То, чего мы не знаем

То, чего мы не знаем

Строго говоря, не существует прямых доказательств того, что в каменном веке мужчины занимались охотой, а женщины – домашним хозяйством. Эти люди не оставили после себя ни писем, ни мемуаров, ни трактатов наподобие «Домостроя». Неизвестно и чьей собственностью были вещи, обнаруженные на стоянках: нет возможности безошибочно определить, что вон то копье принадлежало мужчине, а вон тот скребок для шкур – женщине. Более того, археологи зачастую не в состоянии сказать наверняка, был ли данный кремневый наконечник оружием или рабочим инструментом – и в том, и в другом случае мастеру нужны были заостренный кончик и тонкое, но прочное лезвие. Кстати, вполне возможно, что кремни употреблялись и так и эдак, в зависимости от обстоятельств.

Человек, наделенный здравым смыслом, несомненно возразит: «Но ведь очевидно, что мужчины сильнее женщин, а потому ходить на мамонта им сподручнее». Однако это не так. Любой анатом, взглянув на скелет современного человека, без труда определит, мужской он или женский, ориентируясь на рост, массивность костей, выраженность костных выступов, служивших основанием для мышц (чем сильнее они выражены, тем лучше были развиты мышцы при жизни), а главное – на особенности строения черепа и таза. Но установить половую принадлежность скелета, извлеченного из захоронения, зачастую невозможно без генетического анализа. Археологи не находят до такой степени ярко выраженных анатомических различий, чтобы без сомнения отнести одни костяки к женским, а другие – к мужским. Женщины палеолита не были настолько женственными, а мужчины – настолько мужественными, чтобы их пол становился очевидным с первого взгляда. Да и самих захоронений обнаружено пока слишком мало. Зачастую половую принадлежность определяют по инвентарю: если находят в погребении копье или топор, то считают, что там лежал мужчина; если скребки, шило, бусы – женщина. Получается замкнутый круг: женщины занимались домашним хозяйством, потому что в их могилах не находят оружия, а все могилы без оружия считаются женскими, потому что женщины занимались домашним хозяйством. Я, конечно, нарочно довожу описываемую ситуацию до абсурда, но лишь потому, что тезис о жестком разделении труда в каменном веке многим кажется абсолютно бесспорным и непоколебимым. Между тем основание у него довольно шаткое – наши проекции. Мы механически переносим сложившуюся в настоящее время ситуацию в каменный век, а затем пытаемся объяснить истинное положение дел на основе созданного нами же мифа о каменном веке, тем самым снова оказываясь в порочном круге.

Есть еще один биологический аргумент, который кажется бесспорным: в ситуации отсутствия надежных контрацептивов женщины должны быть все время заняты вынашиванием и кормлением детей – где уж им охотиться? В этом тоже кроется ошибка: мы опираемся на наши знания о физиологии современных женщин и возводим в ряд всеобщего закона известный нам социальный порядок, в котором мать является главным человеком в жизни ребенка и отдает заботе о нем большую часть своего времени, а общество всячески ее к этому склоняет. На самом же деле мы не знаем, насколько плодовиты были женщины палеолита, в каком возрасте они набирали достаточную массу тела, при которой начинается менструация, и могли зачать ребенка. Мы не знаем, сколько детей была в состоянии выносить и родить женщина прежде, чем ее организм истощался настолько, что наступало временное или окончательное бесплодие. Ориентировочные подсчеты археологов очень скромны. Речь идет не о десяти-двадцати родах на протяжении одной человеческой жизни, как в земледельческих культурах, а в лучшем случае – о трех-четырех, и то при условии сравнительно мягкого климата с короткими теплыми зимами и влажным летом. Подчеркиваю: мы говорим именно о числе беременностей и родов, а не о количестве выкормленных и выращенных детей – оно могло быть еще меньше.

Кроме того, мы не знаем, какое участие женщины каменного века принимали в воспитании собственных детей. У многих народов большую часть материнских забот берут на себя старшие дети, старики, незамужние сестры, братья и другие родственники, а иногда даже мужья. Мы, наконец, не можем быть уверены, что беременность, роды или кормление грудью были уважительным поводом для того, чтобы оставить женщину у домашнего очага и освободить ее от тяжелых «мужских» работ. Даже этот казалось бы очевидный и неоспоримый обычай присущ далеко не всем племенам охотников и собирателей. У некоторых кочующих народов судьба беременной или только что родившей женщины и ребенка буквально висит на волоске – никто не делает ей поблажек, никто не прерывает и даже не замедляет работу, чтобы дать ослабленной родами женщине отдых. В других племенах мужчины презрительно относятся к женщинам за их способность беременеть и рожать в принципе. Они, совсем как некоторые наши не в меру впечатлительные современники, считают «нечистым» любое проявление естественной природы человека. Но, что самое удивительное, с таким же презрением относятся сами к себе беременные и кормящие женщины. Своих новорожденных младенцев они носят в грубых корзинах и стараются свести время кормления грудью к минимуму. Для этого младенца подолгу оставляют голодным, чтобы он быстрее наполнял свой желудок и оставлял свою мать в покое. При этом эти «ужасные» матери очень самоуверенны, не дают спуска своим мужчинам и являются основными добытчицами пропитания в семьях. И что особенно странно: те племена, в которых беременность и деторождение ассоциируются с чем-то порочным, выживают ничуть не менее успешно, чем племена, в которых беременные женщины и молодые матери окружены привычным для нас поклонением.

Но вернемся к нашим предкам. Конечно, у нас нет оснований с уверенностью говорить о том, что мужчины каменного века презирали и всячески третировали своих беременных подруг, но также нет доказательств того, что они праздновали День Матери. Вообще, говоря о вопросе пола в каменном веке, нужно быть очень осторожными со словами «естественно», «очевидно» и «бесспорно».