ЧЕЛОВЕК ДЕЙСТВИЯ
ЧЕЛОВЕК ДЕЙСТВИЯ
«Британский дворянин — свободный человек, способный судить, что правильно, а что неправильно, он сам выбирает страну и дело восстановления естественных прав угнетенных».
Это ответ Томаса Кохрейна испанскому вице-королю в Лиме дону Иоахиму де ла Пезуэла, который был удивлен присутствием британского лорда в рядах мятежников. Кохрейн знал, что далеко не все представители его класса желали восстанавливать естественные права угнетенных. Он хотел лишь сказать: «Я — свободный человек, способный судить, что правильно, а что неправильно…»
Он не выбирал Южной Америки, она выбрала его. Этот случай подтверждает положение Гегеля: «Свобода есть осознанная необходимость». Лорд Кохрейн мог продолжать вести политические бои в центре Лондона в качестве радикального члена палаты общин, но он предпочел вооруженную борьбу за права народов. Это выбор человека, который привык смотреть смерти в лицо и готов был вновь бросить вызов судьбе.
Кохрейн не сомневался, что в данном случае правильно. Свобода превыше всего, и лорд Кохрейн легко отказался от правил и предрассудков своего класса ради благородного дела помощи народам Южной Америки.
Он всегда отстаивал свое право на свободу выбора. Отец хотел сделать его солдатом, но Кохрейн чувствовал призвание к морскому поприщу и стал моряком. С раннего детства он проявлял критическое отношение к любым авторитетам. Он ослушался отца и в дальнейшем будет часто поступать не по приказу, а по собственному выбору, исходя из насущных требований момента.
Свобода была воздухом, которым он дышал. Она была главным вопросом эпохи и первым лозунгом Французской революции, идеалы которой он вполне разделял. Лекции Дугалда Стюарта в университете Эдинбурга придали его юношеским воззрениям необходимую системность, и Кохрейн окончательно сформировался как человек и гражданин.
Он всегда предпочитал конкретное знание и избегал отвлеченных формул. Короткое время в университете он использовал не только для изучения моральной философии, но и для обретения знаний по химии. Годы спустя он будет разрабатывать химическое оружие и даже предложит применять его во время Крымской войны. В нем вполне уживались идеалы гуманизма и военная необходимость. Он разрабатывал разные виды вооружений и, не колеблясь, пускал их в ход. До химических способов уничтожения дело не дошло, но он применял разные типы взрывных и зажигательных устройств на протяжении своей военной карьеры.
Талантливый человек талантлив во всем, однако даже у людей широчайших знаний и дарований есть главное дело жизни. Политические способности Наполеона были посредственными, на что указывали Стендаль и Шатобриан. Полководческий гений императора французов ставили под сомнение лишь люди пристрастные.
Томас Кохрейн был офицером, политиком, техническим изобретателем и предпринимателем, однако в историю он вошел как моряк и флотоводец.
Достоинства капитана флота стали недостатками на политическом поле. В море он был мастером самостоятельных действий во главе команды беспрекословно подчинявшихся людей, в политике ему не хватало правильной координации своих планов с коллегами. Он не мог быть партийным вождем и остался ярким политиком-одиночкой и представителем простых людей.
На войне он ставил цели и добивался победы, подготовив необходимые для нее средства. В политике он вступал в неравный бой без надежды на победу. Парламентарий Томас Кохрейн будто и не пытался найти эффективные инструменты достижения цели. Он расходовал время и энергию на подготовку своих выступлений, бросал вызов существующим порядкам, но его яростные атаки часто захлебывались. Обнародовав вопиющие факты несправедливости и коррупции, он зачастую не предлагал конкретного плана действий. Он взывал к совести и чести, но находил мало союзников.
Не добившись результата парламентскими способами, он готов был пойти на крайние меры. История с защитой дома сэра Фрэнсиса Бардета с помощью взрывчатки является примером готовности Кохрейна к борьбе не на жизнь, а на смерть. Нарушение властями принципов либеральной демократии он посчитал достаточным основанием для использования радикальных методов защиты свободы своего друга.
