ГЛАВА 1 КАМЕНЬ HА ШЕЕ (1942 год)

ГЛАВА 1

КАМЕНЬ HА ШЕЕ (1942 год)

Летом 1942 года Германия достигла наибольших военных успехов. Полчища людей в серых шинелях и волны бронированной военной техники захлестнули часть Советского Союза и вторглись в Египет; под германским владычеством оказались громадные территории. Все, кроме части английских бронетанковых войск в Западной Пустыне, на Ближнем Востоке было разгромлено. Тобрук пал, его защитники капитулировали, английская 8-я армия отступала.

В конце июня член парламента от партии консерваторов заявил, что палаты парламента потеряли веру в способность Уинстона Черчилля руководить войной. Во время дебатов 1 июля Арчибальд Саутби, член парламента от партии консерваторов, высказался против бессмысленных потерь союзных судов в арктических конвоях, посылаемых на север России: «Мы не ошибемся, если скажем, что от торговых судов союзников зависит наша надежда на победу и на спасение тех, кто порабощен нацистами. Мир находится в неоплатном долгу у офицеров и матросов торгового флота». Далее он так сформулировал свое предостережение: «Если из-за безрассудной стратегии мы терпим неудачу за неудачей, что не только ведет нас к военному поражению, но и ослабляет нашу морскую мощь, от которой зависят все наши усилия в ведении войны, то тем самым делаем невозможным выполнение задачи охранения торгового судоходства, от которого все мы зависим…»

Через три дня после того, как Саутби высказал свое предостережение, английское адмиралтейство приняло конкретное решение и направило приказ союзническому конвою, следовавшему в Россию, в результате чего две трети судов из его состава погибло. Правда, конвой PQ.17 не отправился бы в плавание, если бы не личное указание премьер-министра, но в том, что с ним произошло, повинна далеко не одна «безрассудная стратегия».

«Конвой в Россию, — сказал контр-адмирал Гамильтон, — остается сейчас, и всегда был, неоправданной военной операцией». Первый конвой из Англии в Россию вышел в августе 1941 года, спустя два месяца после того, как вооруженные силы гитлеровской Германии вторглись на территорию Советского Союза. К весне 1942 года только одно судно из ста трех, совершавших переходы, было потеряно (на север России было отправлено двенадцать конвоев). Это судно погибло в начале года в результате атаки его немецкой подводной лодкой — первое появление подводных лодок противника в Арктике. Присутствие подводных лодок противника означало новую опасность для сопровождавших конвои крейсеров, поскольку им было теперь рискованно идти со средней скоростью конвоя, равной восьми узлам. В будущем крейсерам предписывалось покидать конвой на пути между меридианами 14 и 26 градусов восточной долготы — в наиболее вероятной зоне действий немецких подводных лодок. В то время считалось маловероятным, что немцы отважутся рисковать своими надводными кораблями в водах, в которых действуют их собственные подводные лодки, а конвои в этой зоне могли временно обходиться без охранения крейсерами.

Следующий конвой — PQ.8 также подвергая нападению подводных лодок в районе к северо-востоку от Кольского залива — входа в порт Мурманск, а 18 января один из двух эскадренных миноносцев ближнего охранения «Матабили» был потоплен почти со всем экипажем. Английские власти в то время были особенно обеспокоены участившимися попытками нападений на эти конвои. Приближалась весна, и сместившаяся на юг кромка паковых льдов не позволяла судам проходить на достаточном удалении от берегов Северной Норвегии с расположенными на них немецкими воздушными базами, в то время как хорошая погода и короткие ночи обеспечивали противнику большое преимущество.

Одной из основных задач командующего флотом метрополии адмирала Джона Тови стала задача обеспечения безопасности движения этих конвоев. Тови доложил адмиралтейству, что атаки конвоев могут усилиться настолько, что эскортных сил Флота метрополии окажется недостаточно. Он предложил, чтобы русские сами обеспечивали патрулирование в Кольском заливе и сделали его недоступным для немецких подводных лодок; русские, по его мнению, должны были также обеспечивать истребительное прикрытие конвоев, поскольку английским крейсерам сопровождать конвои через опасные от подводных лодок зоны только для того, чтобы обеспечивать дополнительную противовоздушную оборону, было явно безрассудно. В течение некоторого времени на предложение Тови никак не реагировали.

Что касается Германии, то триумфальному лету 1942 года предшествовали разочарования зимней кампании в России, в те горькие месяцы, когда немцы были остановлены у самых ворот Москвы, а их войска в Северной Африке также находились в обороне. Это была зима, которая возобновила затруднения на незащищенном, открытом северном фланге в Арктике, где только что вступившие в войну Соединенные Штаты завершили оккупацию Исландии. В рождественские дни 1941 года немецкое верховное главнокомандование получило информацию, которая говорила о том, что Великобритания и Соединенные Штаты планировали крупную операцию в районе Скандинавии, и поэтому приказало немедленно изучить перспективы отражения попытки союзников вторгнуться на территорию Норвегии. Выводы были неутешительными.

По случайному стечению обстоятельств двумя днями позже английские военно-морские силы предприняли рейд на Лофотенские острова, расположенные у северо-западного побережья Норвегии, и эта операция — хотя и не связанная с какими-либо планами вторжения союзников в Норвегию — значительно усилила опасения немцев: все внимание немецкого верховного командования было направлено на Северный театр военных действий, а фанатичная вера фюрера в неизбежность вторжения союзников в Норвегию еще раз оказала свое влияние на стратегическую расстановку немецких сил. В качестве мер против предполагаемой угрозы на открытом северном фланге Гитлер распорядился усилить береговые оборонительные сооружения в Норвегии и сосредоточить в ее водах наиболее мощные корабли немецкого военно-морского флота. Что касается противовоздушной обороны Норвегии, то Гитлер возлагал большие надежды на свою торпедоносную авиацию. На совещании 29 декабря 1941 года фюрер решил: «Немецкий флот должен поэтому использовать все свои силы для обороны Норвегии. Для этой цели необходимо перевести туда все линейные корабли, которые к тому же можно использовать для атаки арктических конвоев».

