ГЛАВА ПЕРВАЯ. ОТКРЫТИЕ И ЗАВОЕВАНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

ОТКРЫТИЕ И ЗАВОЕВАНИЕ

На рассвете 3 марта 1517 г. индеец одного из сторожевых постов на северном побережье Юкатана увидел далеко в море, у самой линии горизонта, три темные точки, размеры которых быстро увеличивались. Вскоре точки превратились в настоящие плавучие горы под белой шапкой «облаков» (парусов). Часовой тут же бросился в город за вождем и жителями, чтобы рассказать им об этом чудесном зрелище. А на борту парусных кораблей бородатые люди с воспаленными усталыми глазами громко выражали свою радость при виде земли. Еще бы, ведь они благополучно перенесли жестокий тропический шторм, отбросивший их далеко в сторону от намеченного курса. Это была экспедиция, снаряженная для охоты за рабами на вновь открытых островах Гуанахес, лежащих между Кубой и Гондурасом. Экспедиция отправилась из порта Ахаруко по повелению Диего Веласкеса — губернатора Кубы — под командой благородного идальго Эрнандеса де Кордобы. Когда в белом утреннем тумане возникли очертания незнакомого побережья, матросы в нетерпении сгрудились у бортов кораблей. Вскоре им удалось рассмотреть низкий усеянный обломками скал берег, который постепенно переходил в бесконечную голую равнину. Земля была им совершенно неизвестна. Существовавшие тогда карты ничего не говорили о ее местонахождении в этих водах. Вдалеке открывался изумительный вид: вздымаясь ввысь, словно гребень естественной известняковой скалы, стояла высокая стена, окружавшая ряды ступенчатых пирамид и каменных зданий, напоминающих дворцы. А может быть, это просто галлюцинация — следствие их усталости? Великолепный город, окруженный стеной, на побережье Нового Света, где до этого испанцам встречались лишь полуголые «дикари»!

Две небольшие каравеллы в поисках безопасной стоянки подошли ближе к берегу, и реальность «видения» стала бесспорной.

Перед ними, в двух лигах[1] от побережья, раскинулся прекрасный город. На расстоянии казалось, что ого постройки вздымаются ввысь подобно мусульманским минаретам, и поэтому испанцы назвали его Большим Каиром. Когда над безмятежным морем занялась новая заря, на берегу показалась странная процессия, которая направилась к кораблям на десяти больших лодках, вмещающих по сорок человек каждая. На корме самой большой лодки под навесом из пальмовых листьев, сидела группа вождей. Их сопровождали воины, вооруженные копьями и щитами. И вот они уже совсем рядом. Кордоба сделал несколько дружеских жестов, принятых у индейцев, и через несколько минут туземцы вскарабкались на борт флагманского судна. На них были опрятные одежды в виде рубашек и набедренных повязок из хлопчатобумажной ткани. Индейцы держались довольно уверенно и говорили на языке, незнакомом испанцам. Последние пытались знаками выразить свой интерес ко вновь открытой стране. Но вскоре индейцы дали понять, что хотят уйти. Хозяева одарили их на прощание связками стеклянных бус. На следующее утро индейцы появились вновь, приведя с собой несколько пустых лодок. Вожди знаками пригласили испанцев следовать за ними. Любопытство Кордобы было столь велико, что победило все доводы рассудка. Он приказал спустить на воду собственные шлюпки. Матросы, вооруженные арбалетами и мушкетами, уселись в них и поплыли вслед за быстро удалявшимися пирогами индейцев.

