Глава 27 Князь Юсупов
Глава 27
Князь Юсупов
«Как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!»
Евангелие от Луки, 18:24
«Целованием ли предаешь Сына Человеческого?»
Евангелие от Луки, 22:48
«Какое счастье — воспитание души аристократов».
Г. Е. Распутин
Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, был одним из красивейших людей того времени, человеком, получившим блестящее европейское образование и воспитание и при этом единственным наследником несметного фамильного состояния Юсуповых. Не будет преувеличением сказать, что по богатству Юсуповы могли соперничать с самой царской фамилией — одни только доходы с их имений составляли в год примерно 10 миллионов рублей, что в то время было просто астрономической суммой. К началу XX столетия Юсуповы были крупнейшими в России землевладельцами и промышленниками. Роскоши юсуповских дворцов могли позавидовать великие князья. К примеру, комнаты Зинаиды Николаевны, матери Феликса, были обставлены мебелью французской королевы Марии-Антуанетты. Картинная галерея по своему подбору соперничала с Эрмитажем. А драгоценности Зинаиды Николаевны включали сокровища, ранее принадлежавшие чуть ли не всем королевским дворам Европы. Зинаида Николаевна была в близких отношениях с великой княгиней Елизаветой Федоровной и ее московским двором.
Когда после смерти брата Николая, погибшего на нелепой дуэли, князь Феликс вступал в наследство и объезжал свои необъятные земли, он, по его собственному признанию, чувствовал себя молодым государем, вступающим в права над своим королевством.
Ходили, однако, слухи, что над родом Юсуповых тяготело страшное проклятие за то, якобы, что происходили они от татарских князей, проливших кровь тысяч невинных христиан. Почти все наследники рода Юсуповых по мужской линии не доживали до двадцати шести. Средний сын Юсуповых умер младенцем, а старший сын, прямой наследник, был убит на дуэли, полгода не дотянув до двадцатишестилетнего возраста. Но младший из рода Юсуповых, князь Феликс, перешагнул эту роковую черту.
Феликс был довольно странной фигурой. В младенчестве его одевали, как девочку, отпускали локоны до плеч, завязывали банты — так велико было желание княгини Зинаиды Николаевны иметь дочку вместо третьего сына. Когда Феликс подрос, ему все еще нравилось облачаться в женскую одежду, в которой его не раз видели и в Питере, и в Париже в обществе весьма сомнительных персон. Первым его сексуальным опытом, по всей видимости, была связь с мужчиной: в мир гомосексуализма его ввел старший брат Николай, и в будущем Феликс будет предпочитать гомосексуальные отношения гетеросексуальным.
О Распутине Юсупов впервые услышал в Англии, где он учился в Оксфорде. Там он весело проводил время с подобными ему молодыми титулованными джентльменами, в числе которых был и будущий португальский король Мануэль. Как-то он прочитал в английской газете, что какой-то средневековый старик так сблизился с семьей, что его во всем слушают. Феликс, который рос в семье Николая и Аликс почти приемным сыном, возревновал и заволновался такой перемене в семье и написал письмо Муне Головиной (невесте его покойного брата, давшей, очевидно, обет девственности). В своем письме Феликс презрительно отзывался о старце, которого никогда сам не видел. В ответ Муня написала ему: «14 февраля 1912 … В каком бы веке ни появлялись люди, открывающие другую жизнь, их всегда будут преследовать и гнать, как всех, кто шел по стопам Христа. Вы слишком мало его знаете и видели, чтобы понять его личность и ту силу, которая им руководит, но я знаю его теперь 2 года и уверена, что он несет Крест Божий и страдает за истину, которая вам непонятна…»[280]
К сожалению, Юсупов, кажется, так никогда не понял и не принял эти простые слова. Досадно сознавать, что и сегодня большинство людей, даже из числа тех, кто пишет или говорит про Распутина, так же, как Юсупов, не поняли все той же простой истины.