Главнокомандующий немецкими военно-морскими силами адмирал Эрих Редер высказал мнение, что использование линейных кораблей в такой активной роли вряд ли целесообразно. Несмотря на его возражения, в середине января 1942 года новый линейный корабль «Тирпиц» перевели в Тронхейм — мера, которую немецкий штаб руководства войной на море запланировал еще в ноябре, главным образом для того, чтобы связать действия английских тяжелых кораблей.

«Тирпиц» стал на якорь в Тронхейме 16 января 1942 года. В то время это был самый мощный военный корабль; командовал им капитан 1 ранга Топп. Офицер разведывательного управления адмиралтейства, ведавший информацией о немецком надводном флоте, заявил через некоторое время: «„Тирпиц“ и „Бисмарк“ являются, на мой взгляд, двумя самыми лучшими линейными кораблями из всех построенных до настоящего времени». Имея водоизмещение 42 000 тонн и восемь 380-мм орудий главного калибра, «Тирпиц» превосходил любой корабль союзников. Стратегическое значение перехода этого корабля в Норвегию было очень велико. Черчилль считал в то время, что уничтожение «Тирпица» могло бы изменить обстановку на море во всем мире; прежде всего это позволило бы союзникам снова создать превосходство военно-морских сил на Тихом океане.

Через несколько недель после перехода «Тирпица» немцы перевели в Норвегию еще несколько тяжелых боевых кораблей. Гитлер понимал, что время боевых выходов в Атлантику группы кораблей, базировавшейся на Брест и состоявшей из 31000-тонных линейных кораблей «Шарнхорст» и «Гнейзенау» (их иногда называли «линейными крейсерами»), а также тяжелого крейсера «Принц Ойген» водоизмещением 14 000 тонн, прошло. Брест был теперь единственной базой немецкого флота в Атлантике, и если бы корабли оставались в ней длительное время, в пределах дальности действия английской авиации бомбардировочного командования, то рано или поздно они были бы повреждены в результате бомбардировки с воздуха. В начале февраля 1942 года по приказу Гитлера эти корабли перевели через Ла-Манш на восток. Значение этого прорыва уменьшилось в результате повреждений, полученных обоими линейными кораблями на переходе, а также повреждения «Гнейзенау» несколько позднее во время воздушных бомбардировок дока в Киле. Таким образом, 20 февраля в Тронхейм смогли отправить только «Принца Ойгена» и 11000-тонный тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» (иногда его называют «карманным линкором»). Но и на этом переходе немецким кораблям не повезло: в результате торпедной атаки английской подводной лодки крейсер «Принц Ойген» потерял у берегов Норвегии руль и был вынужден возвратиться в Германию для ремонта.

Хотя планы немецкого командования сформировать эскадру, состоящую из «Тирица», «Адмирала Шеера» и «Принца Ойгена», для «проведения из Тронхейма наступательных и оборонительных операций в северных водах» провалились, оно все же располагало в Норвегии достаточно мощными силами.

Две задачи, возложенные теперь на Флот метрополии, усилили опасения адмирала Тови: как мог он не допустить прорыва этой мощной немецкой эскадры через северные проходы в Атлантику и в то же время обеспечивать прикрытие союзных конвоев на север России? Он предостерегал, что никакое развертывание сил Флота метрополии не сможет в достаточной мере обеспечить одновременно и прикрытие конвоев, и блокаду северных проходов. Тови считал, что при существовавшем в то время сосредоточении немецких тяжелых кораблей в Норвегии любой из них (или все сразу) сможет атаковать конвои в районе к западу от острова Медвежий, в то время как на восточном участке маршрута конвои подвергнутся атакам подводных лодок и авиации. В связи с этим разработали соответствующие планы прикрытия Флотом метрополии западной части маршрута очередного конвоя в Россию.

В то же время немецкий штаб руководства войной на море решил, что само по себе нахождение военных кораблей в Норвегии недостаточно для того, чтобы связать — тяжелые силы флота союзников, и что для атаки очередного конвоя в Россию в море необходимо выслать линейный корабль «Тирпиц». Это решение имеет большое значение для понимания действий немецкого линейного флота в последующей операции против конвоя PQ.17.

Английский конвой PQ.12 вышел в море в первых числах марта, как раз в то время, когда конвой QP.8 вышел из России в западном направлении. Линейный корабль «Тирпиц» под флагом командующего эскадрой линейных кораблей вице-адмирала Силиакса вышел в море в сопровождении трех эсминцев 5-й миноносной флотилии, чтобы атаковать конвой PQ.12. В соответствии с боевым приказом немецкие корабли должны были «избегать боевых столкновений с превосходящими силами противника», но принимать бой с кораблями равными или меньшими по мощи, если это не помешает выполнению основной задачи — уничтожить конвой. Приказом предписывалось также не атаковать одиночно следующие торговые суда, чтобы сохранить элемент внезапности.

