Глава V. Почему инки боролись с грамотностью

Глава V. Почему инки боролись с грамотностью

_{Кипукамайок. Рисунок из хроники Гуамана Помы}

Тауантинсуйю было самым неграмотным из всех государств древнего мира, аналогичных по уровню социально-экономического развития. Все население страны было неграмотным в буквальном понимании этого слова, а последнего грамотного тауантинсуанца просто сожгли на костре. И сожгли именно за то, что он был грамотным. Да и как можно быть грамотным, если нет письма?

Даже страшно себе представить всю чудовищную нелепость ситуации, когда все, буквально все нужно говорить, вслух, чтобы это «все» стало достоянием хотя бы еще одного человека. Написать нельзя. Прочесть нельзя. Тайно оповестить нельзя. Подробно изложить нельзя. Составить тезисы для выступления нельзя. Заготовить речь нельзя. Даже списать нельзя. А как быть в случаях с плагиатом? Как доказать, кто у кого и что именно подслушал, чтобы выдать за свое?

Говорят: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». В Тауантинсуйю все слова порхали, как воробьи. Казалось бы, отсутствие письма гарантировало их неуловимость, однако в умелых руках сынов Солнца такая неуловимость слова легко могла стать своей противоположностью. Вот почему в империи инков слов на ветер не бросали. Сыны Солнца не любили этого.

Но письмо — явление стадиальное, и если с этих позиций рассматривать случай с Тауантинсуйю, то отсутствие письма у инков требует… доказательств.

Прежде всего государственное устройство, подобное царству инков, не могло существовать без фиксации устной речи. Не нужно обладать специальными знаниями, чтобы убедиться в этом. Задайте себе вопрос: как уберечь от искажения некое распоряжение, которое следует передать в возможно короткий срок из Куско, например, в Кито, если нет письма?

Конечно, человеческая память достаточно надежный хранитель информации и можно поручить специально натренированному запоминальщику дословно воспроизвести любой по величине и содержанию текст. Правда, здесь не обойдешься без потери времени, да и сам сочинитель текста должен знать его наизусть, чтобы обучить ему запоминальщика. Это непростая проблема, особенно для Тауантинсуйю, где единственным средством переноса информации был человек. И вот почему.

Представим себе, что интересы государственной важности требовали срочно передать из Куско в Кито сообщение, по которому мог принять решение только правитель. Эти города разделяло расстояние примерно в две тысячи километров. Курьеры-часки преодолевали его за пять суток. Они бежали день и ночь, передавая друг другу эстафету, пробегая в среднем участок дороги длиною в пять километров. Следовательно, каждый из них преодолевал свой участок за 18 минут. Это медленнее, нежели нынешний рекорд мира на ту же дистанцию — 13 минут 12,9 секунды. Но рекорд был установлен на стадионе со специальным покрытием, а часки бежали по горным дорогам, изобиловавшим крутыми спусками и долгими подъемами, и бежали в любую погоду.

Можно предположить, что часки обучались не только бегу, но и заучиванию наизусть текстов. Если на это уходило только две минуты, то тогда все четыреста курьеров должны были бежать со скоростью нынешнего чемпиона. Четыреста рекордсменов — не многовато ли для одного царства?

Сокращение наполовину длины этапа увеличило бы скорость бега, но не вдвое, а гораздо меньше, зато вдвое возросло бы число потерянных на заучивание минут. При этом возможность искажения текста возросла бы до 1600 случаев, поскольку каждый из 800 часки имел бы дело с текстом дважды: запоминал его сам и помогал запоминать другому курьеру. В жизненно важных делах — война, мятеж вассалов — такое недопустимо.

Мы взяли только один возможный случай. Он со всей очевидностью показал, что в конкретных условиях Тауантинсуйю одна лишь речь не могла удовлетворить государственные нужды, связанные с доставкой информации. Отсюда следует вывод: коль скоро царство инков просуществовало не один десяток лет и, погибло не от всеобщего хаоса, в Тауантинсуйю действовала какая-то система фиксации речи либо содержавшейся в ней информации.

Так оно и было. В Тауантинсуйю существовало так называемое «узелковое письмо», или кипу (на кечуа). Но прежде чем перейти к рассказу о том, как им пользовались, мы хотим высказать свои соображения, почему у инков не было письма.

Начнем с того, что и сегодня в строго научном плане нельзя говорить, что у инков не было письма. Корректнее сказать: письмо или иная возможная разновидность фиксации устной речи не обнаружены, а это заставляет предполагать, что у инков не было письма. Однако есть прямое указание хрониста Монтесиноса, что у инков был период, когда они имели свою письменность. Монтесинос дает ее название на кечуа — «келька» и сообщает, что инки запретили пользоваться письмом. Хронист сообщает подробности появления запрета: в царствование Инки Тупака Каури Пачакути (напомним, что в капаккуне Монтесиноса 104 имени инков-правителей) несколько провинций не поддались на уговоры инков и не присоединились добровольно к их царству. Тогда были совершены великие жертвоприношения, чтобы посоветоваться с Илья Тиси Виракочей. Ответ был один: причиной «заразы» были письмена, которыми не следует больше пользоваться.

Тупак Каури Пачакути тут же издал закон, запрещавший под страхом лишения жизни «пользоваться кельками, которые являлись пергаментами и определенными листьями деревьев, на которых писали». Постановление правителя исполнялось с такой точностью, что после того случая «перуанцы никогда больше не пользовались письмом. И когда некоторое время спустя один ученый амаута изобрел буквы, его сожгли живьем. И так они с того времени пользуются нитями и кипу…».

