4. СЛУЖБА В ТОБОЛЬСКЕ И ЕНИСЕЙСКЕ. ДОРОГА НА ЛЕНУ
4. СЛУЖБА В ТОБОЛЬСКЕ И ЕНИСЕЙСКЕ. ДОРОГА НА ЛЕНУ
В Тобольске началась сибирская служба Семена Дежнева. Исторические документы не сохранили никаких конкретных свидетельств о тобольском периоде его жизни. Можно лишь предполагать, что он наравне с другими казаками нес гарнизонную службу в самом городе, охраняя крепость и казенные амбары с мягкой рухлядью, отправлялся в отдаленные поселения для сбора ясака, ходил на усмирение непокорных князцов.
Служилые люди состояли из нескольких категорий. Привилегированную часть войска составляли стрельцы. Они были лучше обучены и вооружены, нежели казаки, и составляли наиболее боеспособное ядро тобольского гарнизона, а также личную охрану воеводы. Казаки, более многочисленные, играли роль иррегулярного войска. На них ложилась основная тяжесть дальних походов. В условиях бездорожья средней и северной части обского бассейна основными путями сообщения оставались реки, а средством передвижения мелкие речные суда. В южной, степной части края передвигались на конях. Поэтому казаку приходилось по мере необходимости становиться и гребцом, и уметь ставить парус и быть хорошим наездником. Вооружение казака состояло как из холодного оружия, так и из огнестрельного оружия — ружья-пищали или ручницы самопала с кремневым курком. Видами холодного оружия были секира-бердыш и сабля с копьем. Секирой чаще вооружались при несении гарнизонной службы, а саблей и копьем — отправляясь в поход. Кроме того, казак имел при себе запас пороха. Наиболее крупные остроги располагали и артиллерией.
Кроме стрельцов и казаков, к служилым людям относились воеводские чиновники: ближайшие помощники воевод в ранге дьяков, подьячие, писаря, таможенные целовальники, ведавшие исправным поступлением в казну денежных доходов, толмачи. Во главе воеводской канцелярии стоял письменный голова — управляющий делами воеводства. На чиновные должности подбирали наиболее грамотных людей. В стрелецком и казачьем войске существовала иерархия чинов: десятники, пятидесятники или полусотники, сотники, атаманы. На высшие должности обычно назначались люди из числа детей боярских, низшего феодального сословия. Достигший высокого чина стрелец, казак или чиновный за выслугу мог рассчитывать на приобщение к этому сословию. В условиях Сибири такое случалось нередко.
С конца XVI столетия русские основывают в Западной Сибири города и остроги для закрепления власти Московского государства. Они служат как опорные пункты, где сосредоточивались военные гарнизоны, административные и торговые центры. Еще за год до основания Тобольска, в 1586 году, на правом берегу Туры было положено начало первому русскому сибирскому городу, Тюмени. В 1593 году возникают сразу три города — Пелым на месте прежнего острожка пелымских мансийских князцов, Березов на Северной Сосьве вблизи ее впадения в Малую Обь, ставший впоследствии местом ссылки знаменитого петровского сподвижника Александра Меншикова, и Сургут на средней Оби, несколько выше и восточнее ее слияния с Иртышом, на месте ставки одного из хантыйских князцов. В том году вблизи впадения Оби в Обскую губу основывается на месте ненецкого поселения острожек Обдорск, послуживший опорным пунктом русских в земле ненцев. В 1594 году на Иртыше основывается город Тара для заслона русских владений от бродивших еще в то время по степям отрядов Кучума. В 1600 году, через два года после основания Верхотурья, ниже по Туре был заложен одноименный город.
Продвигаясь вверх по Оби, русские основали в 1594 году Нарын и около того времени, вероятно несколько позднее, Кетский острог в низовьях Кети обского притока. Здесь лежали земли селькупов. Еще южнее на притоке Оби, Томи, в 1604 году возник город Томск в землях еуштинских татар, добровольно признавших присоединение к московским владениям. Продвигаясь по Томи, русские отряды проникли в гористую местность, землю кузнецких татар, предков шорцев. Здесь в 1618 году был основан город Кузнецк.
Дальнейшее продвижение русских вниз по Оби и Обской губе соединило их с русскими поморами и коми-зырянами, продвигавшимися сюда Северным морским путем, в единый поток. Это привело к основанию, как мы видели, в 1601 году Мангазеи.
Все эти города, остроги, острожки строились в стратегически важных пунктах, на берегах рек, служивших основными транспортными магистралями, вблизи волоков. Выбиралось обычно возвышенное место, с которого обеспечивался хороший обзор окружающей местности. Бревенчатые стены, башни острога с остроконечными тесовыми кровлями, главки церквей живописно возвышались над лесными или степными просторами вписываясь в пейзаж. В XVII веке основным строительным материалом служило дерево. Большинство из перечисленных нами сибирских городов существует и поныне.
