В Верхнеуральске. Продолжение борьбы

В Верхнеуральске. Продолжение борьбы

Верхнеуральск – центр 2-го военного округа Оренбургского казачьего войска, куда отправился Дутов, – был расположен вдали от крупных дорог. Здесь можно было в течение некоторого времени, не теряя управления войском, относительно спокойно заниматься формированием новых сил для борьбы с большевиками. Основу нового формирования составили партизанские отряды отставного подъесаула Г.В. Енборисова и войскового старшины Ю.И. Мамаева (из Троицка), подъесаулов В.А. Бородина и К.Н. Михайлова, есаула Е.Д. Савина и сотника В.М. Свиридова. Всего до 600 человек. Кроме того, в окрестностях Верхнеуральска было сформировано несколько станичных добровольческих дружин, оружие которым было выдано из арсенала 2-го военного округа. На территории округа отряды Дутова продержались до середины апреля.

Прибытие Дутова в Верхнеуральск было неожиданным. Обосновавшись в городе, атаман арестовал местный совдеп во главе с прапорщиком С.П. Поповым (вскоре освобождены по решению Круга и выселены из города) и сторонников большевиков. По некоторым данным, в Совет явился переодетый Дутов и предложил содействие в поимке самого себя⁶⁵⁸. 29 января 1918 г. в Верхнеуральске под председательством М.А. Арзамасцева открылся 2-й чрезвычайный Войсковой Круг Оренбургского казачьего войска. Первоначально он должен был состояться в Оренбурге, однако захват столицы войска красными не позволил это реализовать. На Круге присутствовали 74 делегата.

В своей речи Дутов кратко рассказал о ходе борьбы с большевиками и причинах неудачи. Атаман упомянул о вредной и непоследовательной политике Т.И. Седельникова. Дутов трижды отказывался от своего поста, ссылаясь на то, что, возможно, войско страдает из-за него лично, однако делегаты не позволили ему уйти в отставку. Дутову был разрешен лишь двухмесячный отпуск, отгулять который атаману так и не пришлось.

30 января депутат Белобородов в конце своей речи заявил: «Пал Оренбург, но не пало войско, да здравствует Оренбургское казачье войско и Атаман Дутов»⁶⁵⁹. Таким образом, имя Дутова для части казаков постепенно становилось символом бескомпромиссного сопротивления большевизму.

Войсковой Круг был объявлен единственной легитимной властью в войске вплоть до решения вопроса о государственной власти на Учредительном собрании, руководители образовавшегося в Оренбурге самочинного Временного совета войска были исключены из казаков. Дутов также высказался за создание в войске офицерских отрядов. 4 февраля Кругом было принято постановление о формировании для самообороны в каждом военном округе одного полка в составе трех конных и трех пеших сотен и одной четырехорудийной батареи. Было принято решение о мобилизации казаков от 19 до 45 лет. Для самообороны предполагалось организовывать партизанские отряды. Было постановлено, что офицеры не должны снимать погоны. Кроме того, Дутов высказался за перенос войсковой столицы из Оренбурга в станицу Магнитную, как расположенную в географическом центре войска. Круг официально постановил не признавать Верхнеуральский Совет рабочих и солдатских депутатов законным, поскольку в городе нет ни фабрик, ни воинских частей. Также был официально упразднен Малый Круг⁶⁶⁰.

Несмотря на некоторые колебания, в целом Круг одобрил политический курс оренбургского атамана на вооруженную борьбу с большевиками, а решения Круга были объявлены обязательными как для казаков, так и для неказачьего населения войска. В то же время антибольшевизм депутатов Круга и войсковой администрации не имел еще сколько-нибудь законченного характера. Например, подъесаул И.Д. Каширин, известный своими революционными взглядами, всего лишь не был принят Кругом, но никакого наказания за свои политические убеждения не понес⁶⁶¹. По мнению В.М. Войнова, решения этого Круга в организационном плане положили начало противостоянию оренбургского казачества и большевиков, причем в основе конфликта была бескомпромиссная позиция обеих сторон⁶⁶². Такая оценка отчасти оправдана, однако до бескомпромиссного противостояния, в особенности со стороны казачества, было еще далеко.