Адмирал Силиакс воспринял приказ о бое с «равными силами» без особого энтузиазма, так как считал, что дуэль с линейным кораблем типа «Кинг Джордж V» в лучшем случае кончилась бы нанесением «Тирпицу» больших повреждений; идти на такой риск ради возможности нанесения повреждений или даже уничтожения одного из многих линейных кораблей противника, по его мнению, было вряд ли целесообразно. Немецкий штаб руководства войной на море позднее одобрил взгляд Силиакса.

На переходе в открытое море немецкие эсминцы обнаружили отставшее от западного конвоя русское торговое судно и, несмотря на приказ не обнаруживать себя, открыли по нему огонь. Прежде чем судно затонуло, русские моряки успели дать радиограмму, в которой сообщили о нападении на судно и координаты места боя.

Вскоре радисты «Тирпица» перехватили квитанции о приеме сигнала бедствия, передававшиеся радиостанцией в Клиторпсе.

После трехдневного пребывания в море немецким кораблям, так и не обнаружившим восточный конвой PQ.12, который по приказу адмиралтейства изменил свой курс, было приказано возвратиться в базу. Погода испортилась, и видимость резко сократилась, но ранним утром 9 марта начало проясняться, и в 08.00 с «Тирпица» увидели в разрывах облаков несколько самолетов, вероятно следящих за немецким кораблем. Серьезность положения была очевидной: это были «альбакоры», следовательно, где-то поблизости, на расстоянии, обеспечивающем возможность нанесения удара, находился авианосец союзников. Адмирал Силиакс дал срочную радиограмму с просьбой выслать истребительное прикрытие с ближайшего аэродрома Буде, но местная радиостанция не действовала, поэтому самолетов не выслали.

Слишком поздно немцы поняли, что их корабли находятся под угрозой удара. В мае 1941 года под такой же угрозой находился «Бисмарк», а семью месяцами позже «Принс ов Уэлс» и «Рипалс». «Тирпица» сопровождал в тот момент единственный эсминец (два других ушли на прием топлива), но и он был небоеспособен из-за сильного обледенения надстроек и высокой волны на море. Линейный корабль не имея прикрытия с воздуха, а рядом, в радиусе действия авиации, находился авианосец противника. Но почему же радисты «Тирпица» не перехватили радиосигналов находящихся поблизости кораблей союзников? Силиакс знал, что английский авианосец не рискнул бы зайти так далеко в воды Норвегии без соответствующего прикрытия линейным флотом. «Тирпиц» был в ловушке.

Силиакс решил проскочить к Лофотенским островам и укрыться за ними, а в воздух с помощью катапульты поднял самолет, поставив ему задачу отвлечь на себя преследователей; однако самолет взлетел лишь для того, чтобы увидеть множество «альбакоров», приближавшихся к немецкому линкору для атаки. «Тирпиц» был атакован двадцатью пятью торпедоносцами в бою, который длился девять минут и который едва ли забудут немецкие моряки. Английские самолеты заходили по три и шесть единиц с различных направлений и атаковали корабль, не обращая внимания на зенитный огонь; они принуждали «Тирпица» выполнять такие маневры, на которые линейный корабль явно не был рассчитан. Однако счастье на этот раз было на стороне немцев. «Тирпиц» уклонился от торпед, и все они прошли мимо, все до одной. Пострадавшими оказались лишь три офицера на мостике, которых ранило автоматным огнем с самолетов.

В то время союзники не представляли, какой страх немцы испытали в связи с этим неожиданным появлением авианосца; этот «травматический» случай привел их к мысли о так называемом авианосном комплексе, явившемся огромным препятствием для всех последующих действий на море немецких тяжелых кораблей.

Упустив «Тирпица», офицеры английских военно-морских сил, участвовавшие в этой операции, стали винить друг друга. Контр-адмирал Гамильтон, назначенный командующим 1-й эскадрой крейсеров, обратил особое внимание на трудности для Флота метрополии в ситуациях, когда командующий адмирал Тови, находясь в море, не может нарушить радиомолчание даже в такой простой операции. Подчеркнув, что противник примет все возможные меры, чтобы избежать вовлечения «Тирпица» в бой, и что он, по-видимому, располагает достаточно эффективной радиопеленгаторной службой, Гамильтон указал далее, что было бы нереалистично предполагать, что командующий, если он находится в море, будет в состоянии сохранять радиомолчание в ходе важных операций, длящихся больше нескольких дней; дело в том, что одного нажатия на радиотелеграфный ключ на линейном корабле, который мог бы перехватить «Тирпица», оказалось бы вполне достаточно, чтобы последний немедленно снова укрылся в фьордах.

Следствием того, что командующий Флотом метрополии находился во время последней операции в море да еще должен был соблюдать при этом строгое радиомолчание, явилось положение, при котором в течение определенного периода Тови управлял движением линейного флота и авианосца, а адмиралтейство управляло подчиненными ему (Тови) крейсерами и эсминцами. В 17.22 8 марта Тови в конце концов все же был вынужден передать адмиралтейству радиограмму с сообщением своих координат и намерений и с просьбой управлять действиями крейсеров и эсминцев в его интересах. Такое положение, заметил Гамильтон, едва ли способствовало наиболее эффективному использованию сил. Несмотря на эти критические замечания, командующий Флотом метрополии настаивал на том, чтобы во всех конвойных операциях, вплоть до конвоя PQ.17, Флот метрополии при его выходе в море сопровождался эскортными силами. Позднее, как мы увидим, Тови отказался от этого. Пока же в действия флота продолжало вмешиваться и адмиралтейство, чем Тови был недоволен.

