2.9. Правление Елизаветы Петровны: традиционалистская реакция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.9. Правление Елизаветы Петровны: традиционалистская реакция

Проводником стремлений русского дворянства и его «ударной силой» была состоящая преимущественно из дворян гвардия. Как свидетельствуют следственные дела Тайной канцелярии, в настроениях гвардейцев в конце 1730-х – начале 1740-х преобладало резкое недовольство засильем немецкой клики.[494] Бирон понимал опасность мятежа дворянской гвардии и пытался разбавить состав полков крестьянами – но молодые рекруты из крестьян, естественно, подчинялись моральному авторитету гвардейцев-дворян. О недовольстве гвардии знали и иностранные дипломаты и пытались спровоцировать ее на выступление с целью ослабить Россию внутренней смутой.[495] Когда Швеция в 1741 году объявила войну России, шведский командующий К. Э. Левенгаупт объявил, что стремится к освобождению русского народа «от притеснений и тирании чужеземцев».[496] В конечном счете в ноябре 1741 года дочь Петра Елизавета во главе гвардейцев произвела дворцовый переворот и стала императрицей Елизаветой Петровной.

По свидетельству К. Манштейна, Елизавета обещала тем, кто помог ей взойти на престол, что она освободит их от притеснений иностранцев.[497] Миних, Остерман, Левенвольде, Менгден и несколько других менее видных членов «немецкой партии» были арестованы и приговорены к смерти, которая, впрочем, была заменена пожизненной ссылкой в Сибирь. Гвардейцы, совершившие переворот, требовали высылки всех служилых иноземцев из России; в Петербурге происходили нападения на немцев. В армии, воевавшей со шведами, начался бунт против немецких офицеров, и его с трудом удалось притушить.[498]

Под впечатлением от этих событий многие иностранные офицеры вышли в отставку и покинули Россию, что привело к ослаблению русской армии. К руководству армией пришли старые петровские генералы из числа русских. Новым президентом Военной коллегии стал вернувшийся из ссылки фельдмаршал В. В. Долгорукий; он требовал отставить «новые учения» и вообще все, что было введено в предшествующее царствование Минихом.[499] Устав Миниха («Экзерциция пеша») был отменен, армия возвратилась к петровскому уставу 1716 года с упором на штыковой бой. Военная коллегия разъясняла: «В полках экзерцицию чинить… как было при жизни государя императора Петра Великого… а не по-прусски» (в документе подчеркнуто).[500] Были восстановлены гренадерские полки и гренадеры снова получили гранаты. Возвращение к петровским штатам 1720 года означало сокращение численности артиллерии в полках и ликвидацию кирасирской конницы – но на деле эти намерения не были претворены в жизнь; кирасирские полки сохранились.[501]

Большой ущерб был нанесен армии распространившейся системой уклонения дворян от службы. Количество офицеров-иностранцев, исправно выполнявших свои обязанности, резко уменьшилось. Из числа офицеров-русских дворян примерно половина постоянно находилась в отпусках, а остальные манкировали своими обязанностями и занимались чем угодно, но не подготовкой солдат. Распространился обычай записывать дворянских детей в полки с малолетства, так что, подрастая, они получали офицерский чин.[502] В определенном смысле эту практику можно рассматривать как возвращение к старомосковским традициям, когда дворяне собирались в полки лишь по время походов, а дворянские дети, подрастая, само собой получали чины и поместья.

Нежелание дворян служить привело к некомплекту офицеров. Например, в Бутырском полку недоставало свыше половины офицеров и четвертой части солдат. Система пополнения армии находилась в состоянии разложения. В 1751 году было взято 41 тыс. рекрутов, из них многие бежали, и в полки поступило лишь 23 тыс. Разложение коснулось и верхов армии. В 1756 году из четырех фельдмаршалов двое – А. Г. Разумовский и Н. Ю. Трубецкой – вообще не были военными, получив свои чины за альковные и иные услуги.[503]

Пришедшая к власти в результате переворота императрица Елизавета Петровна чувствовала себя неуверенно, и ей пришлось пойти на уступки дворянству не только в военной, но и в финансовой и экономической сферах. При восшествии на престол Елизавета отказалась принимать присягу у помещичьих крестьян; присягу за крестьян приносили их помещики – это был символ перемен, происходивших в отношениях между сословиями. Проекты ограничения помещичьих оброков и барщин были забыты, и правительство уже не пыталось защищать крестьян. Сбор податей стал не таким строгим, и помещиков уже не держали под караулом.[504] Фактическим главой правительства Елизаветы был граф П. И. Шувалов; он проводил линию на частичную замену подушной подати косвенными налогами – прежде всего, пошлинами на соль и хлебное вино. Цены на вино в правление Елизаветы увеличились вдвое, и в целом к 1758 году косвенные налоги превзошли по своим размерам прямые.

