Глава VIII Анатомия дракона
Глава VIII
Анатомия дракона
…Языческий люд
Почитает капища.
Горит огонь.
Родит земля…
Огни разводят…
Селятся люди.
Ветер гонит
Все воды к морю.
И люди хлеб сеют.
«Сага о Греттире»
Наступало время и те, кто уходил «в викинг», возвращались к родным берегам… Нуждались в основательной починке потрепанные в непогодах и абордажных схватках корабли, а едва затянувшиеся раны требовали домашнего ухода. Добычи было в достатке и теперь ей следовало расчетливо распорядиться — что пристроить в хозяйстве, что с выгодой сбыть соседям или на ближайшем торгу. Заждавшимся родичам и друзьям надлежало поведать о совершенных в походе подвигах и вручить подарки, подтверждающие правдивость рассказчика.
Рис. 37. Монеты, поступавшие в Скандинавию в результате торговых операций как жалованье наемников и в виде военной добычи викингов: франкские денарии (конец VIII — нач. IX и конец IX–X вв.), английский пенни (конец X — нач. XI вв.), саксонские пфенниги (X–XI вв.), золотой динар и серебряный дирхем арабского Востока (IX–X вв.), золотой солид и серебряный милиарисий Византии (X XI вв.), златник и сребряник Владимира Святославича (конец X — нач. XI вв.) и «Ярославле сребро» (нач. XI в.). Скандинавские граффити (метки) на иноземных монетах: «бог», «богатство», «Тор», «амулет»
У себя на родине свирепые пираты, повергавшие в трепет пол-Европы, превращались в рачительных и радушных хозяев, оборотистых торговцев, почтительных сыновей, любящих мужей и отцов. Даже «морские конунги», пополнявшие дружины крепкими, жаждавшими богатства и славы парнями, временно поступаясь суровыми требованиями своего кодекса чести — никогда не спать под закопченной крышей и никогда не пировать у очага («Сага об Инглингах»), — вели на берегу самый респектабельный образ жизни.
В свои права вступала система ценностей, совершенно отличная от той, что господствовала на палубах боевых кораблей…
Жилище. Типичной жилой постройкой европейского Севера были так называемые «длинные дома» — внушительные сооружения длиной 40–60 метров и шириной около 10 метров. Встречались и более крупные строения. Так, «длинный дом» одного из землевладельцев с Лофотенских островов (северо-запад Норвегии) достигал почти 80 метров в длину. Контуры стен образовывали ряды врытых в грунт деревянных столбов, промежутки между которыми заполнял обмазанный изнутри и снаружи глиной плетень. Иногда глину заменяла обкладка из торфа с внешней стороны. Высота стен была обычно в рост человека или ненамного превышала его.
Основу высокой, четырехскатной кровли составляла частая «решетка» из многочисленных лагов и легких продольных балок, скрепленных деревянными нагелями и перевязкой из ивовых прутьев или ремней. Изнутри конструкцию поддерживали два продольных ряда столбов, связанных вверху поперечным брусом. Скаты крыши крылись гонтом, камышом или дерном.
Оконных проемов не имелось. Входов обычно было два, и помещались они в торцах постройки, традиционно ориентируемых на запад и восток, причем первый именовался «мужским», а второй — «женским».
Поперечные ряды столбов с легкими перегородками делили внутреннюю площадь на три отсека. Боковые помещения использовались для хозяйственных надобностей: в одном содержали скот и запасы корма для него, в другом обмолачивали и хранили зерно. Центральный отсек был жилым и одновременно служил для приготовления пищи. Здесь, в центре, располагался обложенный камнем открытый очаг (иногда два), при топке которого дым уходил через оставленное в крыше отверстие.
В Скандинавии «эпохи викингов» на основе традиционной конструкции «длинных» жилых строений развивается их особая разновидность — дома «треллеборгского» типа. Их размеры обычно не превышали 30 метров в длину и 7–8 метров в ширину. Столбы, оконтуривающие длинные стены, устанавливались рядами в виде дуг, что придавало постройке ладьевидные очертания. Это сходство подчеркивалось напоминавшими корабельные штевни коньками крыши. Лаги кровли своим основанием упирались в грунт, а низкие стрехи образовывали вдоль стен нечто вроде крытых галерей, которые в Исландии, Гренландии и норманнских поселениях Северной Америки заполнялись земляной присыпкой или торфом. Пара дверных проемов могла помещаться как в торцах здания, так и в длинных стенах, ближе к их краям. Нередко входы оформлялись в виде небольшого тамбура, что значительно улучшало теплоизоляцию.
Внутренняя площадь делилась поперечными рядами столбов с легкими переборками на 3–4 отсека. Объединение под одной крышей жилых и хозяйственных помещений в домах «треллеборгского» типа было явлением довольно редким, очаги (явный признак жилья) могли размещаться во всех отсеках.
Наряду с «длинными домами» в «эпоху викингов» на Севере начинают возводиться небольшие однокамерные домики. Почти квадратные в плане, с высокой двускатной кровлей, они составляли основу плотной застройки раннегородских поселений. Прослеживаются изменения в технологии сооружения стен: традиционный плетень между столбами часто заменяется набором тщательно пригнанных друг к другу деревянных плах или обрезных досок, уложенных горизонтально в продольные пазы на оконтуривающих стены столбах. С X века под жилье стали широко использоваться также постройки пол у земля ночного типа.
Ни в одном из вариантов жилищ твердого покрытия пола не предусматривалось. Утрамбованная грунтовая поверхность попросту выстилалась сменяемым время от времени слоем камыша.
Интерьер жилых помещений был более чем скромен. Его основными элементами являлись широкие, приподнятые на 35–40 сантиметров от пола коробчатые помосты, занимавшие пространство между стенами и продольными рядами опорных столбов крыши. Такие же конструкции могли помещаться вдоль торцевых стен и внутренних перегородок, если те и другие были глухими.