Хроника Монтесиноса расположилась особняком в ряду сочинений о царстве инков из-за своей капаккуны. Подумайте сами: как, каким образом при отсутствии письма мог сохраниться перечень правителей длиною в 104 имени? Даже если каждый из них в среднем правил только пять лет, то в сумме их правление длилось пять веков. Но столь длинной по времени династии попросту негде было править, мы знаем об этом по схеме общей датировки цивилизаций Древнего Перу. В ней нет места для подобного государственного образования.

Вместе с тем многие сведения из хроники Монтесиноса не производят впечатления фальсификации — уж слишком глубокими знаниями и невероятной фантазией должен был обладать ее сочинитель.

Но если инки действительно пользовались письмом, то как объяснить, что к расцвету могущества Тауантинсуйю эта практически обязательная составная духовной культуры бесследно исчезла и исчезла настолько фундаментально, словно письма и вовсе никогда не было? Поставим вопрос иначе: зачем было уничтожать письмо, если без него созданное сынами Солнца государство стало испытывать трудности в своей повседневной и жизненно важной деятельности?

Напрашивается только один ответ: инки нашли, изобрели или заимствовали некий заменитель письма, который их полностью удовлетворил. Таким заменителем оказалось кипу.

С большой долей уверенности можно сказать, у кого именно могли заимствовать кипу сыны Солнца: на рисунках, оставленных мочиками, мы видим фигурки стремительно бегущих людей, сжимающих в руке предметы, весьма похожие на кипу.

Теперь остается выяснить, могло ли кипу заменить письмо и имело ли оно какие-то преимущества, которые Сыны Солнца не просто заметили, но и использовали в своей государственной деятельности.

Начнем с преимуществ кипу, ибо они лежат прямо на поверхности. В царстве сынов Солнца любое послание передавалось только с помощью часки. Если к этому добавить, что послания-эстафеты иногда доставлялись сотнями людей, преодолевая при этом сотни и тысячи километров пути, станет очевидным, что пергамент или листья деревьев, служившие для инков бумагой, превращались в весьма неудобный багаж, ибо правителям не подобает вручать помятые или скомканные послания.

Очевидно, что к сапа инке обращались без неуместной фамильярности, отчего его имя вместе с общепринятыми титулами и индивидуальными прозвищами (типа «самый великий», «самый благородный») вполне могло занимать целую ветвь, а не один только листок дерева, даже когда им была пальма, — эту подробность мы знаем от Монтесиноса. Если учесть склонность подданных к чисто внешним знакам внимания, от которых часто зависит гораздо больше, нежели от содержания самого послания, то нетрудно себе представить, как разрастались документы, неизменно превращавшиеся в безудержное восхваление правителя.

Как показывает история, борьба с подобными явлениями абсолютно бесперспективное занятие, и, хотя в тот период проблема окружающей среды не стояла так остро, как сегодня, сынам Солнца все же докладывали, сколько и каких пальм ушло на то или иное послание.

Между тем кипу — только моток нитей из шерсти или хлопка. Он легко размещается в любой сумочке (у инков не было карманов на одежде). Кипу можно складывать, мять и даже комкать, правда не слишком усердно, чтобы не развязались узлы. Но потрясите немного этот пучок нитей, и ни один даже самый прозорливый правитель не догадается, что творилось с кипу во время его доставки. Укладывая в сумочку кипу, важно было помнить одно: нити не должны спутаться, а шерсть — сваляться, если путешествие оказывалось долгим. Все было предельно просто, если проявить элементарное внимание, а подданных сынов Солнца не нужно было даже предупреждать об этом. Напомним, что наиболее популярным наказанием была казнь.

Таким образом, кипу обладало решающим преимуществом в деле доставки срочных сообщений в условиях Тауантинсуйю.

Теперь обратимся к более важному вопросу: могло ли кипу заменить письмо если не как эквивалент речи, то для передачи содержащейся в ней конкретной информации?

Здесь не может быть двух мнений: бесспорно, могло. Мы составили условное кипу из элементов, которые описаны теми, кто пользовался кипу в жизни. К числу таких элементов относятся:

1. Шнур — основа кипу.

2. Нить-подвеска 1-го порядка (крепится на шнуре).

3. Нить-подвеска 2-го порядка (крепится на предыдущей).

4. Нить-подвеска 3-го порядка (крепится на предыдущей).

5. Вспомогательная нить-подвеска (крепится на других нитях).

6. Знак-определитель содержания кипу.

7. Узел простой — бывает до девяти штук на нити.

8. Узел «фламандский» — до девяти штук на нити.

9. Узел сложный — до девяти витков каждый.

Цвет нити также передавал содержание кипу. Мы обнаружили 13 разных цветов, включая оттенки. Встречаются одно-, двух- и трехцветные нити. Других сочетаний цветов не бывает.

Подсчет на ЭВМ показал, что только одно кипу, составленное из перечисленных элементов (включая цвета нитей) с тремя нитями — подвесками первого порядка, дает 365535720353 комбинации! С введением четвертой и последующих нитей число комбинаций стремительно возрастает. Между тем в храме Пачакамака было найдено кипу, которое весило шесть килограммов. Подобный моток шерсти соединит Москву с Ленинградом. Такое кипу вполне могло содержать информацию, сопоставимую лишь с многотомным статистическим справочником.

Однако какую информацию содержали инкские кипу? Или, быть может, кипу передавали звуковую речь и в этом случае мы имеем лишь своеобразную форму ее фиксации? Ведь число полученных нами комбинаций подтверждает такую возможность.

