Няня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Няня

После того как ребенок переставал кормиться грудным молоком и кормилица покидала дом, главную роль в жизни ребенка играла няня, как правило, — крепостная женщина. Самой знаменитой няней в русской истории была Арина Родионовна — крепостная, принадлежавшая семье Ганнибалов, няня Александра Сергеевича Пушкина, кормилица его старшей сестры Ольги. Она родилась в 1758 году в деревне Суйда, а точнее — в полуверсте от Суйды, в деревне Лампово Копорского уезда Петербургской губернии. Мать ее, Лукерья Кириллова, и отец, Родион Яковлев, были крепостными, в семье было семь детей. Годовалую Арину вместе с ее семьей и другими крестьянскими семьями, жившими в Суйде и прилегающих деревнях, купил прадед А. С. Пушкина — А. П. Ганнибал. В 1781 году Арина вышла замуж за крестьянина Федора Матвеева (1756–1801), и ей разрешили переехать к мужу в село Кобрино, неподалеку от Гатчины.

В 1792 году она была взята бабкой Пушкина Марией Алексеевной Ганнибал в качестве няни для племянника Алексея, сына брата Михаила, и за эту работу получила отдельную избу в Кобрино. После рождения Ольги в 1797 году Арина Родионовна была взята в семью Пушкиных, где жила до старости.

В 1799 году ей даровали вольную, однако Арина Родионовна не воспользовалась ею. Четверо детей Арины Родионовны остались после смерти мужа в Кобрино, а она сама жила при Марии Алексеевне с 1803 года в Москве, а с ноября 1804 года (после продажи Кобрино) — в селе Захарово. Сестра Пушкина Ольга (в замужестве — Павлищева) вспоминает, что няня «…мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками».

Сохранились два ее письма к Пушкину, написанные под диктовку няни и являющие пример ее образной речи.

Первое письмо, очевидно, писал один из сельчан Михайловского, не самый великий грамотей: «Генварь — 30 дня. Милостивой Государь Александр, сергеевичь и мею честь поздравить васъ съ прошедшимъ, новымъ годомъ изъ новымъ, сщастиемъ, ижелаю я тебе любезнному моему благодетелю здравия и благополучия; ая васъ уведоммляю что я была въпетербурге: иобъвасъ нихто — неможить знать где вы находитесь йтвоие родйтели, о васъ Соболезнуютъ что вы кънимъ неприедите; а Ольга сергевнна къвамъ писали примне соднною дамою вамъ извеснна А Мы батюшка отвасъ ожидали, писма Когда вы прикажите, привозить Книги нонесмоглй дождатца: то йвозномерилисъ повашему старому приказу отъ править: то я йпосылаю, большихъ ймалыхъ, Книгъ сщетомъ — 134 книгй архипу даю денегъ — сщ 85 руб. (зачеркнуто. — Ю. Д.) 90 рублей: присемъ Любезнной другъ яцалую ваши ручьки съ позволений вашего съто разъ ижелаю вамъ то чего ивы желаете йприбуду къ вамъ съискреннымъ почтениемъ Аринна Родивоновнна».

Второе письмо написала для няни приятельница поэта в Тригорском Анна Николаевна Вульф:

«Александръ Сергеевичъ, я получила Ваше письмо и деньги, которые Вы мне прислали. За все Ваши милости я Вамъ всемъ сердцемъ благодарна — Вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только, когда засну, то забуду Васъ и Ваши милости ко мне. Ваша любезная сестрица тоже меня не забываетъ. Ваше обещание к намъ побывать летомъ очень меня радуетъ. Приезжай, мой ангелъ, к намъ в Михайловское, всехъ лошадей на дорогу выставлю. Наши Петербур. летомъ не будутъ, они (все) едутъ непременно в Ревель. Я Васъ буду ожидать и молить Бога, чтобъ он далъ намъ свидиться. Праск. Алек. приехала из Петерб. — барышни Вамъ кланяются и благодарятъ, что Вы их не позабываете, но говорятъ, что Вы ихъ рано поминаете, потому что они слава Богу живы и здоровы. Прощайте, мой батюшка, Александръ Сергеевичъ. За Ваше здоровье я просвиру вынула и молебенъ отслужила, поживи, дружочикъ, хорошенько, самому слюбится. Я слава Богу здорова, цалую Ваши ручки и остаюсь Васъ многолюбящая няня Ваша Арина Родивоновна. Тригорское. Марта 6».