Рис. 38. «Длинный дом» традиционной конструкции. Дом «треллеборгского» типа. Жилище скандинавских поселенцев в Исландии, Гренландии и Северной Америке. Однокамерное жилое строение. Полуземлянка
Грубоватую отделку стен скрашивали живописно развешенные на них предметы вооружения, щиты, доспехи и редкостные по величине или окрасу шкуры добытых на охоте зверей. У хозяев позажиточней это суровое убранство дополнялось драпировкой из цветной, либо украшенной вышивками ткани. Наиболее состоятельные позволяли себе сверх того покрывала из дорогой материи на околостенных настилах и ковры на полу.
Набор мебели особым разнообразием не отличался. Большинству обитателей дома приходилось довольствоваться в качестве лежанки и для сиденья околостенными настилами. Лишь домохозяин имел собственную кровать и кресло с подлокотниками и высокой спинкой. Роль шкафов и тумбочек исполняли расставленные тут и там лари и окованные сундуки. Имелись также низкие, неширокие столы, которые вносили в жилые помещения на время трапез.
Неотъемлемой частью интерьера были светильники. В богатых домах их роль выполняли неглубокие, полусферической формы металлические чашки на длинных, заостренных для втыкания в земляной пол, кованых штырях. Жилища попроще освещались глиняными или вырезанными из мягкого камня плошками. Горючим служил топленый жир, в который опускали фитилек, свитый из растительных волокон.
Хозяйственная деятельность, быт и досуг. День в доме начинался рано — с восходом солнца мужская и женская половины его обитателей уже приступали к работе по хозяйству. Включались в нее и недавние участники пиратских рейдов. Те, кто не утратил тяги к земле, отправлялись на пашни, заготавливали корма для скота и топливо. Другие, уже порядком сжившиеся с ремеслом викингов, приводили в порядок корабли, готовя их к новым походам, или занимались рыболовством, добычей морского зверя и охотой, требовавших достойных воина навыков — верного глаза и твердой руки, силы и ловкости, отваги и выдержки.
Морские промыслы особенно важную роль играли для жителей Норвегии с ее самыми скудными в Скандинавии ресурсами земель, пригодных для обработки. Рыбу били острогами, ловили снастями, требовавшими наживки, различными ловушками и сетями. Тюленей и моржей норовили застать врасплох на лежбищах, а преследуя в открытых водах, старались если не загарпунить, то оттеснить к берегу, где в ход шли топоры, копья и стрелы. Самые отчаянные добытчики рисковали пойти с гарпуном и на кита, но все же этих гигантов предпочитали видеть обессиленными, выброшенными штормом на мелководье[77]. Объектами охоты были птица, мелкая наземная дичь, олени, лоси и кабаны. На хищных зверей ходили главным образом ради шкур с хорошим мехом.
Рис. 39. Монеты, чеканенные в Скандинавии и на захваченных норманнами территориях: монеты Хедебю (IX–X вв.), Норвегия (1016–1028 гг.), Дания (посл. четв. X — перв, треть XI вв.), скандинавские владения в Ирландии (X — нач. XI вв.), монеты Йорка под властью викингов (X в.), Англия под властью датчан (1016–1035 гг.), северные подражания чеканке арабского Востока и Византии
Не считались низкими занятиями и некоторые виды ремесел. Норвежский «конунг-викинг» Олав Толстый, к примеру, был признанным мастером кузнечного дела. Почиталась также и торговля, в значительной степени связанная с реализацией привезенной из походов добычи.
В течение дня трапезничали дважды — около полудня и по завершении всех работ. Рацион скандинавов был весьма многообразен: мясо животных, птиц, а также рыба в вареном, жареном, копченом и вяленом виде; приготовленные различными способами птичьи яйца, съедобные моллюски и растительные морепродукты, грибы… Важнейшую роль в системе питания играли сливочное мало и сыры. Приправами к кушаньям служили лук, тмин, горчица, хрен… Присутствовали в «меню» также каши и печеные из ячменной и ржаной муки лепешки. Роль десерта выполняли подслащенные медом дикие яблоки, лесные орехи и ягоды. Сопровождающими пищу напитками были: цельное и кислое молоко, два сорта пива — «ol» (легкое) и «bjor» (крепкое), ягодная или плодовая брага, медовуха, изредка — заморские вина.
Такое изобилие было характерно, скорее, для пиров, когда хозяин полагал своим долгом блеснуть хлебосольством. В обыденной жизни трапезы состояли из двух-трех блюд, разве что вечером к столу подавалось больше пива.
Во время еды пользовались столовой посудой, изготовленной преимущественно из дерева, реже — из глины. Обыденный ассортимент не принадлежал к числу широких: неглубокие лотки-блюда, миски и чашки, отличавшиеся от них по большей части лишь меньшими размерами. Жидкую и рассыпчатую пищу ели с помощью деревянных ложек, с мясом и рыбой управлялись ножом и руками. В торжественных случаях на столах появлялись скатерти и приличествующее достатку дома количество столовой посуды более изысканных форм (в том числе металлической) местной и иноземной работы. Традиционные рога для питья с оковкой устья и острия соседствовали с редкими и ценимыми на Севере стеклянными кубками, произведенными мастерами Рейнской области.
Рис. 40. Столовый набор скандинавов в «эпоху викингов»: серебряные кубки, деревянное блюдо-лоток, окованный рог для питья, миски из дерева и камня, деревянная ложка, металлическая спица-вилка, вилка с коленчатой рукоятью
Наряду с ложками и ножами, при еде применялись особые вилки с коленчатым черенком рукояти и загнутыми, словно крюки, зубцами, которыми подхватывали с блюд мясо и рыбу[78].