Практически все хронисты и современные исследователи считают, что кипу содержали и фиксировали только цифровые данные. Правда, в кипу записывалось буквально все, что поддается подсчету, начиная от населения царства, как об этом уже говорилось, кончая его природными богатствами, с указанием количества плодоносящих деревьев и даже крупных диких животных, которых отлавливали во время знаменитых «царских охот».

К сожалению, о технике и методах конкретных записей в кипу мало что известно. Мы знаем, например, что узлы были единицами счета, который велся десятками, — отсюда не более девяти одинаковых узлов на одной нити. Десятый узел означал бы появление десятки, которая была начальной единицей следующего порядка и располагалась на нити выше. Над десятками стояли сотни, затем тысячи и так далее. Иными словами, в кипу цифровые знаки-узлы располагались вертикально и снизу вверх от единиц к десяткам и сотням. Видимо, такую же роль играли и сложные узлы.

В кипу должны были фиксироваться однородные предметы. Мы имеем тому, прямое доказательство в перечне оружия. Известен и принцип их фиксации: на первом месте всегда ставился самый главный или важный из перечислявшихся предметов. В случае с оружием, как мы помним, инки начинали счет с длинных пик. Следует предположить, что при подсчете запасов продовольствия первой всегда указывалась кукуруза, за которой наверняка шел картофель.

По этому принципу можно выявить и многие другие предметы, которые возглавляли списки-перечни в кипу, но сегодня это мало что даст, поскольку сохранилось слишком незначительное число самих кипу — исходного материала для дешифровки и «прочтения» этой формы фиксации информации. К тому же нет данных, которые раскрыли бы принцип составления (и составления из какого материала?) знаков — определителей содержания конкретно взятого кипу. Можно достаточно точно подсчитать, сколько единиц зафиксировано в данном кипу, но что это за единицы или единицы чего, отвечал только знак-определитель: «кусочки материи», «палочки» и тому подобное. Что конкретно чему соответствовало, остается тайной.

Испанский хронист Антонио де ла Каланча написал в своей «Морализованной хронике», что кипу при помощи различных символов-определителей передавали имена собственные и названия провинций. Он привел также пример весьма сложного понятийного построения. Если же к сказанному добавить, что сыны Солнца хранили в кипу свод своих законов и обычаев, а их поэты и ученые использовали кипу для запоминания заранее составленных текстов и целых поэм, то невольно напрашивается мысль: чем же тогда отличалось кипу от письма?

Мы хотим высказать здесь предположение относительно того, чем в действительности могло быть кипу.

Оно выведено почти исключительно из умозрительных построений автора, однако наша гипотеза получила поддержку двух авторитетных перуанских исследователей — Виктории де ла Хара и Карлоса Радикати (последний исследовал и детально описал практически все дошедшие до наших дней кипу).

Итак что мы знаем сегодня о кипу? Во-первых, с их помощью фиксировалась, хранилась и передавалась информация отражавшая практически все стороны жизни Тауантинсуйю. В кипу была заключена вся статистика царства — она охватывала все, что поддавалось обсчету. Инки пользовались системой фиксации данных, различая свои записи в кипу по какому-то заранее разработанному и единому для всей империи коду. Это приводило к значительно большей емкости самих кипу. Можно предположить, что вся информация сводилась вместе в «общегосударственном кипу», в пользу чего говорит находка в Пачакамаке.

Как показали подсчеты, емкость кипу была практически неограниченной. Инки могли фиксировать в них любые цифровые данные на малом по объему (по длине) материале. Это была вторая особенность кипу.

Утверждения хронистов, что кипу было способно передавать сложные понятийные построения, а также отдельные элементы звуковой речи (имена собственные, названия) ясно указывают на то, что инки как-то приспособили кипу для хранения такой информации: тексты законов, описания обычаев, исторические и героические поэмы и легенды.

Но главной особенностью была абсолютная привязанность кипу к человеку, специально обученному работе с ним. Без кипукамайока кипу превращалось в клубок простых нитей.

Испанцы, столкнувшиеся в реальной жизни с кипу, были буквально потрясены той быстротой и точностью, с которой им выдавалась информация. Взяв кипу в руки кипукамайок сразу же начинал читать содержащуюся в нитях и узлах информацию. Голос едва успевал за взглядом и движением рук. Это звучит несколько грубо но кипу и кипукамайок были единым устройством, двумя деталями «машины памяти», которая превращалась в ничто, если одна из них отсутствовала.

Все это наталкивает на мысль, что в случае с кипу, речь шла о живом «счетно-вычислительном устройстве», в которое была заложена предварительно зашифрованная математическими знаками информация. Естественно, что математическую обработку материала вел сам кипукамайок, и делал это устно и вручную. Точно так же устно и вручную информация извлекалась из кипу. Не вызывает сомнений, что запустить «машину памяти» могли только инки, ибо она была создана исключительно для обслуживания их государственного аппарата.

Кипу оказалось настолько удобным и в этом смысле полезным для управления таким гигантским государством, как Тауантинсуйю, что сыны Солнца пошли на запрещение громоздкого письма, дабы полностью расчистить дорогу кипу. С позиций сиюминутных требований начального периода создания царства всех кечуа подобный запрет представляется не только допустимым, но даже полезным делом, поскольку он давал значительные преимущества в ведении государственных дел. Не будем забывать: в течение целого столетия инки вели захватнические войны, требовавшие высокой дисциплины и максимального учета ресурсов. В этой важнейшей сфере кипу, бесспорно, выиграло соревнование у письма.

