Глава третья Первая алия

Глава третья

Первая алия

1. Алия билуйцев

Национальное брожение, охватившее евреев России в начале царствования Александра III, породило по тем временам единственное в своем роде идеалистическое движение, которое можно считать прототипом движения Хехалуц (Гехалуц), возникшего в конце 1-ой мировой войны.

В январе 1882 года, по инициативе студента-первокурсника Исраэля Белкинда, сына еврейского учителя из Гомеля, состоялась встреча, в которой приняли участие около тридцати еврейских студентов. После споров, затянувшихся на несколько вечеров, большинство участников решило создать общество для распространения идеи национального возрождения еврейского народа и алии в Эрец-Исраэль с тем, чтобы работать там на земле. С первых же шагов эта группа, не желая довольствоваться проповедями и пропагандой, решила выступить с личным примером. Они постановили, что сами обязаны переселиться в Эрец-Исраэль в качестве пионеров заселения страны. Комитет тотчас опросил членов организации, дабы выяснить, кто согласен ехать. Четырнадцать человек записались на алию, остальные покинули организацию. Группа назвала себя «билуйцами» — по начальным буквам стиха пророка Исаии: «Бейт Яаков, лху ве-нелеха» («О, дом Иакова! Вставайте и пойдем!» — Ис. 2:5).

Инициативная группа билуйцев в Харькове решила возглавить халуцианское движение и, естественно, стала его центром. Двадцать человек были направлены в разные города России с заданием изложить еврейской молодежи программу билуйцев и привлечь в организацию новых сторонников. Кружки билуйцев вскоре появились в разных концах России, а число участников достигло 525 — в них были не только студенты, но и гимназисты, учителя, ремесленники и др.

Летом 1882 года Центральное бюро организации было переведено из Харькова в Одессу, чтобы оттуда руководить делами алии билуйцев. Первая группа во главе с Исраэлем Белкиндом высадилась на берег в Яффе в конце июня 1882 года. Группа насчитывала четырнадцать человек, в том числе одну девушку. Они прибыли в Страну без средств, безо всякой политической и общественной поддержки.

И в самой Стране билуйцы не встретили доброжелательного к себе отношения ни со стороны старого ишува, считавшего их безбожниками, ни среди Ховевей Цион, которые видели в молодых людях «нигилистов» из-за их социальных идей и стремления основать колонию с обобществленным имуществом. Через две недели после приезда в Страну они начали работать поденщиками на полях сельскохозяйственной школы Микве Исраэль.

Вскоре в Страну прибыла вторая группа билуйцев — шесть человек. Они присоединились к своим товарищам, работавшим в Микве Исраэль. Директор этого учебного заведения Ш. Гирш, управлявший от имени общества Альянс Исраэлит (еврейское общество во Франции, оказывавшее материальную и культурную помощь евреям в различных странах, основавшее многочисленные школы, в том числе и в Палестине), платил им крайне мало; работа была изнурительной, и надо еще учесть, что билуйцы не были приспособлены к физическому труду, тем более — в условиях тяжелого климата Палестины.

Гирш относился к ним плохо. Он был невысокого мнения о русских евреях, не считал их людьми дела. Он не верил, что евреи, тем более интеллигенты, способны физически трудиться и работать как следует. Очень скоро, однако, Гиршу пришлось изменить свое мнение — билуйцы работали отлично, с усердием и ответственностью, не только не уступая рабочим-арабам, но даже превосходя их. И, тем не менее, Гирш по-прежнему плохо относился к пионерам. Положение у них было незавидное, заработка не хватало на скудное пропитание (хлеб и чай), а о покупке одежды и обуви нечего было и мечтать.

И все-таки билуйцы не отказались от своей идеи самостоятельного поселения. Километрах в тридцати пяти к юго-востоку от Яффы был куплен участок, на котором и возникла колония билуйцев, названная Гедера (по имени одноименного древнего города, находившегося, якобы, на этом месте). В ноябре 1884 года девять билуйцев перешли в Гедеру на постоянное поселение.