Подробное, правда не всегда лицеприятное для Дутова описание его деятельности в этот период оставил в своих воспоминаниях председатель Верхнеуральской городской думы М.П. Полосин. Он писал:

«Меня познакомили с Дутовым в кулуарах съезда⁶⁶³. Я увидел перед собой небольшого, полного, сутулого человека, в желтом овчинном полушубке, заросшего давно не бритой бородой, половина которой на контуженой стороне была совершенно седая. Волосы на голове, стриженные ранее под машинку, отросли и были с проседью. Кисть правой руки намазана йодом и висит на черной повязке. Мне сказали, что с ним на съезде был обморок, при известии, что его жена и дети убиты большевиками в Оренбурге, и после этого у него отнялась рука. (Известие это, как потом оказалось, не было правильным.) Глаза у него голубые, большие, были очень красивы и поразили меня тогда своим грустным выражением. Я, как врач, поинтересовался состоянием его руки, на что услышал приветливое:

– О нет. Это ничего. При нервных потрясениях это со мной случается, а потом быстро проходит. А вы видите, какое время мы все переживаем…

Несколько дней эта рука еще фигурировала на съезде на черной повязке, потом повязка исчезла.

Речи Дутов произносил громко, складно и дельно. Во время речи он смотрел через головы слушателей, на противоположную стену. Голова его сутулилась, и поднятые вверх глаза останавливали на себе внимание слушателей. Седая борода и голова импонировали аудитории, состав которой был, главным образом, из стариков.

Через несколько дней съезд кончился, и в последний день произошла разительная перемена. Дутов явился на съезд в изящном штатском костюме, выбритый и гладко остриженный. Румяные щеки его пылали здоровьем, и на вид ему нельзя было дать более 35 лет. В то время ему было года 42–43⁶⁶⁴, но с бородой он выглядел лет на 50. Дутов не забыл порисоваться штатским костюмом, объяснив его тем, что ему приходится переодеваться, так как простые люди кидаются в сторону, когда он идет с булавой по улице в сопровождении своей охраны, и высказал надежду, что скоро, вероятно, ему не придется переодеваться и маскироваться и жизнь, особенно казачья, быстро наладится. (Вероятно, это обстоятельство послужило позднее к рассказам о нем как [об] оборотне.) При громких аплодисментах и криках «ура» он покинул трибуну»⁶⁶⁵. Вскоре Дутов решил отказаться от личной охраны. «От судьбы не уйдешь», – говорил он, стремясь к большей свободе (на самом деле речь шла о возможности более спокойно ухаживать за дамами)⁶⁶⁶. Для государственного деятеля такое поведение было крайне легкомысленным. Что же касается судьбы семьи Дутова, то в июне 1918 г. Н.Д. Каширин, узнав, что в Оренбурге остался отец Дутова, распорядился приставить к дому престарелого генерала охрану⁶⁶⁷. Вряд ли этот шаг можно поставить в заслугу красному командиру – он ведь отлично понимал, что, пострадай семья Дутова, той же участи не избежать и семье самого Каширина.

Денег у Дутова на организацию борьбы с большевиками не было. Касса верхнеуральского казначейства, в течение нескольких месяцев не получавшая денег из центра, была пуста. М.П. Полосину удалось провести через Верхнеуральскую городскую думу постановление об обложении местных богачей налогом в 100 000 руб., однако на добровольной основе удалось собрать лишь порядка 18 000 руб. Причем многие богатые верхнеуральцы скрыли свои сбережения от белых, красным же позднее отдали все, в том числе и жизнь.

5 марта 1918 г. Дутов из Верхнеуральска отправил с двумя партизанами письмо М.П. Богаевскому на Дон. Сам Богаевский был расстрелян большевиками 14 апреля 1918 г. в Новочеркасске, однако письмо, попав в мае на Дон с одним из партизан, не только не затерялось, но даже было в октябре 1918 г. опубликовано на страницах журнала «Донская волна», дойдя до нас в таком виде. Моральное значение получения этого известия из далекого Оренбуржья на Дону весной 1918 г., думаю, трудно переоценить. Дутов писал: «Податели сего письма партизаны Червь и ваш донец Дмитриев командированы к Вам изложить все. Писать и некогда, и лучше они на словах передадут все. Войсковое правительство просит оказать им доверие и наладить к нам доставку оружия. У нас мало пушек и особенно снарядов. Пулеметы есть и тоже маловато. Хотелось бы иметь всего, но как – сказать не умею. Силы последние выматываю, но борюсь до конца. Пережил три круга и все еще на посту. Очень и очень нужны офицеры и главное – деньги знаками прежними. Если вы сумеете послать нам деньги, посылайте со своим доверенным, это будет лучше. Вам все податели сего передадут – где мы и что мы. Привет Вам и всему Пр[авительст]ву. Ваш преданный и глубокоуважающий Вас атаман А. Дутов»⁶⁶⁸.