Весь берег был усеян индейцами, вышедшими из города посмотреть па пришельцев. Ободренные мирным приемом испанцы последовали за вождями в глубь побережья, через холмистую местность, покрытую кустарником. Внезапно воздух огласили громкие крики, и воины, скрывавшиеся в засаде, осыпали испуганных чужеземцев тучей стрел. После первого же нападения пятнадцать испанцев было ранено. Увидев, что неприятель захвачен врасплох, толпы индейцев с дикими криками выскочили из своих укрытий и врезались в расстроенные ряды испанцев. На них были устрашающие боевые наряды: шлемы с перьями и панцири из толстой хлопчатобумажной ткани, доходившие до колен. Они были вооружены ярко раскрашенными щитами, копьями и пращами. Испанцы укрылись за холмами и скалами и пустили в ход свои мушкеты. Множество атакующих пало наземь на глазах изумленных воинов, которые никогда не видели прежде такого мгновенного и массового истребления людей. Не демоны ли они — эти белые, как мел, чужеземцы, которые мчатся по морю на плавучих горах и чьи дымящиеся палки сеют внезапную смерть? И индейцы, бросив свои последние дротики, в ужасе бежали с поля боя. На какое-то время превосходство в вооружении спасло отряд Кордобы от уничтожения. Однако следовало ожидать нового нападения. Испанцы же, увидев таинственный языческий город с его зданиями, богато украшенными большими статуями змей, ягуаров и неведомых чудовищ, выглядывающих из джунглей, не могли побороть соблазна пойти дальше. Они вступили на небольшую площадь, окруженную тремя каменными храмами с крышами из пальмовых листьев. Здания были покинуты всего несколько минут назад, и внутри их еще чувствовался острый аромат благовоний. Войдя в узкие двери одного из храмов, конкистадоры замерли, пораженные зрелищен, открывшимся их взорам. Их окружало варварское великолепие, которое они не могли представить себе даже в самых смелых своих мечтах о богатстве языческих стран. До сих пор на территории Нового Света не встречалось подобных чудес.

У задней стены храма стоял каменный алтарь с причудливым рельефным резным орнаментом. Одни фигуры изображали пышно одетых вождей или жрецов, восседавших на тронах. Другие — животных или змей с человеческими головами, отдаленно похожих на кентавров. Повсюду по стенам вились змеи с головами драконов и ряды непонятных письмен, которые испанцы при всем своем желании не могли бы прочесть: эти знаки не походили ни на одну из известных им систем письменности. На алтаре стояли глиняные статуи идолов с лицами демонов и женщин. Деревянные сундуки были наполнены статуэтками животных и птиц, сделанными из меди и низкопробного золота. При виде золота в испанцах проснулась алчность. Они поспешно собрали все эти предметы и унесли их с собой на корабли. Кордоба решил как можно больше узнать о стране, сулившей ему ту самую добычу, в поисках которой целое поколение его соотечественников исколесило весь земной шар. А пока эскадра вышла в море, покинув это негостеприимное место, которое было названо «мысом Каточе». Испанцев гнала в Новый Свет мечта об открытии легендарного Эль Дорадо[2]. Ослепительные видения новых земель, таинственных стран, «где пески сверкают от изобилия драгоценных камней, а золотые самородки величиной с птичье яйцо вытаскивают из рек сетями», толкали искателей приключений из Кастилии в неведомое Западное море. Но тщетно искали они доказательств реальности своей чудесной мечты. И все же испанцам суждено было узнать о сказочных царствах гораздо больше, чем рисовалось им в их воображении. Дорога открытий привела их в страну девственных джунглей и вулканических гор, среди которых возвышались великолепные каменные города. Испанцы, проникнутые дерзким духом завоеваний, опьяненные жаждой богатства и ободренные благосклонностью короля, которую легко можно было получить в обмен на водружение его знамени на вновь завоеванных землях, разглядывали эти берега с жадным интересом. Они и не подозревали, что скоро эти поиски забросят их в самое сердце империи майя и столкнут в смертельной схватке с защитниками одной из самых блестящих цивилизаций, когда-либо появлявшихся на туманном горизонте американской доистории. Сам того не сознавая, Эрнандес де Кордоба направил ход истории в новое русло. На песчаном берегу мыса Каточе произошла, наконец, решительная схватка представителей двух различных миров.

