Должность высокая, но опасная

Должность высокая, но опасная

26 апреля 1906 года Столыпин был назначен на пост министра внутренних дел.

Вот что он писал жене. Документ очень интересный.

«Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя решилась! Я Министр Внутренних Дел в стране окровавленной, потрепанной, представляющей из себя шестую часть мира, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне. Я чувствую, что Он не оставляет меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает.

Поддержка, помощь моя будешь Ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровище любви, которое Ты отдала мне, сохранило меня до 44 лет верующим в добро и людей. Ты чистая моя, дорогая. Ты мой ангел-хранитель.

Я рдеюсь одним – пробыть Министром 3–4 месяца, выдержать предстоящий шок, поставить в какую-нибудь взаимность работу совместную с народными представителями и этим оказать услугу родине. Вот как было: вчера получаю приказание прибыть, в 6 ч. вечера явиться в Царское. Поехал экстренным поездом с Горемыкиным. Государь принял сначала Горемыкина, потом позвали меня.

Я откровенно высказал Государю все мои опасения, сказал ему, что задача непосильна, что взять… губернатора из Саратова и противопоставить его сплоченной и организованной оппозиции в Думе – значит обречь Министерство на неуспех. Говорил ему о том, что нужен человек, имеющий на Думу влияние и в Думе авторитет и который сумел бы несокрушимым сохранить порядок. Государь возразил мне, что не хочет Министра из случайного думского большинства, что все сказанное мною обдумал уже со всех сторон. Я спросил его, думал ли он о том, что одно мое имя может вызвать бурю в Думе, он ответил, что и это приходило ему в голову. Я изложил тогда ему мою программу, сказал, что говорю в присутствии Горемыкина как премьера, и спросил, одобряется ли все мною предложенное, на что, после нескольких дополнительных вопросов, получил утвердительный ответ.

В конце беседы я сказал Государю, что умоляю избавить меня от ужаса нового положения, что я исповедовался и открыл всю мою душу, пойду, только если он как Государь прикажет мне, так как обязан и жизнь отдать ему, и жду его приговора. Он с секунду помолчал и сказал: “Приказываю Вам, делаю это вполне сознательно, знаю, что это самоотвержение, благословляю Вас – это на пользу России”.

Говоря это, он обеими руками взял мою (руку) и горячо пожал. Я сказал: “Повинуюсь Вам” и поцеловал руку Царя. У него, у Горемыкина, да вероятно и у меня, были слезы на глазах.

Жребий брошен, сумею ли я, помогут ли обстоятельства, покажет будущее. Но вся Дума страшно настроена, обозлена основными законами, изданными помимо Думы, до сформирования кабинета, и будут крупные скандалы.

Если ждет меня неуспех, если придется уйти через 2 месяца, то ведь надо быть и снисходительным – я ведь первый в России конституционный Министр Внутренних Дел…»

Тут положено умилиться. В самом деле – вон он какой рыцарь без страха и упрека! Но… Именно этим письмо и настораживает. Как-то это больно «литературно», вам не кажется? Особенно – заявление, что Петр Аркадьевич собирается пробыть на месте премьера два-три месяца. Уж губернатор-то должен знать – за такой срок решительно ничего сделать невозможно.

Так что создается впечатление, что либо Столыпин писал «для истории», либо, что скорее, он полагал: письмо прочет ещё кто-то, кроме жены. Кто прочтет? Охранка. Письма высших должностных в данном ведомстве читали. И об этом было неплохо известно. Так вот, охранка прочет и доложит куда надо.

8 июля Столыпин возглавил Совет министров, оставаясь руководителем МВД. Последнее очень важно. Потому что в упоминавшемся управленческом бардаке председатель Совета на самом-то деле ничего не контролировал. А вот Министерство внутренних дел… Эта структура совершенно не похожа на современное ведомство с таким же названием. Куда больше оно напоминает НКВД до выделения НКГБ. Точнее – наоборот. Большевики позаимствовали от Российской империи куда больше, чем принято считать.

В самом деле. Министерство контролировало все службы охраны правопорядка – Отдельный корпус жандармов и полицию, включая Охранные отделения[37]. Причем полицией в Российской империи осуществлялись все распоряжения любого ведомства, в которых требовалось принуждение. Земский отдел МВД ведал надзором за крестьянами. Министерство контролировало почту и телеграф. Главное управление по делам печати ведало цензурой, типографиями и книжной торговлей. Также в его ведении находился надзор за сектами и раскольниками. Но самое главное я оставил под конец. Именно в подчинении министра внутренних дел находились губернаторы. Такого и в СССР не было. Точнее, об этом мечтал Ежов, но его именно за такие мечты, которые он начал осуществлять, поставили к стенке. А если главный «внутренний» ещё и председатель Совета министров… Это сила!

Фактически Столыпин стал вторым человеком в Империи. Власть Петра Аркадьевича превосходила власть канцлера – была такая высшая должность в Империи, которая пустовала с 1867 года.