Присоединение сибирских земель к Московскому государству проходило, за немногими исключениями, мирным путем. Если не считать Западной Сибири, у сибирских народов еще не сложилось своей государственности, хотя кое-где родоплеменные отношения достигали стадии начавшегося разложения и наблюдались первые, весьма еще слабые ростки феодализации (у бурят, якутов). Развитию производительных сил народов Сибири препятствовали постоянные межплеменные усобицы, взаимные грабительские набеги, в которых были заинтересованы прежде всего князцы и тойоны. Представители феодализирующейся родоплеменной верхушки жестоко эксплуатировали рядовых соплеменников, устраивали военные походы на более слабые соседние племена, уводили у них скот, грабили имущество, захватывали пленных. Было широко распространено и рабство. В рабов обращали военнопленных и неоплатных должников. Россия находилась на более высоком уровне социально-экономического развития, нежели народы Сибири. Она находилась на стадии развитого феодализма с заметными зачатками промышленного производства, основанного преимущественно на крепостническом труде, и развитой для своего времени торговлей. Вхождение в состав Русского государства, общение с русскими переселенцами давало возможность сибирским народам знакомиться с более совершенными методами хозяйствования, перенимать у русских орудия труда, типы жилищ, черты быта и мировоззрения. Аборигенные народы под влиянием русских соседей приобщались к земледелию, незнакомым им доселе видам ремесел, осваивали заново или совершенствовали выплавку или обработку металла.
Сближению русских с коренным населением Сибири способствовали частые смешанные браки. Значительную часть переселенцев, направлявшихся за Уральский хребет, составляли молодые мужчины-холостяки. В результате этого среди русской части сибирского населения имело место значительное, если не многократное преобладание мужчин над женщинами. Это демографическое несоответствие выравнивалось за счет многочисленных смешанных браков. Многие русские мужчины были вынуждены жениться на аборигенках, видя в этом единственную возможность создать семью. Вообще воззрения тогдашнего русского общества и взгляды официальной церкви отличались национальной терпимостью. «Бусурманином» называли не иноплеменника, а иноверца, вкладывая в это полубранное слово неприязнь отнюдь не к человеку иной национальной принадлежности, а только к представителю иного вероисповедания. Жена-аборигенка принимала крещение и, как все выкресты, становилась равной своему мужу перед законом и церковью. Так что смешанные браки, особенно в специфических сибирских условиях, не встречали какого-либо противодействия светских и церковных властей.
Объективно говоря, вхождение народов Сибири в состав многонационального Русского государства имело исторически прогрессивное значение. Оно способствовало развитию производительных сил, положило конец родоплеменным усобицам и распрям, объединяло народы в единую семью с общими историческими интересами и судьбами. Наиболее смышленые аборигены овладевали грамотой и приобщались к русской культуре. Но процесс этот был сложным, неоднозначным, и идеализировать его нет никаких оснований. Господствующий класс страны преследовал СБОИ классовые, корыстные цели. И если простой русский поселенец, казак знакомил аборигена с орудиями труда и ремеслами, передавал ему свой опыт мастерового, купец и промышленник грабили и спаивали его, старались выменять за нитку стеклянных бус или другую дешевую безделушку ценные шкурки пушных зверей. Да и корыстолюбивые воеводы подавали пример алчного стяжательства и беззакония. Далеко не всегда отношения русских с аборигенами складывались мирно. Случались военные стычки не только с Кучумовым воинством, но и с бурятами, якутами, чукчами, коряками. И, бывало, вызывались они, эти стычки, не только воинственностью этих народов, но негибкостью, злоупотреблениями предводителей русских отрядов. Применил военную силу к приамурским народам и Ерофей Хабаров, человек нрава крутого и жесткого. Нередко сборщики ясака не удовлетворялись установленной властями нормой и норовили сорвать с ясачных людей немалую толику и в свою пользу. И это не могло не вызывать возмущения и противодействия. Для поддержания нормальных миролюбивых отношений с аборигенами требовались гибкая политика, словесная дипломатия, мягкость, доброе слово, а не силовые приемы. Это, кстати, хорошо понимал Семен Иванович Дежнев, который на протяжении всей своей сибирской службы умел ладить с коренным населением. Но это, к сожалению, понимали далеко не все служилые. Ведь речь идет о XVII веке, веке жестоком, со своими нравами и воззрениями. Но нельзя забывать и другого. Было немало случаев, когда вооруженные вылазки против русских были делом рук князцов и тойонов, их сепаратистских амбициозных устремлений. Родоплеменная верхушка желала сохранения своих старых привилегий, возможностей нападать на соседние племена, чтобы захватывать у них скот и рабов. Такие устремления никак не характеризовали отношение самих народов к русским собратьям.