Он рассудил, что правильно, а что неправильно, и нашел собственный способ борьбы за справедливость. В этом проявились его свободная воля, натура воина и солидарность с людьми.
Настоящая солидарность — большая редкость в этом мире. Проявляющий солидарность человек готов разделить чужую судьбу. Немногие согласны на это. Обычно люди исходят из собственных интересов и предпочитают покой и безопасность. Солидарность сродни благородству, но для большинства благородство имеет пределы. Легко быть благородным, когда это выигрышно для репутации и не связано с риском для жизни, здоровья, карьеры или страхом потери собственности. Благородство заканчивается там, где риск слишком велик. Поэтому настоящее благородство и истинная солидарность встречаются не часто. В благородстве Наполеона, Байрона, Кохрейна было самопожертвование, и только оно делает их непридуманными героями.
Другая важнейшая черта благородного человека или настоящего идеалиста — предельная серьезность в отношении к таким категориям, как Бог, любовь, дружба. Кохрейн не был религиозным человеком, но он знал одну большую любовь, и в этом видна натура исключительно цельного человека. В проявлениях дружбы и солидарности он всегда шел до конца. Он отстаивал права и интересы моряков, простых тружеников и политических союзников. Он требовал от начальства выплат жалованья и призовых денег своим сослуживцам, даже когда сам получал эти блага сполна. Забота Кохрейна о своем первом лейтенанте Уильяме Паркере в 1801 году была примером солидарности и борьбы за справедливость. Он прошел все инстанции, добиваясь продвижения своего коллеги по служебной лестнице, хотя следствием такого поведения должна была стать немилость высокого начальства. Донкихотская борьба за улучшение условий жизни и охрану здоровья моряков, своевременные выплаты жалованья, улучшение условий содержания военнопленных была проявлением сострадания и других редких качеств натуры настоящего человека. В ряду этих поступков случай с сэром Фрэнсисом Бардетом остается исключительным. Сам Бардет не был готов на крайние меры ради самозащиты, но Кохрейн ради друга был готов на все. Он отстаивал не только свободу своего союзника, но и честь, достоинство и права человека в самом широком смысле этих понятий.
Слово «равенство» также не было для Кохрейна пустым звуком или выдумкой философов-идеалистов. Он вступил в борьбу за справедливую пенсионную систему, чтобы заменить устаревшие сословно-иерархические принципы распределения материальных благ новыми и честными правилами. Увы, «друг реформы» вновь не подкрепил свою критику существующих порядков конструктивными предложениями или реальными законопроектами.
Он нападал на самых влиятельных людей государства, армии и флота — графа Сент-Винсента, семейство Уэллесли. Это было похоже на борьбу с ветряными мельницами, и последствия для нападавшего были самыми печальными. Система накажет Кохрейна при первом же удобном случае.
Идеалом государственного и общественного устройства для Томаса Кохрейна была либеральная демократия. Ее принципы отвечали первоначальным представлениям героя о свободе, равенстве и социальной справедливости. Он понял на личном опыте, насколько сложно изменить инерционную систему британского порядка. Кохрейн очень надеялся на новые независимые страны, готовые к восприятию передовых идей. Он испытал глубокое разочарование практикой управления республикой Перу, и именно это стало причиной его конфликта с генералом Сан-Мартином. Кохрейн отказывался признавать, что принципы либеральной демократии не годятся для государства на этапе его становления. При старом режиме колонизаторы грабили страну, в то время как народ жил в страхе и нищете. Республиканский правитель Сан-Мартин поддерживал порядок сильной рукой авторитарного лидера и заслужил сильнейшую критику Кохрейна, который видел в новой общественной реальности сплошное беззаконие. Кохрейн не принял от Сан-Мартина титулов и благ и гордо удалился.
Он ошибался, но сохранял чистоту принципов. В Бразилии история во многом повторилась. Кохрейн одержал впечатляющие военные победы, но не захотел принять политическую реальность бразильской империи.