Интересно, что Пушкин, как многие его современники, звал свою няню мамой, мамкой (родную мать называли maman, матушкой или маменькой). По свидетельству кучера Пушкина П. Парфенова: «Он все с ней, коли дома. Чуть встанет утром, уж и бежит ее глядеть: „Здорова ли, мама?“ — он ее все мамой называл… И уж чуть старуха занеможет там, что ли, он уж все за ней…» В словаре Владимира Даля читаем: «Мама, мамка — кормилица, женщина, кормящая грудью не свое дитя; старшая няня, род надзирательницы при малых детях».

По признанию Пушкина, Арина Родионовна была «оригиналом няни Татьяны» из «Евгения Онегина» и няни Дубровского. Принято считать, что Арина Родионовна также является прототипом мамки Ксении в «Борисе Годунове», княгининой мамки («Русалка»), женских образов романа «Арап Петра Великого».

Арина Родионовна скончалась после недолгой болезни 70 лет от роду 29 июля 1828 года в Петербурге в доме Ольги Павлищевой и похоронена на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

А вот как вспоминает о своей няне Вера Петровна Желиховская, дочь писательницы Елены Ган и сестра философа Елены Блаватской. «Чудесная старушка была наша няня. Она была стара, она вынянчила еще мою маму, дядю и тетей, а теперь, когда мы приезжали к бабушке, она по старой памяти всегда вступала в свои права и нянчилась с нами. Все в доме не только любили и уважали ее, но многие и побаивались. Няня без всякого гнева или брани умела всем внушить к себе уважение и страх рассердить ее. Мы, дети, боялись ее недовольного взгляда, хотя няня не только сама нас не наказывала, а терпеть не могла даже видеть, когда нас наказывали другие.

С большим трудом переносила она наше очень редкое стояние в углу или на коленях, а уж если бывало заметит, что нас — не дай Бог! — посечь собрались — не прогневайтесь! Будь это мама или папа, няня Наста без церемоний нас отымет, не даст.

С мамой-то она совсем не церемонилась.

— Это что ты выдумала? — прикрикивала она на нее в этих редких оказиях. — Мать твоя тебя вырастила, я тебя вынянчила, и ни одна из нас тебя пальцем не тронула! А ты своих детей сечь! Нет, матушка! Я тебя николи не била и твоих детей тебе не дам бить! Не взыщи, сударыня. Детей надо брать лаской да уговором, а не пинками да шлепками… Шлепков-то поди каждый сумеет надавать, а от матери родной не того детям нужно».

Но обычно в физических наказаниях детей не видели чего-то экстраординарного. Сестра Пушкина пишет своему мужу: «Александр дает розги своему мальчику, которому только два года; он также тузит свою Машу (дочь), впрочем, он нежный отец». Наталья Николаевна, уже овдовев, вспоминает: «Пушкин был строгий отец, фаворитом его был сын, а с дочерью Машей, большой крикуньей, часто и прилежно употреблял розгу».

Так же распространены были запреты, долженствующие воспитывать терпение и скромность. Отрывок из письма Пушкина: «Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю, зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не буду».

А вот что пишет Марина Цветаева: «Главное же — то, что я потом делала с собой всю жизнь — не давали потому, что очень хотелось. Как колбасы, на которую стоило нам только взглянуть, чтобы заведомо не получить. Права на просьбу в нашем доме не было. Даже на просьбу глаз. Никогда не забуду, впрочем, единственного — потому и не забыла! — небывалого случая просьбы моей четырехлетней сестры — матери, печатными буквами во весь лист рисовальной бумаги (рисовать — дозволялось). — Мама! Сухих плодов, пожаласта! — просьбы, безмолвно подсунутой ей под дверь запертого кабинета. Умиленная то ли орфографией, то ли карамзинским звучанием (сухие плоды), то ли точностью перевода с французского (fruits secs), а скорее всего не умиленная, а потрясенная неслыханностью дерзания — как-то сробевши — мать — „плоды“ — дала. И дала не только просительнице (любимице), но всем: нелюбимице — мне и лодырю-брату. Как сейчас помню: сухие груши. По половинке (половинки) на жаждущего…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.