Первоисточники о таинственной библиотеке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первоисточники о таинственной библиотеке

Что нам известно из прошлых публикаций? Ученый, автор многих трудов по истории русской книги М.И. Слуховский, беседуя с корреспондентом журнала «В мире книг» (1971), так описывает интересующие нас первоисточники: «Ранние свидетельства о библиотеке относятся к XVI веку, из них первое принадлежит Максиму Греку. Максим был европейски образованный человек, полиглот, книжный знаток. В 1518 году он прибыл в Москву из одного афонского монастыря по вызову великого князя Василия III. Целью вызова была работа по переведу на русский язык имевшихся в Москве греческих церковных пособий. Когда Максима ввели в великокняжеское хранилище, он в восхищении воскликнул, что даже за границей не видел подобного книжного богатства. Максиму поручили разобрать греческие книги, а затем приняться за перевод «толковой псалтыри».

Данное известие достаточно надежно, но носит слишком общий характер. Следующее показание о библиотеке принадлежит дерптскому пастору Веттерману и помещено в «Ливонской хронике» рижского бургомистра Ниенштедта, лично слышавшего рассказ пастора. Дело относится к 1565 году.

…По словам Веттермана, он вместе с некоторыми другими немцами, знавшими по-русски, был приглашен в московский дворец. Здесь ему вынесли из тайника для осмотра несколько книг царской библиотеки, которая якобы не отпиралась свыше ста лет (примерно с 1465 года, то есть со времен начала царствования Иоанна III Васильевича. — Авт.). В числе показанных манускриптов были произведения на греческом, латинском и древнееврейском языках, в Европе повсеместно исчезнувшие. Наибольший интерес вызывает третье свидетельство, принадлежащее так называемому «дабеловскому анониму». Дерптский профессор Дабелов в начале XIX века отыскал в городе Пярну и ввел в научный оборот (частично через своего коллегу Клоссиуса) библиографическое извлечение из записки какого-то пастора, имя которого осталось неизвестным. Извлечение представляет собой якобы перечень ряда книг царской библиотеки и содержит исключительно редкости античного мира. Пастор говорит, ни много ни мало, о 800 «рукописях с Востока», греческих и латинских, писанных на пергаменте, облаченных в золотые переплеты. Некоторые имена авторов и книжные заглавия, указанные в перечне, совершенно не известны науке. Однако документ, однажды виденный Дабеловым в пярнуском архиве, в дальнейшем не подвергался обследованию. Сам Дабелов, пытавшийся рассмотреть его вторично, не смог этого сделать, несмотря на все старания: документ, относящийся к XVI веку, исчез. Изложенных сведений оказалось вполне достаточно для возникновения версии о бесценном книжном фонде, скрытом при дворе русских царей».

Итак, все показания XVI века принадлежат исключительно неправославным священнослужителям. Уже в XVII веке, по сведениям Слуховского, «по Европе ходила слава о каком-то тайном книжном собрании в Москве. Униат Петр Аркудий, направленный в 1600 году (время царствования Бориса Годунова. — Авт.) Ватиканом для проверки, донес, что ничего замечательного обнаружить ему не удалось. Французские купцы в 1628 году (время царствования Михаила Федоровича. — Авт.) ходатайствовали перед герцогом Ришелье о приобретении в Московии редких церковных и светских сочинений.

Хорват Юрий Крижанич, идеолог панславизма, безуспешно добивался в 1659 году назначения на работу в привлекавшую его русскую придворную библиотеку и позволения составить ее каталог. Упоминает (со слов шведского дипломата-библиофила И.Г. Спарвенфельда) о царском книжном собрании и швед Николай Берг. Однако ни приведенные высказывания, ни другие менее доказательные, мною опущенные, не привносят в наш вопрос чего-либо нового.

Дело оживляется, если обратиться к одному отечественному документу, связанному уже со временем правления Петра I. Бывший пономарь московской церкви Рождества Иоанна Предтечи Конон Осипов (выше о нем упоминается во фрагменте из публикации Инны Владимирской) подал в 1724 году доношение весьма интригующего характера.

По его словам, знакомец его Василий Макарьев (там же со ссылкой на 1682 год. — Авт.), дьяк Большой казны, по приказу царевны Софьи в 1682 году опускался в московские подземелья и видел там «тайник, а в том тайнике есть две палаты, полны наставлены сундуками… А те палаты за великою укрепою; у тех палат двери железные, поперек чепи в кольца проемные, замки вислые превеликие, печати на проволоке свинцовые; и у тех палат по одному окошку… и дошел оный дьяк вышеупомянутых палат и в те окошка он смотрел, что наставлены сундуков полны палаты, а что в сундуках, про то он не ведает». Раскопки, назначенные Петром I, ничего не дали.

