Глава XI Чей Иерусалим?

Глава XI

Чей Иерусалим?

«Просите мира Иерусалиму… Да будет мир в стенах твоих, благоденствие в чертогах твоих!»

Псалом 121:6, 7

Третья по счету арабо-израильская война в июне 1967 г. была вызвана, с одной стороны, постоянными угрозами арабских лидеров уничтожить Израиль как государство и нередкими провокационными акциями против него, а с другой стороны, ответными силовыми действиями израильтян, часто превышавшими задачи самообороны. Израильское командование и политическое руководство в первый же день войны, 5 июня, признали важность иорданского (восточного) фронта (Иерусалим и Западный берег) наряду с египетским направлением. При этом израильтяне стремились избежать открытия боевых действий сразу на нескольких фронтах.[356]

В течение почти всего дня 5 июня израильская сторона предпринимала попытки через посредников добиться от иорданцев согласия на сохранение состояния перемирия. Расчет состоял в том, чтобы оттянуть открытие восточного фронта до победы на египетском и сирийском направлениях. Утром 5 июня через начальника штаба наблюдателей ООН в Иерусалиме норвежского генерала Ода Буля иорданскому монарху было передано израильское послание с предложением воздержаться от военных действий. Иорданское руководство вначале колебалось и поэтому израильтяне воздействовали на него не только дипломатическими методами. В ряде западных исследований, посвященных войне 1967 г., указывается, что израильские спецслужбы накануне и во время войны вели нацеленную на Иорданию интенсивную дезинформационную кампанию («радиоигру»), заманивая иорданцев в капкан последующей войны,[357] но в удобный для Израиля момент.

Война с Иорданией за весь Иерусалим и Западный берег оставалась для израильтян стратегической задачей. Генерал У. Наркисс, урожденный иерусалимец, командующий Центральным военным округом, куда входил и Иерусалим, вспоминая в своих мемуарах как уже вечером 5 июня разрабатывались операции по захвату районов города к востоку от «зеленой линии», описывал свои собственные чувства: «Так и хочется сдаться на милость искушению и думать, что мною двигало желание, жившее в каждом из нас с 1948 г., — завершить дело, которое нам не удалось тогда, да еще верить, что моими побуждениями руководила наполовину мистическая убежденность, что придет день, когда мы завершим свою миссию».[358]

Иордания открыла восточный фронт значительно раньше, чем хотелось бы израильскому командованию. 30 мая 1967 г. иорданский король подписал с египетским президентом Г. Насером соглашение о военном союзе, и когда рано утром 5 июня израильские силы нанесли удар по египетским аэродромам в глубине Египта и начали продвижение на Синае и в Газе, союзнические обязательства должны были вступить в силу. Именно поэтому король Хусейн за несколько минут до получения послания израильтян, переданного по телефону ооновским представителем, отдал приказ своим войскам начать обстрел Западного Иерусалима.

Несмотря на то что с первых же часов войны Иерусалим фактически стал театром военных действий, гражданская жизнь западной части города шла своим чередом. На 5 июня было запланировано заседание кнессета, на котором должен был принести присягу Моше Даян, за несколько дней до этого назначенный министром обороны. В Западном Иерусалиме ни на одни день не приостанавливался выпуск газет, работали рынки и магазины, дети продолжали ходить в школы. Жителям Западного Иерусалима, в том числе и депутатам кнессета, пришлось не раз укрываться в бомбоубежищах — иорданцы проводили массированные обстрелы этой части города, в результате чего более 600 зданий были повреждены. Тем не менее, в демонстративном стремлении иерусалимских израильтян поддерживать даже во время войны обычный образ жизни сквозила уверенность в скорой собственной победе.

Правда, судя по воспоминаниям непосредственных участников событий, организация наступательных операций израильской армии в Иерусалиме носила несколько хаотичный характер, хотя к войне Израиль готовился. На шоссе Тель-Авив — Иерусалим, по которому к вечеру 5 июня к городу стали стягивать крупные танковые силы, загодя не было перекрыто движение гражданских автомобилей, что привело к огромным пробкам. Даже туристам не был запрещен в эти дни въезд в Иерусалим. Возможно, это может служить еще одним подтверждением полной уверенности израильтян в грядущем молниеносном разгроме иорданцев.

У иорданцев был заранее разработан план захвата Западного Иерусалима, автором которого являлся бригадир Атаф Маджали, один из самых способных генералов иорданского Арабского Легиона. Суть его состояла в том, чтобы сосредоточить главные силы иорданской армии в один кулак в районе Иерусалима, даже в ущерб обороне других частей Западного берега, и захватить еврейскую часть города. По плану Маджали в случае успеха была бы обеспечена возможность разменять по окончании войны оккупированные кварталы на те земли, которые Израиль отвоюет у Иордании. В том, что израильская армия способна захватить весь Западный берег, иорданский генерал, судя по всему, не сомневался.

Однако этот план не получил одобрения египетского генерала Абдель Мунейма Риада, назначенного в соответствии с египетско-иорданским соглашением координатором совместных военных действий. Полагая, что египетским интересам более соответствовало отвлечение значительных израильских сил на восточном направлении, он потребовал развернуть иорданские атаки на широком фронте с особым упором на юг Иерусалима. Риад считал ключом к Иерусалиму возвышенность, доминирующую над южной частью города и в иерусалимской топонимике называемую горой Злого Совещания, где в бывшем дворце английского губернатора располагалась теперь штаб-квартира наблюдателей ООН. Она-то и стала первым пунктом атаки иорданцев.

