ГЛАВА СЕДЬМАЯ. МАМАЙ И РУСЬ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

МАМАЙ И РУСЬ

О том, как Мамай помогал митрополиту Алексию и о «докончании» бекляри-бека с Москвой

Ранее мы уже отмечали, что одним из первых действий Мамая, которые он предпринял, заняв пост бекляри-бека еще при хане Бердибеке, в 1359 г., стало посольство в Москву, упомянутое в Львовской летописи. О целях этого посольства русские летописцы умалчивают, однако современный молодой исследователь А.А. Каурцев высказал по их поводу интересную и, на наш взгляд, небезосновательную гипотезу. Сопоставив сообщение Львовской летописи с другими источниками (в том числе и более позднего времени), он предположил, что Мамай мог способствовать освобождению митрополита Алексия, который в 1358-1359 гг. находился в литовском плену в Киеве, а затем принять его у себя в крымских владениях. Автор гипотезы отмечает, что Киев, фактически находясь под властью литовского великого князя Ольгерда, вместе с тем формально все еще состоял под юрисдикцией Золотой Орды (там даже находился ордынский баскак). Поэтому приказ Мамая киевскому князю Федору об освобождении митрополита не мог быть им проигнорирован — ведь Мамай действовал от имени хана Бердибека, который, кстати, сразу после своего вступления на трон в 1357 г. выдал митрополиту Алексию свой подтвердительный тарханный ярлык. Согласно Г.К. Котошихину, подьячему Посольского приказа при царе Алексее Михайловиче, «к крымскому хану… посылают с посланники шубы собольи, куньи, бельи… А уложил те поминки давать Алексей, митрополит Московской, после того времяни, как он был в Крыму в полону, тому много лет назад».[249] А.А. Каурцев полагает, что эти «поминки» могли быть установлены Алексием после того, как он при помощи Мамая освободился из киевского плена и уже в 1360 г. вернулся в Москву.[250]

В полной мере соотносятся такие действия Мамая и с тем, что в это время Золотая Орда занимала крайне враждебную позицию по отношению к Великому княжеству Литовскому. Для золотоордынских политиков не было секретом, что великий князь Ольгерд стремился расколоть православную церковь, поставив в Юго-Западной Руси собственного митрополита — Романа, ставленника Тверского княжеского дома, состоявшего в родстве с литовскими князьями.[251] Естественно, намерение Ольгерда шло вразрез с интересами ордынских правителей, которые благодаря покровительству русским митрополитам (общим для Руси и Литвы) могли в какой-то степени влиять и на литовские дела.

Версия А.А. Каурцева, на наш взгляд, лучше всего подкрепляется тем фактом, что в 1363 г. именно с Мамаем и «его» ханом Абдаллахом митрополит Алексий вступил в переговоры. Их итогом стало признание Абдаллах-ханом прав юного московского князя Дмитрия Ивановича на великокняжеский титул, а московский государь, в свою очередь, признавал законным ханом ставленника Мамая и обязывался платить «выход» ему, а не сарайскому хану Мюриду. По-видимому, в рамках этого же «докончания» Мамай и Абдаллах окончательно признали за Москвой право на Ростовское княжество, которое Иван Калита еще в 1330-е гг. «купил» у хана Узбека, а в 1360 г. вновь захватил Константин, представитель рода прежних ростовских князей.[252]

Переговоры Мамая и митрополита имели весьма важное значение для истории развития русско-ордынских отношений. Во-первых, впервые за всю историю зависимости русских княжеств от Орды не русский князь прибыл за ярлыком в ханскую ставку, а ханский посол привез ярлык русскому правителю: «прииде к нему посол изъ Орды от царя Авдуля из Мамаевы орды съ ярлыкы на великое княжение».[253] Во-вторых, впервые помимо выдачи ярлыка в отношениях московского государя с ханом Золотой Орды стал фигурировать и договор, «докончание», что в принципе не соответствовало отношениям «вассал — сюзерен», существовавшим между Русью и Ордой.

Ряд исследователей полагает, что с 1363 г. русско-ордынские отношения перешли на новый формат — фактически равноправных партнеров, а не прежних вассалов и сюзеренов,[254] однако это предположение опровергается вышеприведенным летописным упоминанием о ханском ярлыке великому князю Дмитрию Ивановичу. Мы считаем, что в 1363 г. великий князь, как и прежде, получил ханский ярлык, а вот между митрополитом Алексием (как правителем-регентом) и бекляри-беком Мамаем было заключено соглашение («докончание») как между двумя государственными деятелями, равными по статусу.

Налаживание Москвой отношений с Мамаем, как мы помним, очень не понравилось хану Мюриду, правившему в это время в Сарае. Он тут же выдал ярлык сопернику Дмитрия Московского — Дмитрию Суздальскому, однако зимой 1363/1364 г. сарайский хан умер, и его ярлык фактически стал недействительным — в отличие от ярлыка хана Абдаллаха московскому князю.

Союзные отношения Мамая с Москвой проявлялись не только во взаимном признании хана Абдаллаха и великого князя Дмитрия Ивановича, но и в поддержке Ордой союзников Москвы. Так, в 1365 г. скончался нижегородский князь Андрей Константинович, не оставивший наследников. На Нижний Новгород, оставшийся выморочным, тут же предъявили права два брата покойного князя — Дмитрий Суздальский и Борис Городецкий. Новый сарайский хан Азиз-Шейх поддержал претензии Бориса Константиновича, и Мамай тут же поддержал претензии его брата-соперника Дмитрия: во-первых — «в пику» сарайскому монарху, во-вторых — потому что суздальский князь к этому времени перестал претендовать на великокняжеский титул, помирился с Дмитрием Московским и вскоре выдал за него замуж свою дочь Евдокию.[255]

Оказывая подобного рода услуги своим русским вассалам-союзникам, Мамай не забывал требовать от них и плату за них. Следуя примеру прежних ордынских правителей, он прибегал даже к их военной помощи, задействуя русские войска в своей борьбе за объединение Орды. Так, в 1370 г. Мамай отправил на Русь своего посла Хаджи-Ходжу, привезшего русским вассалам приказ хана Мухаммада, исполняя который, дружины суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича выступили в поход на Булгар и заставили местного правителя Асана признать себя подданным Мухаммад-хана.[256] Казалось, между Мамаем и русскими князьями царило полное взаимопонимание и обоюдовыгодное сотрудничество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.