Глава 3. Один против троих, или В начале славных дел

Глава 3. Один против троих, или В начале славных дел

Три карфагенские армии (численность каждой из них не уступала римской!) стояли в разных концах Иберийского полуострова. По данным римского историка Ливия, Гасдрубал Гискон расположился на зиму на самом юге в Гадесе (современная Португалия), его тезка из рода Баркидов – на восточном побережье – в Сагунте, а младший Баркид – Магон – держал лагерь на западе, у Кастулонского горного хребта.

По сведениям другого знатока античной истории Полибия, их месторасположение было несколько иным, но тоже разрозненным.

Дело в том, что, разбив Сципионов, карфагеняне не без оснований полагали, что римляне не смогут вести наступление, и потому не нашли нужным сосредоточить свои большие армии в одном месте. Тем более, что прокормить их было не так-то просто. Не обошлось и без ссор между пунийскими полководцами. К тому же Карфаген перестал опасаться, что их иберийские союзники могут перейти на сторону Рима, его правление сделалось весьма жестким, а поборы – грабительскими. Хотя аборигены Испании и склонялись перед военной мощью пунов, но относились к ним без особой любви. Очень скоро, когда Рим приступит к активной, наступательной деятельности, немало испанских племен предпочтут союз с ним, а не с Карфагеном.

Но это будет потом, а пока…

А пока, прибыв в Тарракон, Сципион тут же жестко навел порядок в остатках римских войск. Из военного лагеря были изгнаны торговцы-менялы и проститутки всех мастей и возрастов, офицерам запретили иметь слуг и париться в банях. По его приказу из лагеря были удалены все кровати, столы и красивые бокалы. Лишенные всех видов «сладкого», римские воины быстро поняли, что они на… войне, а не на отдыхе. Обедали они стоя, обходясь самой простой пищей, спали на жестких лежанках, усиленно занимались боевой подготовкой. Сципион сам задавал тон, выполняя все упражнения наравне со всеми. Муштра оказалась столь тяжелой, что даже видавшие виды ветераны к концу дня валились с ног и намертво засыпали. Люди маршировали строем до тех пор, пока не падали под тяжестью снаряжения, и отставших оставляли без еды или наказывали вымоченной в соли плетью у позорного столба. Кавалеристы, выстроенные клином либо в каре, галопом скакали друг на друга, отрабатывали повороты и развороты в движении, смену фронтального марша на фланговый или на диагональный. Главным теперь стало умение выполнять все маневры на полном ходу с сохранением равнения в строю и соответствующих интервалов. Очень скоро вся эта муштра римской конницы полностью себя оправдает и даст свои плоды в борьбе с превосходной кавалерией пунов и Ганнибала в частности. Пехотинцы, надрываясь, тащили осадную технику вверх по склонам или на канатах спускали ее с гор вниз. Прикрывшись щитами, они встречали град копий, метаемых с близкого расстояния; рубились деревянными мечами.

А потом снова маршировали, маршировали, маршировали.

Так повторялось изо дня в день, и со временем военная подготовка легионеров Сципиона оказалась лучшей во всей римской армии. Познакомившись с более длинными обоюдоострыми испанским мечами – «гладиусами», он быстро вооружил ими своих легионеров. И это вскоре принесет им успех в ближнем бою с врагами – фехтовальной подготовке солдат римляне всегда уделяли очень большое внимание. Прекрасно понимая, что в скорости маневрирования его пехотинцы не могут соревноваться с быстроногой карфагенской либо нумидийской конницей, он отказался от прямолинейного фронтального перемещения массированной тройной линии легионов.

Начальником своего штаба он назначил хорошо знакомого с Иберией, примерно одного с ним возраста римлянина из сословия всадников Луция Марция Септима. Того самого Луция Марция, столь любимого войсками и заслуженно пользовавшегося большим авторитетом. После трагической смерти братьев Сципионов именно энергичный и смелый Марций, а не ближайший помощник погибших полководцев, тоже очень достойный военачальник легат Тиберий Фонтей, был избран легионерами своим командиром. Напомним, что, действуя очень решительно, а порой и отчаянно смело, этот харизматический вожак смог превратить беспорядочную массу чудом ускользнувших от гибели солдат в боеспособную силу и удержать римскую линию обороны по долине реки Эбро до приезда нового главнокомандующего из Рима. Дерзкие нападения Марция на карфагенян и серьезный урон, наносимый им врагу, как известно, вызвали в римском сенате переполох: там не привыкли, чтобы солдаты сами выбирали себе полководцев – этим правом обладало только Народное Собрание Рима. Но ситуация в Испании была такова, что Луцию Марцию сочли нужным до поры до времени простить его «дерзости». Знакомясь с обстановкой, Сципион ни на шаг не отпускал от себя Марция – человека, который сумел хоть как-то отомстить карфагенянам за гибель его отца и дяди – поскольку присутствие этого героя и любимца солдат рядом с ним и уважительное отношение к его боевым заслугам не только не вредило его репутации, а наоборот, даже поднимало его престиж в глазах легионеров. Но своей правой рукой Публий Корнелий все же оставил хорошо знакомого ему по битвам с Ганнибалом легата Гая Лелия, которому еще предстоит сыграть существенную роль в войнах с пунами и самим Одноглазым Пунийцем.