Невзирая на международные правила, запрещающие нарушать нейтралитет учреждений и служащих международных организаций, иорданские солдаты впервые за девятнадцать лет перешли «зеленую линию» 1949 г. и заняли важные стратегические позиции вокруг центра ООН и в нем самом. Продержаться на захваченном участке им удалось, однако, всего несколько часов.

К вечеру 5 июня части израильской иерусалимской бригады в непродолжительном бою не только отбросили иорданцев с занятых ими позиций, но и перешли в наступление во всем южном секторе Иерусалима восточнее «зеленой линии». В результате этой операции к израильтянам перешла практически вся южная часть Восточного Иерусалима, находившегося под иорданским контролем.

В это же время израильский Генштаб принял окончательное решение прекратить все контакты с иорданцами через посредников. В ночь с 5 на 6 июня израильским частям удалось перерезать дорогу Иерусалим — Рамалла, лишив иорданские войска в городе подкреплений с севера, а также без особого сопротивления захватить форт Латрун — ключевой пункт на подступах к Иерусалиму, бой за который унес столько жизней еврейских переселенцев в 1948 г. Три расположенные вблизи Латруна арабские деревни — Эмаус, Юло и Бейт Нуба — были снесены с помощью динамита и бульдозеров, а их жители насильственно депортированы в Иорданию.

Начавшееся наступление израильских подразделений в северном секторе Восточного Иерусалима встретило наиболее ожесточенный отпор на всем иорданском фронте. Только в боях за Арсенальный холм, который получил свое название от располагавшихся здесь во времена мандата английских складов оружия, погибло 67 иорданских и 26 израильских солдат.[359] Но овладев этой высотой, израильтяне получили доступ на гору Скопус — важнейший стратегический пункт в восточной части города.

На городских улицах со стен Старого города по израильтянам вели огонь иорданские снайперы, большой ущерб наступавшим наносили минные ловушки. Израильтяне, со своей стороны, ввели в Восточный Иерусалим танковые части, на подступах к городу применялась авиация. Менее чем за три дня боев в Иерусалиме погибло 180 израильских солдат и 14 гражданских жителей. У иорданцев потери были гораздо большие: погибло 350 военных, среди гражданского населения — 249 человек.[360]

К середине дня 6 июня израильским войскам удалось захватить большую часть Восточного Иерусалима вне стен Старого города. В этот момент израильская разведка перехватила телеграмму короля Хусейна президенту Насеру: «Обстановка быстро ухудшается. В Иерусалиме она безнадежна».[361]

Наступление на Восточный Иерусалим действительно было столь стремительным, что находившийся здесь палестинский лидер А. Шукейри едва успел ускользнуть от входивших в город израильтян. К вечеру этого дня командующий иорданскими силами на Западном берегу, генерал-майор Ахмед Салим отдал приказ об отступлении из Иерусалима. У иорданской армии оставался для этого только один путь — дорога на восток, на Иерихон.

Несмотря на очевидный перелом ситуации на всем восточном фронте в пользу Израиля, вплоть до раннего утра 7 июня израильское правительство не принимало решения о штурме Старого города, который являлся главной целью в борьбе за Иерусалим. М. Даян даже предлагал во избежание ненужных жертв и нанесения ущерба святым местам окружить древнюю святыню, заблокировать все городские ворота и тогда, как он рассчитывал, «Старый город падет, как спелый плод, арабы вывесят белые флаги».[362]

Однако утром 7-го числа обстановка резко изменилась: стало известно, что в полдень Совет Безопасности ООН намерен принять резолюцию о прекращении огня на Ближнем Востоке. В случае одобрения такой резолюции израильтянам пришлось бы согласиться с ней, чтобы не навлечь на себя недовольство США и других стран Запада. В этой связи неизбежно возникала ситуация, когда, захватив Восточный Иерусалим, они не получили бы своих главных святынь на территории Старого города, который мог остаться анклавом под контролем Иордании. Поэтому правительство в спешном порядке приняло решение безотлагательно входить в Старый город. Эту задачу возложили на десантную бригаду под командованием полковника М. Гура, первоначально готовившуюся к отправке на египетский фронт. Рано утром десантники предприняли операции по ликвидации последних укреплений иорданцев на Масличной горе и в больнице Августы-Виктории, где практически уже некому было сопротивляться: иорданская армия покидала Иерусалим и его окрестности.

Около 10 часов утра первые израильские солдаты вступили в Старый город со стороны Масличной горы через ворота Львов и, продвигаясь по Виа Долороза, вскоре вошли на платформу Храмовой горы. Хотя из окон домов и с древних стен еще вели стрельбу снайперы, хотя еще то тут, то там рвались мины, но, в общем, Старый город защищать уже было некому: накануне ночью иорданские подразделения были выведены из него, осталось лишь около сотни солдат-добровольцев. Иерусалимский кади и иорданский губернатор вышли к завоевателям с посланием о прекращении сопротивления. Правда, израильтяне считали себя не завоевателями, а хозяевами, вернувшими себе то, что должно им принадлежать. Позже У. Наркисс записал: «Иерусалим захватывался 37 раз за свою историю десятками завоевателей. 7 июня 1967 г. мы впервые освободили город, надеясь, что это уже навсегда».[363]

Около 700 израильских солдат, собравшихся на сравнительно небольшой площадке Храмовой горы, нисколько не сомневались в том, что они становятся бесспорными владельцами чтимых евреями святынь, доставшихся им в кровопролитных сражениях. На мечети Куббат ас-Сахра («Купол скалы») был водружен израильский флаг, который через несколько часов, однако, пришлось снять по приказу М. Даяна, прибывшего на торжественную церемонию у Стены Плача. Его вход в Старый город по Виа Долороза вместе с двумя другими израильскими генералами, И. Рабином и У. Наркиссом, остался запечатленным на известной фотографии, обошедшей страницы всей западной прессы.