3 марта 1918 г. оренбургские большевики с целью упреждения возможных вооруженных выступлений против советской власти объявили о том, что за каждого убитого красноармейца или представителя советской власти будет расстреляно десять представителей оренбургской буржуазии, станицы, оказывающие содействие контрреволюционерам, будут расстреливаться артиллерией, та же участь ожидает все станицы, которые не сдадут оружие в течение трех дней. По имеющимся сведениям, инициатором подобного ультиматума в ответ на требования подполковника Корчакова был председатель Оренбургского губисполкома С.М. Цвилинг⁶⁶⁹. Небезынтересно, что в эти дни (12 марта) в Оренбурге открылся 1-й Оренбургский губернский съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. Всего присутствовало 1200 человек, включая около 1000 большевиков и только 130 казаков (и это в казачьем регионе!). Неудивительно, что практически все казаки, осознав невозможность отстаивать свои интересы при таком соотношении сил, покинули съезд. Осталось лишь 13 казаков, образовавших казачью секцию. Со съезда также ушли меньшевики и эсеры⁶⁷⁰. На съезде был избран Оренбургский губисполком, в состав которого вошли 74 человека, в том числе 9 представителей казачества (А.А. Галин, К.П. Лызлов (в 1919 г. – председатель войсковой ЧК Оренбургского казачьего войска!), Н. Захаров (избран войсковым комиссаром), Х.Г. Абузяров, В.Л. Кутелев, Г. Лыков, Журавлев, А. Пименов и А.С. Шереметьев (избран военным комиссаром войска), которые, по одному из свидетельств, представляли собой «подлинную революционную казачью бедноту»⁶⁷¹.

Между тем Дутов распространял по войску приказ о мобилизации «для защиты станиц и имущества от грабителей»⁶⁷². Для подобного призыва имелись все основания, поскольку даже сами большевики в своих военных сводках признавали, что посылаемые под Оренбург отряды деморализованы и занимаются мародерством⁶⁷³. Вместе с тем Дутов вроде и не хотел формировать казачьи отряды, не доверяя казакам⁶⁷⁴. Аналогичная ситуация складывалась и с офицерскими формированиями. Дутов бездействовал. По свидетельству очевидца, он «никого не принуждал, сидел в Верхнеуральске и, как мне казалось, ничего не делал. Ходил в клуб, ухаживал за дамами, танцевал, ходил по гостям, играл в карты; пил он немного. Рассказывал много о себе, сам себя называл исторической личностью, охотно притом ругал Керенского и вообще социалистов и, несомненно, мечтал о лаврах Наполеона… он отвечал мне:

– Ну, что, по-вашему, надо делать? Отряд формируется, до весны боев никаких не будет! Вы думаете, большевики пойдут сюда, в Верхнеуральск? Да никогда! Они, дорогой мой, привыкли воевать с комфортом: штаб их в международных вагонах, а солдатня, матросня – в классных. Пойдут они вам сюда, за 150 верст от железной дороги, да еще в такие морозы!»⁶⁷⁵. В этот период Дутов предпринял попытку получить оружие у казаков 15-го Оренбургского казачьего полка, вернувшихся в войско (станица Карагайская) со всем вооружением. Первая попытка закончилась перестрелкой между казаками и посланцами Дутова, однако затем Дутов все же получил оружие (в том числе 4 пулемета).

Тем не менее в период пребывания в Верхнеуральске мобилизовать казаков на борьбу Дутову не удалось. Казаки поднялись сами, но несколько позже. Положение же Дутова в Верхнеуральске тем временем начинало ухудшаться. Местное население все меньше считалось с его властью, подняли голову сторонники красных и просто хулиганы. Доходило до откровенного унижения. Например, пьяный хулиган разбил окно квартиры Дутова, ругал атамана прямо рядом с его домом, а затем уехал⁶⁷⁶. Правда, горячие головы из партизанского отряда Дутова во главе с поручиком Гончаренко, которого за его красную фуражку прозвали «красной шапочкой» (в Оренбурге Гончаренко служил комендантом железнодорожной станции), догнали наглеца и ранили его. Но при этом стрельба на улицах города средь бела дня пошла явно не на пользу авторитету Дутова. Задержанные позднее активисты местного совдепа умоляли о пощаде, ссылаясь на собственную темноту. Дутов решил поиграть перед арестованными демократизмом и заявил в ответ на обращение к нему: «Здесь нет высокоблагородий, я такой же человек, как и вы, и если вы думаете по-своему, то позвольте и мне думать и делать так, как мне кажется лучше!»⁶⁷⁷