В Греции он должен был не только подтвердить репутацию великого флотоводца и тактического гения, но и проявить качества зрелого политика. В местной ассамблее он показал себя настоящим лидером. Кохрейн заставил себя уважать и пристыдил партийных вождей, думавших о групповых интересах в самый решительный момент борьбы за общее освобождение.
По большому счету, Кохрейн не достиг весомых результатов в политике. Вместе с тем он показал себя настоящим пророком. Покидая родину и отправляясь в Чили, он предсказал революционные потрясения при отказе политической элиты Великобритании от проведения назревших реформ. Кохрейн переживет многих друзей, врагов и гонителей и станет свидетелем революций и смен политических режимов в европейских странах.
Много лет он занимался техническим изобретательством, однако и здесь не одержал настоящих побед. Он создал бомбы, паровые двигатели и сконструировал фрегат-пароход, не избежав при этом опшбок в технических расчетах. Кохрейн был способным инженером, но лавров на этом поприще он не заслужил. Обидным следствием его продолжительных неудач стало охлаждение отношений с супругой.
Кохрейн-предприниматель пытался зарабатывать деньги разными способами. В своем чилийском имении он строил планы производства говядины для снабжения прибывающих кораблей, установки машин для чеканки монет по заказам правительства и вынашивал идеи применения новейших технологий сельскохозяйственного производства. Эти аграрные проекты Кохрейн когда-то обсуждал с Уильямом Коббетом. Он оставил мирные планы, получив приглашение в Бразилию.
Нет, не политика, не бизнес и не техническое изобретательство принесли Кохрейну мировую славу. Он был моряком по призванию и воином по натуре. Во время Крымской войны Адмиралтейство рассматривало возможность назначения Кохрейна главнокомандующим Балтийским флотом. Ему было семьдесят девять лет, но он сохранял все навыки и энергию моряка и командира. Рассмотрев его кандидатуру, Адмиралтейство решило не рисковать. Причиной отказа стала боязнь того, что Кохрейн может ввязаться в рискованное военное предприятие с непредсказуемыми последствиями.
Карьеру адмирала Кохрейна можно разделить на несколько этапов — служба в составе экипажей кораблей под началом других командиров (1793 — 1800), командование шлюпом Спи-ди (1800 — 1801), командование кораблями Араб, Паплас, Империуз (1803 — 1809), где особняком стоит операция в районе порта Рошфор (апрель 1809-го), командование флотами южноамериканских стран (1819 — 1825), кампания в Греции (1827) и последнее плавание (1848 — 1851).
Биография солдата или моряка состоит из отдельных событий и боевых дел, и подробности здесь важнее простого перечисления дат. По вполне понятным причинам имя Томаса Кохрейна включено далеко не во все справочники по военной истории. С 1793-го по 1809 год он не участвовал в делах большого масштаба, события в устье реки Шаранта не стоят в ряду великих битв эпохи, а значение кампаний в Чили, Перу и Бразилии можно по достоинству оценить лишь при ближайшем рассмотрении. Тем не менее карьера морского офицера Кохрейна заслуживает внимательного взгляда. Он смог наполнить театр боевых действий настоящими чудесами.
Кохрейн всегда оставался хозяином своего дела и кузнецом собственного счастья. Уникальность этого человека состоит в его бескомпромиссности, которая проявлялась в войне и политике. Все отмечали абсолютную прямоту его оценок и суждений.
Как такой герой вообще мог существовать в строгой иерархии военно-морского флота? Аристократическое происхождение и влиятельные покровители сыграли немалую роль на начальном этапе карьеры Томаса Кохрейна, но с некоторых пор он должен был делать себя сам. Место этого человека — за штурвалом корабля. Здесь он чувствовал себя полностью в своей стихии. Кохрейн знал все о морских делах — устройстве корабля в целом и отдельных его частей, роли каждого члена экипажа, боевой тактике, вооружении. Овладев всеми искусствами и ремеслами воина и моряка, он ощущал себя властелином водного пространства и другом стихий. Он занял превосходную и обособленную позицию вдали от начальства и рутины и мог использовать всю мощь и энергию ветра, приливов, корабля, членов команды для достижения конкретных и жизненно важных целей. В образах моря, волн, корабля и парусов заключены свобода и тайна красоты окружающего мира. Кохрейн обожал море и корабли и осуществил мечту своего детства.