В тот день М. Даян торжественно провозгласил у Стены Плача: «Мы объединили Иерусалим — разделенную столицу Израиля. Мы вернулись к самым святым для нас местам, чтобы не уходить вовеки». Израильские власти обещали всем жителям города обеспечить покой и мир, всем лицам других вероисповеданий сохранить полную свободу религиозных отправлений и свободный доступ к святым местам.[364] Но сквозившая в начальных фразах М. Даяна воинственность не замедлила проявиться в практических делах. Уже на следующий день, 8 июня, когда в череде именитых израильских «паломников» к вновь обретенной святыне прибыл Д. Бен-Гурион, он со свойственной ему прямолинейностью потребовал убрать со Стены Плача табличку, на которой по-арабски и по-английски значилось название проходившей здесь улицы. В соответствии с мусульманской традицией она носила имя аль-Бурака, легендарного коня Мухаммеда. После того, как с большими предосторожностями, чтобы не повредить священную Стену, указание Бен-Гуриона было выполнено, израильский лидер заявил: «Это самый великий момент в моей жизни с тех пор как я приехал в Израиль».[365]

В эти дни ликующие толпы израильтян, направлявшиеся к Стене Плача, пересекались с траурными процессиями, хоронившими на близлежащем мусульманском кладбище жителей Восточного Иерусалима, погибших во время военных действий. Не случайно количество жертв среди мирного арабского населения превышало почти в двадцать раз потери израильтян. По свидетельствам сторонних очевидцев, оказавшихся тогда в Иерусалиме, израильская армия неоправданно жестоко обходилась с гражданским населением завоеванных территорий, используя отработанные еще в 1948 г. методы запугивания и репрессий в целях вытеснения арабов с принадлежавших им земель. В дневнике сестры Марии-Терезии, проживавшей в 1967 г. в аббатстве Компаньонов Христа в Старом городе, приведены страшные подробности гибели десятков ни в чем не повинных детей и женщин, сцены разграбления израильскими солдатами арабских домов и магазинов. Ее дневник заканчивается словами: «Где же те вполне свободные и достаточно сильные люди, которые смогли бы вынести всю правду о главных причинах конфликта, чтобы найти достойные средства для установления справедливого мира?».[366] До сих пор этот вопрос не имеет ответа.

Сразу же по завершении военных действий израильтяне поторопились приступить к утверждению своего присутствия в Старом городе: 10 июня жителям квартала Мограби (более 600 человек), непосредственно примыкавшего к Стене Плача, было предложено в течение трех часов покинуть свои жилища. В течение трех дней взрывами и бульдозерами было снесено 135 домов, которые в израильской «Джерузалем пост» были названы трущобами, заслонявшими величественный вид Стены. Для мусульман же эти обветшалые строения представляли историческую ценность: по заверениям палестинских представителей, обратившихся в дальнейшем с протестом против действий израильтян в Восточном Иерусалиме к специальному послу ООН Э. Тальманну, многие из построек относились к XIV в. и к тому же частично являлись вакуфным имуществом.[367]

Но, как уже повелось в истории, право победителей — это право тех, кто сильнее. Как в XII в. мусульмане, изгнав крестоносцев, уничтожали в Иерусалиме следы пребывания неверных на Храмовой горе и вокруг нее и в страстном религиозном порыве приникали к вновь обретенным святыням, так и евреи в середине XX в. в неистовой религиозности, охватившей чуть ли не всю страну, спешили восстановить связь со своим возвращенным прошлым. На 14 июня пришелся праздник Шавуот. В древности иудеи совершали в этот день паломничество в Иерусалим. В тот год около 200 тыс. израильтян побывало во время праздника на площади перед Стеной Плача, образовавшейся после сноса мусульманского квартала. В течение тринадцати часов шли они непрерывным потоком, чтобы только прикоснуться или просто взглянуть на единственное реальное свидетельство былой славы их далеких предков. «Джерузалем пост» с восторгом писала по этому поводу: «…ни при каких обстоятельствах, ни под каким давлением граждане Израиля не позволят больше никому отрезать их от Стены, которая находится в центре их города и является сутью и оправданием его существования».[368]

Пафос журналистской риторики в скором времени был преобразован политиками в административно-правовую реальность. Уже 27 июня 1967 г. кнессет принял закон, позволявший распространять «законы, юрисдикцию и администрацию государства на любые территории Эрец-Исраэль (т. е. Земли Израиля), определенные правительством».[369] Фактически победители присваивали себе право произвольного захвата любых территорий. На следующий день в соответствии с этим законом правительство объявило об установлении новых муниципальных границ Иерусалима, в которые включались и части города, ранее находившиеся под управлением Иордании. Это означало, что государство Израиль аннексировало Восточный Иерусалим вместе со Старым городом, хотя израильские официальные лица настаивали на термине «объединение».

