Парковые увеселения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Парковые увеселения

Названия Сокольники, Сокольничья роща и Сокольничье поле (этот топоним носила некогда просторная местность севернее улицы Гаврикова) издавна указывали на то, что когда-то в этих местах жили ловчие сокольники, а на поле выпускали соколов для специальной охоты. Сама Сокольничья роща, которая составляла часть огромного Лосиного погонного острова, была заповедною.

В бытность у охотников, по их специфическому выражению, отдельно стоявший лес назывался островом. Лосиный остров имел начало от Камер-Коллежского вала и шел по левой стороне реки Яузы на 17 верст в длину и от 1 до 5 верст в ширину. В нем по большей части росли хвойные деревья: сосны, ели. Этот остров очень высоко ценился по своему строевому лесу.

Во времена царствования Александра I обер-форштмейстер Кох настойчиво предлагал московским властям ежегодно вырубать некоторое количество деревьев в Сокольниках для казенных нужд, а также для получения доходов от продажи леса. Его детальный проект был представлен императору, но государю он не понравился.

Как людям, обремененным непростой работой на ниве государственного правления, царям, безусловно, требовался для их отдыха интересный досуг. И Сокольничья роща была тем самым местом, на котором русские государи развлекались: здесь они имели потехи на звериной и соколиной охоте.

Особенно в охоте преуспевал царь Алексей Михайлович. А вот его сын Петр такое времяпрепровождение не любил. И даже, забыв о том, что принижает батюшку, говаривал, что убивать дичь — это занятие для холопов и вовсе не царское. В молодости он сказал: «Аще свтлая слава в оружiи, то почто же мя ко псовой охот от делъ Царскихъ отвлекаете и отъ славы къ безславiю приводите? Азъ Царь есмь и подобаетъ ми быти воину, а охота оная принадлежитъ псарямъ и холопамъ». Петр всегда стремился свои свободные дни-часы-минуты использовать на познания, с тем чтобы применить их на практике для блага отечества. А в жизни времени на все другое-лишнее у него явно не хватало…

Слева от места, где позднее образовалась Сокольничья застава, находился дом главного ловчего с башней, вокруг которой расставлялись палатки для царской (допетровской) охоты. Когда царь со своим семейством на нее выезжал, для него устанавливали специальную палатку из золотой парчи, подбитой соболями. Для царицы же — другую, из серебряной парчи с горностаями, а для царевичей и царевен — глазетовые. Эти палатки составляли большой круг (в более поздние годы центральное место отдыха москвичей в парке также называли кругом). В том случае, когда охота по времени была продолжительной, посреди палаток устанавливалась небольшая походная церковь. От палаток, на ружейный выстрел, находились заграждения — рогатки. При них непременно стояла бдительная царская стража.

В небольших домиках в старой Сокольничьей слободе издавна жили лесничие, охотники, воспитатели и хранители соколов. Здесь, на Сокольничьей улице, находился только один слободской каменный дом, в котором помещалось отделение Тайной канцелярии, а вблизи него — Казенный фуражный двор.

Сокольничья роща в старину была похожа на непролазные дебри, весьма темные и особенно устрашающие в сумерки и ночью. В ней, как и во всем Лосином острове, водилось великое множество диких зверей. На острове им жилось сытно-привольно: и тем, кто имел рога, и тем, у кого были сильные лапы, крылья или острые зубы. Люди же ограничивались в свободе действий. Считалось святотатством делать большие вырубки деревьев в этом «почетно-почтенном» лесу. Правда, в глубине леса находилось очень много старых деревьев, валежника и хвороста. Однако все это охранялось от расхитителей. Потому здесь не было сквозных просек, утоптанных или специально проведенных через лес дорог. Конечно, такие порядки способствовали чистоте воздуха со смолистым благоуханьем.

В начале XIX века Сокольничий лес стали называть «лазаретным»: московские врачи рекомендовали своим пациентам каким-то образом определяться в Сокольники на проживание. Вследствие этого в 1820-х годах на сухой и здоровой почве, на арендуемой у Кремлевской экспедиции земле, начали строить дачи.

Одним из первых около Камер-Коллежского вала несколько дач выстроил камергер Берхман. Окончание строительства он отмечал со своими друзьями, знакомыми, родственниками на открытом воздухе. Народу собралась немало. На этом празднике дамы, одетые в костюмы амазонок, вместе со своими кавалерами на лошадях под музыку исполняли фигуры французской кадрили. Была, конечно, и верховая карусель.

Другого народного гулянья, кроме первомайского (естественно, 1 мая — по старому стилю), в Сокольниках долгое время вовсе не было.

Но случалось, что какое-то семейство из Москвы имело доброе намерение устроить чаепитие на свежем воздухе. Тогда оно с хлопотами, «на ваньке», привозило с собой столы, стулья, самовары, посуду и прочую утварь. Отдыхавшие располагались или около Яузы, или рядом с Ширяевым полем — у колодца. Этот источник чистейшей воды назывался по-обиходному — «котелок».

Широкие народные гулянья в воскресенья и по праздничным дням начались здесь почти одновременно с гуляньями в Петровском парке — в 1830-х годах. И что интересно: между этими местностями шла некая конкуренция.