После вечерней трапезы наступало время досуга. По субботам его обычно использовали для мытья в бане с обязательной парилкой, но, в общем, каждый волен был распорядиться им как заблагорассудится. Долгими зимними вечерами, когда заняться было нечем, обитатели дома собирались у очага, беседовали, перебрасывались шутками, слушали рассказы возвратившихся из «викинга» молодцов о своих похождениях. Большой удачей было, если среди домочадцев кто-либо владел поэтическим даром. Мужчинам доставляло удовольствие еще раз полюбоваться оружием, смахнуть с него пыль и обновить смазку. Находились желающие померяться силами в настольных играх «тавлеи» (нечто вроде шашек или шахмат) и «мельница», а то и метнуть кости на какой-нибудь интерес. К ночи на околостенных настилах и хозяйских ложах раскладывались тюфяки, подушки и стеганые одеяла (и то и другое нередко на гагачьем пуху), а с наступлением зимней стужи — вдобавок меховые покрывала. День был окончен, дом погружался в сон…
Внешний облик, одежда и аксессуары. Возвращение из «викинга» подразумевало не только отказ от обычаев, образа жизни и привычек пиратской вольницы. Равнодушные в условиях походной жизни к внешнему лоску, по прибытии на родину викинги уделяли ему самое пристальное внимание, справедливо полагая, что это едва ли не самое яркое проявление преуспевания и престижа.
Франкский поэт IX века Гельмольд Нигель, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к северянам, отмечая, что те «живы, поворотливы и храбры до излишества», не забыл помянуть и о таких достоинствах скандинавских мужчин, как «высокий рост, красота лица и благородство движений».
Столь завидные внешние данные выгодно подчеркивала свойственная норманнам чистоплотность — явление в те времена весьма редкостное для Западной Европы. Причем дело не ограничивалось традиционными субботними омовениями в бане с обязательной сменой нательной одежды. Состояние обнаруженных в погребениях «эпохи викингов» зубов убедительно свидетельствует о тщательном уходе за ними.
Другой характерный пример — к числу заурядных археологических находок относятся миниатюрные костяные лопаточки для чистки ушей. Не оставались без внимания и ногти, причем не последнюю роль здесь играли соображения религиозного свойства — согласно поверьям скандинавов, всякий, кто умрет с неостриженными ногтями, доставит материал для постройки гигантского корабля в преисподней.
Рис. 41. Предметы личной гигиены, использовавшиеся скандинавами в «эпоху викингов»: костяные гребни (верхний — с чехлом), пружинные ножницы, бритва, лопаточка для чистки ушей, пинцет
Особенно заботливым было отношение к волосам. Доказательство тому — выявленное в ходе археологических изысканий огромное количество роговых и костяных гребней с накладной, изящно профилированной спинкой, нередко украшенной искусной резьбой. Те, что имели частые мелкие зубцы, предназначались для вычесывания паразитов, а более редкие — для укладки волос. Многие гребни имели специальные чехольчики — явный признак того, что владельцы носили их с собой постоянно.
Судя по дошедшему до нас изобразительному материалу, наиболее популярной мужской прической были волосы до плеч, тщательно зачесанные с висков за уши. На некоторых изображениях отчетливо была видна завивка, образующая по краю прически, со стороны шеи, аккуратную буклю. На рисунках с каменных стел можно было заметить мужчин и с более длинными волосами, ниспадающими на лопатки в виде не то косицы, не то «конского хвоста».
Не менее любовно ухаживали мужчины и за лицом. По изображениям прослеживается несколько фасонов бород, где ведущими формами были округлая «скобка» и «клин». Встречались и более вычурные варианты: датский «конунг-викинг» Свейн Харальдсон заслужил прозвище «Вилобородый» за манеру заплетать свою длинную бороду в косицы. Усы, с бородой или без нее, носили длинные, прямые, или со щегольски подкрученными кверху концами…
Следует, однако, отметить, что, судя по изобразительному материалу, немалой популярностью у мужчин пользовалась и гладко выбритое лицо. Желая придать ему большую выразительность, применяли косметику.
В Хедебю, крупнейшем торгово-ремесленном центре «эпохи викингов» на западе Балтики, существовало производство особых красителей для век, которыми пользовались как женщины, так и мужчины. И притом весьма умело: по замечанию арабо-испанского купца Ибрагима-аль-Таруши, это было им весьма к лицу.
Расхожую истину о том, что одежда делает человека, на Севере усвоили твердо. Повседневный мужской костюм покроем и набором деталей практически не отличался от того, что надевали в походы, разве что ткань на его пошив шла более тонкой выделки.
Рис. 42. Внешний облик норманнов по скандинавским изображениям IX–XI вв.
Традиционный наряд мужчины составляла рубаха навыпуск, длиной до середины бедер или немногим более, с простым или раз* резным воротом, и подвязывающиеся у щиколоток длинные узкие брюки. Реже встречались короткие, чуть ниже колен панталоны. Благодаря контактам с Востоком в моду входят также шаровары со множеством складок, подхватывавшиеся перевязкой под коленом. Для пошива использовались отбеленные или крашенные ткани изо льна и шерсти.
В зависимости от погоды или сезона надевался плащ (в особо сильные холода — подбитый мехом), скреплявшийся застежкой на правом плече или груди, сермяжные «дождевики» с капюшоном, а также куртки из ткани, кожи и меха.
Основным видом обуви были полуботинки на мягкой подошве, без каблуков, с ремешками, затягивавшимися у щиколоток или оплетавшими голень и завязывающимися под коленом. По необходимости обувь дополнялась ткаными обмотками либо меховыми «гетрами». Были в ходу также и сапоги. В холодное время года под обувь надевали толстые шерстяные вязаные носки.