Под нажимом М. Даяна сразу же вслед за этими постановлениями правительства в Иерусалиме началась ликвидация пограничных заграждений. Уже тогда у некоторых израильских чиновников были опасения, что форсированный демонтаж существовавшего девятнадцать лет «железного занавеса» может повлечь рост напряженности и насилия. 29 июня, когда все барьеры были сняты, с обеих сторон города хлынули толпы людей, чтобы посмотреть на «другую жизнь». Для израильтян знакомство с Восточным Иерусалимом принесло приятный сюрприз: на рынках и в лавках они обнаружили массу импортных товаров и деликатесов, которые отсутствовали в Западном Иерусалиме.

Для палестинцев, бывших жителей кварталов Катамон, Бака и других, расположенных в Западном Иерусалиме, «воссоединение» обернулось тяжелой травмой. Люди, пришедшие к своим домам, покинутым в 1948 г., нашли их заселенными чужими семьями. Хотя евреи встречали бывших хозяев без особой враждебности, о восстановлении своих прав собственности или хотя бы о материальной компенсации палестинцы даже не помышляли.

Меры по «объединению Иерусалима» включали роспуск муниципального совета, который управлял Восточным Иерусалимом при иорданской администрации. Некоторые члены израильского правительства высказывались в пользу сохранения в той или иной форме арабского муниципалитета, но Т. Коллек, мэр Западного Иерусалима, хотя и не отвергал в принципе налаживания сотрудничества с арабами, тем не менее категорически воспротивился существованию параллельного муниципального органа в восточной части города. Официально мэрия Восточного Иерусалима прекратила свое существование 29 июня, а сама процедура объявления об этом стала очередным актом оскорбления достоинства арабов. Мэр аль-Хатыб и его советники, привезенные израильской военной полицией в гостиницу «Глория», выслушав заявление о прекращении их функций, попросили представить его в письменном виде. Один из израильских военных чиновников тут же нацарапал арабский перевод этого официального документа на салфетке гостиничного ресторана. Раухи аль-Хатыб, оказавший большую помощь израильской военной администрации по восстановлению нормальной жизни в восточной части города сразу после войны, мог рассчитывать и на более уважительное отношение к себе. В дальнейшем, возможно, не без влияния горьких чувств, оставленных испытанным унижением, он стал активным борцом против израильской оккупации, был впоследствии выслан из Израиля и провел в изгнании много лет.

С 1967 г. ни один араб так и не стал членом Иерусалимского городского совета. Справедливости ради, надо сказать, что иерусалимским арабам было предоставлено право принимать участие в муниципальных выборах, несмотря на то что большинство из них сохранило иорданское гражданство. Палестинцы, считая израильскую аннексию восточной части города незаконной, обычно этим правом не пользовались, в выборах принимало участие не более 3–7 % избирателей-арабов. Даже и участвовавшие в выборах палестинцы вынуждены были голосовать за кандидатов-евреев, так как ни один араб ни в личном качестве, ни в качестве представителя политической группы никогда не выставлял своей кандидатуры в иерусалимский муниципалитет, рассматриваемый палестинцами как незаконное орудие оккупации.

Многие израильтяне, в том числе и весьма либерально настроенный в вопросах сосуществования с арабами мэр Иерусалима Т. Коллек, занимавший эту должность почти 30 лет (1965–1993 гг.), придерживаются мнения, что именно политическое сопротивление палестинцев, выразившееся в самоустранении от участия в городском органе власти, является главной причиной неравенства в положении двух национальных общин в городе. Не имея «лоббистских групп» на соответствующих уровнях принятия решений, арабы якобы сами лишили себя возможностей полноправного участия в дележе «городского пирога». На самом же деле с первых шагов вторжения в Восточный Иерусалим «объединительная» политика израильских властей носила дискриминационный, агрессивный характер в отношении арабского населения. Выражавшиеся в тех или иных формах требования палестинцев о соблюдении их прав на Аль-Кудс и весь Харам аш-Шариф безоговорочно считались враждебными израильским интересам. Двойной стандарт, основанный на этнических критериях, проявлялся во всем — от установления новых муниципальных границ до ассигнований на коммунальные нужды восточной части города.

Новые границы города, обсуждавшиеся в силу их особого государственного значения на правительственном уровне сразу же после принятия решения об аннексии Восточного Иерусалима в 1967 г., должны были, во-первых, снизить уязвимость города в случае возможных военных столкновений с арабами и, во-вторых, обеспечить приращение новых земель для строительства еврейских кварталов. За короткий период территория города, включая торговые и жилые районы в Старом городе и вокруг него, была расширена с 38 до 108 кв. км за счет включения в городскую черту близлежащих арабских деревень Западного берега. Новая городская граница проводилась таким образом, чтобы захватить как можно больше земли, не создавая при этом концентрации палестинского населения. Из 28 арабских деревень лишь небольшая часть вошла в городскую черту полностью вместе с их жителями; у остальных отрезались сельскохозяйственные угодья и участки для перспективной застройки, а населенное ядро оставалось за пределами города.[370]

На «присоединенных» таким образом землях незамедлительно началось осуществление плана создания «пояса безопасности» — по дуге с севера на юг Восточный Иерусалим за несколько лет оказался в кольце новостроек, заселявшихся евреями. Как уже не раз случалось в иерусалимской истории, строительные проекты завоевателей имели вполне определенную политическую направленность. Построенные районы — Френч Хилл, Рамат Эшкол, Рамот, Восточный Тальпиот, Неве Яков, Гило — стали не только новыми географическими фактами иерусалимской действительности, но и эффективным средством разрушения сложившейся среды обитания арабов и закрепления евреев на отвоеванных землях. Кроме того, «пояс безопасности» отделил Восточный Иерусалим от остального Западного берега. Таким образом, городское строительство воплощало политическую задачу израильского руководства: отрезать «суверенную израильскую территорию» Восточного Иерусалима от так называемых контролируемых территорий Западного берега, находящихся под управлением израильской военной администрации.

