Глава 12. Крах Советской власти

Глава 12. Крах Советской власти

§ 1. Истоки «перестройки» М. С. Горбачева

Нарастание противоречий в экономике. К середине 80-х гг. кризис советской системы приобретает открытый характер. Совпадение во времени ряда внешних и внутренних факторов выявляет настоятельную необходимость радикального обновления СССР.

На рубеже 70–80-х гг. в мире начался новый этап научно-технической революции, получивший название «микроэлектронная революция». С этого времени уровень развития той или иной страны определяется уже не количеством выплавленной стали, добытого угля, а использованием информационных технологий. По этому показателю СССР отставал не только от ведущих западных стран, но и от новых индустриальных стран (Южной Кореи, Тайваня) на десятилетия. Это была лишь вершина айсберга: главное, но не единственное свидетельство того, что структурные различия с экономически развитыми странами за 70-е гг. не только не сократились а наоборот, увеличились. В 1985 г. в США основная масса валового национального продукта (67 %) создавалась в сфере услуг, в торговле, на транспорте, и лишь 31 % составлял вклад промышленности и строительства, тогда как в СССР соотношение было иным, соответственно 38 % и 45 %. На долю сельского хозяйства в СССР приходилось 17 % ВНП, в США всего 2 %. В 70-е гг. советская экономика все больше отставала от экономики развитых стран по техническому и технологическому уровню, показателям эффективности, и, что более важно, СССР утрачивал преимущества в темпах экономического роста. Весь период 1961–1985 гг. характеризуется непрерывным падением темпов экономического развития. По всем оценкам специалистов, в эти годы происходит снижение роста национального дохода, валового национального продукта, падает фондоотдача и эффективность капиталовложений. И это не случайно. Советская экономика, лишенная внутренних стимулов роста, продолжала развиваться экстенсивно, в ее основе по-прежнему находились устаревшие отрасли тяжелой индустрии, по производству продукции в которых Советский Союз уже к 1970 г. был «впереди планеты всей». Устаревшие отрасли требовали колоссальных сырьевых ресурсов, советский сырьевой сектор работал с постоянными перегрузками. Гипертрофия сырьевых отраслей и отраслей, производящих промежуточное сырье, превращала страну в «сырьевой придаток» Запада. Чтобы покупать новейшие технологии и продовольствие, СССР вынужден был все больше сырья поставлять на экспорт. В 1985 г. в обмен на оборудование и хлеб ушло 20 % добытой в стране нефти, 11 % газа, 31 % калийных удобрений, 24 % хлопка и т. д. Видимость благополучия народного хозяйства, сохранявшаяся все 70-е гг., обеспечивалась за счет «нефтяного допинга». Именно экспорт нефти, цены на которую на мировом рынке выросли в эти годы почти в 20 раз, позволял стране относительно безбедно существовать, «решая» продовольственную, космическую и другие «комплексные» программы. Главным образом за счет масштабного экспорта невосполнимых природных ресурсов в 60–70-х гг. шло интенсивное освоение восточных районов страны, формировались и развивались крупные народно-хозяйственные комплексы: Западно-Сибирский, Саянский, Канско-Ачинский. За эти годы появились соответствующие мировому уровню автомобили «ВАЗ» и «КамАЗ», новые нефтехимические комплексы и предприятия оборонной промышленности.

В 70-е гг. экономика страны была предельно милитаризирована. Наиболее современные производства высокой технологии работали главным образом по военным заказам. Оборона страны на протяжении всех послевоенных десятилетий оставалась главным официальным приоритетом, и это определяло общую направленность всех экономических усилий СССР. Доля военных расходов в валовом национальном продукте составляла 20–25 %. Производство военной техники составляло более 60 % общего объема продукции машиностроения. Третья часть всех занятых в добывающих и обрабатывающих отраслях работала непосредственно на военные нужды. Военная экономика, по существу, разоряла страну.

Долгие годы существования ВПК как сверхведомства, интересам которого была подчинена вся советская экономика, создали у военных определенный потребительский менталитет. За 70–80-е гг. страна израсходовала на вооружение сверх необходимого, по некоторым оценкам, 700 млрд рублей. Это при том, что национальный, доход, по официальным данным, составлял в 1970 г. 290 млрд руб., а в 1980 г. — 579 млрд руб. По данным зарубежных источников, в начале 80-х гг. заводы СССР выпускали танков в 4,5 раза больше, чем США, БТР — в 5 раз, артиллерийских орудий — в 9 раз, атомных подводных лодок — в 3 раза. Соответственно в советской оборонной промышленности работало в 2–3 раза больше работников, чем в США (соответственно 5–8 млн и 2,2 млн человек).

Чрезмерная военная нагрузка на народное хозяйство вела к колоссальным диспропорциям.

Из-за огромной разницы издержек в разных отраслях экономики в СССР практически не было единой денежной системы. В «оборонке» покупательная способность рубля равнялась 4–6 долларам США, в других отраслях она была гораздо ниже, поэтому бюджетные методы регулирования советской экономики не срабатывали. Госплан не мог реально поддерживать баланс инвестиций и материальных ресурсов. Планируемые цифры увеличения добычи нефти, угля, производства электроэнергии были, по существу, фикцией.