Головными уборами служили различного фасона капюшоны, небольшие, без полей, шапочки из сукна или войлока (по древнерусской терминологии «урманки») и колпаки с кистями на макушках, отороченные по тулье мехом.
Одежду для торжественных случаев и праздников нередко шили из дорогих заморских тканей — шелка, тонкого сукна… Вещи украшались вышивкой, обшивались узорчатой тесьмой, галуном или нарядно окрашивались. Вышивка, а то и тиснение, покрывали поверхность парадной обуви, кроившейся из тщательно выделанной тонкой кожи.
Обычным дополнением к такого рода одежде служили многочисленные аксессуары — пуговицы из цветных металлов, перстни, браслеты, застежки-фибулы и булавки с подвижным узорчатым кольцом на головке для скрепления концов плаща, небольшие орнаментированные крючки для скрепления обмоток на голенях, шейные обручи-гривны, цветастые или же искусно вышитые тончайшей металлической нитью налобные повязки… С Востока пришла мода на пояса с набором чеканных или литых узорных бляшек, к которому подвешивали различные предметы личного обихода — кресала, нож, кошель и гребень.
Рис. 43. Скандинавские металлические украшения «эпохи викингов»: гривны (плетеная и с «молоточками Тора»), фибулы («подковообразные» и «равноплечая»), «кольцевидные» булавки, шейные амулеты (зооморфный и «молоточек Тора»), браслеты (гладкий и «витой»)
И конечно же необходимым дополнением к парадному костюму мужчины-викинга служили подчеркивающие его воинские заслуги отдельные предметы вооружения, отличающимся богатством отделки.
«Сага о людях из Лаксдаля» так описывает наряд одного из знатных исландцев: «Гейрмунд… был одет в пурпурное одеяние, и сверху на нем был меховой плащ, на голове — шапка из медвежьего меха, а в руке — меч…».
А вот как выглядела погребальная (сравнимая с парадной) одежда богатого «руса», скандинавского война-купца, по-видимому, уже основательно освоившегося на «Восточном Пути», согласно свидетельству араба Ахмеда-ибн-Фадлана (922): «…Надели на него шаровары, и гетры, и сапоги, и куртку, и кафтан парчовый с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку из парчи, соболевую…». Еще более великолепными были одеяния, в которые облачались для своих торжественных выездов конунги северных стран. Собираясь в поездку, Сигурд — отец Харальда Сурового, «…натянул на ноги высокие сапоги из козьей кожи и прикрепил к ним позолоченные шпоры… надел одежды из драгоценной ткани, а сверху — алый плащ. Он опоясался мечом, надел на голову позолоченный шлем…».
А еще почитавший отеческих богов северянин, отправляясь из дома по делам, не забывал украсить себя разного рода амулетами-оберегами, среди которых почетнейшее место занимали подвески в виде миниатюрных молоточков — символов Тора, одного из ведущих божеств скандинавского пантеона…
Изобразительное искусство, поэзия, письменность. Будучи неприхотливыми и даже, пожалуй, грубоватыми в обыденной жизни (не говоря уж о походном быту), викинги показали себя, на удивление, тонкими ценителями прекрасного. Справедливости ради, нельзя не упомянуть о том, что эстетические запросы северных воинов-мореходов в немалой степени носили утилитарный характер. Искусные украшения боевых судов служили доказательством престижа их владельцев, изысканная отделка оружия и снаряжения указывали на воинский статус викинга, а поминальные памятники и поэтические произведения увековечивали деяния участников заморских походов. Но и при этом таланта мастеров европейского Севера оспорить невозможно.
Рис. 44. «Bildsten» — каменная стела с о. Готланд (около 800 г.)
Изобразительное искусство Скандинавии «эпохи викингов» представлено главным образом резьбой по дереву, камню, кости и рогу, а также выполненными в различной технологии малыми формами из цветных металлов. По большей части, это плоскорельефные, орнаментальные композиции — от сравнительно простых, состоящих в основном из геометрических элементов, до предельно сложных, где сочетается «звериная» орнаментика и вычурное ленточное плетение. Высокий рельеф, прорезные изображения и скульптура встречаются реже. Реальные объекты (корабли, оружие, животные и птицы, люди) переданы, как правило, схематично или с высокой степенью стилизации. Что касается искусства живописи, то оно находилось в зачаточном состоянии и сводилось к раскраске произведений резчиков по дереву и камню.
Изобразительный материал подразделяется на несколько основных стилистических групп, которым присвоены названия тех географических пунктов, где были сделаны первые, наиболее представительные, археологические находки.
В первой половине IX века в Скандинавии бытуют стили «Броа» (Готланд) и «Усеберг» (Норвегия) — наглядные иллюстрации интенсивного поиска новых форм, призванных заменить изживающие себя мотивы и образы, унаследованные от предыдущей эпохи. Одним из ведущих орнаментальных элементов становится «хватающий зверь» — чудовище, готовое вцепиться зубастой пастью и когтистыми лапами в собственное, причудливо извивающееся, тело. Композицию дополняют ажурное ленточное плетение и мелкие декоративные элементы — насечка, штриховка, точечное заполнение. Нередки композиции, целиком состоящие из «плетенки» и чисто геометрические. Наряду с традиционными элементами, в скандинавской орнаментике начинают употребляться утрированные изображения человеческих лиц — «анфас», заимствованные из искусства народов Средней Европы.
Художественные эксперименты конца VIII — первой половины IX века завершились оформлением в скандинавском изобразительном искусстве двух ведущих стилей периода наивысшего подъема «движения викингов».