И те и другие олицетворяли в целом судьбы, выпавшие на долю их народов. После тысячелетнего процветания необычайно высокая цивилизация, созданная майя среди безбрежного моря джунглей таинственного континента, катастрофически катилась к упадку. В то же время крепкое и растущее испанское государство установило свое господство на большей части Западного полушария. Его моряки стали странствующими рыцарями эпохи открытий, которая расшевелила все народы Европы. Королевская казна Испании переполнилась сокровищами, а ее военная мощь была несокрушимой. Настроение умов в Испании XVI в. вполне благоприятствовало открытиям и завоеваниям. Мистический ужас перед тайнами морей уничтожили первые плавания Колумба — по ту сторону океана лежал новый, зовущий мир!

В своей книге «Завоевание Мексики» Уильям Прескотт[3] писал о соблазнах, манивших непоседливых испанцев: «Их увлекало очарование безрассудного риска... надежды на богатство и славу. В действительности богатая добыча, которой жаждало большинство из них, доставалась им не часто. Однако они были глубоко уверены, что по крайней мере завоюют себе славу — не менее привлекательную па-граду для их рыцарской души. Если авантюрист оставался в живых и возвращался домой, у него всегда имелись в запасе истории об опасных приключениях среди удивительного народа и о жаркой стране, необычайное плодородие которой и богатство растительности превосходило все, что он когда-либо видел. Эти рассказы давали пищу для соображения, и без того подогретого чтением рыцарских романов, пользовавшихся среди испанцев особым успехом.

...Таким образом, романтика и действительность взаимно дополняли друг друга. Энтузиазм испанца достиг небывалых размеров — испанец был готов смело встретить тяжкие испытания, лежавшие на пути первооткрывателя».

Сыны Испании преследовали двоякую цель: распространить любым доступным способом догматы их святой веры и в то же время обогатиться за счет своих завоеваний. Двойственность их стремлений породила и двойственный характер их действий: жажда золота прикрывалась маской благочестия, фанатическое честолюбие объявлялось высоким патриотизмом, жестокость — средством, с помощью которого язычников возвращали в семью человечества. Против племен американских индейцев был брошен весь чудовищный аппарат угнетения, который создали королевская власть и религия.

Какие ужасные картины должны были возникать перед взорами индейцев! Из морской пены, словно враждебные боги, появлялись ряды белокожих воинов, закованных в стальные доспехи. Некоторые из них сидели верхом на четвероногих существах, так что вместе лошадь и человек казались частями одного страшного чудовища. Они принесли с собой дымящиеся палки и еще более ужасные орудия уничтожения — с громоподобными голосами. И там, где проходили чужеземцы, оставались груды мертвых индейских воинов и дымились развалины городов.

Трагедия Конкисты[4] началась! Среди конкистадоров почти не было людей, способных осознать эпохальное значение своих деяний и записать воспоминания. Но у одного из них — Берналя Диаса де Кастильо — ученые находятся в неоплатном долгу.

Диас родился в испанском селении Медина дель Кампо в знаменательном 1492 г.[5] Еще юношей он отправился в Америку в поисках приключений и богатства. Но богатства так и не добыл. Диас умер в Гватемале в возрасте 89 лет, будучи сравнительно бедным землевладельцем. К счастью для историков, Диас обладал феноменальной памятью. Он отчетливо и ясно помнил драматические события своей молодости — месяцы странствий вдоль бесплодного побережья Юкатана во время экспедиций Кордобы и Хуана де Грихальвы, сражения в ацтекской Мексике, где он дрался бок о бок со своим обожаемым командиром Эрнандо Кортесом против прославленных армий Монтесумы, и опасные походы, которые направили волну Конкисты в гиблые джунгли Центральной Америки. Ему было почти 80 лет, когда он начал записывать подробности бесчисленных приключений, выпавших на его долю. В предисловии к своей хронике «Открытие и завоевание Мексики» он писал: «Я стар... Я потерял и зрение и слух. Волею судьбы я не приобрел ничего ценного, что мог бы оставить своим детям и потомкам, кроме рассказа о подлинной истории своей жизни. И они вскоре убедятся, что это — история необыкновенная!» Диас пророчески предвидел огромное значение своего труда. Его хроника стала одним из немногих надежных повествований о Конкисте, бесценным документом для исследования природы двух враждебных сил, представших в боевой готовности перед беспристрастным взором истории.