В то же время, с начала 70-х годов правительство Израиля через специальный комитет по Иерусалиму обеспечивало соблюдение строгой квоты на строительство жилья для палестинцев. Из всего объема строительных работ в городе только 5 % приходилось на арабский Иерусалим.[371] Еврейские кварталы застраивались современнейшими жилыми домами, гостиничными и торговыми комплексами, а в арабском районе Сильван, в долине под южной стеной Старого города, палестинцы еще в 90-х годах XX в. ютились в древних пещерах-могильниках, приспосабливая их под свое жилье. На фоне бурно развивающегося города убогость арабских жилищ выглядела чудовищным анахронизмом. Но удивляться этому не приходится. Ведь в начале 90-х годов на развитие восточных кварталов предусматривалось менее 6 % муниципального бюджета, а муниципальные затраты на душу населения в арабском секторе составляли всего 150 долларов, тогда как в еврейском они доходили до 900 долларов.[372] Т. Коллек, бывший мэр Иерусалима, вспоминая об обсуждении вопросов Восточного Иерусалима с высшими правительственными чиновниками, пишет, что их совершенно не интересовали проблемы арабов и возможности их решения. «Их интересовало лишь одно: что еще можно арабам не додать».[373]

За счет перекройки муниципальных границ, интенсивного строительства еврейских кварталов на бывших арабских землях и намеренного сдерживания развития арабских жилых районов власти стремились свести долю палестинских жителей Иерусалима примерно до 22 %. В настоящее время из 600 тыс. жителей Иерусалима палестинцы составляют менее одной трети. В Восточном Иерусалиме, где до 1967 г. не проживало ни одного еврея, численность еврейского населения также постоянно растет (по данным израильского правительства, евреи составляют в Восточном Иерусалиме большинство — примерно 160 тыс. по сравнению со 150 тыс. палестинцев[374]).

На протяжении последних десятилетий вокруг Иерусалима ускоренными темпами создавался второй пояс поселений на землях Западного берега. В одном из своих интервью в 1979 г. А. Шарон, бывший тогда министром сельского хозяйства в правительстве М. Бегина, заявлял, что «через 20–30 лет еврейское население Иерусалима вместе с населением городов-спутников и поселений… достигнет одного миллиона и будет размещено вокруг Восточного Иерусалима».[375] Действительно, к 90-м годам на территориях Западного берега были созданы такие гигантские районы, как Маале Адумим, Гиват Зеев, Эфрат и менее значительные поселения. Особенно выделяется огромный Маале Адумим, расположенный на вершине большого холма, на дороге из Иерусалима в Иерихон и весьма напоминающий хорошо укрепленную крепость. Соединенные дорогами с центральной частью Иерусалима поселения, как щупальцы гигантского спрута, подминают все новые арабские земли. Тем не менее, «ударные планы» вытеснения арабов из района Восточного Иерусалима полностью осуществить не удалось.

Палестинцы, практически лишенные возможности строить в самом Иерусалиме, создавали собственные города-спутники, связанные с арабской частью города. Вокруг Восточного Иерусалима разрастался огромный городской массив, из которого только одна пятая входит в муниципальные границы города (включая аннексированные в 1967 г. территории). К 1995 г. в этом громадном районе проживало около миллиона человек.[376] Однако вопреки высказанным в конце 70-х годов пророчествам А. Шарона, почти половину его населения составляют все же арабы.

Для того чтобы преодолеть создающуюся невыгодную для евреев демографическую ситуацию в районе Иерусалима, летом 1998 г. специальная израильская межведомственная комиссия по Иерусалиму завершила разработку перспективного плана создания «Большого Иерусалима». Он предусматривает значительное расширение границ города за счет близлежащих еврейских поселений на Западном берегу и создание относительно самостоятельной «районной» администрации или мэрии «столичного округа», которая будет подчинена мэру Иерусалима и израильскому правительству. На эти территории предполагается распространить израильский суверенитет, чтобы в дальнейшем исключить их из числа районов Западного берега, по которым могут вестись переговоры о передаче их Палестинской автономии для включения в будущее государство.

Израильское руководство независимо от партийной принадлежности твердо стоит на том, что именно демографическая реальность будет диктовать политическое решение не только по Иерусалиму, но и по всем другим территориальным вопросам. Именно поэтому на протяжении семи лет прямых палестино-израильских переговоров (1993–2000 гг.), начало которым было положено подписанием соглашений в Осло, «освоение» израильтянами земель, оккупированных в 1967 г., осуществлялось ускоренными темпами. С начала 90-х годов число израильских поселенцев удвоилось.