Англичане не замедлили сделать важные выводы из произведенной 9 марта атаки «Тирпица» самолетами с английского авианосца. Что касается действий немецкого линейного флота против конвоя PQ.17 и личного отношения Гитлера к таким операциям, то выводы, сделанные Редером и немецким штабом руководства войной на море из этой первой вылазки «Тирпица» в море, были весьма красноречивы:

«Ход событий показывает слабость наших сил флота в северных водах. Противник реагирует на любой выход немецких боевых кораблей высылкой в море мощных соединений, особенно авианосцев, которые должны быть признаны наиболее опасными соперниками наших тяжелых кораблей.

Тот факт, что корабли противника осмеливаются входить в прибрежные воды Северной Норвегии и не подвергаются воздействию немецкой авиации, является показателем чрезвычайной уязвимости наших позиций. Наши собственные эскортные силы (эсминцы, торпедные катера) в количественном отношении настолько незначительны, что линейные корабли неизбежно подвергаются огромной опасности во время боевых столкновений с противником».

Через три дня, докладывая Гитлеру о счастливом исходе атаки «Тирпица» авиацией, Редер заявил, что, поскольку Германия не располагает авианосцами, любые выходы флота из норвежских баз должны обеспечиваться непосредственным прикрытием с воздуха авиацией берегового базирования. Редер считал, что любая операция в арктических водах потребует введения в действие всех кораблей флота, находящихся в норвежских базах. Поэтому кораблям, по его мнению, лучше было оставаться на якоре и одним своим присутствием сдерживать союзников от вторжения в Норвегию. Рисковать кораблями флота, по мнению Редера, можно было только в условиях, когда немецкие воздушные силы смогут с абсолютной уверенностью установить место нахождения сил противника и окажутся способными нейтрализовать все находящиеся поблизости авианосцы.

Окончательный вывод, который немцы сделали из событий с «Тирпицем», был далек от осуществления в ближайшем будущем: они должны были резко ускорить работы по строительству своих собственных авианосцев и вооружению их соответствующими самолетами. Гитлер согласился, что в данный момент Германии крайне необходим авианосец. Работы по строительству единственного авианосца «Граф Цеппелин» фактически были приостановлены еще раньше из-за нехватки стали. Теперь Гитлер осознал, что, чем скорее будет сформировано соединение кораблей из «Тирпица», «Шарнхорста», авианосца, двух тяжелых крейсеров и, скажем, двенадцати или четырнадцати эсминцев, тем будет лучше. Это изменило бы положение Германии в северных водах — да и в других районах — более решительно, чем любое другое действие.

Через два дня после беседы с адмиралом Редером в «волчьем логове» Гитлер издал первый приказ об активных операциях против союзных конвоев в Мурманск, «которым до этого не оказывалось почти никакого противодействия». Немецким ВМС предписывалось сосредоточить на севере для этих целей больше подводных лодок, а воздушные силы должны были увеличить парк дальней разведывательной и бомбардировочной авиации в этом районе и перевести сюда торпедоносцы-бомбардировщики с других театров; воздушным силам приказывалось подвергать Мурманск непрерывным ударам с воздуха, держать под наблюдением воды между островом Медвежий и побережьем в районе Мурманска, воспрепятствовать движению конвоев и атаковать охраняющие их боевые корабли.

Спустя пять дней новый 14000-тонный тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» также отправился из Германии и Норвегию и бросил якорь рядом с «Тирпицем» в Тронхейме. Пока шла подготовка к нанесению по конвоям в Россию решающего удара линейным флотом, немцы начали проводить атаки легкими силами.

28 марта в море вышли три эсминца 8-й флотилии, чтобы атаковать конвой PQ.13, шедший в то время в ста милях севернее мыса Нордкап. Из-за плохой воздушной разведки эсминцам не удалось обнаружить конвой, который к тому, времени широко рассредоточился; но им удалось обнаружить и потопить панамское судно, а подобранные с него моряки сообщили состав и курсы следования сил охранения конвоя. Эсминцы решили вступить в бой с кораблями охранения и в трудных условиях того вечера провели несколько спорадических атак против крейсера «Тринидад» и двух английских эсминцев. Во время этих боевых столкновений «Тринидад» получил повреждения в результате взрыва собственной торпеды, а на эсминце «Эклипс» были снесены с палубы два орудия. В результате атак авиации и подводных лодок конвой потерял четвертую часть входивших в него торговых судов. Немцы квалифицировали эти действия эсминцев как «значительный успех».

Анализируя все проведенные операции по обеспечению перехода конвоев на север России, адмирал Тови обратил внимание на то, что немцы придавали большое значение нарушению северных коммуникаций союзников. Об этом свидетельствовала переброска противником на север новых военных кораблей, подводных лодок и авиационных подразделений; каждый новый конвой на север России теперь, несомненно, вовлек бы союзников в крупную морскую операцию. Для обеспечения перехода конвоев в будущем Тови обещали передать значительное количество эсминцев и сторожевых кораблей из состава сил военно-морского округа западных подходов, и в начале апреля он действительно получил достаточно подкреплений, чтобы довести число противолодочных кораблей в силах охранения каждого конвоя до десяти единиц. Русских попросили наносить воздушные удары по немецким аэродромам в Северной Норвегии.

В начале апреля первый морской лорд Дадли Паунд предупредил комитет обороны кабинета министров: географические условия в Арктике благоприятствуют противнику настолько, что потери в конвоях могут свободно достичь размеров, при которых проводка их станет экономически невыгодным предприятием; однако политические соображения и в Лондоне, и в Вашингтоне во все возраставшей степени диктовали необходимость продолжать отправку конвоев в россию.