«Он был высоким и повелительным, полным жизни и обаятельным, он мгновенно давал советы, был бесстрашным и хладнокровным в деле, — вспоминал Джордж Финлэй, участник греческой кампании 1827 года. — Одаренный силой характера и военным гением, постигший флотское дело учебой и опытом и знакомый с моряками разных стран и в разных условиях, он не стал общепризнанным героем Британии лишь по причине своего нетерпеливого нрава и слишком сильно выражаемого презрения к посредственности и традиционным правилам»[116].
Он в совершенстве владел имевшимися у него средствами и ресурсами и был уверен в своей способности победить многочисленных врагов за счет превосходного плана, всесторонней подготовки и смелого нападения в самый неудобный для неприятеля момент. Если на стороне нападающих все преимущества внезапности, воинского мастерства, высочайшей моральной и материальной мотивации, то победа будет одержана. Он умел убеждать людей в rfx способности сокрушить превосходящие силы противника.
Кохрейн знал, что он практически не имеет права на ошибку. Если командир сухопутных сил может проиграть сражение и отступить, то идущие на штурм или абордаж моряки обязаны победить или умереть. Умение хладнокровно взвесить и оценить все факторы, условия и обстоятельства совершения акции было важнейшим из искусств Томаса Кохрейна. Он самым основательным образом обдумывал свои действия, делал необходимые расчеты, ходил на разведку и лишь после этого атаковал.
Морской волк — правильное прозвище для такого командира. В отличие от одинокого хищника Кохрейн стоял во главе отряда бойцов и отвечал за их жизни. Любая его неудача могла стать последней, если бы люди потеряли веру в своего вождя.
Он оставался таковым до 1809 года, когда ему доверили дело большого масштаба и чрезвычайной важности. Кохрейн взялся за него, несмотря на неблагоприятные обстоятельства — накопившуюся усталость и вероятные сложности при командовании старшими офицерами.
Сам факт его назначения исполнителем операции говорил о многом. К тому времени Кохрейн уже проявил себя бескомпромиссным критиком существовавших в британском военно-морском флоте порядков и стал ненавистной для многих фигурой, однако его достоинства были слишком весомыми. Руководство Адмиралтейства склонилось к его кандидатуре, и Кохрейн стал флотоводцем на час.
Гений и человек высочайшего чувства долга оказался под началом посредственности, и это определило характер последующих событий. Кохрейн показал себя достойным командования крупными соединениями военно-морских сил и проявил себя непревзойденным организатором и исполнителем сложнейшей с технической и психологической точек зрения акции. Он провел всестороннюю материальную подготовку уникальной операции и лично возглавил атаку, ведя корабль с бомбами на борту. С формальной точки зрения он мог после этого отправиться на отдых в свою каюту и предоставить другим довершить начатое дело, однако он продолжал руководить действиями подчиненных. Главнокомандующий не поддержал его порыва, и Кохрейн взял на себя исключительную ответственность — он вынудил адмирала Гамбье послать корабли ему на помощь, проявляя при этом смекалку и виртуозное мастерство навигации. Следом он бросил вызов численно превосходящему противнику и вступил в бой с тремя линейными кораблями. Он громил врага, нанес ему большой урон и в дальнейшем продолжал обстреливать сидевшие на мели корабли противника во главе флотилии судов, пока адмирал Гамбье не приказал ему передать командование другому офицеру
Кохрейн стремился к цели, не жалея себя. А ведь он был человеком, к тому времени сделавшим личное состояние. Богачи обычно консервативны, но у Кохрейна и в мыслях не было наслаждаться достигнутым материальным положением. Он продолжал рисковать жизнью, служа родине. Это усердие и самопожертвование — достойный ответ тем критикам Кохрейна, которые видят в его действиях только меркантильную сторону
Какую оценку можно дать акции британских моряков в районе порта Рошфор? Кохрейн видел в произошедшем лишь незавершенное достижение, упущенную возможность. Французский флот не был полностью уничтожен, и Кохрейн не одержал великой победы.