Территориальная и демографическая политика наряду с «объединительным законодательством» утверждали израильский контроль над обеими частями Иерусалима. С 1967 г. в Израиле установился чуть ли не общенациональный консенсус относительно Иерусалима как «объединенного города», являющегося «вечной и неделимой столицей Израиля». В плане установления Палестинской автономии на части Западного берега, официально выдвинутом израильским министром иностранных дел И. Аллоном в октябре 1976 г., Восточный Иерусалим даже не упоминался, что подразумевало незыблемость его сохранения под израильским контролем. На протяжении четверти века израильская позиция по вопросу Иерусалима оставалась жесткой и бескомпромиссной: никаких переговоров относительно его статуса израильские лидеры вести не собирались,[377] территориальная принадлежность Восточного Иерусалима Западному берегу категорически отрицалась; политическое единство восточно-иерусалимских арабов с палестинцами на оккупированных территориях не признавалось. Время работало на израильтян, так как позволяло, несмотря на протесты мировой общественности, арабских стран и палестинцев, создавать в Иерусалиме совершенно новую реальность.

Свою роль в изменении иерусалимских реалий в конце XX в. сыграла и политика США. В официальной позиции, излагавшейся с конца 60-х годов американскими представителями в ООН, было зафиксировано, что «часть Иерусалима, перешедшая по контроль Израиля в период июньской войны 1967 г., …рассматривается как оккупированная территория…». Меры, предпринятые Израилем 28 июня 1967 г., считались временными, не предопределяющими окончательного и постоянного статуса Иерусалима.[378] В дальнейшем американцы не раз выступали с подобными жесткими заявлениями, но под прикрытием этой «словесной гимнастики» вашингтонские политики не оказывали практически никакого воздействия на Израиль в целях прекращения массового строительства в Восточном Иерусалиме. С середины 90-х годов, когда вопрос об экспроприации земель для еврейских поселений в Восточном Иерусалиме не раз рассматривался в Совете Безопасности ООН, Соединенные Штаты, пользуясь своим правом вето, блокировали принятие резолюций с осуждением действий Израиля.

В палестинской среде, где после 1967 г. отсутствовал общепризнанный политический лидер, наблюдалась раздробленность общества, несовместимость взглядов на национальную проблему умеренных деятелей с Западного берега и радикальных активистов формировавшегося Палестинского движения сопротивления. Не было и единого подхода к иерусалимской проблеме как части более широкого вопроса палестинской государственности. Одно из наиболее ранних заявлений по этому вопросу (декабрь 1968 г.) принадлежит адвокату из Рамаллы Азизу Шихаде, до 1967 г. представлявшему круги, оппозиционные иорданскому режиму: базой для палестинского государства должен стать модифицированный план раздела Палестины, принятый ООН в 1947 г.; столицей этого государства будет Восточный Иерусалим.[379] Таким образом, представитель палестинских националистов впервые открыто говорил о возможности согласия с разделом Палестины и сохранения за палестинцами лишь части Иерусалима. Однако сторонники этой точки зрения не смогли утвердить себя в качестве реальной силы, противостоящей израильской оккупации.

Эту роль в конечном итоге взяла на себя ООП. Организация была признана в ООН представителем палестинского народа в соответствии с резолюцией 3236 Генеральной Ассамблеи ООН от 17 ноября 1974 г. На этой же сессии были признаны права палестинцев на «национальную независимость и суверенитет». После войны 1967 г. в руководстве и структуре организации произошли серьезные изменения. Египетский ставленник А. Шукейри был отстранен с поста лидера и его место занял Я. Арафат.

В официальных документах ООП на протяжении двух десятилетий после «шестидневной войны» Иерусалим как отдельная проблема не упоминался. В Палестинской национальной хартии, утвержденной Палестинским национальным Советом в 1968 г., говорилось только о Палестине в границах, существовавших во времена британского мандата, и вся страна объявлялась неделимой территориальной целостностью, которая должна принадлежать палестинскому народу. Главной национальной задачей провозглашалась «борьба против сионисткой и империалистической агрессии и ликвидация их последствий».[380] Все свои надежды палестинцы в тот период возлагали исключительно на вооруженную борьбу, которая опиралась бы на полную поддержку арабских стран. Возможность переговоров и компромиссных договоренностей с Израилем даже не рассматривалась. Серьезной ошибкой ООП на начальных этапах ее существования было и то, что она отвергала любые контакты с иерусалимскими и другими палестинскими деятелями с Западного берега, зачисляя их без разбора в разряд либо коллаборационистов, либо ярых приверженцев иорданского режима.

Вместе с тем, руководство «Фатха», ведущей боевой группы в ООП, предприняло сразу по окончании войны серьезные попытки создать собственную сеть подпольных ячеек на Западном берегу и в Восточном Иерусалиме при опоре на своих уже проверенных местных сторонников. Как известно из собственных воспоминаний Я. Арафата, во второй половине 1967 г., пользуясь еще не отлаженной израильтянами системой пограничного контроля, он пробрался секретно на Западный берег и провел там около четырех месяцев, устанавливая связи с националистами и вербуя среди них боевиков для будущих диверсионных акций. Ему не раз приходилось останавливаться у родственников и друзей в Восточном Иерусалиме, где, по свидетельству очевидцев, он не упускал случая помолиться в Аль-Аксе. Неоднократно Я. Арафат оказывался на грани ареста израильскими спецслужбами, но каждый раз спасался, по его словам, благодаря своему «природному чувству предвидения опасности».[381] Несмотря на все усилия, создававшаяся тогда подпольная сеть оказалась слабой, фрагментарной, а, главное, из-за своей суперсекретности оторванной от широких масс. Она была быстро разгромлена израильтянами. Для проведения диверсий ООП забрасывала своих боевиков на оккупированные территории из Иордании.