Только убежденность в серьезных преимуществах кипу могла привести к запрещению письма. Найти же подходящий повод для запрета для сынов Солнца не составляло труда. Достаточно было, например, обратиться к главной уаке, а получив желанный ответ — все беды и все зло от письма, — утвердить божественную сентенцию!

Но, обретя благодаря кипу очевидные преимущества в решении государственных дел, сыны Солнца нанесли непоправимый урон своей духовной культуре. Правда, он стал ощущаться не сразу, ибо культурная жизнь продолжала интенсивно развиваться, а изобретательные ученые-амауты искали и находили способы закрепления во времени результатов духовного производства своего народа, в том числе в области литературы, философии, права и иных его проявлениях.

Более того, нам представляется, что запрещение письма могло сыграть в известном смысле даже положительную роль в плане некоторой демократизации отдельных направлений творческой культуры. Поясним свою мысль: в антагонистическом классовом обществе письмо, как и образование в целом, являлось привилегией правящих классов. Они не просто охраняли эту привилегию, но и сознательно сужали круг тех, кто мог пользоваться письмом. То была искусственная, но абсолютно реальная преграда в таком виде творчества, как, например, литература. Запрет письма как бы снял ее, поставив в равные условия все слои общества. Он заставлял власти искать пути расширения круга лиц, которые приняли бы на себя функции хранителей устных традиций, тех, кто в угоду интересам правящего клана распространял эти традиции среди широких масс населения, например, исполняя на ритуальных праздниках простых общинников инкские таки. И число таких певцов, взятых из простого народа, росло.

Сельские кипукамайоки также не были инками, но по роду своих основных занятий они уже стали отходить от своей естественной среды. Так же обстояло дело и с другими видами творчества, включая гуманитарные науки, если пользоваться современной терминологией. Ибо при всей своей высокой надежности человеческая память способна преподнести малоприятные сюрпризы. От них нужно было застраховаться. К тому же человек смертен, и смерть часто приходит неожиданно.

Все это понимали сыны Солнца. Чтобы не утратить накопленные знания, инкам пришлось создать целый институт «живых копий» под строгим контролем официальных властей. Был ли он создан отдельно от института кипукамайоков, или они составляли единое целое, мы не беремся сказать, но профессиональные запоминальщики, как и кипукамайоки, жили в каждом селении. Их работа высоко ценилась в Куско.

Важнейшей заботой клана правителей являлось также культурное воспитание самих инков. Чтобы выяснить, правильно ли усвоил общинный запоминальщик подвиги и геройские поступки сынов Солнца, сами сыны Солнца должны были знать их назубок. Это только один пример. Он достаточно убедительно показывает, что заниматься государственной деятельностью даже в «районном масштабе» могли только те инки, которые сами обладали соответствующими знаниями. Вот почему инки придавали большое значение не только военному, но и гражданскому образованию своего подрастающего поколения. Еще при Инке Рока в Куско была создана специальная школа, в которой обучались юные сыны Солнца.

Очевидно, что людей, талантливых в гуманитарных науках, в Тауантинсуйю искали точно так же, как ищут талантливых зодчих, художников, мастеров-ремесленников. Но талант не подчиняется законам социального расслоения общества. Он не желает учитывать происхождение того, кто ему приглянулся. Инки-прагматики не могли не заметить, что здесь их Отец-Солнце допустил упущения. И ради своих клановых интересов, хотя и вопреки своим же законам и обычаям, правители Тауантинсуйю сквозь пальцы смотрели на то, как размывается имперская интеллектуальная элита царства за счет выходцев из неинкского населения страны. Письмо, будучи привилегией знати, наверняка затормозило бы этот процесс.

Известно, что в Куско при дворе сапа инки постоянно находились ближайшие родичи, главным образом сыновья правителей присоединенных к Тауантинсуйю царств и земель. Они обучались в Куско языку, законам и обычаям сынов Солнца, но одновременно и непроизвольно им принадлежала выдающаяся роль именно в культурной жизни страны. Все подданные инков были обязаны носить свои «национальные» одеяния, поддерживать свои традиции, как бы воспроизводя в миниатюре то царство и те земли, выходцами из которых они были. Конечно, все это в какой-то своей части носило театрализованный характер. Но не менее бесспорно и то, что организованный сынами Солнца «спектакль» являлся эффективным средством культурного обмена среди этнически разнородных групп населения Тауантинсуйю. Он создавал хорошие возможности для взаимного ознакомления с проявлениями духовных и общекультурных достижений всех этнических групп.

Инки, как мы знаем, отличались веротерпимостью и восприимчивостью к чужим достижениям, если обнаруживали в них полезные для себя элементы. Мы также знаем, что в Куско доставлялись все главные идолы покоренных инками народов. Эти идолы не бездельничали, ибо после признания за Солнцем верховной власти инки не препятствовали поклонению этим божествам. В таких условиях возможность активного культурного обмена в самом Куско не кажется чем-то нереальным.

Естественно, что этот сложный процесс не следует воспринимать упрощенно. Никто не бегал друг за другом по Куско в надежде подглядеть некое выдающееся достижение, соседа, чтобы тут же перенять его. Никто не рекламировал и свои удачи в надежде, что другие оценят их. Все было гораздо проще и в тысячу раз сложнее, но сам факт проживания бок о бок стольких разноликих народов, постоянный, практически ежедневный контакт между ними не могли не сказаться на образе жизни каждого из них, на их духовной культуре, на строе мыслей и психологии.