Движение молодых образованных идеалистов-билуйцев, верой и правдой стремившихся стать пионерами заселения Страны на началах общности имущества и труда, развивалось не так, как мечтали члены организации. В Палестину прибыло в общей сложности 50–60 билуйцев. Значительная их часть возвратилась в Россию, часть разбрелась по всему свету (уехали в Америку и другие страны), и в Эрец-Исраэль осталось не более пятнадцати человек, перешедших на обычное поселение (не в коммуну) в Ришон-ле-Цион и Гедере. Итак, движению не удалось осуществить того, о чем мечтали его инициаторы. Движение билуйцев фактически прекратило свое существование. И, тем не менее, своим идеализмом, чистотой помыслов и преданностью идее заселения Эрец-Исраэль билуйцы, невзирая на малочисленность оставшихся и осевших в Стране, оказали огромное идейное и нравственное влияние на весь новый ишув и послужили символом и образцом для последовавших за ними волн халуцианской алии.

2. Катовицкий съезд

В кругах Ховевей Цион многие пришли к выводу о необходимости созвать общий съезд, который объединит и сплотит все разрозненные общества в организованное движение и обеспечит его центральным руководством. Создалось положение, при котором крупные общества (в Одессе, Белостоке, Варшаве и др.), считали себя центрами движения и пытались направлять деятельность других обществ. Имелись и разногласия по вопросу выбора места созыва съезда, но, в конце концов, стороны пришли к компромиссу и согласились собраться в Катовицах, где проходило их предыдущее собрание в сентябре 1883 года.

В ряде мест состоялись предварительные совещания. Во время собеседований и обсуждений в одесском обществе «Зерубавель» Пинскер зачитал проект речи, с которой он собирался выступить на съезде. Она вызвала споры и выявила расхождения во взглядах: следует ли с трибуны съезда провозгласить национальные цели движения Хибат Цион или подчеркнуть только практико-филантропическую сторону заселения Эрец-Исраэль — помощь евреям, нуждающимся в источниках заработка.

Пинскер считал, что не следует подчеркивать националистские стремления, дабы не оттолкнуть евреев Запада, энергично противившихся идее еврейского национализма. В противовес этому, молодые члены общества во главе с Ашером Гинцбергом (широко извесным позднее под литературным псевдонимом Ахад-Гаам) выступили с требованием не затушевывать национальных задач и объявить о них во всеуслышание. Пинскер — автор «Автоэмансипации», с его широкими национально-политическими взглядами, попал в парадоксальное положение: он заставил себя выражать свои идеи в весьма осторожной форме, и поэтому его публичное выступление не соответствовало его основной позиции. Прения по этому поводу закончились компромиссом: в текст было внесено несколько принципиальных поправок.

Съезд открылся 6 ноября 1884 года в помещении ордена Бней-Брит в Катовицах.

На вечер открытия прибыли, как значится в протоколе съезда (который велся на немецком языке), тридцать шесть делегатов, в подавляющем большинстве — представители российских обществ. Из других стран присутствовали: шестеро из Германии (в том числе трое из катовицского отделения ордена Бней-Брит), один делегат из Румынии, двое из Англии и один из Франции. Стоит отметить, что среди западных делегатов четверо были российского происхождения. По своей социальной принадлежности делегаты представляли самые разные круги: тут были раввины, редакторы газет и писатели, врачи, юристы, купцы. Были среди них старики и молодежь, крайне религиозные и свободомыслящие просвещенцы.

Председателем съезда был избран д-р Пинскер, почетным председателем — раввин Могилевер.

Во вступительном слове председатель д-р Пинскер объявил, что съезд собрался в годовщину столетия со дня рождения выдающегося человека и общественного деятеля Моше Монтефиоре, дабы основать учреждение на пользу еврейскому народу, достойное личности юбиляра. Не упоминая о стремлениях к национальному возрождению и политической независимости, Пинскер остановился на кровной необходимости для евреев вернуться к земледелию, которым в древности занимались и кормились их предки.