Обеспокоенный активизацией действий противника, адмирал Тови заявил, что, если отправку конвоев нельзя отложить до того времени, когда кромка паковых льдов сдвинется на север, нужно по крайней мере уменьшить количество входящих в конвои судов. Однако 27 апреля президент Рузвельт направил Черчиллю напоминание: Соединенные Штаты предприняли настолько «большое усилие» с целью обеспечения России поставками материалов, что, по его мнению, блокировать эти материалы было бы серьезной ошибкой, «если это не оправдывается непреодолимыми препятствиями». На этом уровне возражения, выдвинутые Тови, не рассматривались как «непреодолимые препятствия»: конвои не только не уменьшили в отношении количества входящих в них судов, а, наоборот, стали с каждым разом увеличивать, выходя далеко за рамки благоразумных ограничений, продиктованных адмиралтейством и явившихся результатом изучения боевого опыта.

Вскоре после этого президент Рузвельт сообщил Черчиллю, что в конце апреля в Англии и в Америке находилось 107 загруженных или находящихся под погрузкой судов; он хотел, чтобы в мае они были отправлены по назначению, 2 мая Черчилль ответил: «Несмотря на глубокое уважение к Вам, выполнить Ваше предложение мы не в силах». Большего давления на адмиралтейство Черчилль, по его словам, оказать не мог. Через четыре дня к Черчиллю обратился и маршал Сталин. Он просил «сделать все возможное» и обеспечить доставку материалов в Советский Союз в мае: «когда это нам особенно нужно для фронта».

Адмирал Тови в это время пошел так далеко, что предложил уменьшить число конвоев, планировавшихся к отправке в ближайшие месяцы: улучшение условий на аэродромах немецкой бомбардировочной авиации и усиление проводимой немцами воздушной разведки в значительной степени способствовали проведению ими операций, а кромка пакового льда все еще не сместилась достаточно к северу, чтобы конвоям можно было избежать встречи с противником. В течение тридцати дней авиация английского бомбардировочного командования провела три воздушные атаки стоящего на якоре «Тирпица», но все они оказались безуспешными. А Соединенные Штаты между тем по-прежнему настаивали на первоочередности конвойных операций.

Надежды на сокращение числа конвоев, казалось, было очень мало.

Теперь не было никаких сомнений в том, что Гитлер твердо верил в зависимость окончательной победы Германии от уничтожения возможно большего объема торгового тоннажа союзников. Если можно было бы непрерывно истощать и ослаблять торговые флоты союзников, это наверняка замедлило все их наступательные операции, а может быть, они даже вынуждены были бы прекратить их. В этой связи в середине апреля Гитлер еще раз подтвердил, что «уничтожение конвоев в Мурманск в настоящее время — главная задача».

Адмирал Редер не считал, что тактическая обстановка того времени благоприятствовала использованию всех кораблей немецкого флота на севере против конвоев PQ. Но 1 мая немцы провели морскую операцию с целью уничтожения английского крейсера «Эдинбург», который был поврежден накануне немецкой подводной лодкой, когда шел приблизительно в 15 милях впереди восточного конвоя PQ.15. Командующий немецкими надводными силами на севере адмирал Хьюберт Шмундт выслал в море три эсминца, включая крупный — «Херман Шоеман» (капитан 1 ранга Шульце-Хинрихс), чтобы покончить с подбитым «Эдинбургом», артиллерия которого, как предполагалось, выведена из строя. После боевого столкновения с четырьмя эсминцами из охранения западного конвоя QP.11 немецкие корабли обнаружили «Эдинбурга» с суетящимися около него четырьмя небольшими кораблями. Немецкие эсминцы сблизились. Вопреки ожиданиям главный калибр крейсера из строя выведен не был, и, как только эсминцы заняли позицию для торпедной атаки, орудия на нем неожиданно развернулись в сторону противника и открыли огонь. Уже вторым залпом был серьезно поврежден флагманский эсминец «Херман Шоеман»: обе машины остановились, дымовую трубу снесло за борт. Под непрекращающимся огнем немцы вынуждены были покинуть корабль и затопить его. Уцелевших моряков подобрал другой немецкий эсминец и подводная лодка «U-88» (капитан-лейтенант Хейно Бохман). Попытка англичан спасти «Эдинбурга», который получил еще одно попадание торпедой, успехом не увенчалась, и вскоре экипаж, открыв кингстоны, покинул корабль, и он затонул.

Тем временем повреждение, полученное крейсером «Тринидад» от взрыва собственной торпеды, было временно устранено в Мурманске, и 13 мая он вышел в море с целью следования в США для более основательного ремонта. Однако на следующий день его обнаружил немецкий самолет. Полученные в ходе бомбардировки новые повреждения явились причиной того, что крейсер был оставлен экипажем и затонул.

Потеря «Эдинбурга» и «Тринидада» убедила командующего Флотом метрополии в том, что корабли сил прикрытия конвоев в водах восточнее острова Медвежий постоянно подвергаются огромному риску, и не только из-за действий подводных лодок противника, но и из-за действий его авиации. На значительной части маршрута конвоя против него действовало до восьми подводных лодок, а необходимость экономить топливо не позволяла кораблям охранения преследовать обнаруженные лодки; лодки можно было «попугать» глубинными бомбами и заставить погрузиться, но уничтожать их удавалось очень редко. Поэтому, хотя всеми признавалось, что крейсерские силы способны обеспечивать эффективное прикрытие только тогда, когда они следуют в непосредственной близости от конвоя, именно здесь они подвергались наибольшей опасности быть атакованными подводными лодками противника.

