Глава 8 «Вольтер его благословил…». Роль талантливого дипломата

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

«Вольтер его благословил…». Роль талантливого дипломата

В 1783 году началась дипломатическая карьера князя в ранге посланника. Екатерина Вторая подписала «Указ» Коллегии иностранных дел «О назначении камергера Двора Ея Величества князя Н. Б. Юсупова чрезвычайным посланником и полномочным министром при королевском Сардинском дворе». Князю природой был дарован острый аналитический ум, сильная воля, редкая хватка, утонченность, способность найти путь к уму и сердцу любого человека. Потрясающая интуиция и передавшаяся от предков осторожность и умение предупреждать нежелательное развитие событий, а также умение, если не силой, то терпением и хитростью, добиваться поставленной цели. Перечисленные качества помогали князю не только в обычной жизни, но и в профессиональной дипломатической деятельности. К этому стоит добавить еще один важный момент – блестящее образование князя Юсупова, а также свободное владение пятью европейскими языками.

Немногие русские путешественники, кому довелось повстречаться с Николаем Борисовичем в Италии, отмечали с некоторым раздражением, что он, даже находясь за границей, вел свой привычный образ жизни – постоянно посещал оперу, концерты и балы. Также, по словам современников, Николай Борисович считался прекрасным бальным танцором. Его несложно представить в танце – изящного, отлично двигающегося, практически идеального партнера, чем-то походящего на французского маркиза, а вовсе не татарского князя, как некоторые полагали.

Неудивительно, что Николая Юсупова и в Италии все время окружали самые красивые и интересные женщины. Темпераментные и свободные от предрассудков, они с удовольствием смотрели на кажущееся нарушение возможных приличий. А их мужья не распылялись на этот счет, ведь и о княжеской благодарности никто не забывал.

Он частенько покидал Туринский двор: послушать новую музыку, развеяться в приятном женском обществе. На самом деле, так предполагали не знающие Юсупова люди. В действительности, князь не развлекался, а исполнял ответственные государственные задания. Императрица доверяла ему работу над серьезными дипломатическими поручениями довольно деликатного характера, суть которого заключалась в том, что оно требовало «легального прикрытия» – должности посла при небольшом государстве. Но самыми важными и серьезными оказались переговоры Юсупова с самим папой Римским.

В 1785 году граф Андрей Кириллович Разумовский, который имел самое прямое отношение к салону Московского Английского клуба на Тверской, показал себя при Дворе Неаполитанского короля некрасиво и неподобающе его статусу. Прирожденный князь Юсупов был вынужден явиться ко двору и исправить дело, дабы реабилитироваться перед королем. Иначе грозил серьезный дипломатический скандал. Неаполитанская королевская семья была оскорблена. Николай Борисович не без трудностей добился аудиенции у короля Фердинанда Первого, которому передал самые искренние извинения царицы Екатерины Второй. Дело было исправлено.

В 1788 году Юсупову было суждено вновь оказаться в Неаполе. Он состоял в весьма сложных переговорах с королевским Двором по поводу ухудшившихся отношений между Россией, Швецией и Турцией. России был необходим нейтралитет европейских государств. Его соблюдение напрямую зависело от пресловутого «общественного мнения». Непростыми оказались переговоры князя с дипломатами Англии и Австрии. Зато по вечерам Николай Борисович имел прекрасную возможность посещать любимый театр Ла-Фениче.

В 1784-ом году Николай Борисович посетил Ватикан, им была получена аудиенция у самого папы Римского Пия Шестого. Этому приему предшествовала секретная инструкция, полученная от императрицы Екатерины Второй: «Благородный Нам любезноверный! Откланявшись от Туринского Двора, направить путь Ваш в Рим, где Вы явитесь в качестве Кавалера Двора Нашего, имеющего особую комиссию к Тамошнему Владетелю, а отнюдь не в образе Министра характеризованного, дабы инако не иметь нужды в установлении нового церемониала, следовательно же и не найтися в случае какого-либо затруднения с пребыванием в Риме…».

Для решения непростых проблем внешнеполитического направления должность временного посланника в Риме не предоставляла Юсупову особых возможностей как в политическом, и в дипломатическом смысле. Именно здесь на помощь пришли личные масонские связи князя. Николай Борисович как частное лицо не только получил папскую аудиенцию, но и добился расположения Папского двора: «…отдельного самостоятельного существования в Российской империи римско-католической паствы, благодарил за дарование близкому к Русскому императорскому дому могилевского архиепископа Сестренцевича палладиума и возведения в кардиналы бывшего в России папского посла Аркотти». Кроме того, императрица через Юсупова выразила свое желание возвести Сестренцевича в кардиналы.

На удивление всем, Папа принял Юсупова так великодушно, что даже разрешил князю устроить копирование лучших живописных украшений Ватикана. До Николая Борисовича подобных разрешений в таких объемах не мог получить никто. Стоит отметить, что и после тоже.

