Глава 21. Вынужденное возвращение на родину, или Ретирада Одноглазого Пунийца из Италии

Глава 21. Вынужденное возвращение на родину, или Ретирада Одноглазого Пунийца из Италии

Пока в Риме «судили да рядили» – как быть с Карфагеном?! – в Италию спешно прибыли карфагенские гонцы – на север Апеннинского полуострова к Магону и на юг итальянского «сапожка» к Ганнибалу – с одним и тем же требованием: немедленно вернуться со своими армиями в Африку. Если у Магона был свой собственный флот и сам он слыл весьма удачливым флотоводцем, то для доставки солдат Ганнибала очень пригодились захваченные в Утике несколько десятков римских транспортных судов.

Вот как это случилось.

…Большой Совет Карфагена в надежде лишить римлян флота спешно послал все свои корабли атаковать римские суда под Утикой!

Только бдительность конной разведки, вовремя донесшей Сципиону о замеченной идущей на Утику карфагенской флотилии, позволила ему избежать больших неприятностей, если не катастрофы. Он сразу понял, что его корабли, нагруженные осадными машинами и переоборудованные в транспортные суда, не пригодны для морского сражения. Взяв с собой лишь легковооруженную пехоту, римский полководец, не мешкая, кинулся в Утику. Готовить корабли для боя уже не было времени, и он решил поставить свои немногочисленные военные корабли на якоря поближе к берегу и прикрыть их с моря тремя-четырьмя рядами транспортов, связанных вместе цепями и канатами в плавучую защитную стену. По его приказу с одного транспорта на другой были переброшены трапы, чтобы солдаты могли легко передвигаться с одного судна на другое. В некоторых местах между судами были оставлены промежутки, через которые могли бы выскакивать навстречу врагу небольшие суда на веслах. Всего на транспортах была размещена тысяча отборных пехотинцев, в достатке вооруженных разнообразным метательным оружием.

Поступая так, Сципион собирался огневой мощью остановить атаки врага!

Только-только римляне успели завершить свою экстренную подготовку к оборонительному бою, как карфагеняне уже показались на горизонте. Озадаченные увиденным, пуны все же перешли в атаку. Им пришлось нападать на необычный боевой строй: кораблями атаковать… морскую стену из судов! Карфагенян было больше, но это их преимущество обесценивалось тем, что римские транспорты были выше, чем карфагенские военные суда, и пунам приходилось бросать свои дротики или стрелять из луков вверх, тогда как римлянам, наоборот, сверху легче было целиться, и к тому же их метательные снаряды, брошенные сверху, летели с большей убойной силой. Зато другая задумка Сципиона – посылать через промежутки между своими транспортами легкие гребные суда для атаки на карфагенские военные корабли – тут же провалилась. Более тяжелые суда пунов просто опрокидывали их благодаря своему весу и инерции движения. Оставшиеся на плаву римские мелкие суда так перемешались с вражескими кораблями, что только мешали огню своих стрелков с транспортов. Здесь Сципион явно просчитался: нельзя механически переносить приемы сухопутного боя в морскую схватку – везде свои особенности, и их нужно учитывать, если хочешь побеждать.

В общем, Сципион-полководец оказался не ровня Сципиону-флотоводцу!

Карфагеняне, более искусные в военно-морском бою, все же нашли способ разорвать монолитность вражеского строя!

Они принялись закидывать на римские транспорты длинные балки с огромными крюками, прикованные цепями к собственным кораблям. Пунийские гребцы работали так мощно и слаженно, что цепи и канаты, сковывавшие римские транспорты друг с другом, лопались, и порой один пунийских корабль вытаскивал за собой сразу несколько римских. Так, им удалось вырвать из первого ряда римской «стены» немало транспортов: трапы между ними полетели в воду и римские стрелки с дротикометателями еле-еле успели перескочить на корабли второго ряда. Правда, взломать вторую линию оказалось гораздо труднее – тут они оказывались под столь яростным перекрестным огнем врага, что сочли за благо довольствоваться достигнутым.

Таща на буксирах свои шестьдесят трофейных кораблей врага, пуны вернулись в Карфаген.

