Близкие контакты второго рода

Близкие контакты второго рода

Там Кощей горько плачет:

«Кожу, кожу дерут!»

Долг с Кощея берут;

Он мешки в стену прячет,

А лишась тех вещей,

Стонет, стонет Кощей.

А. П. Сумароков.

«Лжи на свете нет меры» (1755)

Если традиционная история не помогает, следует обратиться к другим, смежным наукам. «Тюркологи» это очень хорошо усвоили.

Примечательно, что массовые отсылки к «тюркской» топонимике на юге России, как правило, оказываются ложными. Так, туристам, посещающим Геленджик, из года в год рассказывают историю возникновения его названия. Якобы оно происходит от турецких корней gelin (невеста) + i?ik (белый) и обозначает «белая невеста». Вообще-то название для бухты более чем странное, поскольку в мифологии моряков, причем независимо от национальности, «белая невеста» — образ смерти. Какому средневековому панку пришло в голову так «иронично» назвать бухту, в которой вроде бы не замечено никаких скрытых опасностей? Но дальше идет рассказ о том, что в древности эта бухта служила перевалочным пунктом на пути работорговцев и главным товаром были белые рабыни (ну а как же по-другому?!), которых «татаре» похищали в славянских причерноморских областях. Вычурно-то как! Да, вычурно, но совершенно неграмотно. Сказочникам надо сразу же поставить двойку по турецкому, потому что «белый» по-турецки будет вeyaz, а ?ik переводится как «дерьмо» (возможно, европейское заимствование; ср.: англ. Shit, нем. Die Schei?e). Наверное, невесты, купленные на том рынке, слишком быстро превращались в сварливых и злых жен. Так себе невесточки, в общем… Но если кому-то претит изучать язык страны — члена НАТО, то изучите хотя бы язык адыгов — народа, который живет в этих местах испокон веков. Так вот, на адыгейском «Геленджик» означает всего-навсего «маленькая бухта» (!), что полностью соответствует существу поименованного объекта. Геленджикская бухта действительно мала по сравнению с находящейся рядом большой Цемесской (по названию впадающей в нее реки Цемес), да и размер является тем существенным признаком, по которому обычно идет номинация. Вспомним: море — море, вода — вода, гора — гора. Древние люди бесхитростны.

А велика ли разница — турецкий, адыгейский? Велика. Дело в том, что язык адыгов не является тюркским и относится к самостоятельной северокавказской языковой семье. Да, современные адыгейцы во многом ассоциируют себя с исламской традицией; действительно, был «исход в Турцию», которую адыги XIX века воспринимали как защитницу от российской экспансии. Но языки адыгов и турок не родственны, и народы это разные. (Напомню: большинство адыгов, ушедших в Турцию, погибло от запредельной нищеты, болезней и голода. Разыграв «адыгейскую карту» в пику России, османы быстро забыли о существовании «братского» народа и фактически бросили его на произвол судьбы.)

По поводу «тюркского» происхождения Геленджика иронизируют и местные краеведы (в частности, Б. Г. Тлюстен), но из статьи в статью, из путеводителя в путеводитель перетекает бредовая версия, выставляющая на посмешище и турецкий язык, и российскую историю. Да, по-турецки Геленджик называется созвучно, но это означает лишь то, что пришедшие сюда в XV веке турки столкнулись с уже поименованным поселением. Так что это не название, а огласовка. Они НИКАК не называли поселение, потому что оно уже было как-то названо. Ведь не переименовали турки Тешебс, Мезыб, Цемес, Пшаду (местные топонимы, адыгейское происхождение которых не вызывает ни у кого сомнений). Но местный «креативный класс» вовсю начал эксплуатировать тему. «Белая невесточка» — такие вывески украшают вход в бары, дискотеки, магазины. А пик абсурда, конечно же, изваянная в мраморе девица в подвенечном платье и с букетиком цветов, которая расположилась напротив здания городской администрации. По мнению скульпторов, «белые рабыни», которыми торговали «монгольские татаре», выглядели так. Ну что ж… Вероятно, это сюжет для очередного романа Владимира Сорокина.

