2. Большевики в Тобольске

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Большевики в Тобольске

Комиссар из центра мог появиться лишь тогда, когда власть в Тобольске была фактически захвачена большевиками. Это произошло во вторую половину марта. Из повествований советских историков и мемуаристов того времени видно, с какой опаской новой власти приходилось проникать в глухой угол Сибири, где была запрятана царская семья. В феврале областной съезд советов Урала признал Екатеринбург своим центром. Здесь и обратили внимание на «беспризорность» бывшего монарха в связи, как утверждают эти мемуаристы, с «вполне достоверными» сообщениями о проекте монархистов вырвать Царя из рук большевиков и увезти его за границу. Екатеринбург претендовал на включение Тобольского района в зону своего влияния, как областного центра. Для того чтобы выяснить положение на месте и помешать возможному побегу Николая II, в Тобольск и его окрестности из Екатеринбурга было отправлено несколько «боевых групп», так как предполагали, что монархисты повезут Николая II или водным путем на Обдорск, или по тракту через Ишим на Дальний Восток. Одна из посланных групп – из числа «надежных рабочих», проехала северным путем в Березов, но там была арестована местной администрацией, все еще считавшей себя представительницей Врем. Правительства. Другая группа екатеринбургских рабочих была послана в качестве заставы на дорогу Тобольск – Тюмень. Судьба ее была печальна. Члены этой боевой единицы остановились в с. Голопутовском, где выдали себя за торговцев. Здесь их заподозрили и арестовали (боевики не всегда оказывались на высоте своей секретной миссии и подчас похвалялись, что посланы «царя убивать»).

В Голопутовском при обыске заподозренных «торговцев» у них нашли документы, изобличавшие их настоящие задания. «По подстрекательству офицеров и кулаков», находившихся в связи с организацией, которая подготовляла побег Романовской семьи, все арестованные тут же на сходе были убиты крестьянами[280].

Более успешной оказалась экспедиция, направленная непосредственно в Тобольск и обставленная с чрезвычайной конспиративностью. Члены этой «боевой группы», состоявшей из 16 рабочих металлистов с Злоказовского завода в Екатеринбурге, проникли в Тобольск по одиночке с подложными торговыми паспортами. Группа во главе со своим комиссаром Авдеевым сосредоточилась в городе 3 марта. В Тобольске уже находилась на ролях нелегальной организаторши известная партийная работница Наумова, приезд которой не возбуждал подозрения, так как мать ее жила в Ялутворске, и подлинный глава экспедиции, матрос Хохряков, прибыл в качестве жениха Наумовой. Через несколько дней прибыл еще Семен Заславский с двумя рабочими Надеждинского завода. Задача большевистской подпольной организации заключалась в том, чтобы добиться путем агитации переизбрания тобольского совета и после реорганизации власти взять на себя руководство наблюдением за бывшим Царем.

Екатеринбуржцы запоздали, хотя и прибыли первыми в качестве подпольной группы. На Тобольск претендовал и Омск, как центр Зап. Сибири. 11 марта в Тобольск прибыл уполномоченный Омского совета Дуцман, в качестве официального комиссара советской власти. Его сопровождал под командой Демьянова значительный для Тобольска отряд красногвардейцев – более чем в 100 человек, преимущественно из железнодорожных рабочих. Целью Омского отряда также было установление советской власти в Тобольске. Дуцман поселился в корниловском доме, но, по словам Кобылинского, «положительно ничем себя не проявил» – и не появлялся даже в губернаторском доме. Вся деятельность его протекала в Совете. Появление отряда Демьянова вызвало переполох в губернаторском доме. Царь записал 14 марта: «Здешняя дружина расформировалась. Так как все-таки наряды в карауле должны нестись по городу, из Омска прислали команду для этой цели. Прибытие этой “красной гвардии”, как теперь называется всякая вооруженная часть, возбудило тут всякие толки и страхи. Просто забавно слушать, что говорят об этом в последние дни. Комендант и наш отряд, видимо, тоже были смущены, так как вот уже две ночи караул усилен и пулемет привозится с вечера». Может быть, в силу своего состава (из железнодорожников) омские «красногвардейцы» под началом двух молодых офицеров, местных жителей, хорошо известных в Тобольске, выгодно отличались от других аналогичных частей – принимавших участие в карательных экспедициях, и их пребывание в городе не ознаменовалось обычными эксцессами. В Тобольске этот отряд, – пишет Боткин-Мельник, – «не произвел ни одного обыска, не сделал ни одного расстрела, не замешан был ни в одну скандальную историю. Во всяком случае никто не слыхал о таких кротких большевиках, как эти». Помощником Демьянова был пор. Дегтерев, по утверждению Боткиной, известный с гимназической скамьи крайне монархическим направлением – при поступлении в Петербургский университет он был даже членом Союза Михаила Архангела… В интимном кругу, по словам той же мемуаристки, он продолжал говорить о своих монархических взглядах и показывал даже «какие-то бумаги от омских монархических организаций». Нет ничего невероятного в том, что монархист Дегтерев оказался во главе отряда красногвардейцев – в некоторых кругах служба в красной армии, как своего рода мимикрия или для противодействия, в то время была довольно популярна. В данном случае на этой почве создалась легенда, непосредственно связавшая омскую экспедицию с тогдашними будто бы планами немцев в отношении Царской семьи, разошедшимися с намерениями большевистской Москвы, директивы которой осуществляли уполномоченные уральского областного совета. Эту легенду нам предстоит еще разобрать в деталях.

