5.1. Европейская промышленная революция

5.1. Европейская промышленная революция

Как было показано ранее, до начала XIX века диффузионные процессы на Европейском континенте инициировались в основном военно-техническими открытиями и протекали по схеме, описываемой теорией военной революции. На протяжении 1620–1820 годов имели место четыре военных революции: первая из них ознаменовалась созданием легких полковых пушек, вторая – изобретением штыка и фузеи, третья – усовершенствованием линейной тактики Фридрихом II, четвертая – созданием подвижной полевой артиллерии и тактики колонн. Каждая крупная военная инновация порождала волну завоеваний, и соседние страны были вынуждены перестраиваться по образцу завоевателя, заимствуя его военную технику, политические и культурные институты. Как показывает теория военной революции, политико-социальной системой, соответствующей данному уровню военной техники, было военно-бюрократическое «регулярное государство» или, как его назвали иначе, «просвещенная монархия».

Однако технические открытия делались не только в военной области, одним из важных достижений эпохи было создание совершенного океанского парусного корабля, флейта. Это голландское изобретение породило особый культурный круг, главными элементами которого, помимо флейта, были морская торговля и торгово-промышленное предпринимательство, а в политической сфере – правление купеческой олигархии. Однако более или менее полная трансформация по голландскому образцу произошла только в Англии; в других странах голландские элементы не были преобладающими: хотя Франция во времена Кольбера создала торговый флот и торговые компании, она осталась военной монархией. В условиях постоянных войн на континенте могли существовать лишь военные монархии; купеческая Голландия вскоре потерпела поражение в этих войнах и была жестоко разорена войсками монархий. Значительная часть голландских купцов эмигрировала в Англию, которая стала новым центром голландского (теперь англо-голландского) культурного круга. Английские корабелы создали многопалубные линейные корабли, и эта техническая инновация окончательно утвердила британское господство на морях.

Поскольку морская торговля дала английскому купечеству огромную финансовую силу, то оно вступило в борьбу с королем и вынудило его и землевладельческую аристократию поделиться властью. «Билль о правах» 1689 года закрепил всю законодательную власть за парламентом, однако избирателями могли быть только богатые собственники, и реально властью владела олигархия купцов и землевладельцев.

Богатства Англии и «свободы» английской аристократии вызывали зависть у дворянства и буржуазии континентальных стран. Диффузионное влияние англо-голландского культурного круга стимулировало попытки введения олигархических конституций в разных странах, в частности, в Швеции. Английское влияние сказывалось и в России: в олигархической попытке 1730 года, в конституционных проектах Н. И. Панина в начале царствования Екатерины и в попытках ограничить самодержавие после убийства Павла I.

Однако философы и политики тех времен хорошо понимали, что олигархическому правлению свойственна внутренняя слабость, происходящая от постоянной борьбы между различными аристократическими группировками – ярким примером такой борьбы было польское «безнарядье». С другой стороны, олигархия не могла опереться на поддержку народа и вручить ему оружие – поэтому армии в таких странах были наемными и, следовательно, малочисленными; они не могли сопротивляться огромным армиям военных монархий. Как известно, Россия поддерживала олигархическое устройство Швеции и Польши именно с целью не допустить усиления этих стран; эта логика присутствовала и в решении сохранить конституцию во Франции. Англия с ее парламентом и слабой наемной армией могла существовать только в условиях островной изолированности. Поэтому, хотя олигархические режимы были привлекательны для аристократии, они не получили распространения в Европе XVIII века; Польша была в конце концов поделена между тремя военными монархиями, а Швеция была вынуждена ввести абсолютистское правление.[1053]

Таким образом, английское влияние в XVIII веке было обусловлено не военными, а финансовыми и торговыми преимуществами; оно распространялось не войнами, а деньгами и примером – то есть постепенным, диффузионным путем. Правда, Англия сумела завоевать значительную часть Индии, но этот успех был следствием общего военного превосходства, которого добились к тому времени европейские народы, и результатом того, что, господствуя на морях, Англия могла реализовать это превосходство в отдаленных регионах. Необходимо отметить также, что английские войска в Индии состояли из наемников-сипаев, и победа была обеспечена английскими деньгами в той же степени, что и английскими мушкетами. Этот невоенный механизм распространения английского культурного круга необходимо иметь в виду при рассмотрении последствий промышленной революции.