В начале 80-х гг. из-за начавшегося падения цен на мировом рынке иссякает поток нефтяных денег в страну, вслед за этим прекращается основанный на нефтедоходах экономический рост. Отражением общего экономического неблагополучия становится лавинообразное наращивание внешнего долга СССР. Обслуживание взятых за рубежом кредитов идет за счет получения новых. Признаки исчерпания старой модели экономического роста проявляются в эти годы во многих сферах советской экономики, но наиболее отчетливо они выразились в утрате конкурентоспособности советской продукции на внешних рынках, в растущем отставании страны в ключевых отраслях, определяющих динамику научно-технического прогресса.

«Так жить нельзя». Нарастание кризисных явлений в экономике разрушает основы внутренней социальной стабильности советского общества. К концу 80-х гг. прекращается рост жизненного уровня. На этом фоне становится очевидным реальный разрыв в уровнях благосостояния между подавляющей массой населения и партийно-хозяйственной номенклатурой. Одновременно слабеет трудовая дисциплина, пьянство и алкоголизм охватывают все более широкие слои населения. Все отчетливей проявляют себя коррупция и разложение в партийно-государственном аппарате. Демагогия, щедрые раздачи орденов и самонаграждения престарелых и немощных руководителей вызывали в народе глухое недовольство. Люди все чаще задавали себе вопрос, почему в стране с «самым передовым» общественным строем доходы большинства трудящихся так малы, а права и свободы граждан не соответствуют общепризнанным нормам международного права. В общественном сознании именно разрыв в уровне потребления с Западом становится главным критерием сравнения эффективности двух общественных систем и главным направлением критики советских порядков.

В конце 70-х гг. дискомфорт в той или иной мере ощущали все слои советского общества, особенно интеллигенция, давно жаждавшая подлинной демократии и свободы. Значительная часть партийно-хозяйственной номенклатуры инстинктивно поддерживала радикально-оппозиционные настроения в народе, требования обновления и реформ.

Начиная с 60-х гг. различные варианты реформирования общества и государства обсуждались и в научных, и в диссидентских кругах. Большинство отечественных ученых и политиков искали выход в рамках сложившейся советской системы: в переводе народного хозяйства на путь интенсификации, создании условий для внедрения достижений НТР. Известные советские экономисты (С. С. Шаталин, А. И. Анчишкин, Т. И. Заславская, А. Г. Аганбегян, Г. Х. Попов) исподволь разрабатывали теоретические основы принципиально другого хозяйственного механизма, иной системы управления, рассматривали возможность переориентации экономики на решение социальных задач.

В конечном итоге целостной программы реформ к середине 80-х гг. так и не было создано. Главная особенность этих разработок — микроэкономический характер реформ, т. е. их реализация на уровне предприятий и работников. Авторы концепций реформ справедливо исходили из невозможности решения всех проблем из единого центра и главный упор делали на расширение самостоятельности предприятий, оставляя при этом макроэкономическое регулирование государству. Естественно, при таком подходе сохранялись принципиальные основы советской экономической системы: Госплан, Госснаб и другие директивные органы. В концепциях также не был решен принципиальнейший вопрос о реформировании собственности.

В целом наработанный комплекс идей опирался на популярную в те годы идею «конвергенции», уже в силу этого обстоятельства он не мог быть последовательным и внутренне непротиворечивым. Любой реформатор в стране в эти годы мог реально опереться лишь на этот круг идей. Именно эти идеи впоследствии были взяты на вооружение М. С. Горбачевым и предопределили логику его действий.

К моменту прихода М. С. Горбачева к власти до полной делегитимации советского режима было далеко. В силу закрытости советской системы большая часть населения страны находилась в плену старых представлений и привычек. Диссидентское движение переживало тяжелейший идейный и организационный кризис. Вера интеллигенции и здравомыслящей части партноменклатуры в способность высшей власти улучшить положение в стране была сильно подорвана явной неэффективностью всех предшествующих преобразований.

В этих условиях реальные преобразования общества могли начаться только по инициативе «верха» и под его руководством.

К началу 80-х гг. часть высшего советского руководства осознавала необходимость срочного принятия мер для улучшения экономической и социальной ситуации. Во имя укрепления СССР, сохранения его статуса сверхдержавы, прорыва на новую постиндустриальную стадию развития наиболее прогрессивная часть советской правящей элиты была готова пойти на определенные преобразования в экономике. Не случайно главной лоббирующей силой в Политбюро и правительстве с начала 80-х гг. становятся военно-промышленный комплекс, КГБ и ГРУ, предъявлявшие партийным вождям претензии за медленное освоение отечественной промышленностью новейших достижений научно-технического прогресса, за растущее отставание от США по ряду важнейших видов вооружений. Поражение в Афганской войне и выдвижение президентом США Рейганом дорогостоящей программы «звездных войн» придали их аргументам дополнительный вес.

Смерть в ноябре 1982 г. Л. И. Брежнева и приход к власти более здравомыслящего политика Ю. В. Андропова пробудили в обществе надежды на возможное изменение жизни к лучшему. За 15 месяцев нахождения его у власти привычные победные реляции стали уступать место критическим оценкам состояния советского общества. Он принял ряд мер по наведению элементарного порядка и производственной дисциплины, стимулировал расследования уголовных дел, связанных с коррупцией. Однако попытки Андропова придать эффективность бюрократической системе без структурных изменений, только с помощью организационно-административных мер не могли вывести страну из кризисного состояния.