Эта небольшая, но все же победа на море придала им силы для организации дальнейшего сопротивления Сципиону…

Сам Одноглазый Пуниец, умело отбивавшийся от вяло теребивших его численно превосходивших легионов римских полководцев Публия Семпрония Тудитана и Публия Лициния Красса, тем временем все еще сооружал памятник своему 15-летнему пребыванию на землях Италии. Будучи на южной оконечности Апеннинского полуострова в Кротоне, он решил украсить храм Юноны своей мемориальной бронзовой доской. Увидев и изучив за время пребывания в Италии множество латинских досок, рассказывающих об отличиях, титулах и победах, одержанных римскими патрициями, он решил увековечить в камне и свои немалые деяния.

Это был прощальный жест человека, 15 лет державшего в страхе римский народ и его правителей.

Летом 203 г. до н. э. судорожные усилия Карфагена затянуть (или возобновить?) военные действия на территории Италии (вплоть до диверсионного похода на Рим?) потерпели окончательное фиаско. В окрестностях Медиолана (ныне Милан) от 14 до 18 тыс. наемников Магона (из них только 2800 приходилось на кавалерию) оказались разбиты четырьмя легионами претора Публия Квинктилия Вара и проконсула Марка Корнелия Цетега. Не помогли вожаку пунов и привезенные из Африки 7 боевых слонов.

А ведь поначалу, когда на поле боя столкнулись пехотинцы, царило равновесие!

Когда Квинктилий ввел в дело свою кавалерию, Магон противопоставил ей своих слонов, и всадники потеряли власть над перепуганными лошадьми. Тогда обе стороны бросили в бой пехотные резервы, и снова «нашла коса на камень»! Лишь нападение римских метателей дротиков (по некоторым данным, чуть ли не все гастаты XI легиона разом бросили все свои пилумы в цель?!) на слонов привело к решительному перелому в пользу Рима. Раненные огненными дротиками либо просто утыканные ими подобно дикобразам, животные обратились в бегство (четверо и вовсе погибли от ран), давя свою же пехоту. И только тогда снова в бой вступили римские всадники. Под их напором пунийские наемники начали пятиться назад. И в этот самый ответственный момент сражения случилось непоправимое: отчаянно бившегося в первых рядах младшего брата Ганнибала тяжело ранили в бедро.

Потеряв вожака, наемники побежали.

Потери Магона Баркида составили примерно 5 тыс. воинов, но и римляне оставили на поле боя порядка 2300 легионеров!

Эта неудача заставила Магона вернуться к морю, в Лигурию. Именно там его и застал приказ Большого Совета Карфагена срочно возвращаться домой. Как известно, карфагенянам уже было не до Италии и Ганнибала: на побережье их родины уже высадились римские легионеры Сципиона и победоносным маршем уже идут на Карфаген. По дороге домой Магон, проплывая мимо острова Сардиния, умер от последствий раны, полученной под Медиоланом.

Впрочем, есть и другие версии печального финала судьбы младшего брата Ганнибала, но большинством здравомыслящих историков они ставятся под серьезное сомнение.

Со смертью Магона рухнула последняя надежда Ганнибала на перелом в ходе неудачно складывавшейся для него «Ганнибаловой войны». Делать ему в Италии уже было нечего, тем более, что развязанная им тут 15 лет назад война теперь перекинулась за море на… его родину. Карфаген оказался в огне! И все это произошло «благодаря» очевидцу его первого успеха в далеком ныне 218 г. до н. э. в бою при Ломелло – Публию Корнелию Сципиону-Младшему. Юнец возмужал, набил руку, громя его братьев в Иберии, и теперь пришла пора самому Ганнибалу «унять широко шагающего мальчика, а не то поздно будет».

Такие или примерно такие мысли могли тяготить «усталого героя давно минувших дней» – Ганнибала Баркида и понудить его к очной встрече с неугомонным Сципионом на земле своих предков.

Теперь его Отечество в опасности, и настал его черед постоять за Отчизну!

…Кстати сказать, нам доподлинно неизвестно, когда состоялось и в чью пользу сложилось последнее сражение Ганнибала с римскими легионами на земле Италии. Поговаривали, что это могло случиться где-то в окрестностях Кротона. Все остальное уже не так интересно, поскольку поход в Италию провалился, а его несколько подзабытая им родина настойчиво потребовала немедленного возвращения своего лучшего полководца назад, чтобы дать отпор врагу под стенами Карфагена…

Если флотилия Магона, перегруженная балеарцами, лигурийцами и галлами, сумела-таки прорваться в Африку, потеряв, правда, при этом своего вожака, то как ухитрился выбраться из Италии Одноглазый Пуниец, истории осталось неизвестно. Как он это проделал, непонятно, ведь его сторожили две римских армии. Они были способны разгромить его войска во время посадки на корабли. Во время погрузки его должны были потопить римские флотилии, но они предпочли сторожить его в море и там «благополучно» проворонили.