Начавшаяся в конце XVIII века промышленная революция породила грандиозную диффузионную волну, намного превосходившую диффузионные волны прошлого. Промышленная революция означала рождение новой культуры и новой цивилизации, это был процесс, полностью изменивший жизнь людей, социальную структуру общества, производственные и социальные отношения. Технический фактор вышел на первый план и стал обусловливать течение многих социально-экономических процессов, постепенно все более расширяя сферу своего влияния. Как отмечалось выше, процесс трансформации общества под воздействием промышленной революции называют модернизацией, хотя употребление этого термина достаточно вариативно, и иногда говорят о ранней модернизации, связанной с распространением англо-голландского культурного круга в XVII–XVIII веках. Модернизация началась на родине промышленной революции, в Англии, и постепенно распространилась на Европейский континент, на Францию, страны Центральной Европы, а затем и на Россию. История России XIX–XX веков определялась взаимодействием процесса модернизации с процессами внутреннего развития, причем российская модернизация неизбежно повторяла этапы, уже пройденные теми странами, где модернизация началась раньше. Это была «догоняющая модернизация», и поэтому анализ российской истории этого периода невозможен без краткого обзора процесса модернизации в странах Европы.

В основе промышленной революции лежала техническая революция, начавшаяся в Англии во второй половине XVIII века. Эта революция началась с механизации прядения хлопка, с создания в 1760-х годах механической прялки «Дженни» и ватерной машины Аркрайта. Затем революция распространилась на другие отрасли промышленности, в 1769 году Джеймс Уатт взял первый патент на свою паровую машину, а в 1785 году Генри Корт изобрел способ производства чугуна на каменном угле. Уже вскоре после появления паровой машины начались попытки создания пароходов. В 1807 году американец ирландского происхождения Роберт Фултон построил пароход «Клермонт», и через девять лет в Америке было 300 пароходов, а в Англии – 150. Одновременно со строительством пароходов делались попытки создания паровой повозки. В 1830 году Джордж Стефенсон завершил строительство первой большой железной дороги между городами Манчестер и Ливерпуль; по сравнению с гужевым транспортом скорость перевозок увеличилась примерно в 4 раза при четырехкратном уменьшении их стоимости.[1054] В 1832 году была пущена первая железная дорога во Франции, немного позже – в Германии и США; локомотивы для этих дорог изготовлялись на заводе Стефенсона в Англии.

Появление железных дорог означало «великую транспортную революцию», которая повлекла за собой многочисленные и чрезвычайно важные последствия. Прокладка железных дорог сделала возможной доставку грузов из районов, удаленных от морского побережья, и многократно расширила обороты мировой торговли.

Первым экономическим последствием промышленной революции стало создание фабричной текстильной промышленности. Фабрики давали фантастические прибыли – не 5 и не 10 % в год, как при обычном вложении капитала. «Счастье Ланкашира составили сотни и тысячи процентов прибыли», – скажет позднее один английский политик.[1055] Владельцы капиталов торопились вложить их в строительство фабрик; в 1785 году было выпущено только 40 млн. ярдов хлопчатобумажных тканей, в 1830 году – 2025 млн. ярдов! В результате огромного расширения производства цена продукции уменьшилась в 10 раз, но прибыль, хотя и снизилась, еще оставалась высокой – порядка 50 % на производстве одного фунта пряжи.[1056]

«Текстильный бум» означал появление новых промышленных городов, таких, как Манчестер, с его «сотнями пяти– и шестиэтажных фабрик, увенчанных каждая огромной трубой с султаном черного дыма».[1057] Тысячи рабочих уходили из деревни в города. Другой стороной этого процесса было разорение ремесленников, не выдерживавших конкуренции с фабриками. Ремесленники голодали и устраивали бунты, в 1830–1840 годах численность ручных ткачей сократилась вдвое. Движимые отчаянием ткачи составляли самый решительный отряд чартистского движения.[1058]

Промышленная революция дала Англии не только дешевый текстиль, на английских заводах производились разнообразные машины и станки, прежде всего паровозы и пароходы. Развитие судостроения позволило Англии сосредоточить в своих руках более половины тоннажа мирового флота и подавляющую часть морских перевозок. К 1840-м годам Англия превратилась в «мастерскую мира», на ее долю приходилось более половины производства металла и хлопчатобумажных тканей, основная часть производства машин. Население стекалось к фабрикам, и фабричные поселки превращались в огромные мегаполисы; в 1844 году в Лондоне было 2,5 млн. жителей.