В течение пятнадцати дней корабли Кордобы двигались вдоль побережья Юкатана. Поскольку запасы питьевой воды быстро уменьшались, испанцы высадились на берег вблизи еще одного большого города. Делегация вождей, облаченных в богато украшенные мантии, собралась на берегу, чтобы встретить их. Они пригласили испанцев посетить город. И снова, как и в Каточе, была разыграна вероломная сцена. Но уверенность в том, что у туземцев есть золото, еще раз толкнула испанцев на невероятный риск. Вскоре они достигли площади, обрамленной пышными храмами, и оказались окруженными со всех сторон отрядами индейских лучников и копейщиков. Вперед выступили рабы, несшие связки сухого тростника. Они разложили его на площади, а затем подожгли. Десять индейцев-жрецов, облаченных в белые хлопчатобумажные мантии, с волосами, покрытыми сгустками засохшей крови, вышли из храма и начали окуривать перепуганных испанцев дымом из жаровен. «Знаками,— писал Берналь Диас,— они дали нам понять, что мы должны покинуть их страну, прежде чем сгорят вязанки тростника на площади. В противном случае они нападут и перебьют нас». Сознавая серьезность положения, испанцы не стали противиться страшному приговору жрецов. «Ужас охватил пас,— сообщает Диас,— и мы решили отступить к берегу моря, сохраняя боевой порядок». В течение нескольких недель корабли Кордобы продолжали исследовать западное побережье Юкатана. Когда испанцам вновь понадобилась вода, они высадились близ третьего города — Чампотона. Едва конкистадоры вытащили на берег шлюпки, как их тут же окружила толпа воинов, лица которых были расписаны черно-белыми узорами. Индейцы держали в руках щиты и яркие знамена из перьев тропических птиц. Оставалась лишь надежда, что легионы майя, выстроенные в строгом порядке, панически разбегутся, когда выстрелы из мушкетов начнут сеять смерть в их рядах.

Сотни воинов образовали вокруг испанцев кольцо, оставив свободным лишь узкий проход к морю — единственный путь спасения для отряда Кордобы. Казалось, индейцы совершают какой-то зловещий ритуал, чтобы навсегда изгнать алчных пришельцев из своей страны. Индейцы, вооруженные луками и копьями, выстроились длинными рядами в боевом порядке под морем развевающихся знамен и украшенных перьями значков. Другие, находившиеся в тылу этой армии, принесли еду, воду и запасы стрел. Они разожгли костры и стали бросать в них душистую смолу, чтобы умиротворить рассвирепевших богов войны.

«Мы видели,— писал Диас,— что на каждого из нас приходится около 200 индейцев... и сказали друг другу: „Укрепим наши сердца для битвы и, вверив свою судьбу господу богу, сделаем все возможное для спасения своих жизней..."» На рассвете штурм начался. Под прикрытием тучи стрел, дротиков и пращевых камней легионы майя двинулись на поспешно возведенные укрепления испанцев. Вскоре они смяли их ряды, стреляя в упор из луков и рубя врагов деревянными мечами с острыми лезвиями из обсидиана. После второго нападения восемьдесят испанцев получили тяжелые раны, но огонь мушкетов и стальные мечи ослабили ярость атаки майя, и они отступили па более безопасное расстояние. Не видя иного выхода, Кордоба, который сам уже получил десять ранений, собрал всех уцелевших людей своего отряда и сделал отчаянную попытку пробиться к шлюпкам. Сопровождаемые громкими криками индейцев, осыпаемые ливнем стрел, испанцы добежали до берега и забрались в свои лодки. Во время бегства многие из них пали, пронзенные стрелами, других сразили индейские воины, преследовавшие врага до самой кромки моря. «Ах,— вспоминал Диас,— если бы вы только слышали вопли, свист и крики, когда противник осыпал нас градом стрел и копий, нанося нам тяжкие раны...» Среди оставшихся в живых испанцев едва ли нашелся бы хоть один человек, не имеющий серьезных ранений, а двое были схвачены и принесены в жертву богам войны, расположения которых индейцы пытались теперь добиться с еще большим рвением.