Екатеринбургские подпольщики, осмотревшись в тобольской обстановке, выписали себе помощь, и через несколько дней после прибытия Демьяновского отряда из Омска приехал и новый отряд из Екатеринбурга, состоявший из «надежных красноармейцев», в виде сборной распущенной дружины из латышей, пленных мадьяр, матросов и рабочих под начальством неких Никитина и Кармашева. В отряде было всего полсотни человек, но подпольщики под сурдинку распространяли молву, что вокруг Тобольска сосредоточено «около 1000 человек». Между омским и екатеринбургским отрядами возник конфликт – и последний, как более слабый, должен был уступить. Царь записал 22 го: «Утром слышали со двора, как уезжали из Тобольска тюменские разбойники-большевики на 15 тройках с бубенцами, со свистом и с гиканьем. Их отсюда выгнал омский отряд». От нас, в силу сознательной неясности мемуаристов из среды екатеринбургских подпольщиков, ускользают детали столкновений. Мы знаем только, что «обостренные отношения… закончились в концов концов арестом Хохрякова, заподозренного в провокации», и только переговоры по прямому проводу с Уралсоветом, подтвердившим особые полномочия Хохрякова, спасли последнего от «расстрела» (Быков).

Омичи претендовали на «руководство», но так как «уральцы были более сильны политически, то омичи оказались скоро у них в подчинении» (Авдеев)… Так или иначе «купеческие» городские Думы и «мелко-буржуазные» земства были распущены, Совет переизбран, и председателем его даже стал чуть не расстрелянный матрос Хохряков. Советская власть установилась в Тобольске, и «дом заключения» был взят под наблюдение Совета… «Как-то, – вспоминает Кобылинский, – совдеп вызвал к себе представителей отряда по два от каждой роты. Пошел с ними я сам. Мне было объявлено, что Совет решил перевести всю царскую семью “на гору”, т.е. в тюрьму… Я заявил этим господам, что охрана царской семьи подчинена не местному Совету, а центру. Это не помогло. Пришлось мне встать на другую почву и говорить, что это никак нельзя выполнить, так как придется тогда переводить в тюрьму и всех солдат нашей охраны, чего нельзя сделать; без солдат же нашей охраны никак нельзя обойтись, потому что, если будет какое-либо нападение, нас некому будет защищать. Солдаты наши загалдели, и Совет принужден был отступить, заявив мне, что, собственно говоря, решение по этому поводу он еще не вынес, а только принципиально высказывается». (Кобылинский действующими лицами изображает Дуцмана и Заславского. О Хохрякове он не упоминает.) Дневник Николая II вновь устанавливает точную дату эпизода с попыткой перевести заключенных в губернаторском доме в тюрьму, по-своему объясняя этот эпизод, 28-го он записывает: «Вчера в нашем отряде произошла тревога под влиянием слухов о прибытии из Екатеринбурга еще красногвардейцев. К ночи был удвоен караул, усилены патрули и высланы на улицу заставы. Говорили о мнимой опасности для нас в этом доме и о необходимости переехать в архиерейский дом на горе. Целый день об этом шла речь в комитете и прочее и, наконец, вечером все успокоилось, о чем пришел в 7 час мне доложить Кобылинский. Даже просил Алексея не сидеть на балконе в течение трех дней». На следующий день дневник продолжает: «Во время утренней прогулки видел «чрезвычайного комиссара» Демьянова, который со своим помощником Дегтяревым в сопровождении коменданта и стрелков обошел караульное помещение и сад. Из-за него, т.е. этого Демьянова, и нежелания стрелков пропустить его и загорался сыр-бор третьего дня». В воспоминаниях Мельник без обозначения даты также рассказывает о необычайном возбуждении, царившем в этот день в отряде, который готовился к защите, так как распространилась молва, что красногвардейцы собираются сделать нападение на губернаторский дом и выкрасть царскую семью. Действительно, через два дня прибыл новый отряд из Екатеринбурга – небольшой по своей численности (60 – 70 человек по записи Шнейдер). Говорили, что следует всего 300 человек. Сообщения эти нервировали не только отряд, но и представителей Омска. Отсюда рост недоверия и у тех, и у других к Екатеринбургу, которое, по словам Быкова, отмечали в своих донесениях Хохряков и Заславский.

Тучи сгущались над бывшим губернаторским домом….

Данный текст является ознакомительным фрагментом.