Растущая социальная апатия, отсутствие значительных социальных групп, прямо заинтересованных в реформах, изначально обрекли на неуспех консервативный, нерыночный вариант модернизации страны, который пытался провести «генсек с Лубянки». Ю. В. Андропов не захотел форсировать политические реформы. По-прежнему продолжалось участие СССР в войне в Афганистане, усилилась борьба с инакомыслием. Были восстановлены органы безопасности на железнодорожном, морском и воздушном транспорте, а также в армии и ВМФ. Вновь стали просматриваться письма граждан и почта различных организаций. Была восстановлена система доносчиков в коллективах.

В феврале 1984 г. Ю. В. Андропов скончался. Консервативные силы в руководстве страны выдвинули на должность генерального секретаря ЦК КПСС престарелого К. У. Черненко. Год его правления был возвратом в брежневскую эпоху, в «застой».

Феномен М. С. Горбачева. Череда похорон генеральных секретарей и других бонз геронтократического Политбюро на рубеже 80-х гг., абсолютно бесцветное правление старого и больного К. У. Черненко усилили необходимость перемен, и в первую очередь смены образа правящей элиты. Поэтому приход к власти 10 марта 1985 г. после смерти К. У. Черненко самого молодого члена Политбюро пятидесятичетырехлетнего М. С. Горбачева во многом был предопределен и не вызвал острой борьбы в Политбюро по этому поводу.

Уже в апреле 1985 г. новый генсек предложил стране новую политику, получившую вскоре название «перестройка». За годы реформ ее первоначальный замысел неоднократно менялся, соответственно менялись и ее определения. Сегодня с достаточным основанием можно сказать, что «перестройка» — это последняя попытка здравомыслящей части правящей элиты спасти прогнившую советскую систему, соединив «социализм и демократию».

Перед М. С. Горбачевым встала в высшей степени трудная задача. У нового партийного лидера было твердое намерение начать реформы и вновь вывести страну на передовые рубежи. Но он (вопреки последующим заявлениям) не располагал четкой стратегией действий. Поиск новых подходов и идей в период непосредственно перед перестройкой и в самом ее начале велся командой реформаторов, в которую были привлечены известные ученые А. Г. Аганбегян, Л. И. Абалкин, О. Т. Богомолов, Т. И. Заславская, Е. М. Примаков, в весьма узком коридоре, ограниченном областью совершенствования механизма государственного управления и внедрения в народное хозяйство достижений научно-технического прогресса.

Весной 1985 г. «перестройка» и ее «архитектору», и ее «прорабам» виделась как возвращение к ленинской концепции социализма, как соединение социализма с демократией. Административно-организационные меры, на которые также вначале рассчитывал Горбачев, должны были укрепить порядок и дисциплину и самое главное — активизировать «человеческий фактор».

Попытки найти ответы на принципиально новые вопросы в прошлом лишь привели к потери времени и замедлили разрыв с коммунистическим наследием. Однако вряд ли это может быть поставлено в вину М. С. Горбачеву. Весной 1985 г. ни Горбачев, ни кто-либо в СССР и за его пределами не представляли себе истинных масштабов системного экономического и социального кризиса, поразившего страну. Вопрос о выборе той или иной модели трансформации (т. е. выхода из социализма), а следовательно, о ее целях никем всерьез не рассматривался. А между тем эти вопросы и по сей день принципиально не решены и остаются предметом полемики в обществе. В силу названных объективных и субъективных причин в самом начале перестройки Горбачевым были неверно выбраны направления и объект реформирования.

Преобразования начинаются с реализации концепции «ускорения» социально-экономического развития страны, а команда реформаторов постоянно запаздывает с принятием принципиально важных решений. Необходимость политической реформы осознается в полной мере лишь спустя два года.

Теоретически в середине 80-х гг. были возможны разные варианты развития советского общества, включая и вариант консервации «застоя». Фактически же реальный, хотя и неочевидный, выбор происходил между китайской и чешско-венгерской моделями реформирования. И та и другая предполагают движение в сторону рыночных отношений, однако с разной скоростью и разной последовательностью.

Европейская модель предполагает включение в рыночную систему всего народного хозяйства, а также проведение политических реформ. В китайской модели рыночные образования идут под жестким контролем правящей партии и начинаются с сельского хозяйства и коммерциализации сферы услуг. До избрания генсеком Горбачев некоторое время был сторонником реализации в СССР китайского варианта реформ, но впоследствии изменил свою точку зрения. Дело в том, что к началу реформ советское общество существенно отличалось от китайского. Задачи, с которыми столкнулся СССР, были много сложнее. Период социалистического развития, а следовательно, его влияние на психологию людей в Советском Союзе, был значительно большим. Даже в силу демографических причин в СССР (дефицит трудоспособного населения) сельское хозяйство, как в Китае, не могло стать двигателем экономических реформ в стране. А главное — сама структура советской экономики к этому времени уже принципиально отличалась от китайской. Иными словами, применить китайский опыт реформ можно было разве только за десяток лет до того, как этот опыт появился. Очевидно, это обстоятельство оказалось решающим, и М. С. Горбачев остановил свой выбор на социализме «с человеческим лицом». К тому же все теоретические разработки доперестроечного времени, над которыми работали советские экономисты, опирались на «чехословацко-венгерский вариант реформ».

