Глава 2. «За отца! За дядю!! За тестя!!! За Рим…»

Глава 2. «За отца! За дядю!! За тестя!!! За Рим…»

Неожиданно перед Народным собранием выступил совсем молодой человек – на вид ему было не многим более 20 лет – из знатной патрицианской семьи, но уже с богатым на события боевым прошлым!

Он был участником кавалерийской сшибки его отца с конницей пунов при Ломелло (если верить пропатрициански настроенным римским авторам – тогда он спас своего тяжелораненого папу) и вероятным свидетелем неудачи римлян Семпрония Лонга на берегах Треббии! Кроме того, кое-кто из современных исследователей, опираясь на его высказывание, что он «…лично присутствовал при самых страшных поражениях римлян…», склонен считать его еще и очевидцем (?) драмы-трагедии Фламиния у Тразименского озера?! И наконец, он сражался под Каннами, где трагически погиб его тесть – консул Луций Эмилий Павел! Там он был одним из военных трибунов II легиона и смог не только спастись сам, но и вместе с Аппием Клавдием Пульхром вывести из окружения большой отряд деморализованных соплеменников! Более того, якобы именно он в условиях всеобщей паники помешал тогда Луцию (Квинту или Марку?) Цецилию Метеллу и его сообщникам-«подельникам» из числа знатных римских юнцов осуществить предательский план бросить Рим на произвол судьбы и бежать – куда глаза глядят!

…Кстати, как известно, римляне допускали, что иногда они могут терпеть поражения, но при этом должны были верить, что победа неизбежна. От всех граждан, особенно от знати, ожидалось, что они будут храбро сражаться, и пока они действовали так, как велит им долг, проиграть сражение не считалось постыдным. Нельзя было ставить под сомнение то, что Рим продолжит сражаться и, в конце концов, одержит победу. От патрициев и вовсе требовалось проявлять в тяжелые годины истинно римскую доблесть — умение преодолевать любую неудачу, какой бы ужасной она ни была, и довести войну до победного конца…

Вытащив тогда меч, наш юный аристократ якобы поклялся, что не только никогда не покинет республику в тяжелую минуту, но и никому не позволит это сделать. Если кто-то из заговорщиков попытается оставить родину, то он убьет их. Заставив всех присутствующих по очереди на мече принести клятву верности родине, он лишил их возможности совершить самое ужасное преступление для римского гражданина той поры – предать Отечество! (Сегодня трудно судить, где в этой красивой истории – правда, а где – патетический приукрас позднеримской исторической традиции?!)

Нашего юного героя звали… Публий Корнелий Сципион… Младший! Подлинная дата его рождения осталась нам неизвестна. Он, совсем недавно ставший эдилом (как это ему удалось в столь юном для римского политика возрасте – загадка?!), являлся не только зятем геройски павшего под Каннами консула Луция Эмилия Павла, но сыном и племянником недавно погибших в Испании полководцев – братьев Сципионов. Таким образом, он имел все основания лично мстить карфагенянам за потерю на «Ганнибаловой войне» сразу трех близких родственников! Сципион-Младший выразил твердую готовность продолжить дело отца и дяди и поклялся завоевать не только Испанию, но и Африку, и… Карфаген!

«Вот вы все постоянно говорите только о Ганнибале! Вы думаете только о Ганнибале!! Между тем ваш враг – город Карфаген!!!» – так неожиданно смело начал свою речь перед убеленными сединами почтенными сенаторами непозволительно юный с римской точки зрения для столь ответственной должности Публий Корнелий.

В ответ на эту, как тогда сочли многие, по-юношески безрассудную похвальбу он услышал от многоопытных старых политиков предельно доходчивую фразу: «Так-то оно так, но Ганнибал-то находится на расстоянии недельного марша от Рима, а Карфаген – за морем, в Африке!» Сципион за словом в карман не полез и сказал, как отрезал: «Все правильно! Но если вы разрушите Карфаген, что тогда останется от Ганнибала?»…

Сципион держался так, будто враги уже разбиты. Всем показалось, как будто внезапно луч света прорвался сквозь свинцовый сумрак. А ведь Испания казалась римлянам проклятой и зловещей страной. В то же время претензии молодого Сципиона на ведение войны в Испании кое-кто посчитал как наследственные. Тогда Публий Корнелий совершил исключительно продуманный шаг, объявив, что он, безусловно, откажется от столь высокой должности, если кто-либо из стариков (причем сказано это было без малейшего намека на иронию!)… возьмется сам победоносно завершить войну в Испании.

