4. Московский процесс 1924 г
4. Московский процесс 1924 г
Смерть Ленина 21 января 1924 г. оживила надежды Рейли. Его агенты сообщали из России, что оппозиционные элементы внутри страны возобновили свои попытки захватить власть. В самой партии большевиков налицо крупные разногласия и, по-видимому, имеется возможность добиться полного раскола. С точки зрения Рейли, момент для удара был самый благоприятный.
Рейли пришлось примириться с тем фактом, что его прежние планы восстановления в России царского режима устарели. Россия слишком далеко ушла от царизма. Рейли полагал, что можно будет создать диктатуру, опираясь на кулачество и различные военные и политические элементы, враждебные советскому правительству. Он был убежден, что Борис Савинков — самая подходящая фигура для установления в России такого же режима, какой возглавлял Муссолини в Италии. Английский шпион кочевал из одной европейской столицы в другую. стараясь добиться от разведывательной службы и генерального штаба каждой страны поддержки предприятия Савинкова.
Одним из главных лиц, примкнувших в это время к антисоветской кампании, был сэр Генри Вильгельм Август Детердинг, голландец, принявший английское подданство и получивший титул «сэра», глава британского международного нефтяного концерна «Ройял датч шелл». Детердинг как представитель мирового капитала выступил в роли активного деятеля интервенции в Советской России и ее финансовой опоры.
Благодаря стараниям Рейли английский нефтяной король заинтересовался Торгпромом — организацией капиталистов-белоэмигрантов.
У Лианозова и Манташева в Париже и у других членов Торгпрома в Европе Детердинг ловко скупил акции на крупнейшие нефтяные промыслы Советской России. Не добившись в начале 1924 г. контроля над советской нефтью путем дипломатического нажима, английский нефтяной король провозгласил себя «владельцем» русской нефти и объявил советский режим вне закона и за пределами цивилизации. Пустив в ход все грандиозные ресурсы своего богатства, влияния и бесчисленной тайной агентуры, сэр Генри Детердинг объявил войну Советской России с откровенным намерением завладеть богатыми нефтяными источниками советского Кавказа.
Участие Детердинга влило новые силы в предприятие Сиднея Рейли. Английский шпион немедленно начертал конкретный план нападения на Советскую Россию и представил его на рассмотрение заинтересованным лицам из европейских генеральных штабов. В этот план, вариант плана Гофмана, были включены как политические, так и военные мероприятия.
В политическом плане Рейли предусматривал контрреволюционное восстание в России, начатое тайной оппозицией совместно с террористами Савинкова. Как только контрреволюция будет пущена в ход, откроется военная фаза. Лондон и Париж официально заявят о непризнании советского правительства и признают Бориса Савинкова диктатором России. Белые армии, находящиеся в Югославии и Румынии, вторгнутся на советскую территорию. Польша двинется на Киев. Финляндия блокирует Ленинград. Одновременно начнется вооруженное восстание на Кавказе, возглавляемое последователями грузинского меньшевика Ноя Жордания.[35] Кавказ будет отделен от остальной России и объявлен «независимой» Закавказской федерацией под англо-французским протекторатом, а нефтяные источники и нефтепроводы будут возвращены прежним владельцам и иностранным акционерам.
План Рейли был одобрен и утвержден антибольшевистски настроенными руководителями французского, польского, финляндского и румынского генеральных штабов. Английское министерство иностранных дел было крайне заинтересовано в проекте отделения Кавказа от России. Итальянский фашистский диктатор Бенито Муссолини пригласил Бориса Савинкова в Рим для специального совещания. Муссолини хотел познакомиться с «русским диктатором». Он предложил снабдить агентов Савинкова итальянскими паспортами и тем обеспечить их переезды через русскую границу во время подготовки к нападению. Кроме того, дуче обещал дать инструкцию своим фашистским дипломатам и своей тайной полиции ОВРА об оказании Савинкову всяческой помощи…
Говоря словами Рейли, «грандиозный контрреволюционный заговор близился к осуществлению».
10 августа 1924 г. после долгой заключительной беседы с Рейли, Борис Савинков, снабженный итальянским паспортом, выехал в Россию. Его сопровождало несколько верных сподвижников и адъютантов из его «Зеленой гвардии». По переезде через границу ему предстояло сделать последние приготовления к повсеместному мятежу. Все меры были приняты, чтобы сохранить его инкогнито и обеспечить ему безопасность. В момент прибытия на советскую территорию его должны были встретить представители заговорщиков, которые проникли на ответственные посты в пограничных советских городах. Сейчас же по приезде Савинков должен был через тайного агента послать информацию Рейли.