Англичане, напуганные действиями подводных лодок и бомбардировщиков противника, стали опасаться за судьбу своих крейсеров в той же степени, в какой немцы опасались за свои тяжелые корабли, находясь под воздействием навязчивой идеи об «авианосном комплексе». Адмирал Тови заявил, что, пока не будут нейтрализованы аэродромы противника в Северной Норвегии или пока не наступит полярная ночь, от проводки конвоев следует отказаться. «Если конвои необходимо посылать по политическим причинам, — предупреждал он, — то следует примириться с весьма серьезными и тяжелыми потерями». Политические причины были действительно труднопреодолимыми… 17 мая премьер-министр направил комитету начальников штабов. следующую памятную записку: «Не только премьер Сталин, но и президент Рузвельт будут весьма разочарованы, если мы прекратим сейчас отправку конвоев. Русские ведут, тяжелые бои и ждут, что мы пойдем на риск и, если потребуется, понесем потери в соответствии с нашими обязательствами. Американские суда ждут своей очереди к отправке.

Сознавая большую и реальную опасность, я лично считаю, что конвой[1] должен выйти в море 18 мая. Операция будет оправданна, если к месту назначения дойдет хотя бы половина судов»

Черчилль считал, что отказ от попытки провести конвой ослабит влияние Англии на двух ее основных союзников, в то время как капризы погоды в Арктике или, наоборот, отсутствие таких капризов, возможно, будет благоприятствовать англичанам. Адмиралтейство не разделяло такого бессердечного отношения Черчилля к судьбе конвоев. «Эти конвои в Россию становятся постоянно висящим на нашей шее камнем, — заявил 18 мая Дадли Паунд начальнику морских операций ВМС США адмиралу Кингу. — Все это — самая ненадежная операция, в которой опасность подстерегает нас на каждом шагу». Мнение Паунда разделяли все офицеры, участвовавшие в проводке конвоев на север России. Однако с их мнением не посчитались — конвойные операции проводились и достигли неизбежной кульминации, что и является центральной темой настоящей книги.

Боевые выходы легких сил в Баренцево море, осуществленные 23 марта и 2 мая, привели немцев к заключению, что против конвоя, прикрываемого крейсерами, мощи флотилии эсминцев явно недостаточно и что если они не хотят нести таких потерь, которые делают эти операции невыгодными, то от них надо отказаться. После неудачного выхода «Тирпица» в марте возможности нанести удар по конвоям в Россию немецким тяжелым кораблем ни разу не представлялось. Немцы признавали, что для обеспечения крупных операций надводных сил их воздушная разведка была все еще недостаточной. Одна только вылазка «Тирпица» и трех эсминцев в марте привела немецкий флот к потере 7500 тонн топлива и создала критическое положение в материальном обеспечении военно-морских сил в Норвегии. Это исключало проведение какой бы то ни было длительной операции флота при отсутствии достаточно точных и надежных разведывательных данных о силах противника. Однако на подводные лодки это положение не распространялось, поскольку они потребляли дизельное топливо, которого пока хватало. К началу мая в решении проблемы сосредоточения сил для крупных наступательных операций в соответствии с приказом фюрера, отданным два месяца назад, были достигнуты определенные успехи: к этому времени немцы располагали на севере мощным линейным кораблем, двумя тяжелыми крейсерами, восьмью эсминцами и двадцатью подводными лодками, опиравшимися на три базы вдоль норвежского побережья — Тронхейм, Нарвик и Киркенес. Из двадцати подводных лодок двенадцать предназначалось для борьбы с конвоями, а остальные использовались для выполнения оборонительных задач. Немецкие ВВС приняли также экстренные меры с целью выполнения приказа Гитлера: немецкие летчики, захваченные в плен во время боев при проводке конвоя PQ.17, рассказали офицерам английской разведки, как они, проходя в Италии курсы переподготовки для пилотирования торпедоносцев-бомбардировщиков, «в конце марта неожиданно были переведены на ускоренное расписание переподготовки» и посланы затем в Норвегию. К началу мая в их подразделения в Северной Норвегии прибыли первые двенадцать торпедоносцев-бомбардировщиков, только что переоборудованных из средних бомбардировщиков «Хейнкель-111». Девять торпедоносцев-бомбардировщиков их эскадрильи — 1-й эскадрильи 26-й бомбардировочной эскадры — атаковали конвой PQ.15 во время своего первого боевого вылета в Арктике 2 мая. Летчики заявили, что потопили три судна конвоя.

Ко второй половине мая сосредоточение немецких сил на севере было завершено. В Норвегию теперь прибыл 11000-тонный тяжелый крейсер (карманный линкор) «Лютцов».

Таким образом, в норвежские воды были переведены все тяжелые корабли немецкого флота, и теперь они ждали приказа главнокомандующего начать первую крупную операцию против направлявшегося на восток союзного конвоя.

Несмотря на то, что этот период года был наименее благоприятным для конвоев в Арктике, конвой PQ.16, вышедший из Исландии 20 мая в составе 35 судов, был самым большим по количеству судов из всех отправленных до этого на север России конвоев. Записи одного американского моряка, участника перехода этого конвоя, дают полное представление о тех трудностях, которые пришлось испытывать экипажам торговых судов; он шел на устаревшем американском судне «Карлтон», доставлявшем в Мурманск взрывчатые вещества, танки и боеприпасы к ним; экипаж судна состоял из сорока пяти человек. 5217-тонное судно вышло из Филадельфии в марте, за день до того, как Гитлер подписал приказ об усилении атак на конвои, следовавшие в Мурманск. В довершение того, что судну предстояло испытать, оно вышло из Филадельфии в пятницу 13-го числа: даже новички из экипажа судна сочли это вызовом судьбе. Судну «Карлтон» суждено было накликать беду на конвой PQ.17: где бы оно ни оказывалось, обязательно возникали затруднения и неполадки; его несчастный экипаж неизменно попадал в беду, причем даже после того, как поржавевший «бродяга» ушел на дно. Одним из моряков «Карлтона» был некий Джеймс Акипс, который сделал соответствующие записи о последнем плавании этого судна. Он подписал в Филадельфии договор о службе на судне как раз перед его выходом в море и лишь позднее узнал, что «Карлтон» пойдет в Мурманск. Акинс писал об этом: «Наше судно было загружено военными материалами, включая 450 тонн бризантных взрывчатых веществ, размещенных в носовых, кормовых и средних трюмах, поэтому шансов дойти до России у нас не было…»