Стиль «Борре» (Норвегия), существовавший в 840–980 годах, обогатил орнаментальные композиции рядом новых компонентов. Одним из них стал «каролингский лев» (франкского происхождения), переработанный в соответствии с требованиями «звериной» стилистики Севера. Анатомия «львиных» фигурок не имеет почти ничего общего с реальной. Утрированное туловище развернуто в профиль, стилизованная ушастая голова с оскаленной пастью — в фас. Беспорядочно распластаны лапы, некоторые из них сжимают когтями тело «льва» или цепляются за традиционно дополняющую композицию — ленточную плетенку. Иногда несколько подобных существ изображены сцепившимися в смертельной схватке.
Среди иноземных заимствований, использовавшихся в стиле «Борре», оказались также отдельные детали орнаментики ирландцев, англо-саксов, славян и даже народов Востока, откуда в северное искусство проникло изображение трилистника характерной формы — «пальметки».
Существенные изменения претерпевают доставшиеся от экспериментаторских стилей первой половины IX века «маски». Они становятся рельефнее, превращаясь иной раз едва ли не в скульптурное изображение. Появляется особая разновидность, представляющая совершенно фантастические лики человеко-зверей. Еще одну разновидность «масок» можно, пожалуй, рассматривать как группу освященных традицией «канонических портретов» неких эпических героев.
Стиль «Еллинг» (Дания), получивший распространение в 870–1000 годах, не был, в отличие от предыдущего, столь насыщен иноземными заимствованиями и в большей степени соответствовал традициям скандинавского изобразительного искусства VII–VIII веков.
Ведущим элементом еллингской орнаментики выступают змееподобные чудовища, изображаемые чаще всего попарно, переплетенными наподобие восьмерки. Их тела в виде извивающихся лент четко обозначены двойным контуром, а внутреннее пространство заполнено поперечной штриховкой, насечкой или выпуклыми точками. Головы, повернутые в профиль, трактованы чрезвычайно сдержанно: показаны только округлые большие глаза и раскрытая пасть. При изображении конечностей мастера иногда ограничиваются лишь передними. Изящно изогнутые узкие, длинные ленточные отростки, отходящие от головы и лап, завершают композицию, придавая ей цельный, компактный вид.
«Борре» и «Еллинг» сосуществовали не только во времени. Нередки примеры, когда выполненные в столь разных между собой стилях композиции, тем не менее, гармонично сочетаются в оформлении одной и той же вещи.
Заключительный этап «эпохи викингов» был отмечен появлением в северном изобразительном искусстве так называемого «Стиля Большого Зверя». Последний, впрочем, не представлял собой некоего целостного художественного направления. Его вариантом в Дании был стиль «Маммен» (960–1020 гг.), в Норвегии — «Рингерике» (980–1090 гг.), в Швеции — «стиль рунических камней» (примерно с 1000 года).
Рис. 45. Мачтовый вымпел-флюгер скандинавского боевого судна (о. Готланд, вторая пол. X — первая пол. XI вв.)
Центральным композиционным образом первых двух становится западноевропейский «шагающий лев», радикально переработанный в соответствии с местными эстетическими вкусами. Изображения плоскостные, выделенные обычно двойным контуром. Объем показан линейными завитками на плечах и бедрах. Туловище зверя напоминает скорее лошадиное или оленье. Львиную голову заменяет развернутая в профиль драконья. Высунутый язык, хвост, лапы обильно усыпаны длинными, узкими отростками — «усиками» (также западноевропейское заимствование) с завернутыми спирально окончаниями. В виде пучка «усиков» представлена и пышная львиная грива. Дополнительным элементом композиции, как обычно, выступает ленточное плетение.
Разница между датским и норвежским «львами» незначительна и заключается, главным образом, в трактовке отдельных деталей.
В отличие от своих сородичей из Дании и Норвегии Большой Зверь «стиля рунических камней» был строже выдержан в традициях северной «звериной» орнаментики. Змеиное, упруго извивающееся тело, увенчанное изящной драконьей головой с узкой вытянутой мордой и наличие лишь передних конечностей — черты явно доставшиеся в наследство от стилистики «Еллинга». В сравнении со своим датским предшественником Большой Зверь шведов выглядит более могущественным, что не удивительно, если учитывать связь нового образа с соответствующей категорией памятников. Тело чудовища, окаймляющее обычно стесанную на «руническом камне» плоскость, изображалось лишенным объема и служило фоном для нанесения надписей.
Разновидности «Стиля Большого Зверя» отнюдь не представляли собой изолированные друг от друга узколокальные явления. Напротив, их сочетание в оформлении одной и той же вещи — дело вполне обычное в пределах всей Скандинавии. Наряду с этим развивается и взаимопроникновение «Маммена», «Рингерике» и «стиля рунических камней». Итогом этого процесса стало формирование к 50-м годам XI века стиля «Урнесс», время расцвета которого выходит, однако, за рамки «эпохи викингов».
Рис. 46. Стилистика «рунических» камней (Швеция, конец X — первая пол. XI вв.)
Сколь бы великолепными ни были произведения изобразительного искусства, их создание в глазах раннесредневекового скандинавского общества выглядело не более чем ремеслом, пусть даже достойным особого уважения. Иное дело стихосложение, совершенство в котором почиталось воистину божественным даром.
Согласно древнескандинавским мифологическим преданиям, дарующий поэтический талант волшебный элексир, именуемый Медом Поэзии, был приготовлен карликами Фьяларом и Галаром из крови умерщвленного ими мудрого человечка Квасира и меда пчел. Драгоценным напитком завладел великан Суттунг и упрятал его внутрь неприступной скалы. Прослышав о том, Один пошел в услужение к брату прижимистого великана Бауги, у которого выговорил себе в качестве платы право отведать Мед Поэзии. Бауги не сумел уломать сородича и, чтобы выполнить соглашение, был вынужден пробуравить в скале узкий лаз. Через него обернувшийся змеей Один проник туда. Три дня и три ночи пришлось провести предприимчивому богу в обществе охранявшей сосуды с чудодейственным элексиром великанши Гуннлед, прежде чем удалось осушить их. Выбравшись наружу, похититель Меда Поэзии принял облик орла и улетел в обитель богов, где выплюнул драгоценную ношу в золотой кубок. С тех пор и повелось, что вкусившие по воле Одина чудодейственного напитка становились выдающимися стихотворцами. Тем же, кому доставался помет, в который желудок орла превратил часть Меда Поэзии, была уготована роль бездарных рифмоплетов.