Чтобы завершить оценку этого сложного и неоднозначного процесса, обратимся к капитальному изданию «Народы Сибири» из серии этнографических очерков «Народы мира», коллективному труду видных советских этнографов, вышедшему в свет в 1956 году. Как справедливо пишут авторы этого тома: «Московское правительство, в XVII в. возглавлявшее сложение многонационального Русского государства, сумело понять обстановку и оценить государственную важность объединения в границах России просторов Сибири, стремилось провести присоединение мирным путем и даже принимало меры к охране сибирских племен и народностей как от внешних посягательств, так и от внутренних притеснений. В царских наказах в Сибирь постоянно подчеркивается необходимость приведения населения «под государеву высокую руку» мирным путем. В сношениях с ясачным населением, добровольно принявшим подданство, предписывается «держать к ним ласку и привет и бережение, а напрасные жесточи и никакие налоги им ни в чем не чинить некоторыми делы, чтоб их в чем напрасно и в ясак не ожесточить и от государевой милости не отгонить». О мирном стремлении свидетельствует раздача ясачным «государева жалования», т. е. различных подарков за исправной взнос ясака. В числе подарков фигурируют железные изделия (ножи, топоры, пилы, иглы и т. п.)… Раздача таких товаров, в которых весьма нуждалось ясачное население, конечно, облегчало включение его в русское подданство…»
Эта политика московских царей, продиктованная стремлением к мирному присоединению Сибири, добрым отношениям с сибирскими народами и беспрепятственному поступлению в казну пушнины в качестве ясачного сбора, на практике нередко извращалась местными воеводами и военачальниками. Пользуясь удаленностью от Москвы, чувствуя полную безнаказанность, они чинили произвол и насилие, обирали местное население. Значительную часть территории Западной Сибири — нижнее и отчасти среднее течение Оби и Иртыша и их притоков, а также обско-иртышское междуречье Васьюганье, заселяли «обские угры» — ханты и манси или как их тогда называли, остяки и вогулы, представители финно-угорской семьи народов. Тюркоязычные племена или так называемые сибирские татары, обитали преимущественно на юге края, в степной полосеили на границе её.
Еще в 90-е годы XVI — первые годы XVII века некоторые хантыйские и мансийские князцы, недовольные тем, что лишились прежних доходов от сбора пушнины с соплеменников, подстрекали своих людей к вооруженным выступлениям против русских. Особенной активностью отличалась кодская «княгиня» Анна. Вместе с обдорским князцом Василием она подняла обских и березовских хантов, которые осадили Березов, но были рассеяны. Позлее та же самая Анна с князцами Чумеем, Кеулом и Таиром Самаровым вступили в контакт с иртышскими татарами и некоторыми западными хантыйскими родами, а позже и тюменско-туринскими татарами. Назревало широкое выступление, но русские власти смогли предотвратить его, сурово обойдясь с главными заговорщиками. Но все же эти немногочисленные случаи не были характерны для Западной Сибири. Воздействие строптивых и властолюбивых князцов на своих соплеменников не оказалось долговременным. Основные массы не хотели ссориться с русскими.
Последующие годы были для Западной Сибири более или менее мирными. Семен Дежнев стал свидетелем, как на Иртыше и его притоках, на средней Оби появляются все новые и новые русские поселения. Да и казаки, помимо своей службы, занимались разными ремеслами, столярным, кузнечным, гончарным, скорняжным, портновским — и для удовлетворения собственных нужд, и ради дополнительного заработка. Они также охотились на зверя и ловили рыбу. Семейные старались обзавестись хозяйством, держали домашний скот и птицу, возделывали огороды. Это давало необходимое подспорье семье. Жалованье служилым людям выплачивалось нерегулярно. Это впоследствии испытал и сам Дежнев. И денежная казна присылалась из Москвы с большими задержками, и корыстные воеводы не спешили с выплатой. Поэтому и приходилось ради пропитания обзаводиться хозяйством, заниматься подсобными промыслами, шить для себя одежонку взамен старой, обветшавшей, мастерить самому все, что необходимо в доме. Вот и пригодились поморские навыки. Разве помор не мастер на все руки?
После непродолжительной службы в Тобольске в середине 30-х годов Семен Иванович Дежнев перешел в Енисейск Очевидно, отправлялся он к новому месту службы не один, а с партией товарищей по тобольской службе. Освоение новых земель к востоку от Оби и Иртыша требовало людских пополнений.
Каким путем шел Дежнев из Тобольска в Енисейск? Несомненно, южным речным путем с Оби на Енисей, которым чаще всего пользовались в XVII веке. Путь этот не был легким. Из Тобольска спускались по Иртышу до его слияния с Обью, отсюда поднимались на веслах вверх по Оби. За Сургутом река растекалась на рукава и протоки, образующие множество лесистых островов и островков. В этом лабиринте легко было заблудиться, но он манил своими щедротами. В мелководных протоках водилось много всякой рыбы, а на островах у воды гнездилась водоплавающая птица. У Нарыма входили в правый обский приток Кеть, впадающий в Обь тремя рукавами.