Но снова вопрос: а почему его назначили на такую головокружительную должность? В Саратове он действовал неплохо, но громких успехов не имел. Правда, в июле 1904 года император, проезжая через Саратовскую губернию, встречался со Столыпиным и сказал ему такие слова:

«Вы помните, когда я вас отправил в Саратовскую губернию, то сказал вам, что даю вам эту губернию “поправить“, а теперь говорю – продолжайте действовать так же твердо, разумно и спокойно, как до сего времени».

Но Николай II был не Наполеоном и не Сталиным, чтобы всех и всё помнить. Есть версия, что его кандидатуру «пробила» Мария Федоровна. Она-то, в отличие от сына, в людях разбиралась неплохо. И ей вполне могли указать на перспективного кадра. По крайней мере, именно вдовствующая императрица впоследствии была главной опорой Столыпина в «верхах».

«Достигнув власти без труда и борьбы, силою одной удачи и родственных связей, Столыпин всю свою недолгую, но блестящую карьеру чувствовал над собой попечительную руку Провидения».

(С. Е. Крыжановский, товарищ министра внутренних дел)

Хотя… Не всё было так просто.

«Новый премьер не имел выбора при формировании кабинета. Из прежнего состава правительства он удалил лишь таких реакционеров, как А. С. Стишинский и князь А. А. Ширинский – Шихматов, в основном же правительство осталось горемыкинским. Не все его члены были единомышленниками Столыпина. Министр финансов В. Н. Коковцев, опытный государственный деятель и второе по значению лицо в кабинете, не скрывал скептического отношения к аграрным начинаниям Столыпина и жалел на них денег (а вот и еще одно роковое для Столыпина обстоятельство – нехватка средств)».

(П. Н. Зырянов)

И почти сразу же «премьеру», как часто называли Столыпина на западный манер[38], пришлось убедиться, что эта должность весьма опасна. На него совершили новое покушение.

«12 августа организацией Соколова был произведен взрыв дачи министра. Около 3–х часов дня, у подъезда дачи министра, на Аптекарском острове, остановилось ландо. В нем сидело три максималиста, из которых двое, по кличкам “Ваня маленький” и “Григорий”, были в форме жандармских офицеров. Один из мнимых офицеров, имея под рукой большой портфель, пошел к крыльцу, но бывший на дежурстве чин охраны не пропустил его в подъезд, а стал расспрашивать о причине приезда. Тогда офицер бросил в подъезд портфель. Раздался взрыв, разрушивший почти всю дачу. Из числа лиц, находившихся на даче, 32 человека были убиты, 22 ранены. Погибли также и приехавшие в ландо максималисты. Министр остался невредим.

Неслыханное еще по числу ни в чем неповинных жертв покушение на министра вызвало негодование в широких кругах общества».

(А. Спиридович)

«На даче застал я ужасную картину: у подъезда стояло наемное ландо, лошади которого лежали убитые. Сама дача представляла развалины. Вся ее передняя часть была разрушена. Передняя стена обвалилась, и видны были обширная передняя и соседняя с нею маленькая приемная с обрушившимися потолками, увлекшими за собою меблировку соответствующих комнат верхнего этажа, где жили дети Столыпиных. Тут же лежали, чем-то прикрытые, тела убитых: их было несколько, а именно все находившиеся в момент взрыва в передней. Изувеченная дочь Столыпина – у нее были перебиты ноги – была перенесена в другое здание. Малолетний сын Столыпина, тоже провалившийся вместе с потолком в нижний этаж, был найден среди всевозможных обломков совершенно невредимым.

Столыпин был, несомненно, смелый, мужественный человек: он сам извлек своего сына из обломков и, невзирая на испытанное им потрясение, сохранил полное спокойствие. Силой взрыва он сам, находившийся за две комнаты от его центра, равно как бывшие у него в это время в кабинете симбирский губернский предводитель дворянства Поливанов и председатель губернской управы Беляков были отброшены на пол, причем свалившаяся со стола чернильница своим содержанием облила затылок и шею Столыпина. Тотчас следом за мною приехал Коковцов. Как сейчас вижу следовавшую за этим небольшую сценку. В крошечной уборной, выходившей в сад, стоит Столыпин и, скинув верхнее платье, старается отмыть облившие его чернила. По одну его сторону стоит Коковцов, по другую – я. Мокрый, со струящейся с него водой, Столыпин, несколько возбужденный, с жаром говорит: “Это не должно изменить нашей политики; мы должны продолжать осуществлять реформы; в них спасение России”. И это не была поза. Столыпин в эту пору, в первом пылу государственного творчества, был действительно всецело предан мысли о реформах России и думал лишь о них».

(В. И. Гурко)

Эту акцию совершила «Организация эсеров-максималистов», которых чаще называют просто максималистами. Данные ребята в начале 1906 года откололись от эсеров, сочтя их недостаточно революционными. Максималисты были полными отморозками. Они вообще отрицали любую легальную борьбу, считая достоянным внимания только терроризм. Вот они и начали развлекаться с дачи Столыпина…