Шли дни, а известий от Савинкова не поступало. Рейли ждал их в Париже со все возрастающим нетерпением и беспокойством и не мог ничего предпринять, пока не приедет курьер. Прошла неделя, две…
28 августа вспыхнуло намеченное по плану восстание на Кавказе. На рассвете вооруженный отряд приспешников Ноя Жордания напал на мирно спавший городок Чиатуры в Грузии, перебил местных советских должностных лиц и завладел городом. Террористические акты, убийства и взрывы прокатились по всему Кавказу. Были сделаны попытки захвата нефтяных промыслов…
На следующий день Рейли узнал о том, что произошло с Борисом Савинковым. 29 августа 1924 г. советская газета «Известия» сообщила, что бывший террорист и контрреволюционер Борис Савинков арестован советскими властями при попытке нелегально перейти советскую границу.
Савинков и его сподвижники переходили границу из Польши. На советской территории их встретила группа людей, которых они приняли за соучастников и которые проводили их в какой-то дом в Минске. Не успели они приехать, как появился вооруженный советский офицер и заявил, что дом оцеплен. Савинков и его спутники попали в ловушку.
Восстание на Кавказе постигла такая же неудача. Горцы, на которых контрреволюционеры рассчитывали как на союзников, встали на защиту советского строя. Вместе с рабочими нефтяных промыслов они охраняли железные дороги, нефтепроводы и нефтяные промыслы до прибытия регулярных советских войск. Стычки происходили в течение нескольких недель, но с самого начала было ясно, что мятеж обречен на провал. Газета «Нью-Йорк таймс» сообщила 13 сентября 1924 г., что кавказское восстание «субсидировалось и руководилось из Парижа» «влиятельными капиталистами» и «бывшими владельцами бакинских нефтяных источников». Несколько дней спустя остатки контрреволюционной армии Жордания были окружены и взяты в плен советскими войсками.
Арест Савинкова и провал кавказского восстания были достаточно неприятны Сиднею Рейли и его друзьям; но открытый процесс Савинкова, состоявшийся вскоре после того в Москве, оказался для них жесточайшим ударом. К ужасу и недоумению многих видных лиц, замешанных в его планах, Борис Савинков изложил подробности всего заговора. Он преспокойно заявил советскому суду, что с самого начала знал о ловушке, ожидавшей его при переходе советской границы. «Вы ловко залучили меня в свои сети, — сказал Савинков офицеру, арестовавшему его. — Собственно говоря, я подозревал ловушку, но я решил во что бы то ни стало вернуться в Россию, И знаете почему? Я решил прекратить борьбу против вас».
Савинков сказал, что видит, наконец, всю безнадежность и все зло антисоветского движения. Он изобразил себя перед судом как честного, но введенного в заблуждение русского патриота, который постепенно изверился в своих соучастниках и в их целях.
«С ужасом убеждался я, — говорил он, — что они заботятся не о родине, не о народе, а исключительно о своих классовых интересах».
Савинков сообщил суду, что в 1918 г. французский посол Нуланс финансировал его тайную террористическую организацию в России. Нуланс отдал Савинкову приказ поднять мятеж в Ярославле в начале июля 1918 г. и обещал эффективную помощь в виде десанта французских войск. Мятеж произошел в назначенный срок, но помощь не явилась.
— Какие вы получали денежные пособия в то время, в каких размерах? — спросил председатель суда.
— Помню, я был в полном отчаянии, — ответил Савинков, — когда я не знал, откуда взять средства, и в это время без моей просьбы ко мне явились чехи. Эти чехи мне передали сразу довольно большую сумму — 200 тысяч керенских денег. Вот эти 200 тысяч керенских рублей, собственно говоря, тогда спасли эту организацию. Единственное, что говорили чехи, — это то, что они хотели бы, чтобы эти деньги, если возможно, были бы употреблены на террористическую борьбу. Они знали, — я не скрывал этого, — что я в борьбе своей признавал террористические способы. Они это знали и, передавая деньги, подчеркивали, что они хотели бы, чтобы эти деньги были, если возможно, употреблены главным образом на террористическую борьбу.