В 1675 году этим путем следовал в Китай выдающийся ученый, дипломат и путешественник Николай Спафарий-Милеску. Грек по происхождению, молдаванин по месту рождения и истинно русский по духу, он преданно служил Русскому государству. Среди его многочисленных литературных трудов и научных трактатов имеется описание путешествия через Сибирь. Это было первое в России большое географическое описание ее сибирской части, написанное и по личным наблюдениям, и по расспросам сведущих собеседников-сибиряков. Спафарию не довелось встретиться с Дежневым, так как ко времени его проезда через Сибирь Семена Ивановича уже не было в живых. Но о путешествиях Дежнева Спафарий наверняка узнал от ученого хорвата, Юрия Крижанича, жившего в то время в Тобольске. О Крижаниче еще пойдет речь впереди.
Описывая свое сибирское путешествие, Спафарий сообщает много разнообразной информации по географии Сибири, но наиболее подробно рассказывает о своем маршруте, реках, по которым пришлось плыть, порогах и волоках, которые доводилось преодолевать, населенных пунктах, которые встречались на пути. Если мы обратимся к сочинению Спафария, посвященному сибирской земле, то представим себе и тот путь, которым шел Дежнев.
Вот описание Оби. «А длина реки Оби зело великая есть, потому что начинается от самых далних полуденных степных мест, и теплых, и падет устьем в Северное Ледовитое море. А глубина ея зело велика, потому что когда живет погодье, будто по морю волны ходят, и до самого берегу глубока; и розливается по сорам, и по озерам, и по лесам. А ширина ее неравная, потому что дале устья Иртыша река гораздо широка, а вверху, когда к берегу в дву или в трех верстах, только по ней многие протоки и островы есть. А река Обь не каменистая, берега ее все земляные, и нигде каменья нет.
А рыбы всякой в той реке зело множество, а наипаче осетры великия ловят… А вода в Оби реки зело белая и мутная, не так, что в иных реках, потому из озера течет. А течет Обь не очень быстро, как иныя каменные реки, однакожде и не тихая и во иных местах гораздо быстрая, а для того и не быстра, потому что зело глубока».
Обратим внимание на язык этого отрывка. Перед нами язык не прошлого, не позапрошлого, а далекого XVII века. Он существенно отличается от нашего современного и по стилистике, и по оборотам речи, и даже словарному запасу, и поэтому кажется нам архаичным и непривычным. Но все же он нам понятен. Ведь автор, высокообразованный человек, ученый, пишет на литературном языке своего времени.
В ходе нашего повествования мы не раз будем обращаться к документам того времени челобитным, отпискам, выпискам из книг канцелярии Якутского воеводства. Стиль этих бумаг заметно отличается от высокого литературного штиля Спафария. Составляли их не блиставшие высоким уровнем грамотности приказные, писались они грамотеями под диктовку вовсе неграмотных начальников казачьих отрядов. В них порой теряется последовательная нить повествования, обрываются фразы, встречаются жаргонные словечки и элементарные нарушения канонов грамоты. Читать эти бумаги труднее чем сочинение ученого дипломата и путешественника. Все же мы будем приводить выдержки из них, чтобы передать колорит XVII века и, главное, подкрепить наше повествование документальными источниками.
Вернемся теперь к сочинению Николая Спафария-Милеску. Кеть по его описанию река тоскливая, поскольку берега ее мало заселены, а встречаются и безлесные места на большом протяжении. «По ней ни елани, ни поля нет, только лес непроходимой, болота и озера; и для того в Кети вода черная, а места сухого мало».
Спафарий плыл по Кети в первых числах июня, когда еще стояла высокая вода. Поэтому он нигде не жалуется на трудности плавания. Другие свидетельства говорят нам о том, что Кеть река неудобная для плавания из-за извилистого русла, отмелей, стремнин и коряг, которые образуют в воде целые завалы. Особенно опасна мель у Колокольного яра. Очевидно, это свидетельство принадлежит людям, плававшим этим путем в более позднее время, когда вода спадает.
Ниже Кетского острога встречаются на берегах, по наблюдению Спафария, жилые юрты. Острог стоит на возвышенном левом берегу. В нем дворов двадцать, да две церкви. Во времена Дежнева, вероятно и того не было. Выше него «струги великие не плавают для того что вода живет малая».
Маковский острог был важным перевалочным пунктом на пути с Оби к Енисею. Вот наблюдение Спафария. Он «стоит на красном месте, на Кете реке, на яру, левой стороне; а во остроге церковь, а дворов с 20, и тут дощаников и каюков зело множество разбитых и целых, потому что здесь пристанище великое государевым людям. А с полверсты от острогу есть слобода торговых людей, и тут амбаров множество построено для ради того, что торговые товары тут кладут и после того ходят через волок». Доставленные сюда речным путем хлебные запасы и всякие товары в зимние месяцы перевозили по зимнику в Енисейский острог. Часть грузов оседала на Енисее, часть шла весной дальнейшим путем на Лену. Представители крупных торговых семей, Босых, Ревякиных, Балезиных и др., которые вели торговые операции и промыслы в Сибири, имели здесь свои амбары и избы «для своей нужи» и держали приказчиков.