Не нашлось никого…

В то же время сегодня неясно – не является ли описание этой патетической сцены более поздним приукрасом со стороны великодержавно настроенных римских историков, а они были большие мастера возвеличивания своей страны, в том числе сквозь призму предков-героев – своего рода «икон» для подражания… чуть ли не полубогов!

Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за читателем право на свои выводы…

Несмотря на открытое противодействие со стороны невзлюбившего его Квинта Фабия Кунктатора, постоянно твердившего, что нельзя доверять испанскую армию человеку, еще не достигшему 25-летнего возраста и никогда не бывшему ранее не только консулом, но и претором, молодой Публий Корнелий все же оказался избранным в проконсулы и в конце 210 г. до н. э. ему было поручено командование войсками в Испании, там, где его ждали могилы безвременно погибших смертью храбрых отца и дяди.

…Кстати, это беспрецедентное для истории Рима назначение означало, что высшее военное командование доверили рядовому гражданину Рима, т. е. человеку, которому ранее никогда не поручались столь ответственнейшие задачи. Но, с другой стороны, он, как многие патриции его поколения, несмотря на свой по римским меркам юный возраст, волею судьбы провел долгие годы на изнурительной военной службе, какая раньше на долю римлян такого возраста не выпадала. Кто не погиб, не сгинул, кого не подкосили раны и болезни, тот уже в молодости приобрел несравненно больше боевого опыта, чем многие из убеленных сединами сенаторов за целую жизнь, столь придирчиво решавших: дать юнцу «порулить» или не дать?! Так вот среди этой юной поросли оказалось очень много очень одаренных офицеров, которым удастся не только достойно продолжить дело Фабия-Марцелла, но и спустя десятилетия победоносно провести римские легионы по разным частям Средиземноморья, превращая их в римские провинции и закладывая основы гигантской в будущем Римской империи…

Избрание Сципиона-Младшего для решения столь ответственной задачи в столь молодом возрасте, когда он еще не прошел всю полагавшуюся по законам того времени военно-политическую лестницу, безусловно, было очень крупным политическим успехом противостоявшей клану Фабиев группировки Эмилиев-Корнелиев-Сципионов. Высокий престиж имени Сципионов обеспечил Публию Корнелию столь необходимую народную поддержку.

«Он воскресил сжавшийся от страха народ, – написал спустя века знаменитый римский литератор Аппиан, – и в темный для Рима час явился звездой надежды!»

Теперь ему оставалось совершить самое главное: оправдать доверие и не посрамить честь славной фамилии!

…Думается, что Публий Корнелий Сципион-Младший, ставший потом Африканским (236/235—183 гг. до н. э.), недостаточно оценен большинством последующих поколений историков, находившихся под впечатлением военного гения его великого современника и противника Ганнибала. Сципион оказался как бы в тени эффектных, но отнюдь не эффективных побед легендарного Одноглазого Пунийца! А ведь он был выдающимся полководцем (по военному дарованию ему не было равных в Риме той поры; да и позднее с ним мог соперничать разве что более «раскрученный персонаж» римской истории – великий Гай Юлий Цезарь!), блестящим дипломатом и сыграл исключительно важную роль в истории Рима конца III – начала II в. до н. э. Так случилось, что нам немного известно о детстве и отрочестве этого замечательного человека. Его далекими предками по обеим линиям были этруски. Хоть он и родился в одной из знатнейших патрицианских семей Рима – Эмилиев-Корнелиев-Сципионов, неоднократно занимавших консульские и цензорские должности, но семья жила небогато и была «на короткой ноге» с лидерами плебса – Гаем Теренцием Варроном и Гаем Фламинием. Дед (Луций Корнелий) и двоюродный дед (Гней Корнелий) воевали еще в Первую Пуническую войну. Как известно, отец Публия в начале Ганнибаловой войны в 218 г. до н. э. был консулом – в ту пору Сципионы играли ключевую роль в римском правительстве, – первым среди всех римских полководцев сошелся на поле брани с Ганнибалом при Ломелло, а потом вместе с братом воевал в Испании, где и погиб…