Символом нового индустриального общества стал «Хрустальный дворец» – огромное здание, в котором размещалась промышленная выставка 1851 года. Впечатление, которое производили выставки 1851 и 1862 года на людей из другого мира, почти не затронутого промышленной революцией, было огромным. «Да, выставка поразительна, – писал Ф. М. Достоевский. – Вы чувствуете страшную силу… вы сознаете исполинскую мысль, вы чувствуете, что тут что-то уже достигнуто, что тут победа торжества».[1059]

Промышленная революция принесла с собой кардинальные перемены в социальной структуре Англии. Если прежде Англия была аграрной страной, то к 1840 году доля занятых в сельском хозяйстве сократилась до 22 % населения. Основную часть населения теперь составляла новая социальная группа – фабричные рабочие; другой новой группой была промышленная буржуазия. Производственные и социальные отношения нового общества еще только складывались, и их первоначальные формы были далеки от оптимальных. Чтобы адаптироваться к новым условиям, английскому обществу предстояло пройти длительный путь развития, и поскольку следом за Англией этим путем (с возможными вариациями) шли и другие страны – в том числе Россия – то представляется важным хотя бы вкратце отметить основные этапы английской социальной модернизации.

Государство поначалу практически не вмешивалось в отношения между рабочими и хозяевами, трудового законодательства не существовало. Это приводило, в частности, к широкому использованию труда детей и женщин: рабочий день продолжался в среднем 14 часов, причем часть рабочих выходила в ночную смену. Жизнь в грязных рабочих казармах, скученность и антисанитария негативно отражались на здоровье и физическом состоянии населения.[1060]

В начале XIX века основную часть рабочего класса составляли недавние выходцы из деревни, как правило, неграмотные и еще не освоившиеся в новом мире. Но со временем массы рабочих адаптировались к новым условиям и осознали единство своих целей; процент грамотности среди населения постепенно повышался и к 1850 году достиг 70 %. Происходившие время от времени экономические кризисы приводили к массовым увольнениям и понижению заработной платы, они активизировали рабочих и побуждали их бороться за свои права.[1061]

Другой новой социальной группой английского общества была промышленная буржуазия. В 1820 – 30-х годах центром притяжения разбогатевшей буржуазии стала партия вигов (впоследствии принявшая название либеральной партии). Доктриной вигов стал либерализм, главным принципом которого был «laissez faire» – принцип невмешательства государства в экономическую деятельность граждан, прежде всего, в свободу торговли.[1062]

Еще одним элементом новой социальной структуры был новый образованный средний класс. Специалисты отмечают, что в 1820-х годах число студентов в английских университетах, на протяжении предыдущего столетия остававшееся стабильным, внезапно возросло вдвое. Этот скачкообразный рост численности лиц с высшим образованием был одним из проявлений процесса модернизации: новому обществу требовались люди с образованием. Но этот рост был также и следствием того, что образование стало более доступным – прежде всего, в результате технической революции в книгопечатании. В 1814 году инженер Фридрих Кениг создал автоматическую печатную машину, дававшую 1000 оттисков в час; после этого книги и газеты стали массовым товаром, доступным широким слоям населения.[1063] С другой стороны, резко возросли возможности печатной пропаганды, которая стала новым мощным средством распространения диффузионных влияний.

Новый образованный класс впитывал в себя новые научные и технические знания, новые философские и социальные теории в конечном счете обязанные своим развитием научно-технической революции. Обладание этими новыми знаниями придавало образованному классу новые качества, и прежде всего, уверенность в том, что он играет особую роль, что он является представителем «прогресса», представителем нового мира фабрик и железных дорог, уверенность в том, что ему принадлежит будущее. В 1830 – 40-х годах «прогрессивный» образованный класс в Германии и Франции называли «интеллигенцией»; интеллигенция была молодой социальной группой – и естественно, она состояла из молодых людей, в значительной степени из студентов. Резкий рост образованного класса привел к тому, что выпускники университетов не могли найти себе применения, поэтому в 1830-х годах численность студентов немного уменьшилась и в дальнейшем стабилизировалась. Будучи молодыми и обладая новыми знаниями, интеллектуалы имели повышенные амбиции – и невозможность найти свое место в новом мире толкала образованный класс на путь радикализма.[1064]

