Война с террором

Война с террором

Это было слишком. И он решился быть беспощадным. Он задумал вернуть время отца, о чем так мечтал двор. Александр решил победить силой. И теперь, едва закончив войну на Балканах, он объявляет новую войну – в собственной стране. Войну с террором. Беспощадную войну – до полной победы.

Почти вся европейская Россия была поделена на шесть временных генерал-губернаторств (Киевское, Московское, Харьковское, Петербургское, Варшавское и Одесское). И чтобы не было ни у кого сомнений, что это война, на всех этих территориях объявляется военное положение. И во главе генерал-губернаторств назначаются знаменитые боевые генералы прошлой войны. Победитель на Кавказском фронте граф Лорис-Меликов, герой Шипки генерал Гурко, победитель Плевны генерал Тотлебен…

Военный министр Д.А. Милютин печально записал в дневнике:

«Все заботы высшего правительства направлены к усилению строгости, вся Россия, можно сказать, объявлена в осадном положении».

Генералы Гурко и Тотлебен начали по-военному: высылали, конфисковывали, бросали в тюрьму.

В обществе появилось даже понятие – «белый террор». Так он решительно начал бороться с решительными молодыми людьми.

В ответ продолжились покушения на сановников.

Наступила невиданная прежде жизнь. «Вокруг дворца, на каждом шагу полицейские предосторожности; конвойные казаки… чувствуется, что почва зыблется, зданию угрожает падение, во всех слоях населения появляется какое-то неопределенное, обуявшее всех неудовольствие». Это записал в дневнике его министр Валуев!

«Обуявшее всех неудовольствие!».

«И хозяева это чувствуют», – добавляет министр.

Конечно, он чувствует! Несмотря на расправы, напряжение в стране не спадает. Более того, было нечто тревожное в воздухе: что-то случится!

И это постоянное нервное напряжение его очень изменило… Все тот же министр П.А. Валуев беспощадно записал в дневнике:

«Видел их императорских величеств… Государь имеет вид усталый и сам говорил о нервном раздражении, которое усиливается скрывать. Коронованная полуразвалина… В эпоху, где нужна в нем сила, очевидно, на нее нельзя рассчитывать!»

В это время ему надо было принять еще одно трудное решение, оно и стоило ему большого «нервного раздражения».

Его мучил страх за нее. Он встречался с ней, с детьми в ее особняке или в кабинете отца, куда ее по-прежнему тайно привозили.

И по внутренней лестнице из кабинета, по которой папа? поднимался к матери, он теперь спускался к ним. Но каждый раз, когда ее везли во дворец, он не находил себе места. Он не мог дать ей охрану с казаками, как остальным великим князьям. Это было бы излишне публично… Так что они могли подъехать к ее карете (как подъехали к карете Дрентельна), выстрелить, а то и попросту захватить ее с детьми!

И кто они? Сколько их? Как и многие в Петербурге, царь должен был задавать себе этот безответный вопрос. И все чаще видели, как он сидел в апатии часами в кабинете – и вдруг в ярости швырял канделябр в стену. Или вместо утренней прогулки угрюмо ходил по бесконечной анфиладе дворца. Затворник в собственной столице.

По городу ходила сплетня, что во время прогулки по анфиладе император увидел, как кавалергард, охранявший вход в апартаменты, что-то быстро спрятал за спиной. И царь тотчас выстрелил, а это была папироска.

Такие сплетни распространял про него теперь двор. Его не любили – точнее уже не боялись не любить. И ненавидели ее.

Но надо было решаться. И он решился… Он поселил Катю с детьми на третьем этаже дворца, там, где были камер-юнкерские комнаты и комнаты фрейлин. (Далеко от покоев Маши, которые были на втором этаже.)

В этом не было ничего нового. И при деде императоре Павле, и при дяде Александре I, и при отце во дворце жили их любовницы. Это не считалось непристойным, ибо никто не смел обсуждать. Но теперь – гласность. Теперь разучились бояться.

И тотчас возникла сплетня, будто Катя и дети живут прямо над императрицей – и несчастная, больная, старая императрица слышит над собой беготню его незаконных детей.

При всех этих сплетнях пребывание княгини во дворце считалось… тайной!

Его министр двора Александр Адлерберг сменил на этом посту своего престарелого отца. Как мы уже писали, Саша Адлерберг воспитывался вместе с государем. Среди придворных только Адлерберг имел право входить к императору без доклада и называть его по имени. Этого права не было у великих князей. Но министр двора, который обязан был знать все, что происходит во дворце, «из скромности» должен делать вид что ничего не знает о княгине Долгорукой!

Как рассказывал впоследствии сам Адлерберг военному министру Милютину: «Когда государь решился переместить княжну Долгорукую в Зимний дворец, он призвал к себе коменданта генерал-майора Дельсаля и дал ему непосредственно все приказания, прибавив, чтобы мне ничего об этом не говорил. Само собой разумеется, что приказание это не могло быть исполнено в точности. (И император это отлично знал! – Э.Р.) …Но я был признателен государю… По какому-то чувству приличия, по какой-то утонченной деликатности при наших, могу сказать, дружеских отношениях с самого детства, Государь ничего мне не говорил об этом щекотливом предмете, а я показывал вид, что ничего не знаю…».