…Кстати, если верить пропатрициански настроенной римской исторической традиции (в частности Полибию), то именно в бою при Ломелло 16/17-летний Публий совершил геройский поступок, спас от неминуемой гибели своего тяжелораненого отца-консула Публия Корнелия Сципиона-Старшего. Мы уже подробно говорили об этом выше, осталось лишь расставить точки над «i». Как известно, по римским законам, тот, кто спас на поле боя римского гражданина, удостаивался самой большой чести, о которой только мог мечтать римлянин. Его увенчивали дубовым венком, высшей наградой римского воина. Где бы ни появлялся человек в таком венке, перед ним почтительно вставали знатнейшие сенаторы. Ему предоставлены были первые места на всех зрелищах. Он свободен был от общественных повинностей, и его окружало всеобщее благоговейное уважение. Спасенному полагалось всю жизнь чтить своего спасителя как отца и обязательно угождать ему во всем, как родителю. (В случае с нашим героем ситуация могла быть весьма двусмысленной: сын спас отца и тому полагалось почитать своего спасителя-сына как… отца?!) Многие стремились к подобной чести, но не многие ее получали. Нужно было, чтобы спасенный объявил тебя своим спасителем. Консул Сципион действительно публично объявил сына своим спасителем и посулил ему полагающийся венок. Но затем случилось нечто труднообъяснимое: Сципион-Младший демонстративно отказался от… престижнейшей воинской награды из рук своего отца-консула. Мало кто тогда мог найти разумное объяснение столь нелепому с точки зрения здравомыслия поступку. Именно тогда и пошла гулять молва следующего характера: от смертельной опасности консула геройски спас его… раб-лигуриец, а его, естественно, никак нельзя было наградить дубовым венком! Считается, что ее распространению способствовали враждебно настроенные к семейству Сципионов римские хронисты (Целий Антипатр и Фабий Пиктор). Сципион-Младший не стал опровергать эти слухи и тем самым дал историкам пищу для вековых размышлений: «Где зарыта правда»?! Не будем «изобретать велосипед» и мы: должна же оставаться в истории хоть какая-то неразгаданная тайна, не так ли?