По возвращении в Россию Феликс решается на брак, причем не простой, — брак с Ириной Романовой, племянницей императора. Когда до бабушки Ирины, вдовствующей императрицы Марии Федоровны, дошли слухи о связи Феликса с великим князем Дмитрием Павловичем, родственником Ирины, свадьбу хотели отменить. Но богатства князя Юсупова слыли неисчерпаемыми (что было немаловажно для задолжавшей всему миру царской семьи), и ухаживания блестящего Феликса были столь настойчивы, что на прошлое и настоящее князя закрыли глаза. Сама Ирина хотела верить, что ради нее Феликс забудет прошлое, каким бы ужасным оно ни было. И основания для подобного оптимизма у нее были.
Из «Мемуаров» Феликса Юсупова: «Я забыть не мог юную незнакомку, встреченную на прогулке на крымской дороге. С того дня я знал, что это судьба моя… Совсем еще девочка превратилась в ослепительно красивую барышню. От застенчивости она была сдержанна, но сдержанность добавляла ей шарму, окружая загадкой. В сравненье с новым переживанием все прежние мои увлеченья оказались убоги. Понял я гармонию истинного чувства. Ирина мало-помалу поборола застенчивость. Сначала она говорила только глазами, но постепенно смог я оценить ее ум и верность сужденья. Я рассказал ей всю жизнь свою. Нимало не шокированная, она встретила мой рассказ с редким пониманьем. Поняла, что именно противно мне в женской натуре и почему в общество мужчин тянуло меня более. Женские мелочность, беспринципность и непрямота отвращали ее точно так же. Ирина, единственная дочь, росла вместе с братьями и счастливо избегла сих неприятных качеств…»
Ирина Александровна Романова была первенцем и единственной дочерью великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны (родной сестры Николая II), приходясь, таким образом, по матери внучкой Александру III, а по отцу — правнучкой Николаю I. Она родилась 3 июля 1895 года на «Собственной Ея Императорского Величества даче „Александрия“» (Петергоф), о чем извещалось именным высочайшим указом от того же дня.
Девочка получила прекрасное образование, говорила на нескольких языках, была талантлива, великолепно рисовала. Отец собирался выдать ее за какого-нибудь иноземного принца. Но вместо этого она вышла за Юсупова.
Венчание состоялось в феврале 1914 года в церкви Аничкова дворца. Была организована пышная свадьба, на которую поздравить молодых прибыли императорская семья и весь высший свет Петербурга. В середине дня в парадной карете к Аничкову дворцу подъехала невеста с родителями и братом, великим князем Василием Александровичем. С собственного подъезда они проследовали в Красную гостиную, где император Николай II и вдовствующая императрица Мария Федоровна благословили невесту к венцу. Жених, князь Феликс Феликсович Юсупов, прибыл на собственный подъезд дворца. Гости шествовали в церковь из желтой гостиной, через танцевальный зал и приемные комнаты.
На церемонии Ирина носила диадему из алмазов и горного хрусталя и свадебную фату, которая принадлежала когда-то Марии-Антуанетте. Именно в этой фате австрийская принцесса Мария-Антуанетта венчалась некогда с французским принцем Луи. Потом они стали королем и королевой и кончили свою жизнь на гильотине, после того, как их неумелое правление привело к Великой Французской революции. Дивной красоты фата пережила не одну хозяйку — ее перепродавали снова и снова, пока великий князь Александр Михайлович не купил ее в подарок своей дочери. И вот теперь в толпе гостей на свадьбе Ирины Романовой и Феликса Юсупова шептались, что фата казненной королевы принесет несчастье прелестной новобрачной… И в самом деле, будто какая-то зловещая тень маячила впереди перед Ириной, царем и царицей, перед всей страной.
Впрочем, поначалу у супругов все шло вроде бы неплохо. Спустя год после свадьбы у них родилась дочь, которую назвали также Ириной. Но вскоре стало ясно, что ни от своих прежних привычек, ни от старых, порочащих его связей Феликс отходить не собирается. Но, памятуя о том, что то, что Бог соединил, человек не может разъединить, Ирина решила нести свой крест до конца.