В последующие годы, говорил Савинков, ему, как русскому патриоту, стало ясно, что антисоветские элементы за границей заинтересованы не в том, чтобы поддерживать его борьбу как таковую, а смотрят на нее, как на способ приобретения русских нефтяных источников и других минеральных богатств. «Очень много, очень упорно говорили англичане со мной о том, — сказал Савинков, — что желательно образовать независимый юго-восточный союз из Северного Кавказа и Закавказья. Говорили о том, что этот союз должен быть только началом, что потом с ним должен объединиться Азербайджан и Грузия. Я в этом чувствовал запах нефти».
Савинков описал свои переговоры с Уинстоном Черчиллем.
— Черчилль мне показал карту юга России, где флажками были указаны деникинские и ваши войска. Помню, как меня потрясло, когда я подошел с ним к этой карте и он показал мне деникинские флажки и вдруг сказал: «Вот это моя армия». Я ничего не ответил, у меня приросли ноги к полу, я хотел выйти, но я сейчас же представил себе: вот я хлопну дверью и выйду со скандалом из этого кабинета, а там — на далеком фронте, какие ни на есть русские добровольцы будут ходить без сапог.
— Из каких соображений англичане и французы давали эти самые сапоги, патроны, пулеметы и т. д.? — спросил председатель.
— Официальные соображения их были, конечно, весьма благородны, — ответил Савинков. — «Мы — верные союзники, вы — изменники» и т. п. А то, что под этим скрывалось, было следующее: как минимум, — вот нефть — чрезвычайно желательная вещь; а как максимум, — ну что же, русские подерутся между собой, тем лучше, тем меньше русских останется, тем слабей будет Россия.
Сенсационные показания Савинкова продолжались два дня. Он описал всю свою карьеру заговорщика. Он назвал известных государственных деятелей и капиталистов Англии, Франции и других европейских стран, которые оказывали ему поддержку. Он сказал, что невольно стал их орудием.
— Я жил под стеклянным колпаком. Это значит, что я никого не видел, кроме своих. Я не знал народа, я не знал крестьян, рабочих. Я любил их. Я готов был жизнь свою отдавать и отдавал. Но интересы их, истинные их желания, естественно, мог ли я знать?
В 1923 г. он начал понимать «всемирное значение» большевистской революции. Он стал стремиться обратно в Россию, чтобы «увидеть все своими глазами и услышать своими ушами».
«А может быть, все то, что я читаю в заграничных газетах, есть ложь? — продолжал Савинков. — Не может быть, чтобы люди, против которых бороться нельзя, против которых никто не может бороться, чтобы эти люди ничего не сделали для русского народа».
Советский суд приговорил Бориса Савинкова к смертной казни, как изменника родине, но, приняв во внимание его чистосердечные показания, суд заменил приговор десятью годами тюремного заключения.[36]
Как только сообщение об аресте Савинкова и ошеломляющее известие об его отступничестве достигли Парижа, Сидней Рейли помчался в Лондон советоваться со своими хозяевами. 10 сентября 1924 г. в «Морнинг пост», органе английских консерваторов, появилось пространное и сенсационное сообщение Рейли. Рейли заявлял, что открытый процесс Савинкова в Москве фактически не имел места. Он категорически утверждал, что Савинков был убит при переходе советской границы, а весь процесс — чудовищный обман:
Савинков был убит при попытке перейти русскую границу, а ЧК инсценировала в Москве при закрытых дверях фальсифицированный процесс с одним из своих агентов в главной роли.[37]
Рейли горячо защищал непримиримость Савинкова, как антисоветского заговорщика:
Я имел счастье быть одним из самых близких его друзей и пламенных почитателей и я считаю своим священным долгом выступить на защиту его чести… В числе очень немногих людей я был осведомлен о его намерении пробраться в Советскую Россию… Я проводил с Савинковым целые дни вплоть до его отъезда на советскую границу. Я пользовался его полным доверием, и его планы были выработаны вместе со мной.
Заявление Рейли кончалось обращением к редактору «Морнинг пост»:
Сэр, я обращаюсь к вам, как к руководителю органа, который всегда был признанным поборником антибольшевизма и антикоммунизма, и прошу вас помочь мне обелить имя и честь Бориса Савинкова!
В то же время Рейли отправил приватное, осторожно сформулированное письмо Черчиллю:
Дорогой мистер Черчилль!