Вообще-то идея перенести, точнее – «пересадить все великое», что имелось в Европе, на невские берега принадлежала наследнику престола Павлу. Екатерина относилась к этому несколько скептически. В результате теперь нам остается любоваться в Эрмитаже только копиями Лоджий Рафаэля, тогда как остальные шедевры Ватикана остаются для русских людей прак тически недоступными.

Пребывая в Италии, Юсупов не единожды получал от императрицы письма практически личного характера. Дружеский тон их общения не оставлял сомнений в отличных отношениях между царицей и князем. Екатерина не была страстной поклонницей скульптуры или картин, а предпочитала только резные камни. Живопись она скупала с целью подчеркнуть государственное величие, а камни – только для личного удовольствия. Именно на тему этого вопроса она и советовалась с Николаем Борисовичем.

В Италии Николаю Борисовичу удалось собрать громаднейшую коллекцию произведений искусства. Особенное место в ней заняла живопись и скульптуры. Юсупов посетил мастерские практически всех известных художников, скупил работы старых мастеров, но они и в то время уже считались большой диковинкой. Русскому аристократу нередко пытались продать выдаваемые за подлинные творения художников старые копии. Со временем все стало ясно – Юсуповская коллекция давно признана крупнейшей частной коллекцией в Европе.

По возвращении в Россию, Николай Борисович стал заметнейшей фигурой уходящего десятилетия правления императрицы Екатерины Великой. За это время он фактически возглавил русскую художественную жизнь, являясь официальным и неофициальным законодателем моды русской художественной жизни. Оказавшись в Петербурге Юсупов выглядел в глазах соотечественников человеком, у которого было чему поучиться и которому хотелось подражать.

В скором времени под руководство князя попали все основные художественные заведения и организации России. Если бы ему пришлось получить пост Президента Императорской Академии Художеств, которая в конце восемнадцатого столетия пребывала в полнейшем упадке, то Николая Борисовича смело можно было назвать первым официальным министром русской культуры. И он им был, только неофициальным – при русском Дворе такового министерства никогда не было организовано, впрочем, как и министерств вообще вплоть до начала двадцатого века.

Императрица Екатерина, которая обладала отличным эстетическим вкусом, по большинству проблем развития художественной жизни России советовалась именно с Николаем Борисовичем, а проблемы имели значение для просвещенной императрицы ничуть не меньше, чем восстание Емельяна Пугачева или сплетни политического характера дворов Европы. Правительница страны считала необходимым должным образом соответствовать культурному образу эпохи Просвещения, а также и славе просвещенной правительницы. Этого императрице удавалось достигать не только благодаря собственному труду, преимущественно эпистолярному, но и при помощи советников, которых она, как правило, прекрасно подбирала. В 1788-ом году Екатерина вызвала Юсупова из Европы. Он был нужен ей в Петербурге. Впрочем, достойная должность для него нашлась не так быстро – царица продолжала приглядываться к бывшему посланнику, с которым в последнее время больше общалась по переписке, нежели лично. Она продолжала питать к Николаю Борисовичу чувство искренней привязанности, своего рода женской дружбы, а Екатерина, надо отметить, дружить умела, хотя истинных друзей, а не просто приятелей, у нее имелось вовсе немного. Вернувшись из Европы, князь то и дело бывал при Дворе, был вхож в интимный кружок императрицы, который проходил в Зимнем дворце без каких-то особенных церемоний. Ему, среди немногих царедворцев, было разрешено приходить к Екатерине без всяческих предварительных приглашений. Возможно, такое внимание было обусловлено еще и тем фактом, что князь Юсупов всегда оставался весьма приятным, манерным и галантным в общении человеком.

Мудрый и обаятельный князь всегда имел немало недоброжелателей и завистников, особенно в среде не очень-то и образованного дворянства средней руки. Разумеется, о нем всегда ходили самые разнообразные слухи и сплетни. Среди всех рассказов о Николае Борисовиче можно выделить милый исторический анекдот о простых нравах, бытующих в ближайшем круге общения Екатерины Великой.

Как-то раз Юсупов обедал с царицей. На обед полагался гусь. Екатерина спросила князя, вспоминая его европейские привычки:

– Известно ли вам, князь, как следует разрезать столь важную птицу?

– Мне ли не знать, – отвечал Николай Борисович с легкой надменностью на лице. – Эта птица давно нам знакома и очень дорого обошлась нашему роду. Моему предку пришлось поплатиться за нее половиной своего имения!

– Как так? – удивилась царица.

– Да пригласил как-то прадедушка Дмитрий Сеюшевич патриарха Иоакима на обед. А дело происходило в пятницу на Страстной неделе. На стол подали жареного гуся, а день-то был постным. Патриарху было неловко отказываться от угощения, и чтобы не обидеть гостеприимного хозяина, вот он и согрешил, а затем обо всем рассказал царю. Это угощение от мусульманина приняли как религиозное оскорбление. Царь Федор Алексеевич в тот же час приказал забрать у прадедушки половину имущества. Проступок свой Дмитрий Сеюшевич решил загладить принятием Православия, и царь, соответственно, возвратил ему отнятое.