Как и многие аристократы того времени, Феликс, к растущей тревоге своей супруги, все более пристращался к вспыхнувшей в то время в Петербурге новой моде — оккультизму. Он также являлся активным членом масонской ложи и готов был использовать свое влияние в интересах этой ложи. Вряд ли без благословения ложи князь Феликс Юсупов осмелился бы стать организатором и непосредственным исполнителем одного из самых трагичных по своим последствиям, знаковых убийств в истории. В ночь с 16 на 17 декабря 1916 года вместе с Пуришкевичем, своим приятелем-любовником великим князем Дмитрием Павловичем и другими высокопоставленными особами Феликс зверски убил Григория Ефимовича Распутина. Но прежде этого Феликс сыграл в истории Распутина примерно ту же роль, что и Иуда в истории Христа.
Чтобы вкрасться в доверие к старцу, Феликс стал жаловаться Муне Головиной, горячей поклоннице Распутина, также горячо любившей и Феликса, на боли в груди, от которых его не могут излечить доктора. Муня, бывшая свидетелем многих исцелений Григория Ефимовича, с радостью предложила свести Феликса с Распутиным, чтобы тот мог помолиться о нем. Феликс прежде уже видел Распутина, но лично знаком с ним не был. И вот теперь Феликс выходил на него с одной целью — убить. По собственному признанию, он отныне «вынужден обманывать человека, который искренне ко мне расположен».
Феликс согласовывал все свои планы с великим князем Дмитрием, утверждавшим, что «уничтожение Распутина будет последней и самой действенной попыткой спасти погибающую Россию». И за этими планами, безусловно, стоит романовская семья, которая уже начинала делить еще не опустевший трон и самые близкие к нему места.
В то же время самые фанатичные монархисты Думы и главный из них — будущий соучастник убийства Пуришкевич, обрушивают громы и молнии на государя и государыню, а особенно на Распутина. Когда Григорию Ефимовичу прочли очередную злобную речь Пуришкевича, он заметил: «Теперь таких ос расплодились миллионы. А надо быть сплоченными друзьями. Хоть маленький кружок, да единомышленники… В них злоба, в нас дух правды».
Феликс Юсупов решает заручиться поддержкой Пуришкевича. 20 ноября 1916 года он звонит Пуришкевичу и договаривается о встрече. В тот же день он пишет в письме своей жене Ирине, находившейся в Крыму: «Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Распутина… Для этого я часто вижусь с М. Головиной и с ним. Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны…»
Уже в эмиграции Феликс будет вспоминать о том, как лечил его Григорий Ефимович, как молился за него. Вот один показательный отрывок, раскрывающий, насколько Юсупов смог ожесточить свое сердце ради осуществления задуманного ужасного плана.
«После чаю Распутин впустил меня в кабинет — в маленькую комнатку с кожаным диваном, несколькими креслами и большим письменным столом… Старец велел мне лечь на диван, затем тихонечко провел по моей груди, шее и голове… потом опустился на колени, положив руки мне на лоб, пробормотал молитву. Его лицо было так близко к моему, что я видел лишь глаза. В таком положении он оставался некоторое время, потом резким движением поднялся… Я чувствовал входящую в меня силу, теплым потоком охватывающую все мое существо, тело онемело, я пытался говорить, но язык не слушался меня… Глаза Распутина сверкали передо мной — два фосфоресцирующих луча… Затем я почувствовал проснувшуюся во мне волю — не подчиняться гипнозу. Я понял… я не дал ему полностью подчинить мою волю»[281].
Юсупов убедил себя в том, что Распутин — обыкновенный гипнотизер. Он не мог позволить себе — к своей собственной гибели и гибели страны, как выяснится вскоре, — допустить и мысли, что Григорий Ефимович не обманщик, а искренний Божий человек. А кому, как не князю Юсупову, надлежало понять это! Ведь он действительно очень сблизился со старцем, который искренно полюбил молодого князя и не боялся посвящать его во все свои планы.
В апреле 1915 года Григорий Ефимович продиктовал машинистке слова, которые прекрасно выражают его видение и отношение как к самому Феликсу Юсупову, так и к другим юношам знатного сословия: «Какое счастье — воспитание души аристократов.
Очень есть сторона благочестивая: то нельзя и другого невозможно и все с благонамерением. Большая половина сего воспитания приводит в истуканство, отнимает простоту явления. А почему? Потому, во-первых, не велят с простым человеком разговаривать. А что такое простой человек? Потому что он не умеет заграничные фразы говорить, а говорит просто и сам с природой живет и она его кормит и его дух воспитывает в мудрость. А почему так аристократ лжет и себя обманывает: неохота — смеется, он все врет.