Когда какое-нибудь название выдают за тюркское, нужно делить на десять. Но когда на этой весьма зыбкой почве начинают строить политические концепции, дело принимает совсем дурной оборот. В современной «тюркологии» бытует активно тиражируемое мнение, что русские дворянские фамилии имеют, притом массово, тюркские корни. «Авторитетный» исследователь Альфред (кстати!) Халиков в работе «500 русских фамилий булгаро-татарского происхождения»[62] последовательно проводит мысль, что если уж набралось столько фамилий, причем не простых, а дворянских, то можно не сомневаться: русская элита практически была создана «татарскими» мурзами и ханами. Ангажированность автора проявляется во всем, начиная от названия книги, где смешиваются понятия «булгарский», «тюркский» и «татарский» (позже встречается поправка «татарско-казанского происхождения»), до методологии. Строго говоря, непонятно даже, что является предметом «исследования». Если работа чисто лингвистическая, то зачем нужны постоянные отсылки типа «в родстве с такими-то…», сопровождающиеся списком русских дворянских родов? Если же изучается генеалогия, то при чем тут лингвистика? Халикову вторит множество доморощенных «тюркологов», которых счет идет уже на тысячи, как уфологов[63]. Однако при минимальном анализе вся эта афера — а иначе назвать данное направление «тюркологии» нельзя — рушится как карточный домик. В трудах таких «тюркологов» очень часто используются натяжки, легко распознаваемые специалистом. Как достоверные и, более того, единственно возможные приводятся весьма сомнительные этимологии, истинные словоформы подменяются созвучиями, а порой авторы не гнушаются прямым подлогом и подтасовкой фактов. Сейчас нет-нет да и просачиваются в прессу сведения о фальшивых диссертациях. По некоторым наукам их число достигает 10 %. Интересно было бы подвергнуть подобной проверке исследования «учеников» Льва Гумилева, да и самого «мэтра». Но давайте все-таки попытаемся разобраться что к чему.

Отбросим Абубякяровых, Абумайловых, Астрединовых, Ахметовых — которые включены в «исследование» и тоже «посчитаны» (чтобы в итоге получилась красивая цифра 500) — как фамилии, не имеющие серьезных оснований считаться частотными в русском языке, и обратимся к более привычным для русского уха Булгаковым, Балашовым, Давыдовым и пр.

«Тюркологи» смело выводят фамилию автора «Мастера и Маргариты» от тюрко-татарского «булгак» — «гордый человек»[64]. Разумеется, «тюрки» другими быть не могут — это русские — «лапотники» и «быдло». Но обратимся к Толковому словарю В. И. Даля. Может, он предложит более очевидные трактовки? Действительно. Живой великорусский язык, оказывается, содержит слово «БУЛГА», причем в современной России оно встречается как диалектное на огромном пространстве — от Белого до Черного моря. Важно, что это именно диалектизм, то есть слово исконное и очень древнее — его не могли «привнести» завоеватели. Итак, читаем: «Булга — сущ. ж. р., симб. склока, тревога, суета, беспокойство». От него образуется глагол «булгатить/булгачить», который также отмечен в «твер., пенз., влад. губ. (тревожить, беспокоить, будоражить, полошить, баламутить). Что ты, по-пустому, народ булгачишь? Пожар всех взбулгачил. Набулгачил, да и был таков. Булгачить или булдачить». Таким образом, «Булгак» происходит от глагола «булгачить» — хулиган, баламут. В Нижегородской губернии это слово имело значение «занимающийся промыслом живодеров, выменивая шкурки на мелочи, на щепетильный товар». Синонимы — маклачить (ср. фамилию Маклаков), маячить. Имелся и глагол «буглачиться» — «суетиться, метаться, тревожиться, суматошиться»[65].