Весной 1985 г. главная проблема выбора стратегии реформ носила не столько теоретический, сколько политический характер: управляемая модернизация по любому сценарию была возможна лишь при жестком политическим контроле над ситуацией. Однако партийно-бюрократический аппарат в своей массе категорически не принимал самих идей модернизации. Поэтому для эффективного обновления советской системы требовалась упреждающая реформа политической системы. Но именно это обстоятельство было слишком поздно осознано реформаторами.

§ 2. Трудный поворот к рынку

Выбор направления. Первый этап преобразований (1985–1988 гг.) начался в русле прежних советских модернизаций. Начало реформаторской деятельности М. С. Горбачева во многом было продолжением начинаний Ю. В. Андропова. Те же идеи о наведении порядка, то же стремление административными средствами переломить укоренившуюся в обществе апатию, потерю общественных интересов.

Весной 1985 г. экономический кризис еще не стал определяющим фактором жизни советского общества. Это обстоятельство, а также баланс сил в Политбюро и правительстве определили характер первого этапа экономических преобразований, начатых под руководством Горбачева. Главная, официально объявленная Горбачевым цель — соединить социализм с демократией — вполне отвечала сложившимся к этому времени в советском обществе стереотипам на природу и перспективы советской системы и не противоречила установкам политической элиты. Два года реформаторы безуспешно пытались преодолеть «застой».

Задача перестройки системы управления экономикой была выдвинута на апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС. М. С. Горбачев надеялся с минимальными затратами за счет «скрытых резервов» в короткий срок переломить наметившееся падение темпов экономического роста, которое в соответствии с популярной в это время концепцией академика А. Г. Аганбегяна признавалось причиной всех бед. И тем самым «если не перегнать развитые страны Запада, то ликвидировать огромное отставание от мировых показателей».

Явно преувеличивая свои возможности и питая иллюзии относительно мобилизационных возможностей социализма, инициаторы «перестройки» пытались одновременно решать противоречащие друг другу задачи, совмещать экономически несовместимое. Весь план двенадцатой пятилетки (1986–1990 гг.) был составлен на основе методов и подходов прошлого. В нем обещания «обеспечить материально и духовно богатую жизнь», поднять благосостояние населения соседствовали с намерениями руководства провести структурный маневр и увеличить долю накопления в национальном доходе. В соответствии с «Основными направлениями социально-экономического развития на двенадцатую пятилетку и до 2000 года» предполагалось за ближайшие 15 лет удвоить экономический потенциал, созданный за все предшествующие годы Советской власти; почти в два раза увеличить национальный доход и объем промышленного производства; в 2,3–2,5 раза повысить производительность труда. Одновременно предполагалось направить основные средства на техническое перевооружение, модернизацию действующих предприятий, сократив до минимума финансирование незавершенного строительства новых объектов. Главные усилия в экономике сосредоточивались на опережающем развитии машиностроительной отрасли, темпы роста которой предполагалось увеличить в 1,5–2 раза. Особые надежды на первом этапе экономических реформ возлагались на так называемые целевые программы научно-технического прогресса по информатике и вычислительной технике, робототехнике, генной инженерии.

В то же время до конца первого этапа экономические проблемы, стоящие перед страной, не были четко определены и сформулированы реформаторами, так и не была подготовлена полноценная программа реформы управления, конкретизирующая общие партийные установки. Характерными чертами этого периода «перестройки» стали кампанейщина, половинчатость и непоследовательность.

Преобладание в руководстве страной старой гвардии вынуждало Горбачева бесконечно маневрировать, попусту тратить время на поиски пресловутого «консенсуса». Партийный и государственный аппарат, выразителями интересов которого в политбюро были Е. К. Лигачев, В. И. Соломенцев, В. М. Чебриков, хотел направить накопившуюся энергию общественных ожиданий в традиционное русло «наведения порядка» при помощи сильнодействующих административных мер. Другая часть высшего руководства — Н. И. Рыжков, Ю. Д. Маслюков, Н. В. Талызин, — выражавшая интересы директорского корпуса ВПК, настаивала на первоочередном развертывании научно-технического прогресса. Лишь небольшая часть обновленного Политбюро (А. Н. Яковлев и В. А. Медведев) выступала за структурные реформы и преобразования экономических отношений.

На первом этапе «перестройки» так и не было найдено адекватных способов реализации заявленного курса на «ускорение социально-экономического развития, совершенствование всех сторон жизни общества». Так как экстенсивные способы экономического роста уже были исчерпаны, а страна не могла дополнительно за пятилетку увеличить добычу топлива и сырья на 15 %, а инвестиции на 30–40 %, чтобы обеспечить запланированный 4-процентный рост национального дохода, упор был сделан на административные методы активизации «человеческого фактора».