По свидетельству Спафария, прошедшего волоком, который начинался у Маковского острога, «тот волок держит верст с пять летнею порою, а зимним путем сказывали, что с пятидесяти верст». По всему волоку, проходившему по топким местам, через болота и мелкие речки, были проложены «великие мосты». Ближе к Енисейску местность становилась обжитой, попадались деревни. Спафарий отмечает, что места здесь «зело хоро-шия и хлебородный».
Чертеж 1665 года определял продолжительность всего пути от устья Иртыша до Маковского волока от 11 недель 4 дней до 13 недель 5 дней. Спафарий, пользовавшийся как посол всякими преимуществами и, вероятно, сменными гребцами, прошел этот путь всего за 8 недель 3 дня.
Кстати, ниже старого Кетского или Маковского волока, между Кетью и притоком Енисея Касом, был в конце XIX века прорыт Обско-Енисейский канал, оказавшийся неудачным инженерным сооружением и поэтому скоро заброшенный.
С.В. Бахрушин свидетельствует, опираясь на источники что в XVII веке для перехода с Оби на Енисей использовался не только кетский путь. Иногда подымались по более северному притоку Оби Ваху. Из его верховьев проходили за два дня Елогуйским волоком и достигали реки Волочанки, впадавшей в Елогун, приток Енисея.
Был еще путь через другой правый обский приток, Тым, близко подходивший к левому притоку Енисея Сыму. Фискальные соображения заставляли правительство принимать меры, препятствовавшие пользоваться этими путями, дабы не создавать конкуренцию официально утвержденного кетского пути.
До 60-х годов XVII века пользовались и северным путем, через Мангазею, для хода с Оби на Енисей. По притоку Таза Волочанке подымались вверх, откуда мелкими притоками добирались до Енисейского волока. Миновав этот волок, имевший протяженность всего около версты, выходили в приток Енисея Турухан. Путь этот русские освоили гораздо ранее кетского.
Енисей река могучая, полноводная, широкая. Что перед ней Двина или Пинега, знакомые Дежневу с детства. Возможно, побывал Семен Иванович у Каменных утесов-столбов на Енисее, что стоят словно немые стражи выше Енисейска. Не упустил их из поля своего зрения Спафарий, человек наблюдательный и дотошный, хотя и не видел их самолично. «А до большого порогу не доезжая есть место, утес каменной по Енисею. На том утесе есть вырезано на каменю неведомо какое писмо и межь писмом есть и кресты вырезаны, так же и люди вырезаны, и в руках у них булавы, и иные многие такие дела… А никто не ведает, что писано и от кого. И за тем местом начинается страшный порог по Енисею, по котором никто не смеет ходить на судах, потому что утесы высокие по обеим сторонам стоят. Только ходят дорогою и обходят тот порог по пять дней…»
Енисейск был основан в 1618 году отрядом тобольских служилых людей под предводительством сына боярского Албычева и сотника Рукина, пришедших сюда из Кетского острога. Сперва он назывался Тунгусским острогом. В пределы нового Енисейского уезда вошли земли, населенные кетами, которые жили по верхней Кети, притокам Енисея Сыму и Касу и в окрестностях самого Енисейска, эвенками (тунгусами) Приангарья и бурятами верхнего Приангарья.
Как и Тобольск, Енисейск был деревянным. Вокруг окруженного палисадом с башнями острога вырастал посад. И здесь шло строительство. Город оглашался стуком плотницких топоров, визгом пил. У берега широкого Енисея теснились лодки, дощаники. Белели остовы еще не достроенных судов. В окрестностях города и выше по Енисею и Ангаре возникали русские поселения, осваивались земли под пашню.
За Енисеем рельеф Сибири резко менялся. Лесистые, местами заболоченные равнины обского бассейна в какой-то мере напоминали поморам такой же лесистый русский Север. Только реки на родной земле были не столь широки. А к востоку от Енисея начинался обширный горный край, казавшийся непривычным. Плоскогорья пересекались хребтами и кряжами. Лишь кое-где узкие речные долины расширялись, образуя отдельные низменности, как, например, на средней Лене. Уже правый берег Енисея против низменного левого выглядел высоким, отмечая эту резкую смену рельефа.
Енисейск становится исходным плацдармом для дальнейших бросков русских землепроходцев на северо-восток на Лену, на восток — в Прибайкалье и Забайкалье и на юг — в хакасские и минусинские степи. Продвижение русских в этих направлениях подкреплялось основанием новых городов и острогов. В 1628 году был заложен выше по Енисею Новый Качинский Красный острог или Красноярск, сделавшийся вскоре центром уезда, населенного разными кетоязычными, тюркоязычными и другими народами. Продвигаясь вверх по Верхней Тунгуске или Ангаре, русские основали на ее притоке Илиме острог Ленский волок (1630 г.). Здесь начинался волок на Лену — отсюда и первоначальное название острога получившего впоследствии новое название Илимска. Через год после основания Ленского волока, у расположенного выше илимского устья Падунского порога возник Братский острожек. Несколько позже он был перенесен к устью ангарского притока Оки. В остроге и ближайших к нему поселениях жили лоцманы, проводившие через пороги караваны судов с разными грузами. Профессия лоцмана считалась почетной, она требовала большого мужества и отваги, отличного знания фарватера капризной и норовистой реки. В окружающей местности жили в XVII веке кочевые буряты.