Поскольку отряд был разбит, а запасы воды и пищи подходили к концу, Кордоба приказал своим кораблям повернуть к берегам Кубы. На обратном пути раненые испытывали страшные муки от лихорадки и гноящихся ран. Воды не хватало, так как бочки бросили во время отчаянного бегства из Чампотона. «Жажда была столь велика,— жаловался Диас,— что губы и языки потрескались от сухости, и ничто не могло облегчить наши страдания. О, какие мучения испытываешь, открывая новые земли!» Эрнандес де Кордоба, появление которого впервые создало для племен майя угрозу завоевания, умер от ран, полученных в Чампотоне, вскоре после возвращения на Кубу. Но его уцелевшие спутники охотно рассказывали о языческих городах с их пышно украшенными храмами, где хранятся предметы из золота и нефрита. При этом алчность слушателей не уменьшалась даже при описании ярости сопротивления майя. Возбужденный этими рассказами, честолюбивый губернатор Кубы Диего Веласкес организовал вторую экспедицию на Юкатан, снарядив за свой счет четыре корабля. Во главе эскадры он поставил своего племянника Хуана де Грихальву. В начало апреля 1518 г. каравеллы Грихальвы с 240 солдатами па борту отправились к берегам Юкатана. Через восемнадцать дней они достигли земли. Это был неизвестный ранее остров Косу-мель, расположенный близ восточного побережья Юкатана. Его храмы и жилища опустели, видимо, совсем недавно. Их обитатели укрылись в тайных убежищах, чтобы следить оттуда за действиями странных пришельцев, которые в изумлении расхаживали среди покинутых зданий. От Косумеля эскадра направилась по старому маршруту Кордобы, вдоль северного побережья Юкатана. Грихальву не в меньшей степени, чем его предшественника, охватило волнение от сознания того, что он плывет вдоль границ таинственного царства. «Повсюду,— писал Уильям Прескотт,— ему попадались следы высокой цивилизации, особенно в архитектуре...» Его поражали размеры и прочность зданий, сложенных из камня на известковом растворе, зданий, совершенно непохожих на хрупкие тростниковые хижины обитателей островов Карибского моря; развитая система земледелия, существовавшая на Юкатане; высокое качество хлопчатобумажных тканей и изящество золотых украшений местных жителей. Грихальва был поражен также при виде огромных каменных крестов (явно служивших предметами культа), которые встречались в разных местах. Так как это напоминало ему родину, он назвал полуостров Юкатан Новой Испанией. Грихальве также суждено было испытать на себе всю силу сопротивления майя. В Чампотоне его встретил не менее яростный отпор, чем тот, который обрек экспедицию Кордобы на полный провал. После ожесточенного сражения испанцы вступили в город, покинутый жителями. На улицах царила мертвая тишина, нарушаемая лишь приглушенными голосами конкистадоров, осматривавших каменные храмы, украшенные скульптурами. Плывя от Чампотона на запад, эскадра прибыла к устью реки Табаско, которая несет свои мутные воды из болотистых внутренних районов материка в залив Кампече. Грихальва решил исследовать русло этой реки. Ведь до него ни один европеец не проникал в глубь неведомого материка более чем на несколько сот ярдов. Но туда можно было попасть только по воде. Поэтому он посадил солдат на два самых маленьких судна и двинулся вверх по течению реки. Едва они успели войти в ее устье, как медленно двигавшиеся корабли оказались окруженными лодками, в которых находились вооруженные до зубов индейские воины. Грихальва предложил им через своих переводчиков подарки в виде бус и пригласил подняться на борт судна.