Скальды — сочинители и одновременно декламаторы стихов в Скандинавии «эпохи викингов» — пользовались необычайным почетом. Знаменитый «первоскальд» Браги Старый (первая половина IX века) послужил даже прообразом одного из богов северного языческого пантеона, то есть фактически удостоился обожествления. Удачные поэтические произведения приносили их авторам баснословные награды. Торарин Славослов (первая половина XI века) получил за свое творение от датского «конунга-викинга» Кнута Могучего 50 марок (свыше 10 килограммов) серебра. Вдвое щедрее оценили жители Исландии поэтическое вдохновение Эйвинда Погубителя Скальдов (вторая половина X века).
Подношения поэтам в виде драгоценностей, богатых одежд и оружия были обычным явлением. Известны случаи, когда вовремя сочиненные стихи смягчали гнев могущественных конунгов и тем самым спасали скальдам их собственные жизни. Иногда предпочитали платить за молчание. По преданию, один из скальдов чтением своих стихов лишил своего обидчика-ярла бороды и половины прически да еще умертвил многих людей из его дружины. Помня об этом, правитель одной из норвежских областей, свирепый и скорый на расправу Эйнар Флуге (первая половина XI века), предпочел откупиться от скальда, грозившего ему сочинением сатиры.
Северные ярлы и конунги не мыслили своего ближайшего окружения без присутствия в нем скальдов. Причем число последних служило своеобразным показателем богатства, влияния и амбиций того или иного правителя. Если верить сообщениям саг, в этом смысле никому не удалось превзойти объединителя Норвегии конунга Харальда Прекрасноволосого, приблизившего к своей особе небывалое множество стихотворцев. Устоявшуюся традицию не решились нарушить даже такие ревностные христиане, как Олав Трюггвасон и Олав Толстый, хотя оба и были склонны видеть в скальдической поэзии языческую забаву.
Особый спрос, разумеется, был на обладателей выдающегося таланта. Скандинавские правители наперебой старались заполучить в число своих приближенных знаменитого исландского скальда Гуннлауга (конец X — начало XI века), прозванного «Змеиным Языком» за мастерски сочиняемые им сатиры. Состоявший в окружении конунгов Олава Толстого и Магнуса Доброго, скальд Сигват Тордарсон (около 995–1045 гг.) был знаменит тем, что с гораздо большей легкостью изъяснялся стихами, нежели прозой. Скальд Тьодольв Арнорсон, обретавшийся при конунгах Магнусе Добром и Харальде Суровом, обладал поразительной способностью моментально слагать стихи на любую предложенную тему.
Престиж поэтического искусства стоял необычайно высоко, и дань стихотворству отдавали не только те, для кого это было основным занятием. И иной раз не без успеха. Недурным скальдом считался победитель Парижа Рагнар Лодброг, у которого хватило мужества даже мучительную казнь встретить стихами собственного сочинения. А «Гамманвизор» («Висы радости») — поэму, сложенную последним «конунгом-викингом» Харальдом Суровым во славу собственных подвигов и любви к княжне Елизавете Ярославне, и вовсе причисляют к вершинам скальдической поэзии.
Наиболее типичным стихотворным размером, применявшимся северными поэтами «эпохи викингов», был так называемый «дротткветт», буквально — «исполняемый хором», который придавал скальдическому стиху характерный ритмический строй, схожий с мерным барабанным боем, выполняемым соответствующими отдельным строкам сериями из трех ударов.
Творения скальдов не знали привычной для современного читателя рифмы, основанной на созвучии окончаний слов. В скальдических стихах ее заменяла, прежде всего, аллитерация, то есть созвучие начальных согласных в ударных слогах двустиший: двух — нечетной и одного — четной строк[79].
Неповторимый колорит придает поэзии скальдов контраст ограниченного круга использовавшихся в ней ключевых понятий с необычайным богатством передающей их лексики. Труд Снорри Стурлусона по теории стихосложения, носящий название «Язык поэзии», содержит обширнейший словарь «хейти», то есть простых поэтических синонимов[80], и «кеннингов» — стилистических конструкций, где одно существительное замещалось двумя, причем второе выступало определением первому[81].
«Виса», — восьмистрочная скальдическая строфа, — могла существовать как самостоятельно, так и служить составляющей поэтических произведений различных жанров. Последовательный ряд вис, объединенных общей темой, именовался «флокком». Такой же ряд, разбитый на части своего рода припевом — «стевом»[82], называли «драпой». Последняя являлась основным видом творчества скальдов и представляла собой «хвалебную песнь» в нескольких ее разновидностях. Собственно, «драпа» посвящалась деяниям конкретного человека. «Генеалогическая драпа» восхваляла его предков, «щитовая драпа» воспевала уже не самого героя, а его атрибуты, — как правило, богато украшенные, престижные предметы вооружения… Помимо героической поэзии, в арсенале скальдов имелась и любовная лирика — так называемые «мансаунги», а также «ниды» — хулительные стихи, повествующие о позорных проступках человека или рассказывающие оскорбительные для него небылицы.
Северная поэзия «эпохи викингов» была, по преимуществу, устной. Исландского скальда Снегле Галля уговорили погостить при дворе английского короля Гарольда Годвинсона до тех пор, пока там не будет заучена сочиненная им драпа, а в сочинениях такого рода должно было содержаться 70–80 вис. Один из скальдов при Харальде Суровом держал в памяти 90 своих произведений. И, тем не менее, вряд ли творения скальдов дошли бы до нас в столь значительном объеме, если бы они не были в свое время записаны, — тем более, что ряд записей скальдических стихов обнаруживается в археологическом материале[83].