Бедственное положение евреев в странах диаспоры, подчеркнул он, требует поиска новых путей существования и занятий: земледелие — столбовая дорога. Далее Пинскер коснулся перемен, происшедших за последние годы в социально-экономических воззрениях народов, и заявил: «Пока нельзя сказать с полной уверенностью, действительно ли в ближайшем будущем, справедливо это или нет, будет объявлена война капиталу, война не на жизнь, а на смерть; так или иначе, несомненно одно: евреи окажутся первой, если не единственной, жертвой этого катаклизма, одно приближение которого, в известной степени, уже на них отразилось». Пинскер выразил надежду, что еврейский народ продолжит усилия по возвращению к крестьянскому образу жизни на Святой Земле.

Речь была принята делегатами восторженно. В осторожной форме, не прибегая к отчетливой националистической лексике, Пинскер тем не менее дал картину трагического положения еврейского народа в странах рассеяния, а также предостерег от будущих опасностей, которые грозят ему, если он тотчас не произведет радикальных изменений в своем образе жизни. Новое, по сравнению с «Автоэмансипацией», заключалось в том, что в своей речи на съезде Пинскер ясно сказал о заселении Святой Земли, а не просто любой страны. За два года, прошедших со времени выхода брошюры до Катовицкого съезда, Пинскер успел убедиться, что еврейский народ уже вынес свое решение в отношении территории и тяготеет к стране своих предков, к своей исторической родине.

В заключительном слове в день закрытия съезда Пинскер с удовлетворением отметил, что здесь встретились и поработали в добром сотрудничестве старые и молодые, религиозные и воспитанные в духе современной науки интеллигенты. Два фактора объединили всех: общее происхождение и общая судьба.

После Пинскера выступил раввин Могилевер, построивший свою речь на образе «сухих костей» из видения пророка Иехезкеля (Иех., гл. 37): в факте созыва съезда он видел начало воскресения «сухих костей» — сплочения евреев в живую нацию.

Помимо избрания центрального комитета на съезде решили, что Одесса будет местопребыванием временного руководства до создания в Берлине или другом западноевропейском городе постоянной администрации. Пинскер прилагал большие усилия, чтобы из среды евреев Запада найти кандидатов, согласных участвовать в руководстве движением, но таковых не нашлось.

Историк Грец, поначалу согласившийся, тоже отказался под влиянием немецких евреев, резко критиковавших Катовицкий съезд за его националистические тенденции.

Итак, не помогла Пинскеру вся его осторожность при составлении речи и формулировании целей движения: западные евреи, отвернувшиеся от еврейского национализма, усмотрели — и совершенно справедливо — его яркое проявление в самом факте объединения отдельных обществ Ховевей Цион в движение за заселение Эрец-Исраэль. Таким образом, руководство в Одессе превратилось на деле из временного в постоянное.

Катовицкий съезд стал поворотным пунктом в истории движения за возврат в Сион.

Можно сказать, что это был первый сионистский «конгресс» до появления на общественно-политической арене Герцля.

3. Съезд в Друскениках

Второй съезд Ховевей Цион проходил в Друскениках с 16 по 19 июня 1887 года. На сей раз делегаты прибыли только из России и представляли палестинофильские организации, существующие в разных ее частях — на Украине, в Бесарабии, Литве, Польше, центральной России. На съезд приехали тридцать человек из следующих городов: Одессы, Бобруйска, Борисова, Белостока, Двинска, Варшавы, Вильно, Харькова, Елисаветграда, Екатеринослава, Либавы, Мариамполя, Москвы, Минска, Полтавы, Петербурга, Ковно, Кишинева, Ростова-на-Дону, Риги. Кроме ветеранов — руководителей движения, участников Катовицкого съезда — на этот раз прибыло много молодежи. Юг России почти целиком был представлен молодежью.

Среди молодых делегатов на съезде выделялись своей активностью трое: Василий (Зеэв) Берман, талантливый молодой юрист и общественный деятель из Петербурга, глубоко преданный борьбе еврейства России и идее заселения Эрец-Исраэль (умер от туберкулеза в 1896 году в возрасте тридцати четырех лет); Менахем Усышкин, студент-технолог из Москвы (впоследствии один из лидеров сионистского движения, а с 1923 года и до самой своей смерти в Иерусалиме в 1941 году — президент Еврейского национального фонда Керен Каемет ле-Исраэль); Меир Дизенгоф из Кишинева (впоследствии мэр Тель-Авива, умер в 1936 году).