После этого Дутов вновь забросил государственные вопросы. В газете «Уральский маяк» он под псевдонимом «Гражданин» стал публиковать свои статьи. Кроме того, как писал очевидец, «ухаживания его за дамой сердца приняли систематический характер. Муж этой дамы поспешил уехать из города, даже со скандалом: партизаны не хотели его выпустить, посчитав его за шкурника. Дутов не вылезал из квартиры дамы, или она от него. Часть членов правительства куда-то выехала, часть сидела, ругала Дутова и ничего не делала»⁶⁷⁸. Почта и телеграф прекратили свою работу, в городе начались аресты. Тогда же Дутов предпринял попытку захватить соседний Троицк, причем лично возглавил операцию, обратил красных в бегство под станицей Сухтелинской и преследовал их до самого Троицка, 26 марта атаковал город, но овладеть им не смог. По имеющимся сведениям, атаману удалось отрезать город от окружающего мира⁶⁷⁹, однако дальнейшие события вынудили его свернуть операции на этом направлении.

В отсутствие Дутова в Верхнеуральске был застрелен комендант города поручик Гончаренко. Воспользовавшись слабостью Дутова, 25–26 марта его противники подняли восстание и взяли власть в Верхнеуральске. Войсковое правительство успело уехать, однако вещи Дутова остались на его квартире и были захвачены восставшими. Активную роль в восстании и в последовавших за ним погромах и терроре сыграли женщины-солдатки. Восставшим достался городской арсенал, однако патронов было мало. В качестве подкрепления после восстания в город из Белорецка прибыл отряд красных. Небезынтересно, что дама, за которой ухаживал Дутов в Верхнеуральске, по занятии города большевиками уехала с каким-то красным прапорщиком.

28 марта партизаны Дутова предприняли безуспешную попытку отбить город. Казаки наступали с двух сторон: основная группа под командованием Генерального штаба полковника И.Г. Акулинина – со стороны станиц Урлядинской (родная станица Акулинина) и Карагайской. По свидетельству участника событий, «была дурная погода, сильная метель. Большие расстояния, пройденные бойцами, прежде чем дойти до Верхнеуральска, утомили их. Бой длился до вечера под самым Верхнеуральском, но городом овладеть не смогли и отошли – партизаны в район ст. ст. Краснинской и Кассельской, а дружины – в свои станицы»⁶⁸⁰.

В занятом красными Верхнеуральске на службу к большевикам поступили сыновья атамана станицы Верхнеуральской и бывшие подъесаулы Н.Д. и И.Д. Каширины, возглавившие сторонников большевиков в Оренбургском казачьем войске. Каширины пользовались авторитетом в Верхнеуральской станице, однако, как вспоминал В.К. Блюхер, «я бы не сказал, что они в то время (речь идет уже об июле 1918 г. – А. Г.) были вполне политически сложившимися и полностью понимали свою роль. И.Д. Каширин был беспартийный. Одевался он немного помпезно, обычно носил красную рубашку. Н.Д. Каширин представлял собой резкую противоположность своему брату. Он уже в то время был членом партии. Это был скромный, сдержанный и умный командир»⁶⁸¹. По оценке председателя Верхнеуральской городской думы М.П. Полосина, Каширины – «типичная казачья семья – подхалимов. До революции отчаянные монархисты… Отец, станичный атаман Верхнеуральской станицы, до пупа увешанный большими серебряными и золотыми медалями, урядник, за выслугу лет и подхалимство перед начальством произведенный потом в хорунжие. Три сына, офицеры, с юнкерским образованием. Младший сходил с ума. Мать их – алкоголичка. После свержения большевиками Временного Правительства все они сделались большевизанами»⁶⁸². Похожую оценку привел Г.В. Енборисов: «Я уверен, что Каширин[ы], особенно Иван, – люди совсем не идейные, а просто они привыкли смотреть на своего отца – атамана станицы – в течение 27 лет как на человека, занимающего должность «Божественного происхождения», и они, как наследники его, должны быть тоже атаманы, тоже власть, а большевикам это все равно… Раз человек из ярого монархиста легко перелетел в революционеры, то еще легче он способен явиться обратно, как и вообще все перелеты-трусишки-шкурники идут за шкуру»⁶⁸³. И.Д. Каширин отличался жестокостью. Например, есть данные о том, что он лично застрелил 11 казаков поселка Куропаткинского, в станице Арсинской им же было сожжено 90 домов⁶⁸⁴. Сложно сказать, достоверны ли эти сведения. Тем не менее финал жизненного пути братьев Кашириных был закономерен – в 1937–1938 гг. они получили от советской власти вполне заслуженную ими благодарность.