Сибирский картограф XVII века Семен Ремезов в своей «Чертежной книге Сибири» (1701 г.) дает схематичное изображение Братского острога. На нем типовая ограда с угловыми башнями, составляющими квадрат, и в ней разные постройки. С образованием нового Илимского воеводства или уезда Братский острог вошел в его состав. В каждом остроге находился приказчик, низший представитель власти, подчиненный уездному воеводе. Илимск впоследствии приобрел печальную славу как место ссылки выдающегося русского писателя-революционера А.Н. Радищева. В современном Илимске, небольшом поселении Иркутской области, сохранились памятники деревянной архитектуры XVII века — Спасская башня бывшего Илимского острога и две церкви. В Братске, ныне крупном индустриальном городе вблизи Братской ГЭС, можно увидеть две старинные башни из лиственничных бревен. Они дают наглядное представление о крепостных сооружениях времен первых русских первопроходцев. Основная часть такой башни ровный призматический сруб, лишь верхние пять венцов образовывали выступ. В наружных стенах были прорублены бойницы. Нижние бойницы, более широкие, очевидно, предназначались для пушек.
В 1665 году первоначальный Илимский острог выгорел и был заново восстановлен несколько выше по Илиму. Опустошительные пожары, уничтожавшие целые остроги и города, не были редкими событиями в ту пору. Новое строительство обычно начинали на другом, более удобном месте.
Лена давно манила первопроходцев и своими необъятными просторами, и пушными богатствами. Власти видели в народах, заселявших ленский бассейн, поставщиков ценной пушнины. Начинают снаряжаться и экспедиции на далекую Лену. Почти одновременно русские достигают ее и по северному пути, и по южному. Северный путь шел с Туруханска на нижнем Енисее через Нижнюю Тунгуску и Вилюй, между которыми находились система мелких речек и волок. В эту систему входила речка Чурка, приток Чоны, впадавшей в Вилюй. По мелководной Чурке можно было пройти с большим трудом только в весеннее половодье. Из Вилюя выходили в Лену. Именно этим путем прошел в 1627–1628 годах М. Васильев.
Большее значение приобретает южный путь. Во второй же год существования Тунгусского острога, будущего Енисейского, служилые люди докладывали в Тобольск, что им известно от аборигенных жителей о существовании безымянной «великой реки». И ехать на ту реку до волока две недели, да идти тем волоком два дня. Речь шла о Лене и южном пути к ней. В 1628 году этим путем вышел на Лену Василий Бугор.
Как проходил южный путь? Из Енисея шли в Верхнюю Тунгуску или Ангару. Плавание по ней было сопряжено с немалыми трудностями и опасностями. Быстрое течение, стремнины, водовороты, мощные пороги… Такие пороги не встречались на спокойных реках русского Севера. Шум от ангарских порогов был слышен издалека а вблизи казался оглушительным ревом неведомого гигантского зверя. Немало лодок и дощаников разбила в щепки своенравная, коварная Ангара, немало унесла человеческих жизней. Но смелые землепроходцы, презрев опасности, плыли к заветной цели. Они обходили недоступные для плавания ангарские пороги, с шумом и грохотом низвергавшие вниз пенистые, клокочущие водяные массы, по суше, карабкаясь по прибрежным камням, перетаскивая на себе грузы и суденышки. На стремнинах тянули лодки и дощаники бечевой.
Ангара произвела огромное впечатление на Спафария, плывшего с посольством этим путем. Он дает яркое описание четырех наиболее опасных порогов. Вот первый Тунгусский, или Стрелочный, порог. «В том месте каменья по всей реке великие, и вода зело быстра, и волны великие от камени; только есть небольшие порозжия места, где камней нет, и в те места дощаники проводят канатами великими и бечевами человек с 50 и болше».
Второй Мурский порог лежит в устье реки Муры. «А того порогу версты с две. На том месте каменья великие и вода зело быстрая, и волны великие от камени. И только есть небольшие порозжия места, где камней нет. И в те места дощаники проводят канатами великими и бечевами».
Драматично описание третьего, Кашина порога. «А толко есть посредь реки ворота, и в те места дощаники проводят великими канатами, а тянут воротами, и протянуть не могут никоими мерами. И для того недель по 8 и стоят и дожидаются парусного погодья. А как парусного погодья не будет, и в том месте зазимуют. А как тянут канатами, и с канатов людей срывает. И утопают в том месте много. И ниже той шиверы поставлены крестов с 40…»
И еще один порог — Явлинский. «И в том месте зело быстро, для того, что во всю реку Тунгуску лежат ка-меня великий… И толко есть ворота, где можно проитить дощанику, и тянули дощаник великим канатом ц бечевою все что есть на дощанике людей».