После этого делается мучителем. Почему мучителем? Потому что не так себя вел, как Бог велел. Невидимо себя обманывал и тайно в душе врал. Вот потому и называется: чем важнее — тем глупее. Почему глупее? А потому что в простоте является премудрость.
А гордость и надменность разум теряют. Я бы рад не гордиться, да у меня дедушка был возле министра, таким то родом я рожден, что они заграницей жили. Ах, несчастный аристократ! Что они жили, и тебе так надо! Поэтому имения проживают, в потерю разума вдаются: не сам хочет, а потому что бабушка там живала. Поэтому то вой, хоть едет в моторе, а непокоя и обмана выше мотора.
Все-таки сатана умеет аристократов ловить. Да, есть из них только трудно найти, как говорится — днем с огнем, которые являют себя в простоте, не запрещают детям почаще сходить на кухню, чтобы поучиться простоте у потного лица кухарки. У этих людей по воспитанию и по познанию простоты разум — святыня. Святой разум все чувствует и эти люди — полководцы всего мира» (Апрель, 1915 год, Петроград).
У Юсупова действительно была возможность сделаться великим человеком, «полководцем всего мира». Но так тяжело было ему переступить через себя, через те стереотипы, которыми он с детства был напичкан. Они виделись теперь почти ежедневно, мужик и князь. И за все это время Юсупов, по своему собственному признанию, ни разу не заметил в Григории Ефимовиче ни неискренности, ни искания своего, ни злобы. И тем не менее, подавив все лучшее в себе, молодой князь шаг за шагом идет к страшной своей цели. Варламов пишет: «Феликс Юсупов… классический пример того, до каких степеней упадка и разложения дошла салонная русская аристократия»[282].
Многие удивляются и даже недоумевают — как случилось, что Распутин, который, по признанию всех, обладал невероятной проницательностью и умением «читать» людей, как открытую книгу, на этот раз «сплоховал». Одни приписывают это мнимой страсти, которой Распутин якобы воспылал к князю, другие ссылаются на их дружбу как на доказательство того, что Распутин на самом деле никогда и не обладал настоящей духовной проницательностью.
На самом деле Григорий Ефимович не мог не чувствовать коварства Феликса. Но с присущими ему любовью и терпением старец старался сделать все, что было в его силах, чтобы молодой князь, Маленький, как он его любовно называл, сам понял правду. К тому же, как явствует сразу из нескольких источников, Григорий Ефимович знал, что его дни были уже сочтены, что ему не вступить в новый 1917 год. Как Христос приблизил к Себе предателя Иуду и был добр и снисходителен к нему, так, следуя вышнему примеру, Григорий Ефимович приблизил к себе богатого юношу. «Какое счастье — воспитание души аристократа»[283], — говорил Распутин еще раньше, в апреле 1915 года.
Юлия Ден вспоминала: «Я чрезвычайно удивилась, когда узнала от нее (государыни. — О.Ж.), что Феликс Юсупов — частый гость в доме Распутина. Известие показалось мне настолько невероятным, что я спросила у Григория Ефимовича, правда ли это.
„Правда, как не правда, — ответил он. — Очень уж мне полюбился князь Юсупов. Иначе как ‘Маленьким’ я его и не кличу“»[284].
Тем временем Феликс, готовясь к убийству, наблюдал за всем, что происходит в доме старца. Между прочими вещами он заметил странную вещь — ночью Распутина не охраняли! Трусливый министр Протопопов, ответственный за охрану Распутина, сам встречался с ним иногда, как Никодим, ночью, а потому свидетелей не желал и в десять часов вечера охрана отправлялась домой. Кроме того, Феликс узнал, что в дом можно зайти через заднюю лестницу, которая вообще никогда и никем не охранялась. При этом Протопопов лгал государю, что Распутина он охраняет днем и ночью и что даже мышь не может проскользнуть в его квартиру незамеченной.
