Глава 6. ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ
Глава 6. ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ
Прошу прощения у читателей за отступления, но без них трудно понять обстановку в аппарате ЦК в последний месяц его существования. Перечисление фактов и событий, без увязки их с предыдущими, ровным счетом ничего не даст. Важно знать все причинно-следственные связи конца партийного аппарата.
Подготовив сообщение о заседании, которое вел Шенин, с учетом пожеланий его помощника, я распорядился отправить материал в общий отдел. Вскоре мне позвонили оттуда и сказали, что текст передан на ознакомление Шенину. Еще через некоторое время проинформировали — у Шенина замечаний нет, Олег Семенович просил только показать текст Дзасохову.
Александр Сергеевич сделал незначительные вкусовые правки, их совсем немного, в основном стилистического плана, так что перепечатывать нет необходимости, и материал засылается в ТАСС для передачи партийным газетам. Я облегченно взохнул. Редкий случай, когда все благополучно кончилось, и довольно быстро.
Однако, как показало дальнейшее развитие событий, облегчение было преждевременным. Ближе к вечеру позвонил помощник Дзасохова и сказал, что звонил из Кремля шеф и просил отозвать из ТАСС переданное туда для распространения сообщение. Скоро он вернется на Старую площадь, и мне надо быть к этому времени у него. Придется поработать над материалом.
— А что такое? — растерянно переспросил я. — Он ведь согласился с предложенным вариантом.
— Видно, передумал. Засомневался, стоит ли упоминать о присутствии на Секретариате двух заместителей председателя Кабинета министров, руководителей ведомств. Рассматривались-то в принципе хозяйственные вопросы. А партия ими не занимается. Надо поразмышлять над этим.
Что же, Александр Сергеевич, может, и прав. Я позвонил в ТАСС и сел за второй экземпляр сообщения. Выбросил даже намеки на присутствие министров и их участие в обсуждении вопросов. Правда, фамилии Огаркова и Силантьева оставил, добавив, что по проблемам, связанным с ветеранским движением в стране, состоялся заинтересованный обмен мнениями. И что с учетом высказанных предложений утверждены меры, направленные на укрепление связей и взаимодействия партийных комитетов с организациями ветеранов войны и труда, Вооруженных Сил СССР.
Поздно вечером зашел к Дзасохову с его помощником.
Пробежав глазами новый вариант, Александр Сергеевич засомневался:
— А может, прежний оставим? Хотя ты его уже отозвал. Понимаешь, не нравится то, что вызвали кучу народа — совсем как в старые времена.
— По-моему, председательствующий сознательно шел на это. И хотел, чтобы данное обстоятельство нашло отражение в газетном отчете, — перешел я с нормального на аппаратный язык, которым овладел довольно неплохо. — Я понял так, что именно эту особенность заседания необходимо выпятить. Чтобы на местах, в обкомах и крайкомах, поняли: стал Шенин за главного в ЦК — и соответственно изменился подход к обсуждению вопросов на Секретариате. Наконец-то ЦК стал заниматься делом! Партийные комитеты должны воспрянуть духом.
Ты так думаешь?— нахмурившись, спросил Дзасохов. Хотя видно было, что у него внутри идет борьба, распространяться на эту тему не стал. — Не лежит у меня душа к первому варианту, и все. Возврат к прежней, доперестроечной практике. Ладно, запускай второй вариант.
— Хорошо, — согласился я. — Только Шенин его не видел. Председательствовал-то он.
Об отношениях между Шениным и Дзасоховым мне тогда было неизвестно.
— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал Дзасохов. — Главное, руководствоваться интересами дела. Чтобы оно не страдало.
Когда мы вышли из кабинета Дзасохова, его помощник спросил:
— Сегодняшний номер «Известий» видели? Обратили внимание на заметку с пресс-конференции Строева? Помните заголовок: «О партийном влиянии на привесы и надои»? Очевидно, он повлиял на решение Александра Сергеевича. Долбают партию в хвост и в гриву.
Двенадцатого августа в «Правде» вышел второй вариант сообщения о заседании Секретариата ЦК КПСС — без упоминания о выступивших министрах.
Документ для истории
Последнее заседание Секретариата ЦК КПСС состоялось тринадцатого августа. Однако предварительно вынесенные на рассмотрение вопросы были сняты с повестки дня. Вместо них предлагался один— о работе парторганизаций Компартии РСФСР в условиях действия указа президента РСФСР от 20 июля 1991 года. По всему было видно, что вопрос возник неожиданно, к нему не готовились заранее. Во всяком случае, папка с материалами была пуста. Для меня это создавало дополнительные трудности, поскольку все приходилось ловить на слух. Полагавшиеся всегда проект постановления и записка отсутствовали.