Для армии такая политика оборачивалась нехваткой средств. Даже когда началась Семилетняя война, Елизавета Петровна не осмелилась увеличить прямые налоги; война финансировалась за счет дальнейшего повышения цен на вино и соль, но главным образом за счет огромной эмиссии медных денег. В 1757–1762 годах было выпущено медных денег на 15 млн. рублей; это вызвало инфляцию и в следующие пять лет, в правление Екатерины II, цена на хлеб возросла в 2 раза.[505]

Другой уступкой дворянству стало поощрение дворянского винокурения. Винокуренный бум стал первым свидетельством пробуждения интереса русских дворян к предпринимательству. Пример нового подхода к ведению хозяйства был подан владельцами лифляндских фольварков, этими новыми подданными России. В экономическом отношении Лифляндия была частью обширного балтийского зернового рынка, и лифляндские мызы и экономии ничем не отличались от прусских и польских фольварков – это были барщинные хозяйства, производившие хлеб для экспорта в Западную Европу. В XVIII веке по соседству с Лифляндией вырос новый огромный потребительский центр, Петербург, и владевшие экономиями немецкие бароны сочли более выгодным не экспортировать хлеб, а перерабатывать его в вино для продажи в Петербурге. Уже в 1740-х годах половина хлеба экономий перерабатывалась в вино. В 1750-х годах известный ученый М. В. Ломоносов написал книгу «Лифляндская экономия», в которой популяризовал хозяйственную практику остзейских баронов, но, конечно, многие русские дворяне последовали этому примеру задолго до Ломоносова.[506]

В начале 1720-х годов у дворян было лишь 40 маленьких винокуренных заводов, а в 1753 году – 280 заводов, и среди них встречались значительные предприятия. Винокурением занималась высшая знать: граф П. М. Апраксин, граф С. А. Салтыков, граф П. И. Шувалов. Формально дворяне производили хлебное вино по подрядам казны, но на деле сбывали часть продукции на сторону, что приносило им огромные доходы. В 1754 году было подсчитано, что на дворянских и купеческих заводах выкуривается 4 млн. ведер, а из казны продается не более 2 млн. ведер; при этом Сенат совершенно резонно полагал, что оставшееся вино продается тайно. Однако результат обсуждения был парадоксальным: правительство запретило купцам заниматься винокурением, и эта самая выгодная отрасль предпринимательства стала монополией дворян.[507]

Винокурение было главной отраслью развивающегося дворянского предпринимательства. Помимо винокурения прибыльным занятием было горное дело. В 1754 году П. И. Шувалов добился передачи в свои руки трех богатейших Гороблагодатских заводов на Урале; позже владельцами заводов стали канцлер М. И. Воронцов, фельдмаршал И. Г Чернышев и некоторые другие вельможи. Таким образом, была приватизирована почти вся казенная горная промышленность, а первейшие российские вельможи превратились в крупных заводчиков и торговцев, в огромных масштабах поставлявших железо за границу. Эта метаморфоза, однако, была недолгой: после смерти Елизаветы ее вельможи лишились монаршего покровительства, и, обремененные долгами, сочли за лучшее продать заводы казне.[508]

Усиление дворянства в период правления Елизаветы ознаменовалось выработкой его политической программы, которая нашла свое выражение в проекте нового Уложения. Уложение предназначалось для замены устаревшего кодекса 1649 года и было разработано сенатской комиссией, созданной по инициативе графа П. И. Шувалова. Смерть Елизаветы, а затем свержение Петра III помешали завершить работу над Уложением, но проект четко формулирует те основные требования дворянства, которые пришлось принять последующим правительствам и которые определили политическое развитие России. Новые законы должны были удовлетворить главное требование дворянства и предоставить ему освобождение от обязательной службы. Далее, закон запрещал конфискацию имений (возможность такой конфискации была основным положением поместной системы) даже у дворян, совершивших преступление. Дворян нельзя было (без поимки с поличным) арестовывать, пытать, подвергать телесным наказаниям и ссылать на каторгу. Дворяне могли свободно выезжать за границу и поступать там на службу; на местах предполагалось создать дворянское самоуправление. Предполагалось также, что чиновники, выслужившие дворянство по Табели о рангах, больше не будут пользоваться дворянскими привилегиями. Новые законы должны были отдать крестьян в полную власть помещиков. «Дворянство имеет над людьми и крестьяны своими мужескаго и женскаго полу и над имением их полную власть без изъятия, – гласил первый параграф главы XIX, – кроме отнятия живота и наказания кнутом и произведения над оными пыток. И для того волен всякий дворянин тех своих людей и крестьян продавать и закладывать, в приданое и в рекруты отдавать… мужеску полу жениться, а женскому полу замуж идти позволять и, по изволению своему, во услужение, работы и посылки употреблять и всякие, кроме вышеописанных, наказания чинить…»[509]

В плане конкретизации политических требований дворянства проект Уложения может быть дополнен проектом И. И. Шувалова. Брат П. И. Шувалова и фаворит Елизаветы предлагал ввести конституцию, обязательные для монарха «фундаментальные и непременные законы», за соблюдением которых должно было следить дворянство. Таким образом, дворянство претендовало не только на привилегии, но и на политическую власть.[510]

Мотивация главного требования дворянства, освобождения от службы, изложена в докладе Комиссии о вольности дворянства, созданной в 1763 году Екатериной II. Одним из аргументов была необходимость личного ведения помещиком своего хозяйства. Но главным доводом был пример Европы. Если будет подтверждено право дворян служить по своей воле, говорилось в докладе, то «тем уподобится российское дворянство всем просвещенным в Европе государствам». В докладе отмечалось также, что лифляндское дворянство – часть дворянства империи – уже обладает такими правами.[511]

Дворянство стремилось также к установлению права собственности на свои земли. Само понятие собственности было до XVIII века фактически неизвестно в России. «Все подданные царя открыто признают, что все они целиком и все их имущество принадлежат Богу и царю», – писал в конце XVII столетия Я. Рейтенфельс.[512] Само слово «собственность», введенное в употребление Екатериной II, представляет собой кальку с немецкого слова «Eigentum» – и очевидно, это юридическое понятие является продуктом вестернизации.[513]

Таким образом, в основной своей части дворянская программа следовала идее вестернизации; она была обусловлена новой волной диффузионного влияния Европы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.