Через два года после того как вне города был разбит Петровский парк, в 1836–1837 годах в нем для концертов и танцев по инициативе начальника Кремлевской экспедиции А. А. Башилова был выстроен воксал.

Писатель М. Н. Загоскин оставил о нем восторженное описание: «Давно ли было здесь чистое поле, на котором не росло ни одного деревца, не красовалось ни одного домика… А теперь! Посмотрите, каким роскошным ковром раскинулся этот веселый парк, с каким изящным вкусом разбросаны его рощи, опушенные цветами и благовонным кустарником… Воксал… Трудно было бы придумать что-либо лучше и приятнее этого сборного места посетителей Петровского парка. Крытые широкие террасы, прекрасные галереи, чистые, красивые комнаты и огромная зала в два света истинно изящной архитектуры; совершенная свобода. Все мужчины — в сюртуках, все дамы — в шляпках. Хороший ужин, музыка для желающих танцевать, отличный хор цыган для тех, которые любят цыганские песни; полковая музыка и фейерверк для всех. Одним словом, воксал Петровского парка мог бы стать наряду с лучшими европейскими заведениями в этом роде, если бы у нас было побольше хороших летних дней и поменьше людей, для которых за морем все мило, а дома все не по душе».

Однако устроителю чудесного воксала, А. А. Башилову, спокойно не спалось: в душе появились зависть и беспокойство. И он неоднократно выражал свое неудовольствие городским властям за то, что другой царский начальник из Кремлевской экспедиции, господин Куртнер, «своими гуляньями в Сокольниках отклонил публику» от его заведения с парком. Понимая, что коммерция Башилова явно страдает, Куртнер отвечал: «Мы устраиваем увеселительные вечера для дачников, а прочих, пожалуй, прикажите отгонять».

Конечно, силой никто ничего не решал, палкой из Сокольничьей рощи никого не выгоняли. Но получилось так, что в Петровском парке стала сосредоточиваться «чистая» публика, а в Сокольники приезжали мастеровые, рабочие, торговцы, простолюдины. Исключение наблюдалось лишь в дни традиционного немецкого майского гулянья: ведь в немецкой среде было немало офицеров, чиновников, государственных мужей. А к ним на праздник приглашались и русские знакомые.

Тогда же «для удовольствия сокольничьих дачников» и назло Башилову Куртнер построил на Волчьей долине просторную палатку. В ней музыкальными бальными вечерами потешались уже не одни дачники, но и самые разные по сословию москвичи.

В 1850-х годах Петровский парк и Сокольники уже считались в городе «главными двигателями летних увеселений». С 1851 года гулянья в Петровском парке стали многолюднее, чем прежде. По отзывам гулявших в нем, парк вырос буквально на их глазах. Он великолепно разросся и по праздникам соединял в себе все летние развлечения, театр и воксал. Здесь пели песельники, работали качели, карусели.

Большая заслуга в успехе Петровского парка принадлежала Московскому Немецкому клубу, который на лето переселялся туда, в воксал. Потому в него и в сам парк устремлялись благородные и простые москвичи. Чтобы сделать свои праздники еще завлекательнее, их устроители не щадили ни трудов, ни издержек.

К примеру, в 1850 году сюда был выписан из Санкт-Петербурга известный тогдашней публике Виоль, и давались роскошные фейерверки. Вдобавок, на следующий год стали устраиваться еще и шикарные маскарады, «праздники цветов» в том же воксале. Торжества проходили, как правило, в танцевальной зале с цветочными гирляндами на белых мраморных стенах и колоннах. В центре залы ставилась высокая пирамида из цветов. На все лето воксалом брался напрокат шикарный оркестр господина Эрлангера. Он играл просто замечательно! В исполнении были разные бальные танцы, попурри из оперетт, иногда — серьезные классические произведения.

За вход в воксал платили 1 рубль 50 копеек. В газетных объявлениях писалось: «Гость может двух дам ввести. Дамы без кавалера не могут входить». Это была, конечно, не дискриминация женщин, а посильный контроль за нравственностью в обществе. В конце июня обычно сообщалось: «1 июля, в Высокоторжественный день рождения Ее Императорского Величества Государыни Императрицы, в воксале Петровского парка будет сожжен Бриллиантовый фейерверк». И чуть ниже: «Дети менее 12 лет не впускаются».

Главное гулянье в Петровском парке, с иллюминацией, проходило именно 1 июля…

Одновременно с тем развивались и Сокольники, в которых очаровывали чистый воздух, сосны, тишина. И сильные московского мира начали в Сокольниках отстраивать свои вычурные дачи, многие из которых походили на дворцы.

А там, где люди, возникает и широкая сеть их обслуживания. В Сокольничьей роще помимо разносной торговли широким успехом пользовалась другая — самоварная. Но не надо думать, что она лишь так называлась, а на самом деле прикрывала пьянство. Вовсе нет. Здесь был культ именно чаепитий: для пьяных посиделок оборванцы и босяки с самого московского «дна» облюбовали Марьину Рощу с ее «райками». Там они особо веселились на Семицкой неделе, азартно заламывая березки. Эти две соседние рощи Лосиного острова были такие разные! Не зря между ними, как твердая граница, прошла линия Николаевской железной дороги (при прокладке которой, к сожалению, было загублено огромное количество марьинорощинских деревьев).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.