За несколько дней до начала съезда из Петербурга пришло известие, что власти не дали разрешения на создание еврейского общества по заселению Палестины. Пинскер видел в этом отказе тяжелый удар для движения и переселенческой деятельности. Внутренние трения, противоречия между интеллигентами и религиозными ортодоксами, сокращение активности местных организаций и уменьшение их доходов (к моменту съезда в кассах движения имелось, в общей сложности, не более 5300 рублей) — все это сказалось на душевном состоянии Пинскера, находившегося на грани отчаяния. Здоровье его также оставляло желать лучшего: врачи предупреждали, что ему грозит скорая смерть.

Он решил уйти с поста главы движения, хотя это решение далось ему нелегко: заботы о судьбах движения и заселении Эрец-Исраэль не покидали его ни на минуту. Пинскер просил съезд освободить его от обязанностей. Но съезд не принял отставки, настаивая на продолжении им работы, и Пинскер сдался. Раввины не высказывались по этому вопросу, не выступили ни за, ни против его переизбрания. Пинскер расценил это как знак согласия, однако вскоре выяснилось, что дело обстояло не так.

Раввин Могилевер и его сторонники пришли на съезд с намерением первым долгом произвести замену руководства движением, поставив вместо «свободомыслящих интеллигентов» (Пинскера и Лилиенблюма) знаменитых раввинов, пользующихся авторитетом у русского еврейства.

Не все из них заходили так далеко. Некоторые ограничились требованием об отставке одного Лилиенблюма, известного большей свободой взглядов. Один из представителей белостокского отделения, секретарь раввина Могилевера Яаков Бахрах предъявил съезду ультиматум: поставить во главе Ховевей Цион раввинов и сместить «свободомыслящее» руководство. На вопрос, выражает ли он свое личное мнение, Бахрах категорически заявил, что таково требование белостокской организации.

Этот ответ привел в изумление Лилиенблюма, потому что накануне он вместе с Пинскером посетил Могилевера, и в ходе этой встречи, которая происходила в присутствии представителей белостокского отделения, раввин убеждал Пинскера не подавать в отставку, поскольку он, Могилевер, не видит ему замены. Естественно, заявление Бахраха вызвало теперь возмущение и досаду.

Во время прений по поводу просьбы Пинскера об отставке раввин Могилевер не присутствовал на заседании. Но как только Пинскера вновь переизбрали, раввин появился, выйдя из соседней комнаты, где сидел до сих пор. Присутствующие, в знак уважения к нему, встали, однако раввин, вместо того чтобы пройти на свое место, остановился посреди зала и раздраженно заговорил.

Когда Пинскер, подойдя к нему, спокойно и вежливо спросил, в чем дело, Могилевер с раздражением ответил, что он «за кошерных евреев». Пинскер понял, что в глазах раввина он не является таковым. Но теперь, после того как он уступил настояниям делегатов съезда и остался на своем посту, он уже не видел возможности уйти в отставку.

Трудно объяснить такое поведение раввина Могилевера, который за день до того убеждал Пинскера не уходить из руководства, а назавтра потребовал его отставки. Автор истории Хибат Цион Ш. Л. Цитрон замечает по этому поводу: «Раввин Могилевер за идеи ишува стоял горой; трудно заподозрить, что он хотел избавиться от интеллигентов, особенно от д-ра Пинскера, по честолюбивым мотивам — из желания самому возглавить руководство. Приходится полагать, что, будучи ортодоксальным раввином, он искренне верил, что раввины во главе движения принесут больше пользы идее ишува, потому что в них нуждаются и за ними идут еврейские массы. Возможно также, что на него повлияли некоторые из его коллег, которые действительно стремились к захвату руководства. Такое предположение подтверждается развязкой: в конце концов, раввин Шмуэль Могилевер подчинился воле большинства на съезде и отказался от своего намерения».

В соответствии с решением съезда, руководство во главе с Пинскером осталось в Одессе. Летом 1889 года он вынужден был все-таки по состоянию здоровья уйти со своего поста. Секретарем был вновь избран Лилиенблюм.