Рис. 47. Варианты скандинавского «футарка» — рунического алфавита «эпохи викингов»
Прообраз рунического алфавита норманнов начал складываться в эпоху установления общей границы между Римской Империей и древнегерманскими племенами. По всей видимости, не без влияния североиталийского варианта латинского алфавита (восходящего к письменам древних этрусков) в среде последних был выработан собственный, из 24 знаков (по числу звуков языка древних германцев) — так называемые «старшие руны», употреблявшиеся с конца I по VIII век. На их основе к началу «эпохи викингов» в Скандинавии складывается «младший», 16-значный вариант, большинство рун которого обозначали уже не один, как ранее, а несколько звуков. Наиболее употребительной по всей Скандинавии становится «датская» форма начертания рун, хотя в Норвегии и Швеции продолжают сохраняться и местные разновидности.
«Младший» рунический алфавит, именуемый обычно «футарком» — по звучанию первых шести рун — делится на три разряда — «аэтта», названных именами богов; Фрейра, Хеймдалля и Тюра. Каждая руна имела собственное имя (подобно тому, как в славянской кириллице «а» — это «аз», «б» — «буки», «в» — «веди» и т. д.), исполненное глубокого мистического смысла[84]. Само слово «руна» имело одновременно два значения — «знание» и «тайна». Желая обладать тем и другим сам, Один решился подвергнуться великому испытанию:
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых…
Вера древних скандинавов в то, что именно их верховный бог подарил миру людей поэзию и грамоту, несомненно, определила исключительно высокий статус этих искусств в общественном сознании. Даже великий воитель Харальд Суровый, сочиняя о самом себе хвалебную вису, не счел нужным вынести в ней на первое место свое действительно исключительное умение владеть оружием. И начало его творения зазвучало так:
Восемь искусств постиг я:
выковать вису могу
резать любые руны…
Верования. Немного отыщется религиозных систем, способных сложностью и поэтикой превзойти ту, что господствовала в Скандинавии в течение всей «эпохи викингов».
Согласно древнесеверным мифам, на заре времен в недрах Мировой Бездны возникли два полярных мира — Муспелльхейм или Муспелль («огненный мир»), на краю которого воссел великан Сурт («черный»), сжимая в руке пылающий меч, и Нифльхейм («мир мрака»), в центре которого ревет поток, Кипящий Котел. Из него берут начало реки Свель («холодная»), Фьери («быстрая»), Слид («свирепая»), Хрид («буря»), Сюльг («глотающая»), Ульг («волчица»), Вид («широкая»), Лефт («молния»), Сид («медленная»), Секин («спешащая вперед»), Эйкин («бушующая»), Гейрвимуль («кишащая копьями») и множество других.
Муспелль излучал в Мировую Бездну тепло и свет, а Нифльхейм дышал свирепой стужей. Некие реки, носившие общее имя Элевагар («бурные волны»), изливали свои ядовитые воды в Мировую Бездну, где они превращались в лед, на котором яд выступал в виде инея. Когда его достигало исходившее из Муспелльхейма тепло, иней подтаивал. Ядовитые капли слились воедино и под действием теплотворной силы ожили, приняв облик великана Имира (или Аургельмира). Таким же образом возникла и корова Адумла, вскормившая великана молочными реками, вытекавшими из ее вымени. Имир стал родоначальником племени могучих и злобных инеистых великанов, а из соленых, покрытых ядовитым инеем камней, которые лизала корова, возник прекрасный обликом человек по имени Бури («родитель»). От брака его сына Бора («рожденный») с Бестлой, дочерью великана Бельторна, родились трое сыновей — первобогов: Один («бешеный»), Вили («воля») и Be («жрец»). Братья расправились с Имиром, и в хлынувшей из ран великана крови едва не сгинул весь род инеистых великанов. Победившие первобоги принялись за сотворение нового миропорядка. Труп Имира был брошен в Мировую Бездну. Из крови создали океан, из плоти — землю, из костей — горы, из зубов — валуны и камни. Земную твердь покрыл густой лес, возникший из волос убитого. Червей, копошившихся в теле великана, братья обратили в карликов и, избрав четырех — Нодри («северный»), Судри («южный»), Аустри («восточный») и Вестри («западный»), поставили их поддерживать сотворенный из черепа Имира небесный свод. А искры, летевшие в Мировую Бездну из Муспелля, стали на нем звездами. Мозг великана, подброшенный в небеса, превратился в тучи. На северном краю неба воссел гигантский орел по имени Пожиратель Трупов, от взмахов его крыльев над землей и водами стали проноситься ветры.
За смену времен года стали отвечать Отец Лета — добряк Свасуд («приятный») и Отец Зимы — жестокосердный и злобный Виндлони (или Виндсваль, «трудный, неприятный»).
Серединные земли первобоги огородили стеной из век Имира и назвали Мидгардом («серединная ограда»), а лежавшие за его пределами берега океана отвели для великанов и стали именовать Йотунхеймом («мир великанов»).
Затем братья отправились в лес и из приглянувшихся деревьев создали мужчину по имени Ясень и женщину — Иву. Один дал им жизнь и душу, Вили — разум и способность двигаться, Be — облик, речь, слух и зрение. И от этих людей пошел весь род человеческий, которому богами было предназначено обитать в Мидгарде.