Мать Сципиона-Младшего – добропорядочная римская матрона Помпония – очень много сделала в деле воспитания и образования Публия и его младшего брата Луция. (Других братьев и сестер у него не было.) Древний патрицианский род Сципионов был известен в Риме своим ревностным поклонением греческой культуре и объединял вокруг себя писателей, поэтов, философов, стремившихся перенести на римскую почву греческую образованность и искусства. «Кружком Сципиона» назывался образованный ими модный «салон», где проповедовалась тяга к прекрасному, к изучению культурного наследия прошлого. Всем Сципионам приходилось терпеть нападки за свою любовь к греческой культуре от своих многочисленных политических противников (в первую очередь из рода Фабиев!), обвинявших их ни больше ни меньше как в предательстве заветов славных предков, всего истинно римского и, наконец, в космополитизме! Не стал исключением и Сципион-Младший – блестяще образованный юноша, приковывавший к себе все взоры. Его видели на Форуме, в Курии, во время торжественных религиозных церемоний, где он непременно играл одну из заглавных ролей и производил на всех окружающих очень сильное впечатление и внешностью и поведением. Кроме того, он жил так, что привлекал всеобщее внимание, возбуждал тысячи толков и слухов, так что одни произносили его имя с восхищением, другие почти что с ненавистью. Для тех и других он был «золотым юношей»: для одних со знаком «+», а для других – со знаком «-». С тех пор как его отец и дядя уехали в Испанию, его семья совершенно осиротела. У него не было ни опекунов, ни покровителей. Его дядя Гней Сципион попросил у сената разрешения ненадолго вернуться из Испании в Рим, чтобы выдать замуж дочь, так как иначе, лишенная друзей и близких, она остается старой девой. Сенат не позволил этого, но обещал заменить пока девушке отца – выдать ее замуж и дать приданое. Не исключено, что в какой-то мере братья Сципионы-Младшие могли ощущать себя одинокими и беспомощными. Их жизнь могла складываться не так, как у их сверстников. Публий не только в 16–17 лет понюхал пороху (до этого он был жрецом – служителем Марса), но и очень скоро – по сути дела в 18 лет – остался в семье за старшего. С этого момента и до конца своей жизни он нежно опекал своего младшего брата Луция (человека по римским меркам достойного, но не столь одаренного, как Публий) и всюду возил его с собой. Сам же Публий по сути дела был предоставлен самому себе. Если его сверстников их отцы вводили в жизнь постепенно: брали с собой на войну, контролировали их политическую карьеру, женили на ком нужно и когда нужно, то оставшийся без отеческой опеки юный Публий все решал сам. Над ним никого не было: он мог писать свою биографию самостоятельно и, надо сказать, справился с этой отнюдь не легкой задачей превосходно. Правда, начал он с того, что быстро приобрел славу отчаянного повесы. И это при том, что Рим в ту пору был весьма чопорен и суров. Малейшее нарушение благопристойности (дедовских обычаев) вызывало у римлян старого поколения глубочайшее возмущение и суровое осуждение. Появление на улице в чересчур нарядной (необычной) одежде и с модной прической, быстрая ходьба, активная жестикуляция, громкий разговор считались не просто неприличными, а граничили с преступлением. Не только внешность, но и поведение граждан должно было отвечать идеалам благопристойности. За неумеренные траты, поздние пирушки и пристрастие к любовным приключениям римляне отвечали перед цензором. Открыто пренебрегавший всеми правилами приличия, законодатель мод среди молодежи, юный Публий был необыкновенно хорош собой: носил длинные напомаженные кудри, которые ему очень шли и резко отличали его от других римлян. Подражая ему, юноши стали носить длинные локоны и перстни с геммами на греческий лад. Он всегда любил веселье и вел себя как устроитель празднеств, был необыкновенно щедр и широко сорил деньгами. Молва гласила, что Публий отличался особой влюбчивостью и женщины любых слоев общества отвечали ему взаимностью. Конечно, в Риме можно было найти немало молодежи, любившей повеселиться не меньше Публия-Младшего, но без его подчеркнутого блеска. Публию по большому счету было наплевать на общественное мнение, и определенная его часть отвечала ему «взаимностью»: глухим и скрытым недоброжелательством. Тщетно кое-кто из людей благоразумных пытался образумить повесу. Публий весьма мягко и ласково пропускал все их увещевания мимо ушей. Читать нотации было совершенно бесполезно. Публий не удостаивал всех благожелателей ответами и тем более какими-либо объяснениями. «Я не обязан ни перед кем в чем-либо отчитываться!» – скажет он много позже, когда станет национальным героем. К своим недругам Сципион и вовсе относился со снисходительным презрением, практически не вступая с ними в открытую вражду. Это еще более усиливало их негодование. Более того, его гордость стала прямо-таки притчей во языцех. В то же время были люди, откровенно обожавшие приветливого светского льва Публия Корнелия Сципиона-Младшего. Его щедрость и ласковость быстро сделали его кумиром простонародья. Плебс встречал Публия бурей радости и охотно исполнял его желания. Такт и обаяние, изящество манер и великодушие позволяли ему покорять даже заранее нерасположенных к нему людей. Многими чертами характера Сципион напоминал другого более знаменитого, но не менее оригинального политического деятеля и выдающегося полководца Рима более позднего времени – легендарного Гая Юлия Цезаря. Публий Корнелий Сципион-Младший тоже был харизматичен, амбициозен, цинично относился к окружающим, обладал холодным умом, притом был способен на неожиданную дерзость. Он мог быть по-театральному обаятельным, если ему надо было кого-то убедить. Его победы блеском замысла и великолепием исполнения не уступают достижениям его главного противника и современника – Ганнибала. А в умении привлекать к себе симпатии местного населения он сумел превзойти своего великого противника – большого, между прочим, в этом деле мастера. Много говорилось, а потом и писалось об особых «связях» Сципиона с богами, что в конце концов привело к возникновению слухов об его божественном происхождении. Рассказывали, что мать будущего знаменитого политического и военного деятеля Рима долго считалась бесплодной, и ее супруг потерял надежду иметь детей. Но внезапно обнаружилось, что в отсутствие мужа в ее спальне и на ее постели рядом с нею лежит… огромный змей. Те, кто видел это, с перепугу закричали, змей исчез, и разыскать его не удалось. Публий Корнелий Сципион-Старший обратился к жрецам-толкователям (гаруспикам), которые успокоили его, заявив, что у него непременно родится сын, чья судьба будет незаурядной. И действительно, уже через несколько дней жена Сципиона-Старшего почувствовала себя беременной и на десятом месяце (?!) родила будущую легендарную личность в истории Древнего Рима. Безусловно, в этом предании очень много от подобного мифа о матери другого великого полководца древности – Александра Македонского, т. е. явления миру нового Александра, сына Юпитера, которому суждено свершить великие подвиги, завоевать вселенную, повергнуть ее к ногам Рима! Сам Публий Корнелий Сципион-Младший, естественно, никогда не разрушал народную веру в эти чудеса, а лишь укрепил ее: ничего не отрицая и не… подтверждая. С самого начала своей политической деятельности он демонстрировал трезвый расчет, взяв в привычку каждый день подниматься на Капитолий и проводить какое-то время в храме Юпитера, тем самым как бы укрепляя веру простонародья в свою… божественную связь. Намеренно демонстрируя римлянам свою глубокую (или искусно симулируемую?) религиозность и веру в божьи знамения, он очень рано создал себе исключительно положительную репутацию в обществе. Умело внушая толпе, что он замышляет свои планы под влиянием божественного вдохновения, он очень расчетливо подготавливал своих подчиненных к тому, чтобы они смелее и охотнее шли на самое опасное дело – на смерть! Многие поступки Публия Корнелия Сципиона-Младшего говорят, что он был настоящим римлянином – пламенным патриотом, мужественным воином и порядочным гражданином. Примечательно, что любовь к родине, мужественность и порядочность передадутся по наследству и его знаменитым внукам от любимой дочери Корнелии – легендарным братьям Тиберию и Гаю Гракхам, возглавлявшим во II веке до н. э. демократическое (плебейское) движение в Риме. Таким рисует образ Публия Корнелия Сципиона-Младшего, более известного как П.К. Сципион Африканский, римская традиция, а ей, как известно, было свойственно одних без меры возвеличивать, а других… Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за читателями право на свои выводы…