Может ли такое слово послужить основой для прозвища? Безусловно. Почему же столь разветвленная и укорененная в русском языке этимология напрочь отметается «тюркологами»? Почему бы не воспользоваться бритвой Оккама и не отсечь менее вероятное решение в пользу более вероятного? Потому что оно противоречит основной идее исследования — доказать, что вся русская элита, а стало быть, и государственные традиции имеют нерусское происхождение. Ради этого «тюркологи» даже идут на откровенный подлог. Так, например, берется некий Никифор Иванович Булгаков (упоминается при Иване Грозном), участвовавший как есаул в Казанском походе 1544 года, а затем — как воевода (завидная карьера!) в шведском походе 1549 года. Вообще, если человек участвовал в походе на Казань, то его «тюркские» корни представляются весьма сомнительными. Но тут неважно, сам Никифор Иванович украл пальто или у него украли; главное — дана четкая связка «татары — Булгаков». А кто там кого воевал — дело темное. В литературе встречается и Петр Андреевич Булгаков, тоже участник Казанского похода, но уже 1552 года. А вот дальше следует замечательная фраза, кочующая из источника в источник: «…служил в войске, предводимом бывшим царем казанским Шиг-Алеем». Все очевидно: раз войском командовал «татарин», то, конечно же, и подчиненный тоже «татарин». Но возникает маленькая неувязочка.

Дело в том, что загадочный Шиг-Алей являлся, как мы бы сейчас сказали, коллаборационистом, перебежчиком из стана казанцев и командовал московскими полками. Шах-Али хан (царь Шигалей, тат. ?ah?ali, Ша?гали, ??? ????) — личность весьма известная. Московско-казанская война, длившаяся более столетия, шла с переменным успехом, и в ходе нее было испробовано все, в том числе попытки дипломатического давления и «замирения» сторон. Шах-Али был посажен на Казанский престол именно по настоянию Москвы. Даже Карл Маркс (большой специалист по русской истории!) уделил ему немного внимания, назвав «русским ставленником». Фактически же Казанью правил русский посол, воевода Федор Карпов. Такое положение не устраивало казанцев, и весной 1521 года Шах-Али был свергнут. Герберштейн, посетивший Москву в 1526-м, видел бывшего казанского царя на великокняжеской охоте: тот всегда находился по правую руку великого князя Василия. В современной татарской историографии имя Шах-Али стало синонимом национального предательства. В частности, Р. Г. Фахрутдинов в своем учебнике истории называет этого деятеля «ненавистным казанским татарам уродом-политиком и уродом-человеком».

Другая не менее распространенная фамилия — Балашовы. Александр Дмитриевич Балашов (вариант — Балашев) — российский государственный деятель, генерал от инфантерии. Петр Николаевич Балашов — депутат III и IV Государственной думы. Известно несколько героев Советского Союза с такой фамилией. В Тамбовской области есть районный центр с названием Балашов. В общем, фамилия, что и говорить, не редкая. Относя ее к «тюркским», Халиков ссылается на другого исследователя: «Фамилия, по Н. А. Баскакову (1979, с. 110–111), от тюрко-татарского «бала» с ласкательным суффиксом». В тюркских языках есть два слова с корнем «бала»: «бала» (ребенок) и «балас» (камень). Хорошо. Допустим. Библия засвидетельствовала имя Петр со значением «камень». С уменьшительно-ласкательным суффиксом будет «камушек». Но к чему такие сложности? Разве в русском языке нет слов с корнем «балаш»? Мы находим целую когорту персонажей с однокоренными именами и прозвищами. Семен Балаш — новгородский крестьянин, 1498 год[66]. Иван Балаш (умер в 1633 году), предводитель крестьянско-казацкого восстания в 30-х годах XVII века в России; по происхождению крестьянин Болдина монастыря[67]. Очень сомнительно, что среди предков этих людей имелись знатные «завоеватели». Как простому крестьянину передалось «татарско-дворянское» прозвище, минуя господина?