Антиалкогольная кампания. 17 мая 1985 г. в соответствии с постановлением ЦК КПСС и указом Президиума Верховного Совета СССР в стране началась беспрецедентная по масштабу и радикализму мер антиалкогольная кампания. Благородные замыслы оздоровления советского общества в прямом и переносном смысле, не подкрепленные элементарным здравым смыслом и экономическими расчетами, обернулись дискредитацией идеи ускорения и громадными экономическими потерями.

Торговля спиртными напитками уже давно составляла главную доходную статью советского бюджета. Брешь между колоссальной денежной массой и скудным предложением товаров заполнялась водкой и дешевой «бормотухой». В государственном плане 1985 г. водка занимала 24 % товарооборота. Расчет был на то, что сокращение размеров потерь на производстве по причине пьянства с лихвой перекроет издержки бюджета от сокращении продаж алкоголя. Однако популизм верхних эшелонов власти, помноженный на привычную исполнительность аппарата, принес поистине разрушительные результаты. В спешном порядке закрывались винно-водочные заводы, ограничивалось время торговли спиртными напитками. В массовом порядке вырубались виноградники. В 1987 г. сбор винограда в стране сократился на 20 % по сравнению с началом 80-х гг. Ошибочность кампании стала очевидной, когда самогоноварение приняло массовый характер, а ситуация с пьянством лишь ухудшилась. Одновременно из продажи исчезли сахар и кондитерские изделия. Бюджетный дефицит резко вырос. Первая попытка обновленного руководства переломить положение в стране закончилась крахом.

Экономическая «перестройка» . Состоявшийся в феврале 1986 г. очередной XXVII съезд КПСС расширил содержание концепции ускорения, распространив ее на общественные отношения. С этого момента в качестве главных были поставлены задачи демократизации, борьбы с бюрократизмом, беззаконием. За короткое время был «омоложен» верхний эшелон руководства. Один за другим были отстранены наиболее консервативные члены партийной верхушки. Н. И. Рыжков сменил престарелого Н. А. Тихонова на посту премьер-министра, Н. В. Талызин стал вместо Н. К. Байбакова председателем Госплана СССР. Секретарь ЦК КПСС Б. Н. Ельцин возглавил Московский горком КПСС и вскоре стал кандидатом в члены Политбюро. Чистка коснулась также среднего и нижнего звена партноменклатуры. К началу 1987 г. было заменено 70 % членов Политбюро, 60 % секретарей обкомов, 40 % членов ЦК КПСС.

В 1986 г. становится очевидным, что сформулированные сверху цели не имеют соответствующего механизма реализации на микроуровне. Закостеневшая система государственного планирования не справлялась с ликвидацией созданных ею же диспропорций. Народнохозяйственные приоритеты диктовались интересами ведомств, что делало невозможным сколько-нибудь значительное перераспределение ресурсов в пользу прогрессивных производств. Резкое повышение темпов экономического роста, заложенное в новый пятилетний план, оказалось очередной утопией. Уже к концу 1986 г. экономическая ситуация после некоторого оживления вновь стала ухудшаться. Антиалкогольная кампания разбалансировала бюджет. Введение вместо ведомственного контроля на производстве государственной приемки привело к сокращению выпуска промышленной и продовольственной продукции. В январе 1987 г. наступил спад производства, что явилось началом экономического кризиса. Экономическую ситуацию усугубила страшная трагедия на Чернобыльской АЭС, ставшая возможной в условиях нарастающего падения производственной и технологической дисциплины.

Реальным результатом полуторагодичного осуществления программы ускорения стало лишь углубление кризиса, перевод его в открытую форму.

Неудачи первого этапа «перестройки» заставили новое руководство искать иные пути продвижения вперед, поставили на повестку дня вопрос о комплексной экономической реформе, и прежде всего о движении в сторону рыночной экономики.

Летом 1987 г. правительство Н. И. Рыжкова представило на утверждение июньскому Пленуму ЦК КПСС план реформ, разработанных с учетом опыта хозяйственной реформы 1965 г. Это была программа осторожных рыночных преобразований, программа перехода к «социалистическому рынку». Попытка ее реализации с июня 1987 по декабрь 1991 г. составила содержание второго (и последнего) этапа экономической реформы М. С. Горбачева.

К этому времени стало очевидным, что без преодоления тотального огосударствления экономики невозможно пробудить инициативу людей. Основными компонентами новой экономической стратегии стали: расширение самостоятельности социалистических предприятий, перевод их на полный хозрасчет, самофинансирование и частичное самоуправление; развитие индивидуальной и кооперативной форм собственности; привлечение иностранного капитала в форме совместных предприятий. При этом реформы по-прежнему ориентировались на устранение «отдельных недостатков» существующей системы при сохранении социалистической собственности и старых институтов государственного управления (планирование, снабжение.)

В июне 1987 г. был принят закон о государственном предприятии, который мыслился в качестве «несущей конструкции» новой хозяйственной системы. Новый закон существенно расширял права предприятий, включая право самостоятельного выхода на внешний рынок, осуществления совместной деятельности с иностранными партнерами. Сам по себе выбор предприятия как исходной точки реформирования был верным, но для реального изменения положения предприятия требовались изменения на всех уровнях экономики. В конечном итоге с принятием нового закона сложилась парадоксальная ситуация: директора госпредприятий освободились от контроля со стороны госчиновников, но не попали под контроль еще не сформировавшегося рынка.

