Москва погубила град Китеж

Москва погубила град Китеж

 Только не надо после этого воображать некий сусальный образ Москвы. Собирательницы, радетельницы, матушки и тому подобное. Централизация — объективный процесс. Жестокий. Каким путем достигалась цель — история не разбирает. Где крестом, а где мечом. Но чаще всего — мечом. Волосы на голове шевелятся, когда читаешь, как царь Иван III, а затем Иван Грозный расправлялся с новгородской вольностью: «Иван приказал привести к себе в Городище тех новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собой, Иван приказал своим детям боярским раздевать их и терзать «неисповедимыми», как говорит современник, муками. Потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти вслед за собой в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей; женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов: по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые выплывали». (Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1993. С. 307.)

Московская Русь при этом использовала свое главное преимущество перед остальными русскими княжествами — преимущество в людях. Которое получила благодаря политике потомков Александра Невского, начиная от младшего сына Даниила, внука Ивана и праправнука Дмитрия Донского...

Москва принимала всех. А уходят, как правило, сильнейшие. Слабые, средненькие приспосабливались к литовским порядкам в Смоленске, Курске, Брянске, Минске, Полоцке и других городах. Те, кто не желал смиряться, уходили в Москву. Средний витязь приспосабливался к жизни в Орде, раздираемой смутами, интригами, переворотами. Сильный витязь — уходил служить в Москву. А там все было ясно — почет и вотчины получал не интриган и проныра, а храбрец. Который передавал вотчины своим сыновьям. Из которых и сложилось потомственное дворянство, класс государевых людей, которые служили не феодалу-боярину, а великому князю. И зависели не от бесчисленных родоплеменных отношений и распрей, а только лишь от великого князя-государя, то есть — от государства.

Опять-таки, не значит, что они были хорошие, эти буйные люди. Каков князь — таков и дворянин. Именно их, к примеру, Иван Грозный превратил в опричников.

Именно с их помощью избивал, изничтожал потомственное боярство. И далеко не случайно (а если случайно — тем более!) в поэме Лермонтова опричник зовется — Кирибеевич, потомок какого-то давнего ордынского Кирибея или Кирибая.

Все эти пришлые буйные люди, умеющие метко стрелять из лука и рубить врага до пояса, дали потомство и влились в население Московской Руси — Серпухова, Коломны, Мурома, Ростова Великого, Суздаля, Владимира, Юрьева-Польского...

О том, что московские служивые люди резко отличались своими боевыми качествами от прочих, говорит и такой факт, описанный С.М. Соловьевым. В середине XV века Василий Темный пошел в поход на Новгород. Воеводы Оболенский и Басенок в Старой Руссе захватили большую добычу. Отправили ее в ставку великого князя с главной ратью. А сами остались с отрядом в 200 всадников. Тут появилось новгородское войско в 5000 (пять тысяч?!) человек. И эта пятитысячная армада была в пух и прах разбита двумястами московскими всадниками. Тяжеловооруженная, на немецкий рыцарский манер, новгородская армия оказалась бессильной против ордынско-московской тактики конного боя.

О том, что Москва наводила страх на соседей, говорит и сказание о граде Китеже. По легенде, град Китеж стал невидимым в ужасе от нашествия татар. На самом же деле никаких татар давно уже не было. Зато в одном-единственном месте легенды вдруг прорывается антимосковский выпад о «государстве московском», в котором «антихрист царствует... и все его заповеди скверные и нечистые». Там же, в легенде, утверждается, что «сию книгу-летописец мы написали в год 6759 (1250)».

Но в 1250 году Москва была малозначительным городком и уж вовсе далеко было до «московского государства». Много, очень много смутного в «Легенде...». Но если учесть, что окончательно сложилась она лишь к XVII— XVIII векам, да еще в среде старообрядцев, первым врагом которых был московский патриарх, то о многом можно догадаться. В. Л. Комарович, самый авторитетный исследователь «Легенды...», полагает, что безымянные авторы под «татарами» зашифровали «москвичей». То есть даже в устных сказаниях боялись открыто выступить против Москвы... Прямо как в давнем стихотворении Владимира Луговского: «Мне страшно назвать даже имя ее — свирепое имя Родины...»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.