В общем, Ганнибал выкинул свой последний трюк: он ушел незамеченным.

Поскольку о последних месяцах и днях, проведенных Ганнибалом в Италии, до нас дошли слишком противоречивые сведения, то лучше их и не ворошить.

Осенью 203 г. до н. э. после 15-летней войны на вражеской земле пунийский полководец оставил так и не завоеванную им Италию, чьи горы навсегда исчезли за кормой его корабля. Ходили слухи, что, покидая Италию, он вроде бы проклинал себя за то, что не повел свои войска сразу же после Канн на Рим и, перебив чуть ли не 100 тысяч римлян и их союзников при Ломелло, Треббии, Тразименском озере и Каннах, все оставшееся время бродил по Италии! Впрочем, это были лишь слухи…

Прежде чем покинуть Апеннинский полуостров, он оставил людям право выбора: следовать за ним или оставаться в Италии. Немало наемников ушло с ним, но какая-то часть предпочла остаться, надеясь раствориться на лесисто-гористых просторах благодатной Италии. (Рассказы античных проримски настроенных авторов, что по приказу Ганнибала их немедленно перебили, кое-кто из современных историков считает очередными «ужастиками» к портрету коварного и кровавого Одноглазого Пунийца, с годами обраставшего все новыми и новыми демоническими деталями!) Вторгнувшись в Италию полтора десятка лет назад с превосходно обученными и закаленными африканцами и иберами, большинство из них Ганнибал потерял – они попросту «растаяли» за долгие годы бесчисленных походов, стычек, боев и битв на полях благодатной Италии – и теперь он покидал ее с галлами и бруттийцами. Немногочисленных остававшихся еще живыми слонов пришлось бросить на произвол судьбы, а всадникам заколоть своих скакунов, для которых не оказалось места на кораблях конвоя. Нехватка хорошо обученной кавалерии скоро станет для Ганнибала роковой.

Не исключено, что вместе с ним отплыло всего от 12 до 15 (максимум 18?) тысяч (а не 24 тысячи, как это часто утверждали античные историки) отборных солдат – ветеранов его Итальянской кампании (вполне возможно, среди них встречались даже участники легендарной Каннской резни и даже побоища у Тразименского озера?!), так красиво и многообещающее начавшейся и так печально и безрезультатно закончившейся.

Покинув родную африканскую землю еще ребенком, спустя без малого 36 лет он снова оказался дома, но уже немало повидавшим и пережившим (так, оба его младших брата уже были мертвы), поседевшим и покрытым шрамами, одноглазым 44—45-летним мужчиной. Он исколесил всю Италию вдоль и поперек, дал множество сражений, применил тысячи уловок, одержал блестящие победы, провел массы переговоров с местными племенами и народами, но все оказалось напрасным, и ему пришлось ретироваться, чтобы спасать родную землю.

Оказавшись в Африке, Ганнибал первым делом отправился в свое родовое поместье (его предки были богатыми землевладельцами) в Малом Лептисе (совр. Ламта), где его солдаты высадили привезенные с Апеннинского п-ова знаменитые италийские оливковые деревья, столь полюбившиеся их вождю за долгие годы.

…Между прочим, для Публия Корнелия Сципиона неожиданное появление Одноглазого Пунийца стало неприятной неожиданностью, хотя внутренне он, конечно, был к этому готов. И все же он, как многие другие, не мог понять, как сразу двум карфагенским армиям удалось столь быстро перебраться через море на родину, да еще и почти без потерь?! Получалось, что все напророченное покойным Медлителем (Квинт Фабий к тому моменту уже ушел в иной мир – мир Мрака и Теней) начинало сбываться?! Педантичный Кунктатор, как известно, не уставал ехидно твердить, что неуловимый Ганнибал будет более опасным врагом в собственной стране, чем в чужой, а амбициозному Сципиону придется иметь дело не с престарелым царьком нумидийских орд Сифраксом и не с полководцами типа Гасдрубала Гискона и их спешно набранными, плохо вооруженными войсками, а с самим одноглазым карфагенянином, чьи ветераны прекрасно знали, как нужно проливать кровь римлян. Оставалось только надеяться, что новый римский легион, ведомый Нероном из Италии, и нумидийская конница Массанассы из глубин царства свергнутого Сифакса, за которой он уже неоднократно посылал гонцов, успеют прибыть раньше, чем Ганнибал сформирует из своих ветеранов, наемников Магона и карфагенских рекрутов Ганнона новую боеспособную армию. Армию, с которой Сципиону предстоит сойтись в генеральном сражении «Ганнибаловой войны», возглавляемой самым прославленным полководцем той поры…