…Так сложилось, что нам весьма немного известно о мощной фигуре атлетически сложенного молчуна и вояки до мозга костей Гая Лелия, а ведь он был ближайшим и, скорее всего, единственным близким соратником Публия Корнелия Сципиона-Младшего. По сути дела, Лелий был единственным человеком, с которым Публий Корнелий Сципион-Младший делился своими планами, как военными, так и политическими. Такова была его степень доверия к этому небогатому и незнатному человеку и еще к тому же не римлянину по происхождению. И это при том, что у Сципиона была одна весьма своеобразная черта: он никогда и ни с кем (кроме Лелия) ничем не делился. Все его замыслы всегда бывали окутаны непроницаемой тайной. Не исключено, что все это еще больше усугубляло загадочность, которой так любил себя окружать Сципион. Так вот с Лелием он крепко дружил с детства и до самой смерти. Они почти всегда рядом: словно один всего лишь тень другого. Это впечатление еще больше увеличивается благодаря тому, что во всех дошедших до нас рассказах Гай Лелий почти всегда молчит, действительно как безмолвная тень. Не исключено, что одной из причин их истинно мужской дружбы была столь важная для Сципиона… скрытность и молчаливость Лелия, который не только никогда не болтал лишнего, но заставить его говорить-то было весьма трудно. Так что все тайны Сципиона оставались при Лелии «как за семью печатями». Но что бесспорно, так это то, что ясный и проницательный ум делал Гая лучшим советчиком Публия. В то же время, когда пришло время заговорить (уже после смерти Сципиона), его старый друг поведал знаменитому античному историку Полибию много из того, что знал лишь он один об этой поистине легендарной (и в силу ряда обстоятельств, к сожалению, недооцененной) фигуре из римской истории. И тем самым он внес свою немалую лепту в создание портрета Первого Гражданина Рима – так потом величали благодарные сограждане Публия Корнелия Сципиона-Младшего. Именно с его слов стало окончательно ясно, что Публий вовсе не был тем баловнем судьбы, которому все досталось легко и безболезненно, как это могло показаться: каждый свой план действий он взвешивал буквально пошагово и именно потому шел к цели «семимильными шагами». Сам же Гай вошел в историю как символ верного друга, и, надо сказать, что это во все времена ценилось очень высоко! Античные авторы утверждали, что Гай Лелий намного пережил своего знаменитого друга…

В Испании Сципион оказался на огромном полупустынном плоскогорье, где города находились на большом расстоянии друг от друга, а снабжение было скудным. Здесь на огромных пространствах больше пользы приносила стремительная кавалерия, чем медлительная пехота, которая так хорошо зарекомендовала себя в небольших итальянских долинах. Он очень быстро понял, почему карфагеняне держались тремя отдельными армиями – чтобы обеспечить своих солдат пропитанием. Правда, располагаясь по отдельности, они сражались все вместе. Это означало, что стоит только начать преследовать одну из армий, как две других тут же пойдут за ним, как они сделали это, уничтожив его отца и дядю.

И он решил пойти иным путем.

Секрет его будущих успехов в войне с пунами лежал в том, что он правильно построил свои взаимоотношения не только с местными царьками и вождями, но и с простолюдинами. Запретив своим солдатам грабить местное население, он быстро привлек его на свою сторону, и очень скоро это даст ему весомую поддержку. И наконец, он вел войну не как все, а постоянно применяя нестандартные ходы, многие из которых оказались «домашними заготовками», адекватные ответы на которые его противникам не удавались.

С момента появления в Испании Публия Корнелия Сципиона-Младшего Капризная и Непостоянная Девка по имени Фортуна окончательно повернулась к карфагенянам своим… аппетитным «нижним бюстом», а к римлянам – смазливым личиком.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.