Свобода без рыночной дисциплины обернулась активизацией потребительской деятельности предприятий в ущерб инвестиционной. Неопределенность и временность положения директорского корпуса толкали руководителей на проедание текущих доходов предприятий и скрытую их приватизацию через создаваемые при госпредприятиях кооперативы. Именно на этом этапе «перестройки» государственные органы утратили контроль над микроэкономическими процессами в стране, что во многом затруднило переход к рынку на следующем этапе реформ.

Первую брешь в государственной системе собственности пробили кооперативы. Юридическое оформление новых, негосударственных форм трудовой деятельности шло под давлением обстоятельств, а поэтому было непоследовательным и не дало ожидаемых результатов.

В конце 1986 — начале 1987 г. были приняты первые решения о развитии кооперации и лишь в 1988 г. — Закон о кооперации в СССР и Основы законодательства об арендных отношениях. Формально в них было зафиксировано равноправие кооперативного и государственного секторов экономики. Но на деле партийные власти попытались сразу поставить кооперативы в определенные ограничительные рамки. Опасаясь бесконтрольного расширения негосударственного сектора, власти применяют в эти годы многочисленные ограничения юридического и административного характера. Почти одновременно с решением о развитии ИТД было принято решение о борьбе с нетрудовыми доходами, а затем началась массированная кампания против личного подсобного хозяйства граждан. Эти меры подорвали развитие новых форм хозяйствования, придали им в ряде случаев откровенно криминальный характер. Отсутствие легитимных источников сырья и других ресурсов вынуждало кооператоров устанавливать противозаконные связи с теневыми структурами, переориентировать свою деятельность с производственной на торгово-посредническую. В результате провозглашенные цели экономических реформ не были реализованы. Существовавшие в 1987–1990 гг. благоприятные возможности для постепенного разгосударствления, формирования легитимной частной собственности, а в конечном итоге — безболезненного выхода из социализма были упущены.

Итогом экономического реформирования стало дальнейшее ухудшение экономического и финансового положения страны. Падение национального дохода в 1990 г. по сравнению с 1989 г. составило 9 %. Власть для поддержания жизненного уровня населения была вынуждена прибегнуть к массированным внешним займам. Именно в это время образовалась большая часть внешнего долга СССР, ответственность за который впоследствии легла на Россию. Параллельно в стране началась длительная и бесплодная дискуссия о том, кто возьмет на себя политическую ответственность за такую неизбежную меру, как повышение розничных цен.

«Борьба программ». Нежизнеспособность идеологии рыночного социализма заставила активно заняться разработкой программ выхода из кризиса. Широкая дискуссия об экономической реформе началась летом 1989 г. и закончилась осенью 1990 г. Были разработаны и представлены десять крупных программ реформ.

Под давлением «снизу» правительственная комиссия во главе с академиком Л. Абалкиным разработала свою концепцию перехода к рынку. Ее суть — в стремлении соединить государственное планирование с элементами рыночных отношений. Официальная правительственная программа отрицала как быстрое вхождение в рынок через либерализацию и приватизацию, так и возврат к директивной системе. Запуск нового хозяйственного механизма в ней предлагался не ранее 1991–1992 гг. Более глубокие структурные преобразования планировались лишь на 1993–1995 гг. Если бы правительство Н. И. Рыжкова к этому времени не исчерпало кредит доверия, этот умеренный вариант перехода к рынку вполне мог осуществиться.

Почти одновременно с официальным группой экономистов под руководством С. Шаталина и Г. Явлинского был разработан альтернативный рыночно-либеральный вариант реформ, получивший название «500 дней». В отличие от правительственной, программа «500 дней» нацеливала на быстрый и решительный переход к рынку, передачу в частные руки предприятий торговли и промышленности. В силу политических причин программа Шаталина — Явлинского несла значительный элемент популизма, включая обещание провести реформы без снижения жизненного уровня. Многие принципиальные вопросы в ней были едва обозначены или вовсе обойдены. Программа «500 дней» не давала однозначного ответа на такие принципиальные вопросы, как проведение приватизации, денационализации земли, какой быть политической системе (Советы или парламентская республика). Был обойден и вопрос о денежной реформе.

Этот проект на короткое время стал основой соглашения М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина, но уже осенью консервативные силы дали бой и программе, и самой идее коалиции. Программа Шаталина — Явлинского не отвечала интересам номенклатуры, прежде всего аппарата союзных министерств, ВПК, ЦК КПСС. В ней не было места Совету Министров СССР, союзным министерствам и ведомствам. Уступая консервативным силам, Горбачев избрал компромиссную концепцию программы реформ, получившей традиционное название «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике», которая на деле не была программой перехода к рынку.

