988. Крещение Киева. Не мир, но меч

988. Крещение Киева. Не мир, но меч

49. Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! 50. Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится! 51. Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; 52. ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: 53. отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей.

От Луки. гл. 12.

34. Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, 35. ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. 36. И враги человеку – домашние его. 37. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; 38. и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня.

От Матфея. гл. 10.

Мы, русские, странный народ. Очень любим махать кулаками после драки. Даже если эта драка состоялась более 1000 лет назад. По тому накалу страстей, которые взрывают мозги нынешним спорщикам, можно подумать, что «иудохристианин» Владимир низвергал «родных богов» вчера. Причем «градус дискуссии» поддерживают обе стороны. РПЦ не менее темпераментно борется с «говорящими животными» на ТВ и прочими проявлениями «коммуно-язычества»[1]. При этом создается впечатление, что из всего мира крестилась одна только Русь. Возможна ли подобная дискуссия в Европе? В США? В Южной Америке? Может, и возможна, но там это схоластика – у нас же за неаккуратно сказанное слово до сих пор готовы убивать и бросать в тюрьмы. Воистину странно, что дом, разделившийся надвое так давно, все еще не рухнул. Почему же не поубивали друг друга русские язычники и христиане? Ведь и времени, и желания, если судить по современной полемике, у них было в достатке. Ответа на этот вопрос не содержат летописи. Они вообще не дают ответа как было, потому что подверглись масштабным правкам, и, скорее, с большой долей достоверности по ним можно судить как не было. Но кровь-то лилась, и лилась водопадом. Тем не менее Русь с лица земли не исчезла, не перешла в предания и легенды, а если вы читаете эти строки, то, выходит, все еще жива и «вы-то и есть сопротивление» ®. В чем же тогда суть противостояния? Постараемся разобраться.

Только гнусный лжец станет утверждать, что до т. н. принятия христианства князем Владимиром Русь представляла собой пряничный домик, населенный румяными эльфами и светлячками, в котором все жили дружно, мирно и счастливо. Разумеется, это не так. Собственно, никакой Руси как единой политической структуры не было. Киевское княжество враждовало с Полоцким, Переяславское с Черниговским, мурома ходила «на булгар», новгородцы претендовали на контроль над путем «из варяг в греки» и тоже далеко не всегда добрым словом доказывали свое право, в общем, шла обычная для тогдашней Европы политическая жизнь. Насчет «варваров, почти зверей» РПЦ, конечно, палку перегнула.

Русь не была мировым захолустьем, поскольку находилась на чрезвычайно актуальных для своего времени транспортных, а стало быть, и финансовых потоках, но и цивилизационным центром, которому стремились бы подражать, копировать жизненный уклад, также не была. Им была Византия, во многом сохранившая культуру и традиции Римской империи. Основной интригой тех лет было противоборство «западников», а скорее, «северников»/варягов, с одной стороны, и византийцев, персов и греков – южан – с другой. Причем противоборство преимущественно экономическое. Парадигмы «Восток – Запад» тогда еще не существовало. Поляризация, и то достаточно условная, проходила по вектору Север – Юг. Соответственно варяги/греки, варяги/арабы, а Русь находилась как раз на этом пути, столкновения, взаимодействия, взаимообогащения (нужное подчеркнуть) цивилизаций. Что собой представляли те и другие как этносы, сказать сейчас очень трудно. В силу своего геополитического положения Русь отличалась просто-таки уникальной веротерпимостью – не путать с современным прочтением слова «толерантность», – и на то были вполне осязаемые экономические причины: через две водные артерии, вокруг которых формировалась русская этнокультурная общность, шел нескончаемый поток «гостей» самых разных рас и конфессий, преследовать и «не пущать!» кого-либо по религиозному признаку – остаться без транзита. Проявить слабину и допустить чье-либо доминирование – также остаться без транзита. Напомним, что «гость» – это по-древнерусски «купец», а на латыни это hostis – «враг», «чужеземец». Случайно ли такое различие в значениях этимологически явно связанных слов? Вот как описывает древних славян византийский автор Маврикий Стратег: «Племена славян и антов[2] сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе; их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище. К прибывающим к ним иноземцам они относятся ласково и, оказывая им знаки своего расположения (при переходе их) из одного места в другое, охраняют их в случае надобности, так что, если бы оказалось, что по нерадению того, кто принимает у себя иноземца, последний потерпел (какой-либо) ущерб, принимавший его раньше начинает войну (против виновного), считая долгом чести отомстить за чужеземца. Находящихся у них в плену они не держат в рабстве, как прочие племена, в течение неограниченного времени, но, ограничивая (срок рабства) определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси или остаться там (где они находятся) на положении свободных и друзей»¹. То, что не происходило заметного расового смешения, с одной стороны, объясняется общинными традициями – при всей «открытости» городов жизнь русской сельской общины была достаточно замкнутой и чужаков не принимала, а с другой – внушительные расстояния и плохая транспортная доступность большинства населенных пунктов (которая отчасти не изжита до сих пор!) позволяли сохранять известную этническую однородность, которая подтверждается современными генетическими исследованиями. Каков был этнографический портрет тогдашнего грека? Насколько в нем присутствовала эллинистическая составляющая? А какова она в нынешнем понтийском греке – законном наследнике культуры Херсонеса/Корсуня? Насколько этнический «варяг» существенно отличался от этнического «новгородца»? На каком языке говорил Рюрик? На эти вопросы нет ответов. Есть только догадки. Но несомненно одно – представлять христианство как некую «экспансию гостей с юга», причем едва ли не сознательную идеологическую диверсию, не вполне верно. Тем более видеть во Владимире некоего «агента влияния» Византии.