В своем сочинении Спафарий употреблял названия ангарских порогов, бытовавшие в XVII веке. Позже они получили другие названия — Братский, Падун и др. Кроме этих главных порогов, на Ангаре было немало «шивер», стремнин с каменистыми перекатами, также опасных для судоходства. На одной из таких шивер потерпел аварию илимский воевода Т.А. Вындомский, на другой такая же беда приключилась с другим воеводой Б.Д. Оладьиным. Эти события были увековечены в названиях — «бык Вындомского», «Оладьина шивера».
Спафарий был далеко не единственным автором, отмечавшим капризный, своенравный характер Ангары и трудности плавания по ней. «Ангара река великая вышла из моря Байкала; а по Ангаре реке пороги зело страшные: запасы и товары, вверх идя и на них пловучи, на себе обносят иной порог», — писал безымянный автор в своем сочинении конца XVII века — «Описание новые земли, сиречь Сибирского царства».
Трудности пути не завершались на бурной, порожистой Ангаре. Опасности подстерегали путников и на ее правом притоке Илиме. Здесь приходилось преодолевать большой Илимский порог, стремнины и перекаты. По Илиму доходили до устья Идирмы, а дальше шли уже волоком. Позже использовался вариант этого пути — доходили по Илиму не до Идирмы, а до устья Туры. В любом из этих двух вариантов Ленский волок выводил к верховьям речки Муки. Из нее выходили в Купу, приток Куты, левый ленский приток. Волок был непродолжительным — его можно было преодолеть за один день. Однако сильно пересеченная местность и скальный грунт создавали крайне неблагоприятные условия для передвижения. Обычно через волок шли навьюченные караваны. Из Куты входили в Лену, которая до этого пункта текла с юга на север, а затем круто поворачивала на северо-восток. Дальнейшее плавание по полноводной Лене проходило уже в более или менее благоприятных условиях. Все трудные участки пути оставались позади.
Основание в 1630 году острога Ленский волок, названного позже Илимским, было связано с открытием пути с Ангары на Лену. Острог становится важным перевалочным пунктом, базой отдыха, а в случае необходимости и зимовки торговых, промышленных и служилых людей, следующих с Енисея на Лену. Богатые торговые люди обзаводились здесь собственными избами и хлебными амбарами, а в 1639 году в Илимске был построен гостиный двор. Здесь же была учреждена таможенная изба для сбора пошлин.
В устье Куты на Лене также сложился важный перевалочный пункт, где постоянно скапливалось много торговых и промышленных людей, возвращавшихся с Лены или следовавших в обратном направлении в центральную Якутию. И здесь возводились амбары, строились речные суда, устраивались оживленные ярмарки.
Северный путь на Лену через Нижнюю Тунгуску и Вилюй теряет свое значение в связи с упадком Мангазеи и потерей его прежней роли как важного центра соболиных промыслов. С основанием Якутска эта роль переходит к новому центру на Лене, с которым захиревшая Мангазея не могла конкурировать. Путь через Ангару, Илим и Ленский волок становится официальным правительственным путем, которым пользовались и для всякого сношения с Тобольском и Москвой.
Вилюйский путь еще использовался в течение некоторого времени для местных связей с нижним Енисеем. Но вскоре его почти совсем забросили и стали вместо него пользоваться Чечуйским или Тунгусским волоком между верховьями Нижней Тунгуски почти у самых ее истоков и Леной. Преодоление этого волока требовало не более двух дней езды на коне. А весь путь от Туруханского зимовья до волока занимал до одиннадцати недель. На волоке был поставлен Чечуйский острожек, а одно время здесь действовала таможня.
Служба Семена Ивановича Дежнева на Енисее, очевидно, напоминала его предыдущую службу в Тобольске. Ее наполняли походы с казачьими отрядами по огромной территории уезда для сбора ясака с ясачных племен: кетов, эвенков, хакасов и других приенисейских народов. Очевидно, судьба его бросала то в хакасские степи, то на Кетский волок, то в эвенкийские становища на нижней Ангаре. Плыл он с товарищами в дощанике по бурным рекам, ходил в дальние походы на коне. Возможно, участвовал в стычках с непокорными князцами. И, конечно, нес гарнизонную службу, охранял амбары с соболиной казной, участвовал в возведении острожных построек.