§ 3. Демонтаж тоталитарных структур

Новое политическое мышление. На первом этапе «перестройки» М. С. Горбачев и его сторонники в руководстве КПСС не помышляли о политической реформе. Во-первых, они явно переоценивали степень изменения политического режима в СССР от Сталина к Хрущеву и Брежневу. При всех переменах советская система не претерпела коренных изменений, начавшееся движение от тоталитаризма к авторитаризму, и тем более к демократии, завершено не было. Фактически тоталитарные структуры сохранялись и в экономической, и в политической сферах советского общества, гражданское общество делало лишь первые робкие шаги. Во-вторых, логика революции «сверху» требовала определенной постепенности. Она могла развиваться только в рамках традиционной идеологической легитимности СССР. В силу чего ни один здравомыслящий политик не мог в 1985–1988 гг. открыто заявить о разрыве с марксизмом, с Коммунистической партией, посягнуть на характерные для тоталитаризма монополию власти на информацию, крайнюю нетерпимость ко всякому инакомыслию.

Натолкнувшись на вязкое и упорное сопротивление бюрократического аппарата экономическим преобразованиям, реформаторы впервые задумываются о необходимости поддержки реформ «снизу». После январского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС борьба с бюрократией и переход к демократическим принципам управления объявляются главными в партийной работе. Теоретическое обоснование нового курса, получившего название «новое мышление», было сделано в вышедшей в том же году книге Горбачева «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира». Отправной ее тезис — признание целостности мира, взаимосвязанности и взаимозависимости составляющих его государств. Сердцевиной «нового мышления» стали выводы о приоритете общечеловеческих интересов и ценностей над классовыми, о необходимости деидеологизации межгосударственных отношений.

«Новое мышление», сочетая в себе здравый смысл и утопизм, создало тем не менее принципиально новую основу для практических действий. После длительных дипломатических переговоров с Афганистаном 15 мая 1988 г. начался вывод советского контингента войск из этой страны. В феврале 1989 г. советские войска полностью покинули афганскую территорию. Правда, романтические представления Горбачева, открывая, с одной стороны, возможности для внешнеполитических прорывов, с другой — не позволили ему до конца воспользоваться благоприятной обстановкой, мешали получить конкретный результат. Горбачев нередко выдавал желаемое за действительное.

По меркам тоталитарного общества были по-настоящему радикальными провозглашенные Горбачевым идеи гласности и плюрализма. В результате многие диссиденты вышли из тюрем и психбольниц, из горьковской ссылки возвратился опальный академик А. Д. Сахаров. Впервые инакомыслие перестало считаться политическим преступлением. Провозглашая приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми, М. С. Горбачев положил начало новому этапу духовного развития страны.

Средства массовой информации получают «сверху», хотя и сильно ограниченную, свободу критики существовавших реалий, всевозможных «безобразий, слабостей и прорех», о которых в прошлом запрещалось говорить. В рамках политики гласности были сняты многие цензурные запреты, возвращены с полок «спецхранов» запрещенные к показу кинофильмы, началось переиздание диссидентской и эмигрантской литературы. Стали издаваться новые газеты и журналы, был пересмотрен реестр не подлежащих публикации статистических данных. Для исследователей приоткрылись ранее закрытые архивные и библиотечные фонды. Ураган новой информации в считанные месяцы разрушил систему мифов, на которых покоилась официальная идеология. Процесс размывания коммунистической идеологии шел и в предшествующие годы, но в условиях гласности эта идеология окончательно лишилась своей господствующей роли. На этот результат инициаторы перестройки явно не рассчитывали.

Важной вехой в развитии демократического процесса стало критическое переосмысливание истории советского периода. Ослабление идеологического контроля позволило вначале публицистам, литераторам, а затем и профессиональным историкам коснуться многих «белых пятен» отечественной истории.

В атмосфере поиска истины были продолжены работы по реабилитации жертв политического террора. Созданная в сентябре 1987 г. на волне обостренного интереса общества к своей истории Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 30–40-х и начала 50-х гг., приходит к выводу о том, что наиболее крупные политические процессы 30–50-х гг. явились результатом грубого произвола и нарушения законности. Создание Комиссии означало для власти практический разрыв с репрессивным тоталитарным режимом. За полтора года работы Комиссия реабилитировала около миллиона несправедливо репрессированных граждан, в том числе Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева.

Процесс переосмысливания затронул общественные науки — философию, политэкономию, право.

Несмотря на попытки сдерживания, СМИ отражают реальные проблемы жизни, начинают проявлять себя как четвертая власть. Борьба с «застоем», «силами торможения» способствовала быстрой политизации и дифференциации советского общества. Предоставление некоторых свобод привело к тому, что возрос интерес к политике, интенсивно шел поиск новых идеалов и политической идентичности. Гласность позволила миллионам граждан страны сформировать собственную позицию по ключевым вопросам жизни общества. В общественных дискуссиях все чаще поднимался вопрос о неэффективности однопартийной системы.