Для себя боги избрали самый центр земли, где Один воссел на престоле, что был воздвигнут на утесе Хлидскьяльв («сторожевая башня»), и откуда обозревал он пределы мира. Женой его стала Фригг, дочь Фьергвина, и от этого брака пошел род Асов. Призвал Один Ночь, дочь великана Нарви, и ее сына по имени День, дал им колесницы и повелел объезжать небо и землю. Впереди несется Ночь, и на рассвете появляется на траве роса — пена, капающая с удил ее коня по имени Инеистая Грива. День следует за матерью, управляя конем Ясная Грива, и эта грива озаряет землю и воздух. И еще, за гордыню забрал Один на небо брата и сестру — Месяца и Соль («солнце»), детей человека по имени Мундильфари («движущийся в определенные сроки»). С этих пор правит там Соль впряженными в ее колесницу конями, Ранним и Проворным. А Месяц управляет ходом звезд и двое похищенных им детей, Биль («месяц на ущербе») и Хьюки («молодой месяц»), несущие коромысло Симуль («лунный луч») с ведром Сэг («море»), всегда следуют за ним, видимые с земли как пятна на лунном диске. Брат и сестра быстро летят по небу, преследуемые чудовищными волками Ненавистником и Обманом, потомками старой великанши — ведьмы из Железного Леса, что лежит к востоку от Мидгарда.
Обустроив мир, боги вспомнили и о себе, решив построить небесный город, который должен был получить название Асгард. Первым делом было воздвигнуто святилище с престолом для Одина и тронами для других богов. Все там было как из чистого золота, и назван он был Чертогом Радости. Столь же прекрасное святилище, Вингольв, построили они и для богинь. Еще была выстроена мастерская с кузнечным горном, наковальней и набором инструментов, где ковали боги золота так много, что век тог был назван Золотым. А еще создали боги палаты для каждого, и еще мост до самого неба, который зовется Биврест («трясущаяся дорога»), видимый с земли как радуга.
Когда строительство еще только начиналось, явился туда некий мастер-великан и предложил в полтора года отстроить крепость, неприступную для обитателей Йотунхейма, с тем условием, что отдадут ему в жены одну из богинь, да и еще и небесные светила в придачу. Договор был заключен и скреплен многими клятвами. Но затем боги подумали, что плата слишком высока, и подстроили так, что мастер не управился с работой в срок, а потом и вовсе расправились с незадачливым великаном…
Ежедневно по мосту Биврест боги съезжаются судить о делах к ясеню Иггдрасиль — самому величественному дереву на свете. Вершина его достигает небесного свода, а ветви простерты над всем миром. Три корня поддерживают ясень. Первый тянется к Асам и бьет там священный источник Урд. Все, что ни попадает в его воды, становится ослепительно белым, и роса, выпадающая от него, зовется медвяной, ибо ей кормятся пчелы. А еще плавают там два лебедя. Второй корень уходит к инеистым великанам, и есть там источник, владелец которого великан Мимир пьет ту воду из рога Гьяллахорн («громкий рог»), отчего исполнен величайшей мудрости. Третий теряется в глубинах Нифльхейма, — бурлит под ним поток Кипящий Котел, а снизу подгрызают змеи и дракон Нидхегг. На вершине ясеня сидит мудрый орел, а меж глаз его — ястреб Ведрфельнир («полинявший от непогоды»). Вверх-вниз по стволу снует белка Ротатоск («грызозуб») и переносит бранные слова, которыми осыпают друг друга дракон и орел. Олени Дайн, Двалин, Дунейр и Дуратрор щиплют листву дерева. Рядом со священным источником Урд, где и есть место сбора богов, стоит прекрасный чертог, в котором живут норны, — девы, назначающие судьбу каждому человеку. Трое из них — Урд («судьба»), Верданди («становление») и Скульд («долг») каждый день черпают из источника и поливают ясень…
Двенадцать божественных Асов обитают в Асгарде, и первый из них — Один. Он старше всех Асов и вершит всем в мире. Как ни могущественны другие боги, они не смеют его ослушаться. Один — мудрейший из Асов, ибо испил он из источника Урд, пожертвовав за это Мимиру один свой глаз. Прозвища Одина — Всеотец, Бог Богов, Бог Повешенных, Отец Побед, Отец Ратей, Отец Павших, ибо погибшие в битвах становились его приемными сыновьями… Кроме того, у него еще и множество имен: Грим, Санн, Бельверк, Атрид, Игг, Скильвинг и другие…
К месту встречи богов Один отправляется на лучшем в Асгарде коне, восьминогом Слейпнире («скользящий»).
Три чертога — Валаскьяльв, Вингольв и Вальгалла принадлежат Отцу Павших, и два последних он отвел своим приемным сыновьям, сложившим головы воинам-эйнхериям. Особенной величественностью отличается Вальгалла, где насчитывается 540 дверей, и через каждую из них разом могут пройти 800 воинов. А перед главными воротами Вальгирд расположена роща Гласир («сияющая»), деревья в которой покрыты листвой цвета червонного золота.
Единственные занятия эйнхериев — смертельные бои и пиры. Всякий день они в полном вооружении и бьются между собой насмерть. Но и смерть не властна над славными воинами, ибо убитые по окончании сражения воскресают и присоединяются к своим товарищам.
На пирах в Вальгалле присутствует сам Один. Едой эйнхериям служит неиссякающее мясо вепря Сэхримнира, которое повар Андхримнир готовит для них в котле, называющемся Эльдхримнир. Жажду приемных сыновей Отца Павших утоляет хмельное медовое молоко козы Хейдрун, щиплющей листву ясеня Иггдрасиль. Прислуживают пирующим прекрасные девы — валькирии, которые сами же и доставляют павших в Вальгаллу. Вот их имена: Христ («потрясающая»), Мист («туманная»), Хильд («битва»), Труд («сила»), Хлег («шум»), Херфьетур («пути войска»), Скеггьельд, Скегуль, Гель, Гейрахед, Рандгрид, Радгрид, Регнлейв.