«Сто тысяч домов» и огромное количество дворцов Куско заполняла не одна только знать. Желание показать инкам свою преданность и любовь, богатства своего царства, в том числе талантливыми людьми, заставляло неинкскую знать приводить с собой действительно выдающихся мастеров своего дела в самых различных, сферах культуры, искусства, ремесел. Это был неисчерпаемый источник обогащения культурной жизни страны, ибо то, что признавал Куско, распространялось по всему царству.

Нет, мы не знаем имен этих выдающихся мастеров, но они были, не могли не быть, ибо культуру целого народа не в состоянии создать даже самый всесильный клан правителей.

Если судить по дошедшим до нас остаткам материальной культуры инков, можно прийти к выводу, что отсутствие письма почти не сказалось на развитии научной я технической мысли. Конечно, в этой сфере человеческой деятельности у инков были гигантские бреши, но они больше связаны с природными условиями региона. Но нас интересуют не столько пробелы в знаниях индейцев кечуа, сколько их достижения. Они куда более ярко и убедительно говорят об уровне их развития.

Начнем с главного, с основы основ трудовой деятельности Тауантинсуйю, с земледелия. Да, инки пользовались простой заостренной палкой с опорой для ноги, чтобы рыхлить землю под посевы. Но они же построили целую систему насыпных террас-полей, снабдили свои земли искусственным орошением, для чего проложили каналы иной раз в десятки и даже более ста километров длиной. Отдельные участки этих каналов и многие насыпные террасы действуют и поныне. Инки поняли значение удобрения, необходимости использовать его постоянно. Птичий помет — знаменитое и сегодня гуано — стал эффективным средством повышения урожая, а в бесплодных песках Тихоокеанского побережья индейцы придумали способ посева кукурузы позволявший собирать там обильный урожай.

Далее. Дороги Тауантинсуйю, вызывающие восхищение наших современников, требовали не только мобилизации огромных сил, но и тонкого инженерного расчета. Чтобы перетащить на руках гигантскую глыбу, уложенную в стены главной крепости инков Саксайуаман, помимо тысяч и тысяч пурехских рук, были также необходимы высочайшее мастерство и смелость технической мысли.

Можно продолжить перечень достижений гения кечуанского и других народов, нашедших воплощение в повседневной жизни Тауантинсуйю. Зачастую эти достижения обгоняли уровень социально-экономического развития породившего их народа.

К сожалению, о многих успехах индейской науки мы ничего конкретного не знаем. Вернее, мы знаем, что они были, но в чем выражались и нем были созданы, сегодня практически неизвестно. Речь идет в первую очередь об индейской медицине. Трудно поверить, что инки доживали до 150 и даже до 200 лет, как об этом пишут хронисты. Но в «Индийской истории» капитана Сармьенто, а также в недавно опубликованных в Перу документах, датированных 1573 годом, фигурируют подписи инков, о возрасте которых сказано, что им было более 90 лет. Они живое свидетельство долголетия, и не так изолированного случая, а целого явления, подтвержденного испанцами. Это был результат индейского врачевания, во многом придерживавшегося принципа профилактической медицины. Некоторые из ее мероприятий или приемов широко известны и практиковались народами других континентов: регулярные промывания желудка и кишечника, строгий пост и другие. Но были и такие, о которых европейцы даже ничего не слышали.

Так, например, Инка Гарсиласо подробно описал, что делали, инки, чтобы сохранить в идеальном состоянии свои зубы. Он сам дважды, как того требовало лечение, подвергся этой мучительной пытке, сохранившей ему зубы до конца жизни. Лечение состояло в том, что к деснам прикладывался разогретый на огне кусок корня, в котором сок буквально кипел. Десны бывали сожжены, но результат оправдывал страдания пациента. Описав этот технический прием, хронист не мог сообщить читателю главное: корень какого растения использовали инкские лекари.

Лекари-индейцы с помощью каких-то трав за несколько сеансов снимали бельмо с больного глаза. Они спасали людей, заразившихся трупным ядом, врачевали и другие болезни, которые испанские врачи отказывались лечить.

Потеря индейских методов лечения, равно как и индейских лекарств, произошла непредумышленно. Грохот пушек и полная беззащитность перед стальными мечами заставили индейцев поверить в абсолютное превосходство испанцев во всем. Один из сынов Солнца в беседе со своим родичем-метисом признался, что, если бы испанцы подарили инкам только ножницы, сыны Солнца отдали бы им в знак благодарности все свое золото. Инкам, тщательно следившим за своими короткими прическами, приходилось стричься каменными ножами, причинявшими массу неудобств. Конечно же, здесь очевидное преувеличение, но оно отражает, в какой уродливой форме воспринималась индейцами их техническая отсталость.

Наличие у инков письма не устранило бы этот комплекс неполноценности, но оно наверняка проникло бы например, в индейскую медицину, и рецепты кечуанских лекарей вполне могли бы дойти до наших дней.

Европейское превосходство в технике и науках, особенно связанных с использованием железа и стали, буквально подавило индейскую научную мысль. Когда же люди, соприкоснувшиеся с индейскими достижениями, вспомнили о них, выяснилось, что никто уже не знает о таковых либо делает вид, что не помнит старых секретов. Ибо к этому времени испанцы успели превратиться из богов-виракоч в тиранов и угнетателей, а таких не посвящают в свои тайны.