В Тобольске и Енисейске служба свела Дежнева с целой плеядой славных первопроходцев, которые впоследствии станут его сподвижниками по исследованию и освоению Северо-Восточной Сибири. И те, кто непосредственно не служил в этих городах, никак не могли миновать их, следуя на ленскую службу или промыслы. Среди этих ярких людей было много земляков-поморов, выходцев с Великого Устюга, Тотьмы, Пинеги, Мезени, Холмогор, земли зырянской. Об этом свидетельствовали их выразительные прозвища: Холмогорец, Зырянин, Мезенец и пр. Среди них в первую очередь хочется назвать Федота Алексеева Попова по прозвищу Холмогорец. Прозвище явно указывает на его холмогорское происхождение. Из Холмогор вышло немало славных мореходов и землепроходцев. Федот Алексеев становится приказчиком и доверенным лицом богатых московских купцов Усовых, имевших свои торговые интересы и в Великом Устюге, и на всем русском Севере. Они вели также крупные торговые операции и занимались пушным промыслом в Сибири. Усовы сочли Федота Алексеева человеком надежным, деятельным и доверили ему ответственное и самостоятельное поручение, снарядив его в Восточную Сибирь и снабдив крупной денежной суммой н большой партией товаров. Судя по всему, Федот отличался недюжинной энергией, предприимчивостью, смелостью и отвагой. Впоследствии, как мы увидим, пути Семена Дежнева и Холмогорца сойдутся на Колыме. Федот Алексеев выступит организатором и руководителем экспедиции на Восток, в которой важнейшая роль будет отведена и Семену Ивановичу Дежневу. Инициатива первого даст возможность проявить геройство, войти в историю второму. А имя Федота Алексеева на долгие годы будет незаслуженно полузабыто, отодвинуто на второй план и даже по сей день не увековечено на географической карте.
В Енисейске служили некоторое время Парфен Ходырев, Василий Бугор, Михаиле Стадухин, Посник Иванов, Петр Бекетов. Начальником над ними был атаман енисейских казаков Иван Галкин. Все эти люди оставили свой заметный след в продвижении русских на восток и северо-восток, в открытии новых неведомых дотоле земель и рек. Об этих людях еще пойдет речь.
В 1631 году енисейский воевода Ждан Кондырев направил казачьего сотника Бекетова с отрядом казаков на Лену и поручил построить там острог в знак утверждения русской власти в этих краях. Бекетовский отряд успешно поднялся по Ангаре и через Ленский волок вышел на Лену. Место для острога было выбрано в среднем течении Лены, там, где речная долина начинает расширяться, переходя в Центрально-Якутскую низменность. Принялись за строительство казаки. Расчистили площадку, валили деревья, подтаскивая по слегам бревна к месту будущего острога. Ставили проконопаченные мхом срубы, сторожевые башни, частокол.
Бекетов исследовал бассейн Лены, поднимался по ее притокам. Тем временем Посник Иванов ходил на Вилюй для объясачивания тамошник эвенков Бугор поднимался вверх по Ангаре в бурятские земли. Возможно, что в некоторых из этих походов участвовал и Дежнев.
В 1636 году начальником Ленского острога становится Парфен Ходырев, сменивший Ивана Галкина. С этого времени острог стал называться городом Якутском. Энергичный Ходырев продолжает исследовать бассейн Лены и принимает меры для привлечения на якутскую службу новых людей. Он добивается перевода в Якутск части енисейских казаков. В 1638 году Семен Иванович Дежнев пришел на Лену в составе казачьего отряда Петра Бекетова. Приходят в Якутск и сотоварищи Семена по Енисейску: Михайло Стадухин, Василий Бугор, Посник Иванов и др. Все они шли Ангарой, описание которой оставил нам Спафарий, и Ленским волоком. Все эти люди отличались своей яркой индивидуальностью, своими неповторимыми характерами, на которые накладывали отпечаток нравы того времени и суровые условия сибирской жизни. Трудности закаляли характеры, делали людей дерзко-отважными, этакими отчаянными головами. Дерзкий и озорной, даже ударившийся в бега Василий Бурор, задиристый и неуживчивый Михайло Стадухин, выдержанный и рассудительный, осторожный дипломат Семен Дежнев — такими предстают перед нами эти очень разные люди, сыны своего века. Бывало, что и ссорились, и враждовали друг с другом. Границы между уездами Сибири не были точно определены. И поэтому одна партия казаков, отправлявшаяся для сбора ясака, могла столкнуться с другой, и дело доходило до стычек. Мангазейские казаки сталкивались с якутскими, томские с енисейскими. А бывало, что ссорились и в пределах одного уезда. Каждому хотелось собрать как можно больше ясачной казны, напромышлять как можно больше мягкой рухляди, иметь и собственную выгоду. Между отрядами служилых и промышленных людей разгоралось соперничество, вспыхивали ссоры из-за промысловых угодий, сфер деятельности, разграниченных обычно весьма приблизительно. Мы станем свидетелем длительной вражды между Дежневым и Стадухиным. Была ли она только следствием задиристого и неуживчивого характера Михаилы? И был ли в этой вражде Семен Иванович таким непогрешимым и праведным. В этом нам еще предстоит разобраться. «Были у каждого из этих людей свои товарищи и друзья свои недруги. Нравы того столетия были жестокими, но они смягчались бесстрашием, готовностью к любым жертвам и подвигам. Поэтому товарищей было больше, чем недругов» — так рассказывает писатель Сергей Марков, автор книги «Подвиг Семена Дежнева», издававшейся Географгнзом в 1948 году.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.