Услышав о внезапном изменении повестки дня, приглашенные обменивались вопросительными репликами: что бы это значило? Неужели Секретариат ЦК круто повернулся к первоочередным задачам дня?
Судя по всему, Олег Семенович именно это и имел в виду. Мы не должны обходить стороной острейшие вопросы, сказал он. В стране усиливается волна критики в адрес Политбюро и Секретариата ЦК КПСС за нерешительность, вялость, пассивность. Взять хотя бы известный указ Ельцина о прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР. Как воспринят этот антидемократический, антиконституционный акт на местах? Что предпринимают первичные партийные организации? Сохраняются ли уверенность и работоспособность кадров и актива партии?
На мой взгляд, Шепин довольно объективно обрисовал обстановку в своем вступительном слове. Сказав, что многие парторганизации заняли выжидательную позицию, надеясь, что Комитет конституционного надзора отменит распоряжение российского президента, председательствовавший подчеркнул, что повсеместно выражается неверие в этот комитет. Департиза-ция набирает темпы. Приводилось несколько примеров того, как отдельные руководители форсируют этот процесс. Начался он в органах МВД и КГБ, а сейчас перекинулся на «гражданские» объекты. Руководители УВД Московской, Калужской и других областей издали распоряжения о роспуске партийных организаций в подведомственных· им органах. Люди ждут четких указаний от ЦК, как им действовать в этой обстановке, а Политбюро, Секретариат ЦК ограничиваются туманными политическими заявлениями, общими декларациями, из которых ничего не понять.
После краткого вступления Шенин предоставил слово Манаенкову. Информация Юрия Алексеевича заняла минут двадцать. Главный вывод, к которому пришел Манаенков и которым он поделился с коллегами как человек, отвечавший в Секретариате ЦК за кадры партии и вопросы партийного строительства, — это то, что расчет на быстрый развал всех существующих партийных структур в трудовых коллективах не оправдался. Синдром самовосхваления, которым болела партия в течение многих лет, сказался и в следующей оценке ситуации, которую дал выступавший: она во многом если не смягчена, то выравнена решениями июльского пленума ЦК, развернувшейся дискуссией по проекту программы КПСС. Юрий Алексеевич не преминул польстить своим коллегам по столу: дескать, сыграли свою роль и соответствующие рекомендации Секретариата ЦК, руководства российской Компартии. В областях же считали: как раз они и вызывали больше всего растерянность и непонимание на местах. В них не было главного — ответа на вопрос: что делать?
Обращаясь мыслями к тому заседанию и оценивая его с позиций послеавгустовских событий 1991 года, видишь невооруженным глазом жестокий стратегический просчет участников обсуждения в оценке ситуации, связанной с выходом известного указа российского президента. Поехала крыша, а секретари не хотели этого видеть, убаюкивая себя сказочками о том, что большинство людей убеждены: КПСС— защитница социальных интересов трудовых слоев населения, а раз так, люди никогда не позволят ослабить, а тем более ликвидировать ее. К лету ситуация в стране резко изменилась, рейтинг КПСС сильно упал, она не находила прежней твердой опоры ни среди рабочих, ни среди крестьянства. Общий кризис, поразивший общество, не мог не затронуть и партию. О падении ее популярности у народа свидетельствовали и социологические опросы. Но лидеры КПСС не хотели этого слышать, им, пришедшим сравнительно недавно, год назад, к власти, хотелось быть руководителями великой, единственной, славной, родной.
Даже Прокофьев, лидер московских коммунистов, по моим наблюдениям — один из трезво мысливших и весьма критически настроенных членов Политбюро, выступал на том Секретариате не в свойственной ему манере. Он явно благодушествовал, приводил почему-то только позитивную информацию. Чем это было вызвано? Не знаю. Но факт остается фактом: Юрий Анатольевич нарисовал такую успокаивающую картину, что тревожиться за судьбу столичной парторганизации не было оснований. Из его слов явствовало, что после выхода указа президента РСФСР горком приступил к выяснению точки зрения хозяйственных руководителей, секретарей парторганизаций по данному вопросу.
Согласно рассказу Прокофьева, были опрошены 450 директоров промышленных предприятий. И только двое из них заявили, что им не нужны партийные организации. Все остальные утверждали, что парторганизации являются опорой хозяйственным руководителям в формировании общественного мнения, в проведении экономических реформ на предприятиях. Приятно слушать такую информацию, не правда ли? Отражала ли она истинное положение дел в Москве, показали августовские события и последовавший вслед за ними распад городской парторганизации. Вот подлинная цена жарким заверениям об осуществлении мер по пересмотру структуры, стиля, методов и режима работы аппарата «с учетом необходимости смещения центра тяжести на территории и на нерабочее время».