Поскольку карфагенское «знамя» борьбы с Римом – легендарный Ганнибал, с которым карфагенский народ теперь связывал все свои надежды на изгнание Сципиона – прибыл на родину, то мирные переговоры (в основном усилиями пунов – например, нападение на римский флот у побережья Утики, на послов Сципиона в устье р. Баграды и другие «козни» со стороны партии «войны», возглавляемой снова поднявшими голову Баркидами) оказались сорваны; предстояло снова «заговорить пушкам».

Приезд Ганнибала взволновал карфагенян, уверовавших, что их легендарный сородич легко рассеет войска Сципиона. Они рвались в бой, и мирный договор им теперь только мешал. Сам Ганнибал отнюдь не рвался в бой: ему предстояло собрать боеспособное войско, с которым можно было бы выйти на бой с этим удачливым «юнцом» Сципионом, с победы над отцом которого он начал свою «Ганнибалову войну» почти 15 лет назад!

На это нужно было время!

А его-то у него и не было!

Сципион открыл боевые действия первым. Не дождавшись поддержки от Нерона и оставив на легата Луция Бебия свой укрепленный лагерь под Утикой, он пошел в сторону Нумидии навстречу Массанассе, без чьей конницы сражаться с Ганнибалом было смертельно опасно. По пути он сжигал деревни, уничтожал урожаи, угонял скот, брал в плен окрестных жителей – в общем, делал все, чтобы вызвать врага на бой и лишить жителей Карфагена снабжения всем им необходимым. Этим искусным маневром римский полководец не только сближался с Массанассой, но и уводил Ганнибала от его главной военной базы – Карфагена. Если бы Сципион не покинул полуостров Утика, где у него была крепкая база, то наверняка оказался бы заблокирован в ней Ганнибалом и потерял бы всякое влияние на Массанассу и его нумидийцев. Одним только этим своевременным марш-маневром Сципион показал большому мастеру маневрирования Ганнибалу, что наконец-то он встретил достойного соперника. На все мольбы соплеменников выступить на защиту родины, Ганнибал, готовивший свою разношерстную армию восточнее Карфагена в укрепленном лагере (то ли у Лептиса, то ли у Гадрумета?), монотонно отвечал одно и то же: «Мне лучше знать, что сейчас нужно делать». Его поведение объяснялось очень просто: лигурийские, галльские и балеарские наемники, карфагенские рекруты и его итальянские ветераны еще не были спаяны в единую армию. И все же под давлением народных масс ему пришлось поторопиться навстречу римскому консулу.

Одноглазый Пуниец предпочитал сражаться на поле боя, выбранном им самим, а этот удачливый молодец явно собирается лишить его этого преимущества и первым занять на равнине наиболее выгодную позицию.

…Кстати, предстояла встреча двух абсолютно разных полководцев. Ганнибал был наиболее опасен там, где за него «играли» особенности выбранного рельефа. Тут он умел, как никто, направить свои лучшие силы на наиболее слабый участок в позиции врага. До сих пор главный удар обычно наносила его вышколенная кавалерия (нумидийская и карфагенская), но теперь ее у него почти не было. Для Сципиона рельеф местности на поле битвы не играл столь большой роли. Он умело и дерзко атаковал пехотными легионами, чьи дисциплинированные солдаты могли поразительно быстро и четко перестраиваться для нанесения разящего либо охватывающего удара. Сципион настолько полагался на свою вышколенную пехоту, что применение кавалерии для него обычно не играло очень большой роли. (Но здесь был особый случай: ему противостоял сам Ганнибал – большой любитель и знаток стремительного и мощного кавалерийского удара.) Оставалось лишь подождать, чья тактика окажется лучше…