Теперь план Феликса полностью созрел: он позовет старца ночью к себе домой для того, чтобы тот помолился о его жене, Ирине Романовой. То, что приглашение приходилось на ночь, не должно было смутить Распутина, привыкшего к тому, что многие избегали встречи с ним, боясь быть заклейменными позором. По ночам он встречался со многими никодимами. Таким образом, Ирина послужила той наживкой, на которую Феликс Юсупов решил заманить Григория Ефимовича в свой дом.
Незадолго до убийства Юсупов послал письмо жене. Текст его не сохранился, но сохранился ответ княгини Ирины Александровны, где были следующие строки: «Благодарю тебя за твое сумасшедшее письмо. Я половину не поняла. Вижу, что ты собираешься сделать что-то дикое. Пожалуйста, будь осторожен и не суйся в разные грязные истории. Главное — гадость, что ты решил все без меня, это дикое свинство… Одним словом, будь осторожен. Вижу по твоему письму, что ты в диком энтузиазме и готов лезть на стену… Чтобы без меня ничего не делал»[285].
Юсупов старался подавлять те нравственные мучения и колебания, которые все больше возрастали по мере приближения условленной даты. Как Раскольников, он старался обходить их заученными формулами-заклинаниями: «…Внутренний голос мне говорил: „Всякое убийство есть преступление и грех, но, во имя Родины, возьми этот грех на свою совесть, возьми без колебаний. Сколько на войне убивают неповинных людей, потому что они ‘враги Отечества’. Миллионы умирают… А здесь должен умереть один, тот, который является злейшим врагом твоей Родины. Это враг самый вредный, подлый и циничный, сделавший путем гнусного обмана всероссийский престол своей крепостью, откуда никто не имеет силы его изгнать… Ты должен его уничтожить во что бы то ни стало…“»[286].
Юсупов вхож во дворец, часто встречается с царской семьей, которая, как всегда, ласкова к нему, не подозревая, что все его действия в первую очередь именно против императрицы и были направлены.
«Если убить сегодня Распутина, через две недели императрицу придется поместить в больницу для душевнобольных. Ее душевное равновесие исключительно держится на Распутине; оно развалится тотчас, как только его не станет. А когда император освободится от влияния Распутина и своей жены, все переменится: он сделается хорошим конституционным монархом»[287], — говорил он с доверием масон у В. А. Маклакову, вовлеченному в заговор.
Итак, согласно плану Юсупова приманкой для Распутина должна была послужить Ирина Романова. Зная расположение старца к себе и его любовь к семье Романовых, Юсупов не сомневался: старец придет в любое время дня и ночи, чтобы помолиться об Ирине. Юсупов пишет письма жене, чтобы та поскорее возвращалась в Петроград, но зачем — этого он ей не говорит. Он знал, что Ирину нелегко будет уговорить выступить в роли приманки. Но он не ожидал, что она вообще откажется приезжать. Вот что она писала в своем письме из Крыма 3 декабря 1916 года: «Ты не знаешь, что со мной. Все время хочется плакать… Настроение ужасное, никогда не было такого… Я не хотела всего этого писать, чтобы тебя не беспокоить. Но я больше не могу! Сама не знаю, что со мной делается. Не тащи меня в Петроград… Приезжай сюда сам… Я больше не могу, не знаю, что со мной. Кажется, неврастения… Не сердись на меня, пожалуйста, не сердись… Я ужасно как тебя люблю… Храни тебя Господь…»
Если бы только Феликс прислушался к предчувствиям Ирины и бросил все это страшное дело, уехал бы в Крым. Но он этого не сделал. Полным ходом ведя приготовления к убийству, Юсупов занялся серьезной подготовкой будущего места преступления — подвала собственного фамильного дворца. Его описание этой подготовки выдает некое странное очарование, каким был исполнен Юсупов, готовясь к убийству.
«Три вазы китайского фарфора уже украшали ниши в стенах… Из кладовых принесли старинные стулья резного дерева, обитые кожей… драгоценные кубки из слоновой кости… Шкаф времен Екатерины Великой — эбенового дерева, с инкрустацией, с целым лабиринтом маленьких стекол, бронзовых колонок, потайных ящичков. На этом шкафу поставили распятие из горного хрусталя и гравированного серебра итальянской работы XVI века… Большой камин был украшен золочеными чашами, майоликовыми блюдами и скульптурной группой из слоновой кости. На полу расстелили персидский ковер, а перед шкафом — шкуру огромного белого медведя… В середине комнаты поставили стол, за которым Распутин должен был выпить последнюю свою чашку чая»[288].