Нащупав привычную колею, телега покатилась дальше. Ездовые говорили то, о чем было приятно слушать. Приехавший из Ленинграда Гидаспов, видимо, тоже не захотел портить настроение коллегам. Работу в трудовых коллективах решено не сворачивать, сказал Борис Вениаминович. Такая же позиция и у хозяйственных руководителей. В Ленинграде только один партком пытаются вытеснить с предприятия. Хотя это неправильно, произнес Гидаспов, и здесь свое веское слово должен сказать Комитет конституционного надзора.
Среда формирует позицию. Вот и лидер российских коммунистов Купцов — остроумный, смелый на пресс-конференциях — говорит о беспочвенности панических слухов и возгласов типа того, что все потеряно, все рушится и т. д. Растерянность, вызванная указом Ельцина о департизации, продолжал Валентин Александрович, большинством партийных организаций преодолевается. Начинается глубокое осмысление поиска путей выхода из кризисного состояния. Приведя пример жесточайшего прессинга в органах МВД республики, в результате которого из 5500 первичных парторганизаций распалось только 750, Купцов успокаивал: свыше 500 из них действуют, но уже как территориальные. Так что оснований для беспокойства нет, просто нужно найти иные формы работы. Вон в Черемушкинском районе Москвы в течение года существует территориальная партийная организация работников народного образования.
А возьмите Иваново, подхватил Александр Сергеевич Дзасохов. В тамошнем инженерно-строительном институте тоже нашли умное, неординарное решение вопроса— аккредитацию организации коммунистов при учебном заведении. Правда, когда ему показали проект газетного сообщения с этой фразой, последнюю ее часть, касающуюся расшифровки «умного, неординарного решения», Дзасохов решительно вычеркнул. Побоялся быть непонятым партийной массой? Не знаю. Дзасохов в свойственной ему абстрактной манере выражения мыслей размышлял о разумном сочетании территориального и территориально-производственного принципа строения партийных организаций. Эти две формы деятельности нуждаются в хорошем паритете и должны дополнять друг друга.
«Разве парткомы способствуют распаду хозяйственных связей?— задавала риторические вопросы Галина Владимировна Семенова.— Разве парткомы взвинчивают цены? Уничтожают социальные программы? Нарушают права человека? Наоборот, даже в сегодняшних труднейших условиях партийные комитеты защищают интересы людей труда, заботятся об их жизнеобепечении».
Позвольте, Галина Владимировна, перед кем вы отстаиваете партийные комитеты? Перед президентом РСФСР, прекратившим их деятельность в государственных органах? Да нет, ваши слушатели — секретари ЦК КПСС. И вы объясняете им необходимость присутствия партийных структур на производстве?
Галина Владимировна перешла между тем к своей любимой теме— средствам массовой информации. Она призвала их с помощью документальных фактов, а их множество, ярче показывать роль секретарей первичных парторганизаций в жизни трудовых коллективов.
Столь же бессмысленными и бесполезными были выступления и других ораторов. Ни одного дельного предложения. Бедные «первички», они еще на что-то надеются...
Стойте, вон, кажется, Ко дин просит слова. Заместитель председателя Центральной Контрольной Комиссии КПСС не витает в облаках, как многие, не оторвался от реальной жизни, знает ее не понаслышке.
— Странное впечатление производит на меня работа сегодняшнего Секретариата. Какая же глубокая пропасть разделяет высшие органы партии и первичные парторганизации! Если так дело пойдет и дальше, боюсь, многим секретарям ЦК трудно будет избраться делегатами на XXIX съезд, а некоторым и вообще невозможно. На местах зреет глубокое недовольство позицией Секретариата ЦК. Пусть простит меня Дзасохов, «9-я студия» телевидения, конечно, важна, но ведь на карту поставлена судьба партии. Неужели этого кто-то еще не понимает? Нужны нетрадиционные подходы. Иначе всем нам будет крышка. И тогда уж наверняка «9-я студия» не потребуется. Выступать по телевидению надо. Но обязательно обращаться к рядовым коммунистам. А наши «артисты» изощряются в области болтологии на международные темы, в то время как рядовые партийцы ждут ответа. Когда-нибудь мы горько пожалеем об этом. И кажется, весьма скоро. Мы постоянно запаздываем по всем вопросам. Уже в ныне действующем уставе партии должна быть норма, предусматривающая приостановление членства на период исполнения государственных обязанностей. Я не понимаю, куда смотрит организационный отдел? Неужели события в Молдове, республиках Прибалтики ничему не научили?
