«Полынью пахнет хлеб чужой…»

«Полынью пахнет хлеб чужой…»

«В летописи 1920-й год отмечен как год мирного завоевания Константинополя русскими», — так напишет в своих воспоминаниях В.В. Шульгин. После Октябрьской революции 1917 г. десятки тысяч русских людей с тоской и слезами покидали свое отечество. В составе армии П.Н. Врангеля родные края оставляли 40 000 донских, 16 000 кубанских и 1000 терских казаков. Они плыли в страну, против которой не раз сражались, защищая свои земли и станицы. Еще так недавно воевали они против турок в Первую мировую войну, и вот сейчас им приходится снова направляться в Турцию — но уже не как завоевателям, а в силу жизненных обстоятельств. Как-то еще их встретит Восток и какая судьба выпадет им на чужбине? Вместе с казаками уходили за рубеж и атаманы, которые вовлекли их в Гражданскую войну, а теперь уводили за пределы России. Местом сосредоточения казаков и других беженцев стал Константинополь — жизненно важный для России город, который она хотела захватить и в Первую мировую войну. И вот теперь он был заполнен русскими, но заполнен поневоле — без каких-либо захватов.

^{В.В. Шульгин} 

Русские беженцы оставались в Стамбуле до 1940-х гг., но влияние их на жизнь города — особенно Перы — наиболее заметно было в 1920— 1924 гг. В эти годы на Истикляль открывались русские кафе и кабаре, а на окраинах — дешевые ночные клубы, в которых бывшие знатные дамы предлагали посетителям водку и другие русские угощения.

Везде была слышна русская речь, повсюду стояли русские беженцы, продававшие все, что только можно было продать, — пончики, цветы, открытки. Некоторые держали в руках пачки «николаевок» или «деникинских колокольчиков»… Кругом сутолока, крики, давка — народ суетится, наступает друг на друга. Здесь можно было увидеть полковника в погонах и с Георгиевским крестом на груди, который продавал газеты и безучастными глазами смотрел на прохожих. Бывшие землевладельцы торговали на улицах Стамбула спичками, сигаретами, рыболовными сетями и прочей бытовой утварью… Все исхудавшие, а в лихорадочно горящих глазах застыли бесконечная печаль и тоска.

Однако продавцов было слишком много, а покупателей мало, и русские люди брались за любую работу. Они становились плотниками и кузнецами, каменотесами и портными, садовниками и водителями, рыбаками и грузчиками, матросами на греческих торговых судах…

Но в Стамбуле открывались и центры помощи русским беженцам — при дворце Долма-бахче и во всех основных районах города; работали бесплатные столовые… И все равно страшно было одному очутиться в огромном, чужом городе, без копейки денег, без знания языка… Все кругом незнакомое, все куда-то спешат, и никому нет до тебя дела, хоть упади на раскаленные плиты тротуара и умирай. Наиболее предприимчивые из русских открывали в городе рестораны, бары, ночные клубы, казино, кофейни, в которых смешалось все — молодость и красота, величие и нищета, надежды и слезы, тоска и отчаяние… Кафе и ресторанчики были заполнены русскими оркестрантами; люди, не бравшие музыкальных инструментов в руки по 10— 15 лет, вынуждены были вспомнить о своих талантах.

На Пере писатель Аркадий Аверченко открыл ресторан под названием «Гнездо перелетных птиц», рассчитанный на богатых русских беженцев, которым удалось вывезти из России «ценную валюту». Мгновенно туда пристроилось множество беженцев, широкой рекой потекли праздные иностранцы — и ресторан пошел в гору.

На Пере был открыт и «Салон хиромантии»: предсказатель ложился в гроб, прикидывался мертвым и изрекал судьбу перепуганному насмерть клиенту. За сеанс платилась всего одна лира, и от охотников отбоя не было. А сколько было игорных домов, кафе, казино и тому подобных заведений, которые росли как грибы после дождя. В Галате открыли даже «Театр живых порнографических картин»…

Знаменитые «тараканьи бега» посещал весь русский бомонд. Здесь проигрывались целые состояния — как на настоящих бегах. Владельцы заведения загребали большие деньги и жили припеваючи. Были среди тараканов и свои фавориты, как, например, знаменитый «Янычар» из пьесы М.А. Булгакова «Бег»…

А сколько в Стамбуле было проституток, бродивших по улицам города целыми отрядами и в одиночку?! Особенно много их было на Пере: они стояли у ярко освещенных витрин ресторанов и магазинов в кричащих костюмах, накрашенные и напудренные, и предлагали себя. Так русская беженка превратилась на чужбине в потаскушку…

Частыми посетителями русских ресторанов и ночных клубов были турки, очарованные «голубоглазыми блондинками севера». Прибывшие в Стамбул русские женщины произвели настоящий фурор, восхищая и пугая своим весельем и непринужденностью поведения. Профессор Зофер Топрок из Стамбульского университета писал: «Русские красавицы, продававшие билеты в кофейнях Галаты и Бейоглу, буквально опустошали карманы состоятельных людей». Но в Стамбуле большинству русских аристократок пришлось пережить и тяжелые времена. Барышни и дамы занялись изготовлением искусственных цветов; выросшие в неге и роскоши дворцов графини, баронессы и княгини работали в увеселительных заведениях города посудомойками, билетершами, гардеробщицами.

Повышенный интерес турецких мужчин к русским красавицам приводил в собственных их семьях к осложнениям и даже к разводам. Дело дошло до того, что турецкие женщины потребовали от властей депортации россиянок. Свободнее вздохнуть турчанки смогли только в середине 1920-х гг., когда основная масса русских беженцев переселилась в Европу, и в Константинополе осталось не более 10 000 выходцев из России.

Многие уезжали и в Америку, но впоследствии никто и никогда не забывал Турцию, а для некоторых воспоминания о ней до конца жизни оставались одними из самых прекрасных и теплых. Нигде русские не видели столько доброты и великодушия; нигде они не были так восхищены национальным характером турецкого народа, сочетавшим в себе достоинство, гордость и храбрость льва.

Покидая турецкую столицу, русские с благодарностью говорили: «Спасибо, Константинополь! Спасибо, Стамбул! Ты принял нас в свои объятия, ты приютил нас, нашел нам работу, спас наши жизни! Прекраснейший город на свете, мы никогда не забудем тебя!».