Выслушав сей исторический анекдот, Екатерина долго смеялась, после чего, улыбаясь, спросила:

– Ничего, князь, у тебя и без этого немало осталось. В случае чего и меня и мое семейство сможешь прокормить.

В действительности, денег в конце царствования Екатерины Второй у Юсупова оставалось не столь уж много. Финансовая сторона дел князя оказалась порядком запущена и в некотором смысле запутана. Николай Борисович все больше и больше занимался рассмотрением дел государственного характера, нежели своих собственных проблем.

По возвращении на Родину, князь уже не застал в живых тяжело болевшую мать, княгиню Ирину Михайловну. За пару месяцев до смерти, 20 января 1788 года, Ирина Михайловна написала и отправила Николаю Борисовичу последнее письмо, наполненное самыми теплыми чувствами и материнской любовью, а также гордостью за обожаемого и единственного сына, которого, как она сама и предполагала, увидеть ей больше не удалось. Очевидно, что приехать из Италии в Россию на похороны матери Юсупов физически не мог – дорога потребовала бы не менее месяца. Даже дипломатическую почту доставляли не без трудностей.

Николай Борисович, которого современники называли не иначе как «западник, вольтерианец или татарский князь», также как именовали его за спиной и завистники, приказал каждый год в день памяти святой мученицы Ирины в приходском московском храме Трех Святителей у Красных ворот отмечать «День памяти Ея Сиятельства покойной княгини Ирины Михайловны» положенной заупокойной службой. В московском Богоявленском монастыре, находящимся поблизости от Кремля между Никольской и Ильинкой, где тогда тоже имелись родовые захоронения князей Юсуповых, по указанию Николая Борисовича ежегодно в мае-июне Московской домовой канцелярии заказывали «…поминовение родителей Его Сиятельства и служение ранних обеден». Когда же Юсупов переехал в Москву, то сам обязательно присутствовал на ежегодных панихидах по своим любимым и почитаемым родным. Согласно народной мудрости: «Живы родители – почитай, умерли – поминай!». Вот такой сплав «западничества и вольтерьянства» Юсупова, о котором так много и охотно сплетничали современники, а потом и потомки князя, достаточно плохо представлявших себе и его религиозные взгляды, и домашнюю жизнь.

В октябре 1792 года Юсупов возглавил Императорский Фарфоровый завод, который в скором времени прославлял императорскую фамилию, а также и русское искусство. Николаю Борисовичу удалось так замечательно организовать фарфоровое производство, что на протяжении первой половины девятнадцатого столетия у завода даже не было достойных и серьезных конкурентов среди многочисленного числа частных предприятий во всей России. Не мог выдержать конкуренции с Императорским заводом и собственный, князя Юсупова, появившийся уже в следующем веке.

Князь Николай Борисович также был известен как блестящий «организатор производства». Ему мастерски удавалось определять и расставлять на самые ответственные посты компетентных, грамотных и проверенных людей. Безусловно, не обходилось и без ошибок, но это случалось редко. Николай Борисович с годами прекрасно познал человеческую природу, легко определял сильные и слабые стороны того или иного собеседника, был снисходителен к недостаткам ближнего. Результат работы он всегда отслеживал лично. Непосредственно «процесс производства» его практически не интересовал. Своими «доверенными лицами», как говорится, князь очень дорожил, всячески помогал им, просил для них чины, звания, пенсии, казенные квартиры, дрова и даже свечи и многое другое. В ту эпоху такие столь «заботливые» отношения между начальником и подчиненными казались более, чем странными. Чаще они удивляли младших современников Николая Борисовича в девятнадцатом веке, когда он проживал в Москве и командовал чиновниками кремлевскими.

Дать оценку задаткам чиновника, организатора и исполнителя для князя Юсупова не поленилась императрица Екатерина Великая. Без ненужных рассуждений она просила князя исполнять одно должностное поручение за другим, по мере выполнения последнего, а именно: по степени наведения порядка в той или иной области петербургской художественной жизни. После того как Юсупов решал основные проблемы шпалерного производства и театрального дела, а они доставляли царице довольно много хлопот, курьер из Зимнего дворца доставил Юсупову еще один Высочайший Рескрипт: «Купленный Нами у наследников покойного Князя Потемкина Таврического стеклянный завод поручаем Мы в управление Ваше и желаем, чтоб вы употребили всемерное старание о приведении онаго в цветущее состояние».

Примечательно, что для «возрождения» этого малоприбыльного производства Николай Борисович использовал способы, очень напоминающие плановую социалистическую экономику. Он проводил аттестацию каждого мастера, присваивая всем определенный государственный чин и класс, что давало основание не только для текущего жалованья, но и было гарантией пенсиона в старости. К каждому аттестованному мастеру, а это были чаще всего иностранцы, была прикреплена группа русских учеников, чтобы всегда имелись собственные опытные и квалифицированные кадры на случай замены. Все работники фабрики получали прибавку к жалованию. Эти простые меры по улучшению материальной заинтересованности постепенно привели к тому, что состояние дел на Императорском Стекольном заводе улучшилось, тем самым приведя фабрику в самое прекрасное состояние.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.