Радикализм был политическим течением, зародившимся в конце XVIII века, его главным лозунгом было всеобщее избирательное право и уничтожение привилегий правящей элиты. Политическая система Англии была наследием допромышленной эпохи, когда власть и влияние принадлежали двум классам, составлявшим основу партии тори, крупным землевладельцам (лендлордам) и торговой буржуазии. Избирательная система была архаичной: в конце XVIII века насчитывалось 220 тыс. избирателей, но при этом половину парламента выбирали 11,5 тыс. избирателей, и имелось много округов (так называемых гнилых местечек), где число избирателей было меньше десяти. Коррупция и контроль над гнилыми местечками обеспечивали сохранение власти в руках сравнительно немногочисленной и замкнутой торийской аристократии. Радикализм отрицал привилегии власть имущих, поэтому он, с одной стороны, поддерживал амбиции образованной молодежи, а с другой стороны, выражал интересы стремящихся к улучшению своего положения рабочих. В 1816 году лидер радикалов Уильям Коббет опубликовал в специальном номере издаваемой им газеты «Письмо к поденщикам и рабочим», в котором доказывал, что единственным средством для улучшения положения рабочих является борьба за всеобщее избирательное право. Тираж этого «Письма» составлял 200 тыс. экземпляров – это была первая массовая листовка, первое использование нового метода политической пропаганды.[1065]

Традиционные английские политические свободы, неприкосновенность личности, свобода печати, митингов и демонстраций облегчали политическую трансформацию старого общества. Огромные митинги, собиравшие до 100 тыс. человек, стали основным средством давления на правительство.[1066] В конечном счете правящая аристократия была вынуждена пойти на уступки. Закон 1832 года ликвидировал гнилые местечки, понизил избирательный ценз и расширил контингент избирателей до 670 тыс. человек (13 % взрослого мужского населения). В результате реформы промышленники и новый средний класс получили избирательные права; к власти пришла партия вигов. Что же касается рабочих, то они остались за бортом избирательной системы и продолжали свои выступления в рамках движения чартистов, сторонников «Народной хартии», требовавшей всеобщего избирательного права. Однако новый либеральный парламент отверг Хартию, были произведены массовые аресты, и движение чартистов было разгромлено. Таким образом, в Англии была впервые реализована описанная Э. Хобсбаумом стандартная схема европейских революций: либералы и радикалы инициируют выступления и вовлекают в них рабочих, либералы добиваются своих целей, а затем объединяются с консерваторами и отражают продолжающееся наступление рабочих.[1067]

С середины XIX века вигов стали называть либералами, а радикалы составляли левое крыло либеральной партии. Постепенный рост грамотности и сознательности рабочих привел к распространению социалистических теорий. Как известно, отцом «английского социализма» был Роберт Оуэн, предлагавший создание коммун-ассоциаций, которые, существуя рядом с капиталистическими предприятиями, убедили бы людей в своем экономическом превосходстве, распространяли бы новую коллективистскую мораль и в конечном счете вытеснили бы капиталистическое предпринимательство.[1068] Однако главную роль в борьбе рабочего класса сыграло не распространение социалистических идей, а усиление профсоюзов (тред-юнионов), превратившихся в сплоченные организации, основанные на дисциплине и взаимопомощи. В 1867 году радикалы при поддержке тред-юнионов вновь подняли вопрос о расширении избирательного права и после месяца митингов, демонстраций и ожесточенных столкновений с полицией добились решающих уступок: круг избирателей был расширен примерно до трети взрослого мужского населения. После этой реформы профсоюзы получили возможность влиять на исход выборов и играть на противоречиях либералов и тори (которые стали называться консерваторами). В 1870–1880 годах были приняты законы о всеобщем начальном образовании, о 10-часовом рабочем дне для мужчин, о расширении прав профсоюзов. В 1885 году новая избирательная реформа расширила контингент избирателей до двух третей мужского населения. Под натиском забастовочной борьбы предприниматели были вынуждены идти на уступки, и к концу XIX века рабочий день на многих фабриках уменьшился до 8 часов, а реальная заработная плата по сравнению с серединой столетия возросла примерно вдвое.[1069]

Таким образом, процесс приспособления социальной системы к новым техническим и экономическим условиям был достаточно длительным и продолжался более столетия. К концу XIX века он привел к формированию демократического общества, сочетавшего свободу частного предпринимательства с определенными социальными гарантиями и достаточно высоким уровнем жизни рабочих. Поскольку на протяжении долгого времени Англия была лидером мировой модернизации, то эта модель служила образцом для других стран. Практически в каждой европейской стране были свои либералы, радикалы и социалисты, бравшие за образец своих английских собратьев и искавшие у них поддержки. Англия оказывала финансовую и дипломатическую поддержку либеральным и радикальным партиям. «Пальмерстон всячески поддерживал либеральное движение в Италии и других странах, – писал Джорджо Канделоро, – пытался направить его на путь реформ и конституционных преобразований, и старался вовлечь средние и мелкие государства европейского континента в орбиту английской политики и экономики…»[1070]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.