Самый жестокий и невосполнимый урон из-за отсутствия у инков письма понесли гуманитарные науки и литература. Фольклорное песенно-танцевальное творчество пострадало гораздо меньше. Ибо его можно уничтожить только вместе с народом-создателем, однако испанцам так и не удалось осуществить подобное «мероприятие», хотя за годы конкисты и первое столетие колониального владычества земли Тауантинсуйю были буквально опустошены и индейское население сократилось в десять, а по некоторым данным, и в большее число раз! Но народ кечуа выстоял и выжил. Несмотря на все жестокие превратности судьбы. Жив и его фольклор, в котором и сегодня легко угадываются древние традиции, уходящие своими корнями в легендарное прошлое великого индейского народа.

В Тауантинсуйю рядом с фольклорным творчеством существовала иная, хотя также устная, но полностью профессиональная литература. Она носила официальный характер, и ее можно назвать заказной литературой. В роли заказчиков, естественно, выступали сыновья Солнца; исполнителями заказов были профессиональные сочинители. Сочинения создавались по утвержденному властями «случаю» и с конкретной задачей.

Подобное творчество не являлось «придворным фольклором», хотя и стоит где-то рядом с ним. Оно должно было воздействовать на самые широкие круги населения, прививая подданным сынов Солнца страх и покорность, любовь и благоговение.

Тематика таких текстосложений могла быть религиозной и светской, но чаще всего она объединила оба этих начала, отражая реальное положение дел в царстве. Наиболее популярной формой сочинений были исторические тексты: исторические и героические саги, повествовавшие о деяниях сынов Солнца на войне и в мире. Как свидетельствует один из крупнейших знатоков кечуанского фольклора, боливиец Хесус Лара (так считают все ученые), тексты инкских таки до нас не дошли.

И это понятно. С ними были связаны наиболее памятные события из жизни инков, их легенды, божественные предначертания Солнца. Против всего этого беспощадно боролись католические монахи, так удачно прозванные «потрошителями ереси», а по существу, разрушители индейских культур.

Таки и другие тексты хранились в памяти человека. Специально обученные индейцы заучивали эти «песни», за что пользовались особыми благодеяниями. Они, в свою очередь, проявляли заботу, чтобы обучить «песням» собственных сыновей или других способных к этому людей. «И сегодня в среде этих людей, — писал Сьеса де Леон, — рассказывают о случившемся пятьсот лет назад так, словно с тех пор прошло десять лет».

Речь идет, как мы видим, о профессиональных запоминальщиках. В каждой провинции было несколько таких «певцов», в обязанности которых, по-видимому, входило также и составление самих текстов, хотя вопрос этот не совсем ясен. Точно такие же запоминальщики жили и при дворе сапа инки. Там сочинялись главные официальные тексты героических таки.

Мы говорили, что сочинители официальных текстов должны были воздействовать своими произведениями на разные социальные слои инкского общества. Но этим не ограничивалась их работа. «Амауты… — пишет Инка Гарсиласо, брали на себя заботу изложить их (наиважнейшие события. — В. К.) в прозе, в исторических рассказах, коротких, словно басня, чтобы соответственно возрасту рассказывать их детям; и юношам, и неотесанным людям полей…»

Известно также, что амауты сочиняли «комедии» и «трагедии», которые «всегда воспроизводились точно, а их содержание всегда касалось военных событий, триумфов и величия прошлых королей и других героических мужей». Они исполнялись в присутствии сапа инки и всей знати на особо торжественных празднествах или триумфах по случаю победы сынов Солнца.

В предыдущей главе, воспользовавшись рассказами хронистов, мы побывали на празднике Интин Райми. Такие же, но менее пышные праздники: устраивались во времена первых лет колонии, правда, по случаю, не совсем обычному для индейцев, например «Святого таинства». Они проводились на центральной площади Куско, у подножия католического храма. Вместе с испанцами манифестантов приветствовали и Сыны Солнца (в тот момент — середина пятидесятых годов XVI века — в Перу было двоевластие).

Индейцы шли колоннами. Каждая, как это было принято во времена инков, представляла свое царство. Перед «трибуной» колонна останавливалась, чтобы сыграть каждая свою коротенькую «трагедию», в которой, показывая важный эпизод из жизни народа, манифестанты прославляли себя, а также власти (в данном случае городские). Костюмы индейцев соответствовали одеяниям, утвержденным еще инками.

Празднование на инкский манер «Святого таинства», о нем рассказал Инка Гарсиласо, чуть не кончилось, побоищем: когда настала, очередь выступать индейцам каньяри, их вождь Чильчи изобразил с помощью инкской символики свою помощь испанцам. Более того, Чильчи вынул спрятанную под плащом голову-муляж инки, которого он сам убил.

Пока испанцы силились понять, что изображают каньяри, инки бросились на обидчиков. Схватив Чильчи, инки «подняли его высоко над землей, чтобы ударить головой об пол», — довольно своеобразный метод миссионерской работы. Только поспешное вмешательство испанцев спасло Чильчи от неминуемой смерти, ибо все остальные индейцы также бросились на каньяри, чтобы отомстить за оскорбление своих бывших господ.

Инка Гарсиласо был очевидцем этого события; на «трибуне» сидел его отец, бывший в те годы коррехидором Куско.

Представления, которые индейцы тогда разыграли перед властями Куско, сопровождались исполнением героических таки инков, но хронист даже не упоминает об их содержании и не пересказывает их текст. И снова с особой остротой ощущаешь горечь утраты этих подлинных документов, которые могли бы многое разъяснить в истории Тауантинсуйю. Нет сомнений, что таки помогли бы понять, какими видели себя сыны Солнца и, что гораздо важнее, какими они хотели представить себя своим подданным и другим народам. Уточним свою мысль, воспользовавшись современной терминологией: героические таки, как мы их понимаем, были официально апробированными текстами, призванными пропагандировать главную идеологическую концепцию сынов Солнца об их миссионерской деятельности на земле. Каждый из этих текстов в отдельности трактовал какое-то конкретное событие. Собранные вместе, они образовывали официальный вариант истории Куско и царства инков.