Противоречия между группировками, входящими в ООП, отсутствие реальной поддержки национальных требований палестинского народа со стороны арабских стран, а также и на уровне всего международного сообщества привели к росту в ее рядах экстремистских тенденций. Толчком к распространению экстремизма послужил и разгром палестинских боевых отрядов в Иордании в сентябре 1970 г., где они пытались создать параллельную власть. Иорданская столица Амман была объявлена «Ханоем палестинской революции», что, естественно, заставило короля Хусейна принять самые решительные меры против «революционеров».

На рубеже 70-х годов для некоторых наиболее радикально настроенных молодых палестинцев террор становится главным орудием борьбы. В это время террористическую деятельность на международной арене развернула глубоко законспирированная организация «Черный сентябрь» (названная в память о борьбе с иорданской армией в сентябре 1970 г.), которая формально не была связана с ООП, но получала широкую поддержку от ряда ее лидеров. Члены «Черного сентября» приобретшего известность своими жестокими акциями не только против израильтян, но и против иорданцев, американцев, граждан Западной Европы, исходили в своей деятельности из убежденности в прямой причастности западного мира, да и арабов к трагедии палестинского народа. Территория Израиля была превращена террористами в главную арену действий, хотя после изгнания из Иордании палестинским диверсантам стало труднее проникать на Западный берег.

Прошло чуть больше года после «объединения» Иерусалима, как его жители вновь оказались в ситуации времен английского мандата, когда в любом публичном месте, будь то кинотеатр, рынок, библиотека или просто городская площадь, их могла ожидать дьявольская ловушка террористов. На протяжении ряда лет после «шестидневной войны» арабы довольно свободно посещали западную часть города, поэтому среди имен погибших в терактах в конце 60-х — в 70-е годы не только еврейские, но и не мало арабских имен.

После «октябрьской войны» 1973 г. в ООП постепенно начинает формироваться позиция умеренного меньшинства, склонявшегося к варианту установления палестинского контроля над частью освобожденной от израильской оккупации территории Палестины в качестве промежуточной ступени на пути к полному освобождению. Соответственно, признавалась возможность достижения этой цели политическими средствами. Однако большинству палестинских лидеров еще предстояло пройти долгий путь осознания бесперспективности ставки исключительно на силовые методы борьбы, пережить катастрофу ливанской войны, тяготы «тунисского изгнания», чтобы убедиться в необходимости поисков путей налаживания диалога с израильским правительством, в том числе и по иерусалимской проблеме.

Потеря контроля над Иерусалимом впервые за несколько столетий не могла не всколыхнуть арабский и мусульманский мир. Хотя израильское правительство передало Харам аш-Шариф под административное управление иерусалимского Вакфа и запретило евреям совершать какие-либо религиозные службы на Храмовой горе, провокационные вылазки религиозных фанатиков-иудеев, не признававших за мусульманами прав на священную гору, не прекращались. Реакция мусульманского общества на них была крайне обостренной и сопровождалась намеренно нагнетаемыми исламскими идеологами антиизраильскими кампаниями. Даже случайные события, не имевшие прямой связи с арабо-израильской конфронтацией, но ставившие под угрозу безопасность исламских святынь, становились поводом для резких обвинений евреев.

В 1969 г. 28-летний турист из Австралии Денис Рохан, принадлежавший к христианской фундаменталистской секте «Церковь Бога», совершил поджог в мечети Аль-Акса. На суде выяснилось, что он, будучи психически неуравновешенным человеком, вообразил себя разрушителем одного из «храмов Сатаны», чтобы приблизить второе пришествие Христа. Безусловно, Израиль как страна, оккупировавшая Старый город, нес прямую ответственность за безопасность находившихся в нем религиозных святынь. Однако прямая причастность израильских властей к этому инциденту, на чем усиленно настаивал арабский мир, практически исключалась. В дальнейшем израильтянами были приняты меры для усиления безопасности Харам аш-Шариф и оказано содействие при восстановлении пострадавшей мечети.

Поджог Аль-Аксы стал поводом для формальной консолидации исламского мира на платформе борьбы за освобождение исламских святынь. Отечественный востоковед А. В. Кудрявцев отмечал, что «иерусалимский вопрос, превратившийся в один из главных аспектов ближневосточного конфликта, послужил своего рода катализатором активизации движения мусульманской солидарности».[382] В сентябре 1969 г. в Рабате состоялось первое совещание глав государств и правительств 24 мусульманских стран, заложившее основы для создания общеисламской организации. В 1972 г. была официально учреждена Организация Исламской конференции (в настоящее время в ОИК входит 56 государств). «До освобождения Иерусалима», как записано в уставе ОИК, ее штаб-квартира расположилась в Джидде. Внутри организации создан специальный комитет по Иерусалиму.