Когда «Карлтон» переходил в одиночку в Галифакс, его моряки увидели зловещее предостережение об опасности: судно прошло мимо исковерканных стальных остовов нескольких судов — жертв разбойничавших немецких подводных лодок. Одно из них — танкер «Галф» — затонуло кормой, а его носовая часть торчала над водой, словно зловещий страж, на начальном участке 6000-мильного перехода в Россию. На Галифакском рейде «Карлтон» простоял семь дней. Затем он вышел в море в составе атлантического конвоя из 65 судов, часть которых шла в Исландию, а часть — в английские порты.

20 мая «Карлтон» вышел из Исландии в Мурманск в составе конвоя PQ.16. Немцы планировали обрушить свой первый удар на этот конвой, но из-за нехватки топлива надводные корабли в этой операции не участвовали. Конвой PQ.16 имел сравнительно мощные силы охранения: пять эсминцев, четыре сторожевых корабля, четыре траулера, тральщик и корабль ПВО. На одном из судов, оборудованном катапультой, имелся самолет-истребитель типа «Харрикейн». Прошло несколько дней, и моряки увидели еще один самолет, непрерывно круживший над судами. Только через два дня, когда один из эсминцев открыл по нему огонь, моряки американских судов поняли, что это был немецкий разведчик. Самолет отошел на безопасное для себя расстояние, но продолжал кружить над конвоем, не обращая внимания на зенитный огонь. «Я начал задумываться, — пишет Акинс, — как же некоторые получают ордена и медали, если то, что они называют войной, выглядит вот так, как обстрел этого самолета?»

Через три дня, 25 мая, Акинс получил ответ на свой вопрос: на горизонте на низкой высоте появилось восемь приближавшихся к конвою бомбардировщиков, а высоко в небе над ним появились двенадцать пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-88». Один за другим они начали пикировать на суда конвоя. Один самолет пролетел совсем близко от «Карлтона», и зенитчики последнего открыли по нему интенсивный огонь из автоматов. По самолету, до того как он загорелся, было сделано около пятисот выстрелов. Летчик выпрыгнул с парашютом, а самолет — «харрикейн» с судна, вооруженного катапультой, упал в море.

Атака еще не закончилась, когда пробило восемь склянок и Акинс заступил на вахту впередсмотрящим на полубаке, как раз над наиболее загруженным взрывчаткой трюмом № 1. Он сознался, что с удовольствием дал бы отрезать свою правую руку, только бы не стоять эту вахту. «На нас спикировал еще один самолет, доставивший нам немало хлопот. В каком-нибудь метре от борта в воду упало три или четыре бомбы: одна в районе полуюта, одна в районе трюма № 4 и две у средней части судна. Сначала бомбы погрузились метров на пять, затем одна за другой взорвались». Судно подбросило вверх «как яичную скорлупу», и Акинс услышал команду капитана: «Экипажу к спасательным шлюпкам!» Акинс полагает, что, когда он бежал к своей спасательной шлюпке, наверное, побил все рекорды в беге.

Прибежав на место, Акинс обнаружил, что все вокруг заволокли клубы вырывающегося из машинного отделения пара. Капитап «Карлтоиа» норвежец Хансен не захотел оставлять судно и запросил главного механика о характере причиненных, взрывами повреждений. «Главный механик не мог ответить на этот вопрос и всем своим видом показывал, что ему это совершенно безразлично; поэтому капитан Хансен попросил меня обойти судно и выяснить характер повреждений. Я ответил, что охотно сделал бы это, но, поскольку я всего только матрос, вряд ли смогу определить характер повреждений, если обнаружу их».

Наконец два матроса, одному из которых не суждено было пережить нападение немцев на конвой PQ.17, отправились в нижние помещения. Они доложили по возвращении, что все паропроводы повреждены. После этого вниз послали Акинса и боцмана, чтобы узнать, насколько затоплен коридор гребного вала, то есть их заставили спуститься к самому днищу судна. «Мы, конечно, подчинились приказу капитана, но, разумеется, без удовольствия». Акинс и боцман добрались до коридора как раз в тот момент, когда за кормой «Карлтона» в быстрой последовательности взорвались еще две бомбы. Акинс утверждает, что на протяжении всего десятиметрового подъема на верхнюю палубу он беспрестанно бил боцмана по спине, чтобы тот пошевеливался.

К беспомощному «Карлтону» подошли два английских эсминца из сил охранения. Как стало известно, они получили приказ потопить судно, поскольку оно задерживает корабли охранения конвоя. Капитан Хансен спросил главного механика, можно ли устранить повреждения своими силами. Главный механик ответил, что если ему дадут около двух часов, то он берется сделать необходимый ремонт. Конвой уже скрылся за горизонтом, и поэтому Хансен попросил оставить около его судна какой-нибудь корабль охранения. Командир сил охранения распорядился оставить с «Карлтоном» траулер «Нортерн Спрэй», чтобы последний отбуксировал судно обратно в Исландию.