Он не был удовлетворен результатами операции и пошел в своей борьбе за истину до конца. Кохрейн бросил вызов адмиралу Гамбье, но потерпел сокрушительное поражение. Адмиралы поставили на место не в меру усердного капитана. Осторожный Гамбье был с триумфом оправдан, а позднее заслужил благодарность парламента.
Ситуация полнейшего абсурда! Немыслимо, чтобы в революционной или наполеоновской Франции государство прославило труса, упустившего верную победу. Это стало возможным именно в условиях британской сословно-иерархической системы, основанной на привилегиях и сохранявшей элементы феодализма. Справедливый приговор в отношении адмирала Гамбье стал бы опаснейшим для правившей олигархии прецедентом, и охранительные силы системы этого не допустили. Власть имущие были рады унизить Кохрейна, и теперь он мог ожидать окончательной расправы. Он и не думал сдаваться, боролся за пересмотр решения суда над Гамбье и продолжал яростные атаки на британский истеблишмент и руководство военно-морского флота.
Кохрейн не выходил в море в течение пяти лет, а затем был внезапно и жестоко наказан по несправедливому приговору суда. Предъявленных свидетельств его предполагаемого участия в мошенническом заговоре было недостаточно для обвинительного заключения, однако судьи нарушили принцип презумпции невиновности. Друзья, союзники, сослуживцы, супруга Кохрейна никогда не верили в его способность совершить преступное деяние. Даже некоторые не разделявшие политических взглядов осужденного парламентарии проголосовали против изгнания Кохрейна из палаты общин.
Получив исключительно своевременную поддержку своих избирателей и выйдя на свободу, он продолжал политическую и общественную деятельность. Кохрейна пригласили в Чили, и он использовал эту возможность себя проявить. На далеком континенте происходили события нового содержания и измерения. Война в Европе была конфликтом империй, в Южной Америке боролись за свободу.
Кохрейн не воевал десять лет, однако он не утратил навыков боевого офицера. В Южной Америке он командовал малыми флотами и достиг громадных результатов. Порой он проявлял склонность к индивидуальным действиям, планировал и проводил кампании без приказов начальства. Самого невероятного успеха он достиг, направившись в район Вальдивии с одним кораблем. Взятие укрепленного порта силами небольшого отряда солдат и моряков — подвиг несгибаемого борца и выдающегося командира. Ничто не остановило Кохрейна — ни кораблекрушение, ни многократное численное превосходство врага, ни промокший порох. Он убедил всех в возможности победы и добился своей цели, вызвав самые большие восторги благодарных чилийцев.
Кохрейн обладал неподражаемым искусством мистификации и обмана неприятеля всеми возможными способами, был невероятно предприимчивым и неистощимым на выдумку. Бразилию он освобождал, пугая португальцев несуществующими угрозами и вводя врага в заблуждение. Обычные действия не обещали скорого успеха, но Кохрейн нашел самые короткие пути к цели. Приподнятая атмосфера ожидания победы патриотических сил и подавленное моральное состояние неприятеля способствовали новому чуду, которое лорд Кохрейн не замедлил совершить. Он многих заставил поверить в сверхъестественные свойства своего военного гения.
Не приходится удивляться приглашению Кохрейна в Грецию, которая давно ждала своего освободителя. Необычна сама форма реализации благородного плана — великий герой подписывает контракт, получает крупный аванс и идет освобождать порабощенную страну и ее исстрадавшийся народ.
По иронии судьбы он потерпел фиаско на пороге величайшего успеха. Неудача тем более обидна, поскольку Кохрейн вовсе не был физически истощенным или постаревшим человеком, как Наполеон в сражении при Ватерлоо. В пятьдесят один год он сохранял огромную энергию и бросился на врага с прежней страстью и отвагой. Увы, он не имел ни нужного числа кораблей, ни настоящих воинов.
Наверное, Греция могла быть освобождена без пароходов, но она нуждалась в хороших солдатах и матросах. Кохрейн столкнулся с законодательными ограничениями службы британских моряков в других странах и не нашел способов привлечения профессионалов. Фиаско было двойным — пехотинцы оказались негодными воинами, а моряки не слушались своего адмирала.