Нет необходимости объяснять, что о подобных документах можно только мечтать. Но мечты остаются мечтами, поскольку таки, как утверждают все авторитеты, не сохранились. И все же…

И все же мне захотелось перепроверить это утверждение, дабы самому убедиться, что действительно в сочинениях XVI–XVII веков об инках и конкисте нет текстов героических или исторических таки.

«Комментарии» Инки Гарсиласо можно было не проверять, ибо, будучи переводчиком этой книги на русский язык, я их хорошо знал, разве что не наизусть. Кроме Инки Гарсиласо, больше и лучше остальных по интересовавшему вопросу написал Гуаман Пома. К нему и следовало обратиться в первую очередь.

Здесь нужно сказать несколько слов о сочинении Гуамана Помы (тем более что мы очень часто ссылаемся на него, и каждая глава настоящей книги начинается с рисунка из рукописи хрониста). Прежде всего хроника Гуамана Помы издана факсимильным способом. Это рукопись, и читать ее в общепринятом значении этого слова почти невозможно. Хронист писал свое сочинение сразу на нескольких, языках, но это не параллельные тексты, а единое повествование, в котором в испанский язык вкраплены слова из кечуа, аймара и других индейских языков и диалектов. Добавим, что Гуаман Пома имел слишком отдаленное представление о правилах орфографии и никакого о синтаксисе. Он пишет слитно конец одного и начало другого слова; ряд сокращений не поддается прочтению и толкуется условно. Это и многое другое превращает чтение хроники в разгадку настоящей головоломки, для которой нет и не может быть кода, поскольку хронист писал свое сочинение строго придерживаясь принципа «как бог на душу положит».

Теперь вернемся непосредственно к тексту хроники. Гуаман Пома дает уникальную картину праздников Тауантинсуйю, иллюстрируя свой рассказ рисунками и примерами текстов песен. Но, к сожалению, о героических и исторических таки инков хронист только упоминает. Он говорит, что инки любили распевать на своих самых торжественных праздниках таки, но текстов таки не дает.

Особого внимания заслуживает все, что хронист написал о чинчах. (Напомним, что его предки царствовали в Чинчайсуйю.) Этот материал просто великолепен. Еще раньше мы обратили внимание на то, что Гуаман Пома назвал в качестве главной песни чинчей «атун таки», то есть «главное таки». Поскольку в тот момент проблема поиска таки инков у нас еще не возникла, мы ограничились тем, что расшифровали и полностью перевели приведенный в хронике пример атун таки чинчей. Форма его текстосложения оказалась типично кечуанской (инкской). Чинчи, по-видимому, заимствовали ее у кечуа, либо сыны Солнца сами навязали эту песенную форму им и другим народам, например, обязав их во время всеобщих (читай, инкских) торжеств исполнять в форме таки свои «истории» и «былины».

Но ознакомление с текстом атун таки только еще больше запутало все дело. Читатель может сам убедиться в этом; вот его текст:

«Эй-эй-эй! На площади Воина, на площади радости, на площади могущественного Инки ты всегда был готов получить его поручение. Где ты, могучий, знатный, сильный сокол, могучий лев расы людей из рода Яровильков? Ты, великий вождь, который, когда испанцы направлялись в Кахамарку, представлял персону могущественного короля и императора, доверенным лицом которого ты был, чтобы стать позднее дедом Гуамана Помы де Айяла, своего внука, прямого потомка, который любит тебя!»

Появление в таки испанцев и прямое указание на трагические события в Кахамарке, где испанцами был казнен Атауальпа, ясно говорят о том, что это сочинение не является подлинным таки, исполнявшимся при инках. Это сразу же бросается в глаза, заставляя поверить, что мы имеем дело с мистификацией хрониста, стремившегося с ее помощью возвеличить себя и своих родичей.

Бесспорно, указанный оттенок имеется в тексте таки, но чем больше вчитываешься в него, тем очевиднее становится, что перед нами не фальсификация, а образец текста времен инков, правда подвергнутый редакции. И рассчитай он на читателя-испанца, который плохо или ничего не знал об инкской символике (вспомним случай с празднованием «Святого таинства» в Куско). Нет, Гуаман Пома никого не хотел обманывать своим примером. Просто он «испанизировал» некоторые детали текста, а также показал, как употребляя какие слова и образы, во времена инков изложили бы хорошо знакомое всем испанцам событие — ожидавшуюся встречу в Кахамарке.

Если же в тексте заменить некоторые слова и изложенную там ситуацию, то мы получим вполне возможный и в этом смысле реальный вариант текста таки времен инков:

«Эй-эй-эй! Эй-эй-эй! На площади Воина, на площади Ликования — Хакуай пата, на площади могущественного сапа инки ты всегда был готов получить его поручение. Где ты, могучий, знатный, сильный Гуаман-Сокол, могучий Пума-Лев расы людей из рода Яровильков? Ты великий вождь, который, когда послы взбунтовавшегося острова Пуны покорно шли в Кито, представлял персону могущественного Инки, доверенным копьем которого ты был в Чинчайсуйю, чтобы стать дедом молодого! Гуамана Помы, твоего внука, прямого потомка, любящего тебя».