Все это время черная команда <специалисты машинного отделения> находилась на верхней палубе. Она отказывалась спуститься вниз, если туда не пойдет главный механик, что было обычным для всех чрезвычайных положений. Тогда капитан Хансен обратился к членам команды с речью, и все они спустились вниз, оставив главного механика на палубе «наблюдать за самолетами».

Но и после этого «Карлтона» не оставили в покое. После двенадцати часов нудной буксировки траулером американцы обнаружили на горизонте еще один самолет, намеревавшийся атаковать судно. Траулер открыл по немецкому самолету огонь.

«Карлтон» тоже сделал по нему восемнадцать залпов из 100-ми орудия. Бомбардировщик спикировал слишком поспешно, и его бомбы упали в воду на некотором расстоянии от судна. На отходе самолет обстрелял палубу судна из пулеметов. Американцы утверждают, что повредили этот самолет своим зенитным огнем.

Как и обычно, Акинс был на вахте, когда возникла новая опасность: «Четвертый помощник капитана Фрэнке инструктировал нас об обязанностях каждого, если снова что-нибудь произойдет, и как раз в этот момент кто-то доложил, что за кормой появились какие-то корабли». Американцы, разумеется, заволновались и начали наблюдать за приближавшимся «немецким флотом». Вскоре с одного из этих кораблей поднялся самолет, и моряки увидели на его крыльях английские опознавательные знака. Оказывается, это были авианосец «Викториес» и три эскортирующих его эсминца. «С кораблей просигналили: „Поздравляем со счастливым исходом боя“».

Американское судно дотащилось до Исландии 30 мая, и его моряки сошли на берег «с намерением отдохнуть и напиться», но самый крепкий напиток, который они смогли купить в Исландии, был кофе. Акинс выразил неудовольствие по поводу излишней, по его мнению, поспешности, с которой судно приводили в порядок для выхода в море со следующим конвоем. «По-моему, они считали, что, если мы задержимся на какое-то время, обязательно затонем в гавани». Настроение американских моряков упало, и они с разочарованием стали ожидать выхода в море следующего конвоя PQ.17.

Пока «Карлтон» добирался в Исландию, конвой PQ.16 почти беспрерывно подвергался интенсивным ударам немецкой авиации, прекратившей налеты только 30 мая. Немцы совершили против конвоя 245 самолето-вылетов бомбардировщиков и торпедоносцев-бомбардировщиков, которым удалось потопить пять судов и еще три повредить. Сами немцы считали, что они потопили девять судов — успех, который убедил их, что одновременные атаки высоколетящих обычных бомбардировщиков и низколетящих торпедоносцев-бомбардировщиков максимально рассеивают внимание противовоздушной обороны конвоя.

К тому времени, когда конвой PQ.17 наконец вышел в море — в конце июня, — немецкие воздушные сипы со сосредоточили в районе Нордкапа мощные ударные силы под руководством командующего 5-й воздушной армией генорал-полковника Стумпфа. В воздушную армаду входили: 103 двухмоторных бомбардировщика «Юнкерс-88», 15 поплавковых торпедоносцев-бомбардировщиков «Хейнкель-115», 30 пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» и 74 разведывательных самолета, включая четырехмоторные «Фокке-Вульф-200» («кондор»), «Юнкерс-88» и «Блом и Фосс-138»; все 42 самолета 1-й эскадрильи 26-й бомбардировочной эскадры (торпедоносцы-бомбардировщики «Хейнкель-111») после завершения подготовки экипажей также были сосредоточены на аэродроме в Бардуфосе. Таким образом, Стумпф имел в своем распоряжении для нанесения ударов 264 боевых самолета первой линии.

Однако не следует думать, что вся организация немецких ВВС в Норвегии была предназначена исключительно для наступательных операций. В Северной Норвегии имелся также отряд ВВС, занимавшийся только разведывательной деятельностью особой важности. Одна рота 5-го полка связи ВВС, находившаяся в Киркенесе, занималась главным образом перехватом и дешифрованием радиообмена противника, происходившего как между западными союзниками, так и русскими радиостанциями.

Особо важное значение придавалось перехвату работы самолетных радиостанций.

Немецкая дешифровальная служба достигла к тому времени вершины своей эффективности, и, как теперь известно из немецких архивов, радио граммы адмиралтейства регулярно перехватывались и расшифровывались. Эта служба в целом была настолько эффективной, что немцы серьезно опасались, как бы союзники не догадались, что их радиосвязь прослушивается и читается противником. Разведывательные донесения из Киркенеса передавались обычно без ссылки на источник, с тем чтобы не скомпрометировать этот метод разведки.

Все крупные корабли немецкого флота были теперь сосредоточены в норвежских водах. В Тронхейме находились линейный корабль «Тирпиц», тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» и 5-я и 6-я флотилии эскадренных миноносцев; в Нарвике стояли более тихоходные карманные линкоры «Лютцов» и «Шеер», 8-я флотилия эскадренных миноносцев и лидер эсминцев. Такая дислокация надводных сил флота диктовалась задачей, которую им предстояло выполнить. Корабли, базировавшиеся на Тронхейм, должны были образовать «первую боевую группу» под тактическим командованием командующего немецким флотом на севере адмирала Шнивинда, державшего свчй флаг на «Тирпице»; корабли, стоявшие в Нарвике, входили во «вторую боевую группу» под командованием командующего соединением крейсеров вице-адмирала Кюммеца. (Шнивинд временно замещал командующего эскадрой линейных кораблей вице-адмирала Силиакса в связи с болезнью последнего.)