н. э.). Когда он обнаружил, что риск и опасности для народного благополучия превышают преимущества, которые он надеялся дать людям, он добровольно отказался от власти и стал вместе со своим городом лояльным и очень ценным членом Ахейского союза.

В Греции было одно государство — Спарта, где монархия была настолько древней и уважаемой, что там, если это вообще было возможно, царь не вызывал недобрых чувств. Но раздел трона (было два царя одновременно) и приход к власти эфоров уже давно свели царскую власть к положению сходному с современной британской монархией, имеющей высокий престиж и большое влияние в политической жизни, но не контролирующей правительство страны. Идея вновь обрести реалии этой древней наследственной власти и попробовать воссоздать нечто подобное в Греции, но не с выскочкой-тираном, а с высокородным и уважаемым представителем знати, была чрезвычайно привлекательной для многих.

Рассказ Плутарха о Спарте тех далеких лет очень любопытен. В то время как старые формы конституции сохранялись, социальные условия в стране изменились. Чистокровных спартанцев осталось не больше семи сотен, и всей собственностью владела сотня семейств, остальные были нищими и не имели равных гражданских прав. Более того, значительная часть собственности находилась в руках женщин, вероятно из-за обычая делать наследницами дочерей, обделяя сыновей. По нашему мнению, спартанцы тех дней считали, что сыновья сами могут обеспечить себе независимость и даже богатство, став наемниками, да и вдали от Спарты им будет лучше. А дочери, не имея состояния, становились беспомощными и презираемыми окружающими, зато, обладая средствами, они пользовались влиянием и уважением в обществе. Но, как это обычно случается, эта, как и любая другая, мера предосторожности не избавила Спарту от обедневшей знати — так сказать, мелкопоместного дворянства. Так сформировался большой и опасный класс нуждающихся или обремененных долгами людей, которые продолжали вести праздный образ жизни, завидуя и ругая богатое меньшинство и тоскуя о старой полумифической прославленной жизни при Ликурге, которую многие законодатели-теоретики, такие как Платон, сделали моделью идеальной республики. Здесь мы встречаемся с земельным вопросом в самой тяжелой форме, а вместе с ним возникает и более масштабный вопрос — о социализме, праве бедных на равенство с богатыми во всех отношениях.

Агис, благородный энтузиаст, юный и полный надежд, так далеко не заглядывал. Он только хотел применить снова предполагаемые мероприятия Ликурга — раздел земли в долине Спарты (долина реки Эврот). Самые богатые, лучшие наделы должны быть выделены 4500 безземельным спартанцам, остальные распределены между 15 тысячами периэков — так называлось подчиненное Спарте население (которые таким образом становились гражданами). Люди должны отбираться крепкие и сильные, способные носить оружие, пусть даже из числа чужеземцев, если местного населения не хватит. Далее следовало обычное предложение ликвидировать все долги. Оно было поставлено дружелюбно настроенным эфором перед собранием (243 до н. э.) и, конечно, встретило яростную оппозицию. Намерения Агиса были самыми серьезными. Он убедил свою мать, бабушку, а также всех своих друзей и знакомых последовать его примеру и отдать всю свою собственность государству. С ним были все молодые и нуждающиеся, а также те богатые люди, которые имели долги и стремились от них избавиться, но не лишиться своей собственности. Более того, поскольку царь не тронул старую конституцию, можно было использовать ежегодные выборы эфоров, чтобы сорвать его реформы. Это и было сделано с помощью царя Леонида, которого консервативная партия вернула из изгнания. Молодой царь, не имевший выдающихся военных достижений и не позаботившийся защититься от преследований закона, был вызван к эфорам и нашел убежище в храме Артемиды. Оттуда его выманил кто-то из его же спутников, и в 241 г. до н. э. царь был убит в тюрьме по приказу эфоров. Вместе с ним погибли его благородные мать и бабушка, поспешившие на помощь. Полное описание этой патетической трагедии приведено у Плутарха в жизнеописании Агиса. Брат казненного царя был изгнан, а царь Леонид стал хозяином положения.

Каково было отношение Арата и Антигона II Гоната к этому молодому герою? Для обоих он представлял собой большую опасность. Ведь если Спарта восстановила бы свое главенствующее положение на Пелопоннесе, то с федерацией, ставшей делом жизни Арата, было бы покончено. Престиж Спарты был так высок, что ни один греческий город не стал бы присоединяться к Ахейскому союзу, если бы мог получить те же преимущества или даже меньшие от Спарты. У Арата не было явных оснований для ссоры. Более того, он должен был искать союза с Агисом против их общего врага, которого послал против них Антигон I Гонат, их соперник в борьбе за господство на Пелопоннесе. В великом вторжении этолийцев, которое достигло самой Спарты, вершилось много грабежей и убийств, несомненно имея в виду глубинную цель — сделать юного царя непопулярным. Чтобы противостоять возобновлению этого вторжения, Арат и Агис согласились объединить свои силы возле Коринфского перешейка и отбить нападение этолийских разбойников. Но когда армии разбили лагерь вместе, Арат решил, что спартанский царь для него опаснее, чем враг. Где бы ни появился Агис, за ним шли толпы народа. Он вдохновлял энтузиазм людей своим боевым духом, а также откровенностью и превосходным воспитанием, которого нельзя было не заметить, тем более в сравнении с искателем удачи, желательно денежной, из Сикиона [15]. А главное, нуждающиеся и недовольные, услышавшие о грандиозных планах Агиса по распределению земли и ликвидации долгов, провозгласили его освободителем и великим реформатором, выразителем новых идей в политической экономии и праве. Ничто не могло быть неприятнее для Арата. И дело даже не в зависти, которую мелочная натура испытывает к герою, и не в презрении практичного человека к идеалисту. Арат был человеком богатым и действовал в интересах своего класса. Как мы увидим чуть позже, конституция Ахейского союза давала преимущество богачам. Более того, Арат надеялся сохранить свое преимущество и с помощью золота Египта, с помощью своей союзной армии. Это его должны были превозносить бедняки и его влияние укреплять. Поэтому он отклонил помощь Агиса и предпочел поражение в кампании опасному союзу с более привлекательным и ярким царем-революционером. Антигон II Гонат тоже в последние дни своей жизни был избавлен от этой опасности, хотя потеря Коринфа, который он захватил, а потом утратил в результате военной хитрости, была серьезной. Но царь был слишком стар, чтобы ввязываться в новые войны, и старался перед смертью укрепить мир в своем царстве.

Давайте рассмотрим устройство Ахейского союза, который теперь занял видное место в нашей истории.