В тот же день, когда Ирина писала письмо, в котором уговаривала своего мужа отказаться от его планов, Распутин в последний раз виделся с государем. Сохранилось свидетельство Вырубовой о том, что во время этой последней встречи с Николаем Распутин повел себя необычно: «Когда их величества встали, чтобы проститься с ним, государь сказал, как всегда: „Григорий, перекрести нас всех“. „Сегодня ты благослови меня“, — ответил Григорий Ефимович, что государь и сделал. Чувствовал ли Распутин, что он видит их в последний раз, не знаю: утверждать, что он предчувствовал события, не могу, хотя то, что он говорил, сбылось. Я лично описываю только то, что слышала и каким видала его. Со своей смертью Распутин ставил в связь большие бедствия для их величеств. Последние месяцы он все ожидал, что его скоро убьют»[289].
С этим государь уехал на фронт. Когда он вернется в Петроград, не будет уже в живых его друга Распутина, а его государство будет содрогаться в смертельной агонии, подобной той, в которой умер старец.
А вот еще одно письмо Ирины, написанное ею через неделю, 9 декабря: «Дорогой Феликс… получил ли ты мой бред?.. Не думай, что я все это выдумала, такое было настроение последние дни… Сегодня утром температура нормальная, но я все-таки лежу. Почему-то ужасно похудела… Прости меня за мое последнее письмо, оно ужасно неприятное… Хотела приберечь все это до твоего приезда, но оказалось, что не могу, надо было вылить душу… С Бэби (их маленькая дочь. — О.Ж.) что-то невероятное. Недавно ночью она не очень хорошо спала и все время повторяла: „Война, няня, война!“ На другой день спрашивают: „Война или мир?“ И Бэби отвечает: „Война!“… Через день говорю: „Скажи — мир“. И она прямо на меня смотрит и отвечает: „Война!“ Это очень странно… Целую тебя и ужасно жду».
Позже Юсупов поймет, что именно убийство Распутина распахнуло для России врата ада. Но он в этом не признается и будет пытаться, кажется, обмануть в первую очередь себя самого, попытаться успокоить совесть.
«Революция пришла не потому, что убили Распутина, — писал он в свое оправдание. — Она пришла гораздо раньше. Она была в самом Распутине, с бессознательным цинизмом предававшем Россию, она была в распутинстве — в этом клубке темных интриг, личных эгоистических расчетов, истерического безумия и тщеславного искания власти. Распутинство обвило престол непроницаемой тканью какой-то серой паутины и отрезало монарха от народа»[290].
Какой цинизм и какая бессмыслица! Уж если и был на Руси человек, соединивший царскую семью с русским народом, с русским крестьянством в первую очередь, то этим человеком и был Распутин.
Маклаков записал характерный для того времени случай. «Одна из светских дам Петербурга сделала любопытное наблюдение: при посещении госпиталя, где было много солдат, она под радостным впечатлением от смерти Распутина, сообщила о нем солдатам; она ждала выражения восторга, солдаты угрюмо молчали. Думая, что они ее не поняли, она стала повторять и разъяснять смысл события; солдаты продолжали молчать и наконец один из них вымолвил: „Да, только один мужик и дошел до царя и того господа убили“»[291]. Напомним, что сам масон Маклаков при этом нисколько не симпатизировал Распутину.
А вот что писал С. Булгаков: «…Я познакомился с князем Юсуповым, который мне рассказывал (очевидно, уже десятки раз) историю этого убийства с его потрясающими подробностями. В его рассказе не было ничего, кроме аристократической брезгливости, не было даже сознания того, что пуля направлена в царскую семью и что с этим началась революция. Это было уже тогда для меня очевидно. Убийство Распутина внесло недостававший элемент какой-то связи крови между сторонниками революции, а таковыми были почти все. <…> Это убийство разнуздало революцию, и стали открыто и нагло говорить и даже писать — правда не о цареубийстве — но о дворцовом перевороте»[292].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.