Реконструкция ситуации, при которой подобный таки мог бы быть произнесен, выглядит так:

На празднике Интип Райми в Куско царство людей чинча представлял молодой Гуаман Пома из царского рода Яровильков (его отец умер, так и не успев стать правителем чинчей). Встав перед золотым троном правителя царства, на котором восседал Уаскар, Гуаман Пома, второй человек в Чинчайсуйю, как того требовал обычай, рассказал таки не об Инке Уаскаре, а о его отце Инке Уайна Капаке, а также о подвиге своего деда, подавившего бунт в Чинчайсуйю, когда Уайна Капак вел переговоры с послами острова Пуны, где были коварно убиты сыны Солнца, помогавшие жителям Пуны научиться поклонению Солнцу. Куско очень высоко оценил подвиг Гуамана Помы-деда.

Предложенная реконструкция частично опирается на реальные факты (убийство жителями Пуны губернаторов Уайна Капака и жестокое подавление этого восстания, бунт в Чинчайсуйю) и на домыслы автора книги (подавление бунта дедом хрониста Гуамана Помы), Она учитывает и особенности текста приведенного хронистом таки. Кроме того, мы соблюли запрещение прославлять здравствующего правителя и касаться его дел.

Теперь несколько слов о самих таки (поскольку у нас есть целых два их «образца»). Прежде всего, поражает их информативная емкость. При столь малом словесном материале в таки изложено многое из того, что прошло мимо некоторых многотомных хроник испанцев.

Во-первых, здесь ясно показана важная часть общественной структуры царства, подтверждающая классовый характер созданного инками общества. Она выражена и в виде прямой зависимости подданных от сапа инки, в их беспрекословной готовности служить подлинным хозяевам страны. Но таки подтверждает особую и важную роль, которую играла в жизни царства Heинкская знать, а также сам факт ее сохранения и использования сынами Солнца. Об этом, в частности, говорят титулы и имена-прозвища местных правителей: бесправные и лишенные всего подданные не станут называть себя «соколами» и «львами», да и правители не потерпели бы рядом с собой подобных «зверей», если бы те не имели на то права.

Во-вторых, таки предельно лаконично излагают конкретные исторические события, в которых показаны деяния инков, а также их подданных. Они показывают, чем именно был занят сапа инка (ожидал встречу с послами испанцев) и его «второй человек» из одного из четырех суйю (заменил своего господина, а значит, и защитил его интересы во время его отсутствия).

Мы знаем, что на больших торжествах каждое царство докладывало рапорт-таки правителю Тауантинсуйю. Учитывая емкость таки, а также особенности языка кечуа, который сам по себе отличался большой выразительностью (достаточно вспомнить пример со словом «пача»), трудно себе представить, какие потери понесла историческая наука, лишившись инкских героических и исторических таки. Потери невосполнимые.

Конечно, некоторую компенсацию этих потерь мы имеем в хрониках периода конкисты и первых лет колонии. Ибо все, что известно об инках, мы узнали из этих единственных письменных источников о царстве Тауантинсуйю. Известно, что информаторами хронистов были инки. Вот почему естественнее всего предположить, что они рассказывали им то, что знали сами, а знали они свою историю в форме таки, соединенных вместе каким-то специальным образом. Не менее естественно и то, что хронисты-испанцы, а они составляют подавляющее большинство, редактировали на свой лад и в угоду своим интересам (которые не всегда совпадали с интересами исторической истины) попадавшие в их руки инкские «материалы», больше похожие на сказки и легенды, нежели на подлинную историю сынов Солнца. Даже метис Инка Гарсиласо называет рассказы своего дяди инки «сказками» и «легендами», правда выражая при этом искреннее сожаление, что слишком мало уделил им внимания в детстве, отчего память не сохранила многие из них.

Жаль, очень жаль! Ибо то, что хронист из Куско не забыл и записал в своих «Комментариях», ближе всего к подлинным историям и легендам самих сынов Солнца, ближе всего к документам (без всяких кавычек) Тауантинсуйю, в которых хранилась официальная истории инков. Ближе, но это еще не оригинал, вернее, уже не оригинал. Ближе, но не подлинник. А подлинника нет и вряд ли он будет когда-либо восстановлен. И все ж именно «Комментарии» Инки Гарсиласо ближе всех остальных хроник к сводному тексту исторических таки. Мы даже допускаем, что какая-то их часть дословно воспроизводит рассказы инков. Это, бесспорно, ставит «Комментарии» в особое положение именно благодаря своему подлинному, достоверному происхождению.

Утрата или запрещение инками письма нанесли знаниям о царстве сынов Солнца жестокий и ничем не компенсированный удар. Никакие бюрократические и административные ухищрения не могли заменить столь принципиально важный элемент культуры, как письмо. И главный урон понес не фольклор, а официальное исторически-литературное творчество, активно культивировавшееся властями Тауантинсуйю. По иронии судьбы оно погибло вместе с теми, кого должно было защищать!

Вместе с таки погибли и более крупные формы литературного творчества. Речь идет о драматургических произведениях, о существовании которых мы знаем не только от хронистов. До наших дней дошли, по крайней мере, две кечуанские драмы, хотя не все исследователи относят время их создания к доиспанскому периоду. Первая и наиболее выдающаяся из них называется «Ольянтай» или «Апу Ольянтай». Она написана рифмованными стихами на кечуа. Известный миру вариант «Апу Ольянтай» был обнаружен в первой половине XIX века; полный текст драмы был опубликован в 1853 году. Другая драма «Уткха Паукар».