«Капитан сказал им, что мы прибыли из далекой страны,— писал Диас,— и являемся подданными великого императора дона Карлоса, у которого много вассалов — Могущественных сановников и вождей — и что они тоже должны признать его своим повелителем. Им это будет выгодно. А за бусы они могут принести нам еды и домашней птицы. Два индейца ответили, что принесут пищу, которую мы просим, и обменяют свои вещи на наши. Что же касается императора, то у них уже есть повелитель, а мы, мол, только что прибыли, ничего не знаем о них, однако хотим дать им вождя. Они предостерегли нас не вступать с ними в войну, как мы это сделали в Чампотоне, потому что у них имеется в полной боевой готовности более трех „хикипилей" воинов из всех окружающих провинции (каждый „хикипиль" насчитывал 8 тысяч человек). Они сказали также, что им известно, как всего лишь несколько дней назад мы убили и ранили в Чампотоне более двухсот человек. Но они не такие слабые люди, какими были жители этого города...» Тогда Грихальва вручил их вождям связки бус и сказал, что его солдаты с вечера станут лагерем на берегу реки, ожидая возвращения делегации. «На следующий день, — продолжает Диас,— свыше тридцати индейцев во главе со своим вождем пришли на мыс к пальмовым деревьям, где мы разбили лагерь. Они принесли с собой жареную рыбу и домашнюю птицу, плоды сапоте[6] и лепешки из кукурузы, а также жаровни с горячими углями и смолу, и они окуривали всех нас. Потом они расстелили на земле циновки, которые здесь называют „петатес", и положили на них ткани. Они разложили также драгоценные украшения из золота: одни из них напоминали диадемы, другие были сделаны в форме уток... или наподобие ящериц, три ожерелья (из полых бусин) и другие предметы. Они принесли несколько плащей и рубах, таких, какие они носят сами, и сказали, что мы должны без обиды принять эти вещи, так как у них больше, нет золота, чтобы дать нам. Но дальше, в глубь страны, на закат солнца, имеется много золота. И они сказали: „Колуа, Колуа. Мехико, Мехико", но мы не знали, где находится это Колуа или Мехико».

Область, о которой говорили торговцы майя, представляла собой гористую страну на севере, входившую тогда в царство ацтеков. В течение трех столетий, предшествовавших Конкисте, ацтеки превратились из полуварварского племени кочевников в создателей блестящей цивилизации. Постепенно их владения распространились далеко за пределы долины Мехико, где находилась их великолепная столица — город Теночтитлан. Могучие легионы ацтекских рыцарей, одетых в доспехи из орлиных перьев и шкур ягуаров, вооруженных щитами и копьями, шли в бой под грохот барабанов и вой труб, сделанных из раковин. Они сокрушили сопротивление племен тотонаков, тлашкаланцев и ольмеков, живших вдоль восточного побережья Мексики, и разорили великолепные города сапотеков на юге. Они взимали с подвластных им племен тяжелую дань и уводили с собой тысячи пленников для принесения их в жертву на кровавых алтарях Теночтитлана. Ацтекская империя непомерно разбогатела за счет добычи, награбленной во время многочисленных войн. К XVI столетию ее правители стояли во главе военного государства, которое по своему богатству и великолепию смело могло поспорить с любым европейским государством того времени[7]. Поскольку до Грихальвы продолжали доходить слухи о богатых царствах Мексики, он решил отправиться прямо к источнику их происхождения. Отказавшись от своего первоначального плана исследовать реку Табаско, он двинулся вдоль мексиканского побережья па север. Вскоре на горизонте показались покрытые снегами горы — вулканические колоссы, которые, вздымаясь над побережьем штата Веракрус, уходили по направлению к Мексиканскому плато. Но появление испанцев в этих водах не было чем-то неожиданным. За каждым изгибом побережья стояли отряды воинов, размахивающих копьями, с развевающимися знаменами и значками из перьев. Известие о более ранней экспедиции Кордобы распространилось по всей Мексике. Сам Монтесума с тяжелым предчувствием выслушал эти вести: его оракулы предсказали приход чужеземцев за несколько месяцев до этого. Они объявили это событие исполнением древнего пророчества, которое гласило, что некое божество, изгнанное несколько веков назад из долины Мехико — Кецалькоатль, всеми почитаемый пернатый змей, вернется с востока, принеся в ацтекское царство новый порядок. Монтесума увидел в появлении странных кораблей и бородатых людей знамение судьбы — необходимость своего собственного отречения от престола в пользу воскресшего божества.