Поддерживая в целом требования международного сообщества о прекращении израильской оккупации арабских земель, объявив палестинскую проблему сердцевиной ближневосточного конфликта, а иерусалимский вопрос «сутью» палестинской проблемы, арабский мир все же не был единым в отношении будущей судьбы Иерусалима. Два главных претендента на роль хранителей исламских святынь — Саудовская Аравия и Иордания — занимали различные позиции по этому вопросу. Король Хусейн как представитель династии, претендующей на генеалогическую связь с пророком Мухаммедом, считал своим предназначением сохранять и утверждать арабский характер Иерусалима. В его плане иордано-палестинской федерации, выдвинутом в марте 1972 г., Иерусалиму отводилась роль административного центра палестинской части этого государственного образования. В свою очередь династия Саудидов, выступившая инициатором консолидации мусульманского мира в борьбе за освобождение Аль-Аксы, негативно относилась к идее возвращения Святого города под иорданский суверенитет.

На протяжении трех десятилетий позиция исламских государств трансформировалась от требования возвращения арабского суверенитета над Иерусалимом без уточнения носителя этого суверенитета (Лахорская декларация 1974 г.) до заявления 9-го совещания глав государств и правительств стран—членов ОИК в 2000 г. в Дохе (Катар) о том, что палестинский суверенитет должен быть установлен над восточной частью города в качестве столицы независимого Палестинского государства.

В более ранних арабских инициативах: в выдвинутом в августе 1981 г. «плане Фахда» (ныне короля Саудовской Аравии), а затем в Фесской инициативе (сентябрь 1982 г.) — согласованной общеарабской схеме урегулирования, повторявшей основные положения «плана Фахда», не случайно использовалось название Аль-Кудс, когда речь шла о столице будущего палестинского государственного образования. С одной стороны, в палестинской трактовке название Аль-Кудс могло быть отнесено как к Восточному Иерусалиму, так и ко всему городу в целом. С другой стороны, в арабских схемах урегулирования начала 80-х годов уже признавалось право Израиля на существование в границах 1967 г., включая и Западный Иерусалим.

Серьезный диссонанс в арабский мир внесла поездка египетского президента А. Садата в Иерусалим в ноябре 1977 г. Впервые лидер крупнейшей арабской страны, нарушив арабскую солидарность и, бросив вызов всему мусульманскому миру, посетил Израиль, которому на протяжении тридцати лет арабы грозили уничтожением и напрочь отвергали возможность любых контактов с ним. А. Садат до сих пор остается единственным арабским политическим деятелем, осмелившимся выступить в кнессете и совершить молитву в мечети Аль-Акса в окружении двух тысяч палестинских арабов, которые приветствовали его как миротворца. С этого незаурядного шага начался путь А. Садата к гибели: мусульманский мир и, прежде всего, экстремистские исламские группировки расценивали и этот визит, и всю его последующую деятельность по установлению сепаратного мира с Израилем как предательство интересов ислама. В октябре 1981 г. во время военного парада в Каире А. Садат был убит боевиками из фундаменталистской организации «Джихад».

Арабские страны с той или иной степенью критичности реагировали на мирные переговоры между Египтом и Израилем. Но кэмп-дэвидская формула переговоров по Палестинской автономии, в которых сами палестинцы не участвовали, и игнорирование вопроса о статусе Иерусалима объединили всех — от саудовской монархии до стран с радикальными режимами, входившими во «Фронт стойкости и противодействия», в резком осуждении египетского курса.

Между тем, в ходе кэмп-дэвидских переговоров фактически впервые после 1967 г. Израиль признал, что основой для мирного урегулирования с его соседями является резолюция 242 СБ ООН. Кроме того, в подписанном Израилем соглашении («Рамки для мира на Ближнем Востоке») содержалось признание законных прав палестинского народа и его справедливых требований. И наконец в первый раз с арабской стороны была предпринята попытка поставить перед Израилем вопрос об Иерусалиме как части политического урегулирования арабо-израильского конфликта. Египетский президент обозначил свою позицию по Иерусалиму в специальном послании на имя американского президента Д. Картера от 17 сентября 1978 г.: Восточный Иерусалим является неотъемлемой частью Западного берега; он должен отойти под арабский суверенитет; живущие в арабском Иерусалиме палестинцы составляют часть палестинского народа на Западном берегу и должны пользоваться своими законными национальными правами (имелось, правда, в виду только предоставление жителям Восточного Иерусалима права голоса на выборах в органы палестинского самоуправления). Наконец, в письме Садата указывалось, что город должен оставаться неразделенным, а для этого предлагалось создать объединенный муниципальный совет при равном участии в нем арабов и евреев.[383] Таким образом, арабская страна официально признавала за Израилем права на часть Иерусалима, выдвигая при этом требование признать права палестинцев на его арабскую часть.

Однако по Иерусалиму израильтяне не собирались идти ни на какие компромиссы. В письме на имя американского президента, параллельном египетскому посланию, премьер-министр М. Бегин заявлял, что «Иерусалим является единым, неделимым городом, столицей Государства Израиль».[384] В последний день переговоров А. Садат передал через американцев израильтянам требование об установлении арабского флага над мечетями на Храмовой горе. М. Бегин категорически отверг это предложение. Американцы поинтересовались, нельзя ли найти в Иерусалиме какое-то другое место для флага, на что М. Даян саркастически отпарировал: «А кнессет им не подойдет?».[385] Во избежание срыва кэмп-дэвидских переговоров иерусалимская проблема была отложена в «долгий ящик», тем более что и решать ее без палестинского участия было практически невозможно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.