Как реагировал на назначение командующим римскими войсками в Испании очень молодого и весьма амбициозного Публия Корнелия Сципиона-Младшего Ганнибал, доподлинно неизвестно. В ту пору – в 210 г. до н. э. – он уже давно не был тем Ганнибалом, который бесстрашно развязал многолетнюю войну, названную его противниками его именем – «Ганнибаловой»! Новое имя ничем пока себя не проявившего полководца на далеком от него испанском театре войны мало его интересовало.

Всеми своими мыслями он, скорее всего, был где-то в прошлом – Славном Прошлом – времен Тразимена и Канн.

Взяв на борт флотилии в 30 кораблей 10 тысяч пехоты и тысячу всадников («Взять больше было нельзя, ибо Ганнибал терзал Италию»), Публий Корнелий Сципион-Младший вместе с назначенным ему в помощники пропретором Марком Силаном (с задачей «Держать и не пущать юнца в драку!») отправился со своим младшим братом Луцием сменить неудачника Гая Нерона. В назначенный день конвой вышел из устья Тибра, прошел Генуэзский залив, миновал Лионский залив и высадился у самой границы Испании – в Эмпории, союзной Риму греческой колонии. Его путь лежал в Тарракон – старый греческий город, бывший неизменным союзником его отца и дяди. Там ему предстояло провести всю зиму, и одной из первостепенных его задач было как можно быстрее наладить отношения с союзниками и своими подчиненными. Для испанских легионеров он, безусловно, был зеленым юнцом (мало кого в Испании интересовало его боевое прошлое в боях с самим Ганнибалом) без заслуг и опыта руководства большим войском. Ему предстояло всем доказать, что свой высокий пост он получил отнюдь не за заслуги его высокородных предков.

Рассчитывать на помощь из Рима ему нечего: он должен был вести войну собственными силами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.