Однако утомленный Грихальва не рискнул принять грозный вызов Мексики. Обменяв у прибрежных индейцев свои товары на золото, он вернулся на Кубу. Покорение Мексики выпало на долю знаменитого завоевателя Эрнандо Кортеса, которого настолько взволновали открытия Грихальвы, что он уже в следующем — 1519 г., имея в своем отряде пушки и лошадей, двинулся в самое сердце империи ацтеков, повергнув в прах ее славу. Кортес прибыл со стороны «Восточного моря»[8] именно так, как и предсказали мудрецы императора ацтеков. Но он никак не походил на почитаемого индейцами Кецалькоатля; а новый порядок, который принес Кортес побежденным народам Мексики, был во многом продиктован жадной и фанатичной испанской инквизицией. В то время как набожные монахи, следовавшие по пятам военных побед Кортеса, стремились вырвать «язычников» из состояния дикости, все золото из храмов поверженных ацтекских богов подверглось разграблению, а земли были розданы испанцам. На этих землях индейцы стали работать теперь как рабы. Такова была жестокая система угнетения, которая медленно поглощала цивилизацию американских индейцев. Два десятилетия спустя, после того как Кортес завоевал Мексику и большую часть Центральной Америки, Юкатан все еще прочно удерживался майя.

Испанцы основали колонии в Чиапасе, Табаско, Гватемале и Гондурасе, но никаких серьезных вторжений на сам полуостров не производилось. Предшествующие экспедиции Кордобы и Грихальвы носили скорее разведочный, чем завоевательный характер. Однако поразительные успехи испанцев в Новом Свете делали теперь покорение Юкатана и логичным и желательным. Франсиско де Монтехо командовал во время экспедиции 1518 г. одним из кораблей Грихальвы. Позднее он оставил полную опасностей Америку и вернулся в родную Испанию. Несколько лет спустя он вручил Карлу V детальный план основания постоянной колонии на Юкатане. Ему было даровано королевское согласие на право получения соответствующей доли тех сокровищ, которые подобное предприятие могло дать королевской казне. Получив благодаря продаже имения своей жены необходимые денежные средства, Монтехо в 1527 г. отбыл из Испании на трех кораблях с отрядом своих приверженцев, окрыленных радужными надеждами. Но судьба не благоприятствовала честолюбивому Монтехо. Его первую колонию, основанную на материке напротив острова Косумель, пришлось покинуть из-за жестокой эпидемии лихорадки. Но он не принял во внимание угрозу мятежа среди своих упавших духом войск и возможность тщательно продуманного отпора индейцев, которые позволили оставшимся в живых обитателям злополучной колонии проникнуть в глубь материка и там напали на них. В конце концов, Монтехо удалось покорить нескольких вождей майя, но постоянные эпидемии страшных болезней, голод и воинственно настроенные индейцы вынудили его отказаться от добытого с таким трудом опорного пункта на полуострове. К тому времени надежды Монтехо на приобретение земли, рабов и богатства значительно потускнели. И даже осуществление его сокровенной честолюбивой мечты — объявить себя завоевателем Юкатана — было на время отложено. В 1531 г. он вновь сделал попытку включить обширные области Юкатанского полуострова в число растущих владений Новой Испании. Он собрал значительную армию, посадил ее на несколько кораблей и предпринял новую атаку на полуостров со стороны Кампече. Ему помогал его сын — Франсиско де Монтехо-младший, который немедленно отправился с большим отрядом солдат исследовать и колонизовать северную оконечность Юкатана. После трудного похода в глубь полуострова ему удалось основать колонию в Чичен-Ице — в древнем культурном центре северной части Юкатана. Однако новое рискованное предприятие Монтехо имело не больше шансов на успех, чем его предыдущая попытка. Через шесть месяцев все местные индейцы объединились и восстали против испанских завоевателей. Гарнизон Монтехо в Чичен-Ице был осажден, а остальная его армия отброшена к побережью.