Несчастье, постигшее Бориса Савинкова, несомненно, произвело на вас весьма тягостное впечатление. Ни мне, ни другим его близким друзьям и сотрудникам не удалось до сих пор узнать что-либо достоверное о его участи. Мы твердо убеждены в том, что он стал жертвой самой подлой и наглой из всех интриг ЧК. Наше мнение высказано в письме, которое я отправил сегодня в «Морнинг пост». Зная ваш неизменный благожелательный интерес, позволяю себе приложить при сем копию для вашего сведения.
Преданный вам, дорогой мистер Черчилль,
Сидней Рейли.
Однако неоспоримая подлинность процесса была вскоре установлена, и Рейли был вынужден адресовать в «Морнинг пост» другое письмо. Оно гласило:
Подробные, в значительной части даже стенографические отчеты печати о процессе Савинкова, подтвержденные свидетельствами достойных доверия и беспристрастных очевидцев, не оставляют никакого сомнения в предательстве Савинкова. Мало того, что он изменил своим друзьям, своей организации, своему делу, он сознательно и безоговорочно перешел на сторону своих бывших врагов. Он помог своим тюремщикам нанести тягчайший удар антибольшевистскому движению и добиться крупного политического успеха, который они сумеют использовать как во вне, так и внутри страны. Своим поступком Савинков навсегда вычеркнул свое имя из почетного списка деятелей антикоммунистического движения. Его бывшие друзья и почитатели скорбят о его страшном и бесславном падении, но те из них, которые ни при каких обстоятельствах не пойдут на сговор с врагами рода человеческого, по-прежнему сильны духом. Моральное самоубийство их руководителя побуждает их еще теснее сплотить ряды и «продолжать дело».
С почтением
Сидней Рейли.
Вскоре после этого Рейли получил от Уинстона Черчилля сдержанную записку.
Чартуэлль Мэнор
Уэстерхэм, Кент
15 сентября 1924 г.
Дорогой мистер Рейли!
Ваше письмо крайне заинтересовало меня. Дело приняло такой оборот, какого я лично ожидал с самого начала. Полагаю, что не следует судить Савинкова слишком строго. Он был поставлен в ужасное положение, и только те, кому удалось с честью выйти из такого испытания, вправе произнести над ним приговор. Я, во всяком случае, подожду конца всей истории, прежде чем менять свое мнение о Савинкове.
Уважающий вас
У. С. Черчилль.
Опубликование исповеди и показаний Савинкова причиняло большую неприятность тем лицам в Англии, которые поддерживали его предприятие. В самый разгар скандала Рейли поспешил убраться в Соединенные Штаты. Черчилль временно удалился в свое поместье в Кенте. А британское министерство иностранных дел хранило осторожное молчание.
Далее последовал сенсационный финал.
Примерно в конце октября 1924 г., за несколько дней до всеобщих выборов в Англии, крупные заголовки газеты «Дейли мейл», издаваемой лордом Ротермиром, лаконично сообщили о раскрытии Скотланд-ярдом злокозненного советского заговора против Великобритании. В качестве документального доказательства заговора «Дейли мейл» приводила пресловутое «письмо Зиновьева», якобы представлявшее собой инструкции председателя Коминтерна английским коммунистам о способах борьбы с консерваторами на предстоящих выборах.
Таков был ответ консерваторов на признание Савинкова, и он возымел действие. Консерваторы одержали на выборах победу на ярко выраженной антибольшевистской платформе.
Много лет спустя сэр Уиндэм Чайлдс из Скотланд-ярда констатировал, что никакого письма Зиновьева никогда на самом деле не было. Документ был фальшивкой, и многие иностранные агенты были замешаны в его изготовлении. Первоначальный текст вышел из недр берлинского агентства полковника Вальтера Николаи, бывшего начальника германской имперской военной разведки, теперь работавшего в тесном контакте с нацистской партией. С благословения Николаи, некий барон Икскюль, прибалтийский белогвардеец, позднее возглавлявший нацистское агентство печати, учредил в германской столице специальную контору по изготовлению антисоветских документов и по возможно более широкому и эффективному распространению этих фальшивок.
Ознакомление британского министерства иностранных дел, а за ним и «Дейли мейл» с фальсифицированным письмом Зиновьева произошло через Джорджа Белла, таинственного интернационального шпиона. Белл состоял на жаловании у нефтяного магната сэра Генри Детердинга.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.