Но не слишком ли многого мы от него хотим? Он вполне использовал шансы, предоставленные судьбой. Греческая неудача вовсе не ставила креста на его карьере, полной блестящих успехов. Она не была фатальной для дела освобождения древней земли, и великие державы вовремя вмешались в конфликт. Прекращение войны в Греции и обретение ею независимости — впечатляющий пример политического сотрудничества ведущих европейских государств.
Кохрейн не был похож на военачальников, которые командуют большими силами, оставаясь при этом в безопасном месте. Удивительно бесстрашный воин, он рисковал жизнью с первого до последнего дня своих кампаний и лично участвовал в боях, абордажах и рукопашных схватках вместе со своими матросами и пехотинцами. При этом он получил малое число ранений. Мужчина высокого роста и незаурядной физической силы был настоящим героем баллад.
Лорд Кохрейн далеко не всегда действовал в соответствии с законом. Невозможно ожидать абсолютной правильности от военного человека в условиях войны, тем более когда вероломство и разбой санкционированы на государственном уровне[117]. Англия была и оставалась владычицей морей, и ее адмиралы и капитаны порой действовали, как корсары. Кохрейн не был исключением из правила.
В январе 1819 года Кохрейн получил приказы от Хосе Зентено, морского министра Чили, которые в числе прочего предусматривали захват испанских судов и собственности испанцев. Адмирал поступал в соответствии с распоряжениями руководителей и порой выходил за рамки полномочий и здравого смысла. Яркими примерами его произвола являлись нападения на перуанские селения и захваты чужой собственности в бразильском городе Сао Луи.
Самый возмутительный случай — захват Кохрейном средств государственного казначейства Перу. Он действовал в интересах моряков, присвоил себе право добиваться справедливости насильственным путем и вернул долги своим людям. Это было грубейшим нарушением закона со стороны незаурядного человека, и правительство Перу вполне могло наказать виновного. Кохрейну все сошло с рук, и он нисколько не сомневался в своей правоте.
Он был агрессивным и решительным в бою, но в частной жизни оставался скромным человеком хороших манер. Кохрейн переписывался со своим старым другом Джеймсом Гутри, с которым они в самом начале века совершили удивительный захват испанского фрегата Эль Гамо. Герой редко отдыхал и всегда был занят своими проектами и изобретениями. Он много писал — трактаты, заметки, письма в разные инстанции и разным людям, автобиографию.
Кохрейн прожил долгую и насыщенную жизнь. Он был человеком эпохи парусного флота, дышал одним воздухом с Нельсоном и стал свидетелем всемирных индустриальных выставок. Он всегда смотрел вперед и всеми силами приближал замену парусных судов пароходами. В 1857 году он изучал образцы новых промышленных изделий в Кристал Пэлас, оставаясь по-юношески любознательным.
Человек действия, чуждый всякой праздности. Свободный человек, способный судить, что правильно, а что неправильно.
Когда он умер, газета Таймс приравняла его к великим личностям прошлого поколения и назвала человеком выдающихся достижений. «Ничто не может превзойти отвагу его замыслов или своеобразие его успехов, но благодаря ревности или недоброжелательству начальников, его подвиги обычно были ограничены сферами малозначимыми или далекими»[118].
В 1861 году палата лордов создала комитет, который рассматривал претензии Артура — младшего сына графа Дандональда — на титул умершего. Они были основаны на том, что брачные отношения отца и матери Артура первый раз были оформлены ненадлежащим образом. Комитет, в который входили лорд-канцлер и генеральный прокурор, допросил вдову Томаса Кохрейна. Раздраженная вежливыми, но настойчивыми намеками членов комитета на прошлую вину ее мужа, она заявила со всей страстью:
«Для меня непереносимо сидеть здесь и защищать честь такого человека. Невозможно не говорить и не выразить мои чувства. Он был замечательным человеком. Он не был способен на обман, который приписывается ему этим миром, я знаю… Бог в образе человека! Человек, который в море мог управлять миром»[119].