В Венгрии довольно широко распространена фамилия Балаш, или Балаж (венг. Bal?zs). В частности, можно вспомнить Белу Балаша (Bal?zs B?la) — венгерского писателя, поэта, драматурга, сценариста, теоретика кино. Тот же корень звучит и в названии озера Балатон. То есть вполне вероятно, что он угорский. Но при чем тут «тюрки»?[68]

Что же касается русского языка, то в нем действительно встречаются слова с искомым корнем (например, праслав. форма *bьlъto (русск. «болото»), и их участие в появлении фамилии Балашов кажется куда менее фантастичным. Жителям Москвы и Подмосковья хорошо известен топоним Балашиха (Блошиха, Блощиха, Блошино — разные варианты названия на старинных картах). «Балашиха» в ряде русских говоров — луговое угодье, луг[69]. Также имеется «площина» — ровное место, луг, а «площинка» — площадка, место, очищенное от леса[70]. Существует и диалектное слово «балах» — растение семейства лютиковых (Caltha palustris). Оно имело важное значение в жизни наших древних предков, так как знахари широко использовали его для лечения. Возможно, Балах, Балашиха — прозвище травников-знахарей, применяющих указанное растение.

Вот сколько логичных вариантов словообразования есть в русском языке, и только два, да и то с большой натяжкой, — в «тюркских». Часто ли слово «ребенок» становилось основой для прозвища? Детство — признак временный: сегодня ребенок, а завтра уже дедушка. К тому же в социальной структуре средневековой Руси ребенок — существо не самостоятельное, не могущее иметь чего-либо «своего». А ведь прозвища, образованные от существительных, чаще всего отвечали на вопрос «Чей?». Вспомним хотя бы следующий диалог из комедии «Иван Васильевич», написанной М. Булгаковым: «Иоанн. Ты чьих будешь? / Шпак. Я извиняюсь, чего это — чьих, я не понимаю? / Иоанн. Чей холоп, говорю?» Так что вряд ли это слово могло стать корневой основой прозвища. Зато луг, луговое угодье, поблизости от которого жила семья, — вполне. Такая путаница, как правило, происходит оттого, что «тюркологи» не дают себе труда заняться серьезным исследованием, отмахиваясь от научной этимологии слов и отдавая предпочтение этимологии народной.

Интересна трактовка происхождения фамилии Басмановы. Уж тут-то есть куда размахнуться! Разумеется, идут в ход «тюркские» басма, баскаки, бастурма… Вот оно — доказательство зависимости Руси от «тюрков»! Басма — печать. Символ государственной власти. Значит, нет никаких сомнений, что государственная власть принадлежала «тюркам». Однако дело обстоит иначе. Согласно словарю Брокгауза и Эфрона «басма» — действительно татарское слово, означает оно «оттиск, отпечаток», имеет один корень с глаголом basmak (вспомним знаменитый «башмак», который постоянно приводится как пример тюркских заимствований) — «бить, чеканить». Далее в словаре говорится: «Мнение, что басма есть изображение, рисунок, доказывается и тем, что древние наши изделия, когда на них были оттиснуты изображения или фигуры, назывались «басемными» или «басменными», а самое изображение на них иногда басмою, напр. «евангелисты (оклады еванг.) выбиваны басмою», киот у иконы Владимирской Б. Матери в XVII в. был «обложен серебром, оклад басменой». («Басменные», по преимуществу, были оклады книг, икон и крестов и главным образом золотые и серебряные)».

Басманным (басманом) назывался также хлеб, поставлявшийся к царскому двору, поскольку делался он методом выдавливания (печатный хлеб). В Русском музее, в части экспозиции «Народное творчество», демонстрируются печатные доски для пряников. Тула своим промыслом известна более других, но печатные пряники выпекали и в Вятке, и в Тверской, и в Костромской губерниях. Что мы знаем об «исконном татарском» печатном прянике? Кстати, наряду с «басмой» употреблялся и другой термин — «болван», который был даже употребительнее, по крайне мере в Москве, чем басма.