Указывается, что, как показало специальное расследование по «доношению Осипова», проведенное А.Н. Зерцаловым в 1897 году, заявитель-пономарь в то время числился под стражей за невозмещенный долг в размере 1392 рубля казенных денег и свое, скорее всего надуманное, заявление использовал для оттяжки взыскания или сурового наказания, а позже — бежал.

Собственно, упомянутое выше и прокомментированное газетой письмо нашего современника — заключенного одного из кемеровских ИТУ — бывшего жителя города Александрова, по существу есть не что иное, как авантюрный прием, рассчитанный на большой общественный резонанс и, как следствие — этапирование к месту возможных раскопок для «показа» ученым некого места, где «спрятана библиотека». Прием этот для работников пенитенциарной системы известный: пока выяснится, что заявление не имеет под собой реальной основы, пройдут недели, а возможно, и месяцы, проведенные вне «зоны», и это время скрасит бремя заключения, не повлечет за собой дополнительного наказания за выдумку, ибо «хотите — верьте», а «хотите — не верьте!»

К сожалению, интригующая история о дьяке и пономаре, кратко изложенная в альманахе «Куранты», не выдержала даже ретроспективной проверки по историческим документам.

Вместе с тем, как отмечается в одной из публикаций, «к настоящему времени разыскано и установлено не менее двух десятков прямых и косвенных доказательств существования либереи античных рукописей Иоанна Грозного». Приведем некоторые доказательства, опираясь на информацию исследователя проблемы В. Осокина.

1. «Сказание о Максиме философе» сочинено его современником, опальным беглым князем Андреем Курбским. В нем приводятся подлинные слова Максима Грека о наличии либереи у великого князя Василия Ивановича, бывшего отцом Грозного.

2. «Отрывок из Ливонской хроники» Ниенштедта об осмотре пастором Веттерманом царской либереи в 1565 году — неопровержим.

3. Не найденный до сих пор «аноним Дабелова» по всем сведениям о нем претендует на подлинность.

4. Приведенная в IV томе «Актов Археологической экспедиции» датированная XIV веком «Опись царского архива» упоминает «коробью ноугородскую» с «латинскими книгами».

5. Документально подтверждены письма миссионера Петра Аркудия к кардиналу Сан-Джорджо и литовского канцлера Льва Сапеги к Клавдию Рангони. Оба письма отправлены «путешественниками» 16 марта 1601 года из Можайска (!), на обратном пути из Москвы. Письма свидетельствуют о тщетных попытках Аркудия и Сапеги разыскать ценную греческую библиотеку, про которую они писали: «…некоторые ученые люди подозревают, что она находится в Москве». Знатные иностранцы-католики активно, но безуспешно вели разведку места нахождения либереи в Смутное время.

Этот, пятый по счету, аргумент тех, кто не считает библиотеку Иоанна Васильевича мифом, представляется в дальнейшем особенно важным при обсуждении вопроса о причинно-следственной связи в деле об исчезновении царской либереи.

К тому же в нем идет речь о пребывании информаторов в Можайске. Это, в свою очередь, имеет, как мы увидим в дальнейшем, отношение к вопросу о месте возможного сокрытия искомого сокровища.

О местах хранения царской библиотеки во времена Иоанна IV.

Римский ученый-грамматик Сервий утверждал, что «Nullus enim locus sine genio est» (У каждого места есть свой дух). Возможно, эта философская формула не так уж далека от истины.

Из приведенных выше источников следует, что во времена Иоанна Грозного таинственная либерея, являясь собственностью царя, хранилась вблизи места его элитного проживания. Вряд ли, надолго уезжая из Москвы в Александровскую слободу, Иоанн оставлял библиотеку в Московском кремле. Она вся или ее особо ценная часть в сопровождении одного или группы толмачей, наверняка, следовала вместе с ним. Напротив, возвращаясь из центра опричнины в столицу, царь поступал так же. Почему? Понятие «казна», как следует из источников XIX века, в то время включало в себя не только драгоценности и дензнаки, но и книги. Они значились и хранились наперечет и пуще золота. Казна, как атрибут истинно царской власти, всегда находилась под рукой у русского властелина. Уяснив это, возвратимся по ходу размышлений к вышеуказанной «географии».

Где царь Иоанн IV (не считая периодов военных походов) проживал подолгу, а также отдыхал и развлекался в теплое время года?

Как отмечалось выше, это — Московский Кремль, дворцовое село Коломенское (в ту пору — ближнее Подмосковье), Александровская слобода (ныне г. Александров Владимирской области), подмосковный город Верея и его нынешний спутник Вышегород (Наро-Фоминского р-на Московской области), Боровский Пафнутьев монастырь (пос. Роща, что на левом берегу Протвы, вблизи от города Боровска — райцентра Калужской области), вот в основном и все.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.