Возникновение неформального движения. Одним из неизбежных последствий начавшейся «сверху» демократизации советского общества становится постепенное формирование открытой политической оппозиции режиму. В условиях созданной открытости в стране быстро набирают силу неформальные клубы и объединения в поддержку «перестройки», такие как красноярский «Союз в поддержку перестройки», московские «Перестройка», «Община», «Фонд социальных инициатив», лениградский «Диалектик». Возникновение некоторых из них на рубеже 70-х гг. было своеобразным бунтом против системы подавления официально не признанных интересов. На первом этапе «перестройки» неформалы действовали в русле официальной политики и не представляли собой серьезной оппозиционной силы. Но сам факт появления в советском атомизированном обществе многочисленных самодеятельных молодежных, национально-культурных и экологических объединений означал вызов советской системе. Возникшие по инициативе «снизу» самодеятельные общественные формирования стихийно ориентировались на демократический социализм, на поддержку политики «перестройки». Вместе с тем все активнее проявляли себя несоциалистические и национал-патриотические группировки и объединения, предлагавшие альтернативные концепции. Так, наиболее старая из этих организаций — общество «Память», возникшее изначально как объединение книголюбов, выделялось на общем фоне своей националистической ориентацией. Группа «Гражданское достоинство» отстаивала либерально-антитоталитарные позиции. Постепенно неформалы все более дистанцируются от власти. Переломным для самодеятельных общественных объединений стал 1987 г.

Осенью этого года в условиях быстрого ухудшения социально-экономической обстановки нарастают процессы размежевания, поляризации политических сил. В ряде союзных и автономных республик оформились и начали активно действовать народные фронты. Первый из них возник в Эстонии в апреле 1988 г. Летом сформировался Московский народный фронт. Затем аналогичные массовые движения появляются в Латвии, Молдавии, других регионах. Общими идеями, консолидирующими людей в народные фронты союзных республик, становятся признание суверенитета своих республик, создание независимых государств. Им идейно противостояли интерфронты, которые боролись против развала союзного государства, за равные гражданские права всех жителей национальных республик.

В 1988 г. появляются первые антисистемные общественные организации. В мае на основе радикального неприятия существующей власти образуется оппозиционный «Демократический союз» во главе с В. Новодворской и Е. Дебрянской. Одновременно на другом полюсе политического спектра кристаллизуются силы, оппонирующие режиму с национал-большевистских позиций. К весне 1989 г. происходит окончательная политизация неформального движения.

В силу отсутствия в советском обществе каких-либо традиций политической и гражданской культуры полемика между сторонниками и противниками «перестройки» перерастает в яростную борьбу. Реформаторы на основе критики сталинизма и массовых репрессий начинают массированную атаку на саму советскую систему и ее политическое ядро — КПСС. Партийные идеологи обвиняли своих оппонентов в забвении социалистических ценностей, в игнорировании опыта истории, в легковесности и популизме.

Поляризация сил затрагивает партийно-государственную элиту и даже команду реформаторов, которая также распадается на отдельные группировки. Очень скоро во главе консервативного крыла в КПСС оказываются недавние сторонники Горбачева — Е. К. Лигачев, В. И. Чебриков, И. К. Полозков. За недостаточно радикальную либерализацию общественной жизни критикует «отца перестройки» другая группа его сторонников — А. Н. Яковлев, Э. А. Шеварнадзе, Б. Н. Ельцин.

Первые шаги Б. Н. Ельцина в качестве руководителя Московской городской партийной организации, начавшего борьбу с привилегиями партноменклатуры, с бюрократизмом партийного и государственного аппарата, вызывают в стране огромный резонанс. Разные взгляды в руководстве страны на обновление КПСС, на темпы и методы «перестройки» наиболее отчетливо обнаружились на октябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1987 г. Критика Б. Н. Ельциным генерального секретаря, не допущенная, правда, на страницы печати, была расценена консервативным большинством ЦК КПСС как политическая ошибка, как желание «побороться с ЦК». Попытка руководства КПСС устранить Ельцина из политической жизни привела к обратному результату — его популярность в народе резко выросла.

Попыткой объединить все консервативные силы, сформулировать единую платформу стала публикация 13 марта 1988 г. газетой «Советская Россия» письма мало кому известного преподавателя Ленинградского технологического института Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами», в котором отчетливо ставился вопрос о реабилитации Сталина и оправдывалась его политика.

Новый этап политических реформ. Нежелание и неспособность аппарата что-либо менять вынуждают М. С. Горбачева предпринять решительные шаги по реформированию политической системы. К этому верховную власть вынуждали и иные обстоятельства. В 1988 г. в стране проходили многотысячные митинги под демократическими лозунгами, на которых уже ставился вопрос о демонтаже советской системы. Стремясь удержаться во главе процессов обновления, Горбачев и его сторонники меняют стратегию реформ. Весной 1988 г. они приходят к выводу, что без реальной демократизации органов власти и управления в центре и на местах, без коренного изменения взаимоотношений партийных органов с советскими дальнейшие реформы в стране невозможны. Первая серьезная попытка разорвать порочный круг была сделана летом 1988 г. на XIX партконференции, которая декларировала передачу власти Советам, разграничение функций партийных и советских органов, проведение демократических выборов народных депутатов. Стратегический замысел Горбачева состоял в том, чтобы, обновляя Советы, сохранить «авангардную» роль КПСС. По этой причине Горбачев еще на стадии подготовки конференции отверг все другие варианты новой политической системы, включая «Республику Советов» (предложение А. И. Лукьянова) и президентскую систему, за которую выступали А. Н. Яковлев и Г. Х. Шахназаров. Эту же цель преследовал Горбачев, предложив делегатам конференции (большинство которых представляли интересы партийной и хозяйственной элиты) идею соединения партийной и советской власти.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.