Таким образом, можно утверждать, что происхождение слова «басманный» носит не «государственнический», а ремесленный характер. Наряду с ямской, мясницкой, охотной и другими слободами существовала и басманная — слобода печатников, чеканщиков. Ничего не известно о судьбе художественной чеканки в Монголии, а вот кавказские чеканщики, которых в те годы также называли «татарами», сохранили свое искусство до сих пор.

Первое упоминание Басмановых в истории (1543 год) связано с Данилой Андреевичем Плещеевым, русским военачальником, которого прозвали «Басманом». Никакого отношения к «татарским» вельможам он не имел. В 1552 году отличился при осаде Казани, в которой участвовал вместе со знаменитым князем Воротынским. В том же году был пожалован чином окольничего. Он-то и положил начало роду Басмановых. Его сыновья — Алексей и Федор Басмановы — организаторы опричнины. Оба казнены Иваном Грозным в июле 1571-го. Их потомки и стали теми Басмановыми, о которых идет речь. Никаких других Басмановых, происходивших якобы из Золотой Орды, история не знает.

«Тюркологи» относят к «татарским» и фамилию Батурины, возводя ее к тюркскому «батур»/«батыр» (богатырь). Но здесь снова имеет место прямой подлог, поскольку достоверно известно, что род Батуриных происходит от Батугерда (крещеного Дмитрием), выехавшего «из немец из венгерской земли в 1492 г. к великому князю московскому Василию Ивановичу и пожалованного имением на Рязани»[71]. По-видимому, Батугерд — потомок трансильванско-венгерского рода Баториев. Данная информация косвенно подтверждает факт теснейших контактов с европейской элитой даже во времена, когда, казалось бы, эти связи раз и навсегда были разорваны, — всего через 12 лет после «стояния на реке Угре», считающегося официальным окончанием «ига» монгольских татар. Иван Михайлович Батурин служил воеводой при Иване Грозном в шведском походе 1549 года и в полоцком 1551 года, Григорий Петрович — также воеводой в 1558 году. В XVII веке Батурины служили в стряпчих, стольниках и дворянах московских (Борис и Венедикт Мироновичи, Иван и Григорий Степановичи были стольниками Петра I). В 1699 году одиннадцать Батуриных владели различными населенными имениями. Поэтому, когда на карте увидите очередное Батурино, не спешите вспоминать о «татаро-монгольских» богатырях. Все имеет куда более простое объяснение.

И, разумеется, запредельно феерической выглядит попытка увязать фамилию Давыдов с именем некоего восточного вельможи Дауда. Получается, вплоть до XVI века (!) русские не были знакомы с библейской традицией, так что имя Давыд (Давид) к ним пришло исключительно в исламской редукции.

Подобную несложную операцию можно проделать с большинством русских фамилий «татарского происхождения», представленных Халиковым, Баскаковым и иже с ними[72]. Это довольно просто, если вооружиться элементарными знаниями по лингвистике и истории. Упоминавшийся мной ранее лингвист и педагог А. П. Пасхалов отмечает, что реальных тюркских заимствований в русском языке ничтожно мало — около 250 корней. Для сравнения: язык Пушкина насчитывает свыше 21 000 слов; у современного выпускника средней школы словарный запас составляет до 4000 лексем, а у человека с высшим образованием — 8000[73]. При этом в повседневной жизни мы, если только не занимаемся историей восточного национального костюма, чрезвычайно редко используем слова «юфть», «бязь», «сафьян», «чекмень» и пр. То есть частота употребления слов тюркского происхождения, и без того немногочисленных, крайне низка. Но «уфологи» убедили публику, что таких слов «очень много» и так было «испокон веков». Удивительно ли? И опять на ум приходят строки Бунина: «В степи, где нет культуры, нет сложного и прочного быта, а есть только бродячая кибитка, время и бытие точно проваливаются куда-то, и памяти, воспоминаний почти нет».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.