К 1540 г. фактически вся Мексика, не считая огромных кусков Центральной и Южной Америки, находилась уже под владычеством испанцев. Поэтому некоторые племена майя, в частности племена Западного Юкатана, решили, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и покорились, хотя и неохотно, испанцам в надежде завоевать расположение своих новых господ. Монтехо-младший, уполномоченный своим отцом следить за выполнением условий соглашения с королем, составил смелый план нового похода. Суть его состояла в том, чтобы проникнуть во внутренние районы Юкатана и сокрушить уцелевшие там опорные пункты индейцев. В 1541 г. он с отрядом в 400 человек, с артиллерией и конницей вторгся на полуостров. К вождям майя были направлены гонцы с призывом — мирно подчиниться испанскому королю. Некоторые провинции без сопротивления покорились, как казалось им, неотвратимой судьбе. Но северные области, особенно мятежная группа под названием Ах Кануль, отказались принять условия капитуляции. Тогда Монтехо разделил всю армию на две части и послал 160 человек под командованием своего двоюродного брата расправиться с непокорными вождями. После мучительного похода поредевший отряд испанцев, томимых жаждой и полуголодных, прибыл в город Тхо, где вожди Ах Кануль собрали значительную армию. В решительном сражении против превосходящих сил противника испанцы разгромили легионы майя и подчинили себе Ах Кануль. Как предварительный шаг для основания постоянной колонии в городе Тхо появился испанский гарнизон. Младшему Монтехо было послано в Кампече донесение с настоятельной просьбой о помощи. Тот немедленно отправился в Тхо, с тем чтобы закрепить успех своего двоюродного брата. Феноменальный триумф испанцев в Тхо нанес смертельный удар духу сопротивления майя. Многие непокорные прежде провинции отказались теперь от своей независимости, рассматривая неблагоприятный поворот судьбы, как проявление воли своих богов. Затем произошло событие, которому суждено было оказать разрушительное воздействие на единство остальных провинций. На равнине, окружавшей город Тхо, внезапно появились толпы индейцев во главе с вождем, которого они несли на носилках, украшенных перьями. Испанский гарнизон, полагая, что сейчас будет сделана попытка отбить город, приготовился к бою. Однако, когда индейские воины приблизились, их вождь поднял в знак мира руку. Он представился Монтехо как вождь Тутуль Шиу — правитель Мани, наиболее могущественной в то время провинции Северного Юкатана. Он заверил испанцев в своем уважении к ним и предоставил в их распоряжение большую армию. Монтехо необычайно повезло. При поддержке влиятельного правителя Тутуль Шиу ему удалось покорить все провинции майя, за исключением самых восточных. В 1542 г. он основал на руинах Тхо «прекрасный и верноподданнический» город, назвав его Меридой. Вскоре под пятой испанских завоевателей оказались самые отдаленные области Юкатана. С разгромом разрозненных армий майя были уничтожены последние остатки их некогда могущественной империи[9].