Кодин, кажется, перестарался и в пылу гнева затронул орготдел. Тут же мгновенно отреагировал его заведующий и одновременно секретарь ЦК Манаенков. Покрывшись багровыми пятнами, что означало высшую степень негодования, Юрий Алексеевич хорошо поставленным голосом заявил, что только что прозвучавший выпад он не принимает, поскольку устав партии принимал съезд, а не отдел. И вообще, это в высшей степени нахальство — делать такие замечания. Это не критика, а самое настоящее критиканство.
Более сдержанно откликнулся Дзасохов. С дипломатическим тактом он популярно разъяснил простодушному «внутреннику» Кодину, что является еще и председателем комитета по международным делам Верховного Совета страны, а эта должность требует многих качеств, в том числе и умения держаться на телевизионном экране.
Маленькая сцена, вспыхнувшая, очевидно, от скуки, тут же рассосалась. Опять возобладал мирный, домашний тон. Подводя итоги обсуждения вопроса, Шенин предложил с учетом высказанных суждений и точек зрения принять постановление, в котором изложить рекомендации местным партийным комитетам о работе в условиях действия указа президента РСФСР. Посмотрев в мою сторону, Олег Семенович сказал:
— Надо дать подробную информацию об этом. Нормально напишите.
В соответствии с указанием материал был подготовлен уже на следующий день. Как и в предыдущий раз, утром раздался звонок по кремлевской «вертушке», и помощник Олега Семеновича вежливо поинтересовался, готово ли сообщение. Помилуйте, взмолился я, ведь сейчас начало десятого утра, а Секретариат закончился вчера поздно вечером. Надо все осмыслить, взвесить, выделить главное. Часам к четырем принесу.
— Кстати, о главном,— сказал помощник.— В прошлый раз вы почему-то не указали, что заседание Секретариата проходило под председательством товарища Шенина.
— Извините, но так я пишу, если за председательским столом Генеральный секретарь или его заместитель. По уставу эти два лица руководят работой Секретариата. Если же Горбачева и Ивашко по каким-то причинам нет, а заседание ведет другой секретарь, обычно применяю журналистский прием, из которого явствует, кто вел заседание. Напрямую никогда не указываю, что заседание вел, к примеру, Дзасохов. Он строго запретил это делать. Признаюсь, в прошлом году, когда он впервые остался «на хозяйстве», по незнанию применил неподходящую к нему форму. Он сильно отчитал меня.
— Вот как? Тем не менее, сделайте, как я сказал. Хотя нет, ну, в лоб, напрямую, не надо. Найдите нужную форму, но чтобы было видно, кто председательствовал.
Описание того, как проходил и этот материал, заняло бы слишком много места. Но чтобы читатель имел представление о том, чем занимался Секретариат ЦК и его аппарат, обозначу лишь пунктирно путь сообщения о заседании в прессу. Материал тщательно шлифовали помощники Шенина, прежде чем показать его шефу. Потом над ним сидел сам Олег Семенович. Наконец он дал разрешение на публикацию. Но тут об этом материале вспомнил Дзасохов и тоже захотел его посмотреть. Начали искать, а материал уже в ТАССе, телетайпы гонят его во все концы страны.
Ознакомившись с копией, Дзасохов отдал распоряжение отозвать материал из ТАСС и сказал, что над ним следует еще поработать. Многие центральные газеты КПСС уже успели набрать его и даже выставить на полосу. И вдруг получают сообщение, что переданный материал о заседании Секретариата ЦК КПСС аннулируется. Вместо него будет передан новый вариант. Опять переверстка, задержка с выпуском номера, нарушение графика, что приводит к опозданию выхода газеты. Это значит— поезда и самолеты уйдут без тиража, почтовые машины и почтальоны возвратятся с узлов связи без газет. Огромные материальные убытки!
Но разве задумывались об этом на Старой площади? В процесс редактирования включались все новые и новые люди, каждый хотел внести свою лепту в совершенствование чего? По сути, обыкновенного репортерского материала. К нему относились как к важнейшему документу ЦК. Иногда я ловил себя на мысли, что даже к подготовке постановлений ЦК не подходили столь ревностно, как к этим сообщениям. Может, исходили из того, что постановления, в избытке плодившиеся каждую неделю, рассылались в партийные комитеты и оседали там в шкафах и сейфах, недоступные рядовой партийной массе, а сообщения публиковались в газетах, выходивших тогда миллионными тиражами? Знакомые партработники с периферии рассказывали, что в последние месяцы постановления ЦК на местах почти никто не читал — они были обтекаемые, туманные, наукообразные. Понять их было невозможно. А поскольку в целях демократизации с большинства гриф секретности снимали, то и складировали их в общих отделах, не зная, что с ними делать. Возврату, по новым правилам работы с партийными документами, они не подлежали.