По оставлении Верхнеуральска атаман 2-го военного округа хорунжий В.Н. Захаров перебрался в поселок Кассельский в 25 верстах от города, а Войсковое правительство во главе с Дутовым переехало в станицу Краснинскую (в 12 верстах от Кассельской и в 20 верстах от Верхнеуральска). В самом городе вовсю шли расстрелы офицеров, казаков, простых людей. По имеющимся сведениям, казнено было около ста человек (в том числе и не успевший покинуть город член Войскового правительства И.С. Белобородов, городской голова Верхнеуральска П.С. Полосин, войсковой старшина П.Ф. Воротовов, протоиерей М. Громогласов), что для захолустного городка было немало⁶⁸⁵. В связи с верхнеуральским террором печальную известность приобрел прибывший в город уфимский большевик М.С. Кадомцев.

После провала наступления две недели у Дутова ушло на установление связи с различными районами войска. На 14 апреля в станице Кассельской был намечен созыв окружного съезда 2-го округа, а на 18 апреля – созыв Войскового Круга, однако события пошли по другому сценарию. 14 апреля Кассельская была занята красными, в станице произошел бой, которым руководил отставной подъесаул Г.В. Енборисов (ранен в этом бою), из Краснинской подоспел партизанский отряд подъесаула В.А. Бородина (также ранен в этом бою), в результате красных к вечеру обратили в бегство и преследовали на протяжении 25 верст вплоть до самого Верхнеуральска. При бегстве красными было брошено 13 пулеметов, в их рядах убито около 20 человек⁶⁸⁶. По слухам, сам В.К. Блюхер при отступлении едва спасся, спрятавшись в куче навоза возле горы Имамоевой⁶⁸⁷. Впрочем, для занятия и удержания города, несмотря на панику в нем, сил преследователей было явно недостаточно.

Наступление красных было лишь первым тревожным сигналом. Тучи над загнанными в уральское захолустье немногочисленными силами Дутова постепенно сгущались. В начале апреля в Троицк прибыл В.К. Блюхер с красногвардейскими отрядами из Екатеринбурга (командир – СВ. Мрачковский) и Челябинска (командир – С.Я. Елькин), двумя ротами мадьяр и батареей⁶⁸⁸. В Троицке в распоряжение Блюхера поступили пермский отряд Лупова и Уральский красногвардейский отряд Циркунова. 17-й Сибирский стрелковый полк, некогда оставленный в Троицке СД. Павловым, составлял городской гарнизон. Кроме того, красные располагали дислоцированными в Верхнеуральске отрядами НД. Каширина и М.С. Кадомцева. Впрочем, последний предпочитал не подчиняться приказам Блюхера, а действовать самостоятельно. Таким образом, силы красных были разделены на две группы, сосредоточенные в Троицке и Верхнеуральске.

К середине апреля станица Краснинская оказалась окружена красными⁶⁸⁹. На военном совете было принято решение пробиваться на юг и, если не удастся удержаться на войсковой земле, уходить вдоль реки Урал в киргизские степи. Там планировалось находиться до тех пор, пока не представится возможность вернуться обратно в войско для продолжения борьбы с большевиками (здесь уместна параллель со Степным походом донских казаков)⁶⁹⁰. Сам Дутов впоследствии отрицал вынужденный, отступательный характер похода и утверждал, что в поход казаки выступили с целью получить патроны со складов в Тургае, а также отдохнуть после напряженной борьбы⁶⁹¹. На самом деле ситуация была совершенно иной.

Об этом периоде борьбы Дутов позднее несколько преувеличенно рассказывал сибирским журналистам: «Это была настоящая война – не партизанская, а настоящая… Я воевал с ними (красными. – А. Г.) в продолжение нескольких месяцев, что называется, с голыми руками. Мой отряд состоял из двухсот тридцати человек. За все время у меня не было больше людей. Винтовок еще меньше, а патронов так совсем мало. Больше шашками работали. Ну а о продовольствии нечего и говорить: по нескольку дней ничего не ели…»⁶⁹²

Уход казаков вызвал крайне негативную реакцию местного населения, которое восприняло это чуть ли не как предательство, справедливо опасаясь репрессий со стороны красных. В результате Дутову пришлось оставить часть оружия станицам Краснинской и Кассельской для успокоения станичников.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.