ВЧК — карающий меч революции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЧК — карающий меч революции

После Великой Октябрьской революции и образования ВЧК нужно было в кратчайшие сроки уничтожить сотни тысяч и даже миллионы классовых врагов. Человеческая жизнь обесценилась. Казни стали массовыми. Казнь как «высшая мера наказания» или «высшая мера социальной защиты» в чекистском жаргоне стала иметь много терминов: вышка, разменять вышак, получить девять граммов, послать к Духонину, получить дырку в затылке, пустить в земельный отдел, отправить во мхи, отправить в Могилевскую губернию, пустить налево, сыграть на гитаре, запечатать, цокнуть, отправить на Машук фиалки нюхать, осудить по первой категории, списать в расход, расшлепать или шлепнуть, отвезти рябчиков в Кронштадт, шпокнуть, расхлопать, получить семь копеек, отправить в Иркутск, поставить к стенке, ухлопать (хлопнуть) и другие. В 1920-е гг. использовался также особенно циничный термин для конспиративного обозначения расстрела — «свадьба» (надо полагать, имелось в виду венчание со смертью). В тридцатые годы расстрел маскировали как: «убытие по первой категории», «десять лет без права переписки», «спецоперация». Характерно, что эсэсовцы также маскировали слово «убийство», употребляя такие выражения, как «особая акция», «чистка», «приведение в исполнение», «исключение», «переселение».

Идеологами красного, вернее кровавого, террора были революционные вожди: Ленин, Троцкий и Свердлов, а его «рабочим органом» — Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем — карательная организация, которая в течение десятилетий под разными названиями была главным орудием борьбы с «врагами народа». ВЧК была образована 20 декабря 1917 г. и располагалась в Петрограде на Гороховой ул., д. 2 (ныне Музей политической полиции России). В марте 1918 г. ее центральный аппарат вместе с советским правительством был переведен в Москву. ВЧК являлась органом «диктатуры пролетариата» по защите государственной безопасности РСФСР, «руководящим органом борьбы с контрреволюцией на территории всей страны». Главный идеолог ее создания — В.И. Ленин — называл Всероссийскую чрезвычайную комиссию, без которой «власть трудящихся существовать не может, пока будут существовать на свете эксплуататоры…», «нашим разящим орудием против бесчисленных заговоров, бесчисленных покушений на Советскую власть со стороны людей, которые были бесконечно сильнее нас» (10).

ВЧК возглавляла коллегия, членами которой были: Шкловский, Кнейфис, Кронберг, Цейстин, Хайкина, Карлсон, Шауман, Леонтович, Ривкин, Антонов, Делафарб, Циткин, Е. Розмирович, Г. Свердлов, Бисенский, Блюмкин (убийца посла Мирбаха), Александрович (сообщник Блюмкина), Модель, Ройтенберг, Финес, Гольдин, Гальперштейн, Книгиссен, Закс, Лацис, Дайбол, Сейзан, Депкин, Либерт (начальник Таганской тюрьмы), Фогель, Закис, Шилленкус, Янсон. Председателем комиссии и практическим организатором «красного террора» был Дзержинский. Несмотря на заслуги перед партией — шесть арестов, три побега из ссылки, 11 лет неволи, фанатизм в работе (спал в кабинете за ширмой), — Ленин не включил Дзержинского в Политбюро, а держал на политических задворках. Он поставил его на пост главного карателя как «пролетарского якобинца». Рассуждения о том, что «чекистом может быть человек с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем», — ложь. «Сам Дзержинский не был никогда расслабленночеловечен», — заметил его преемник Менжинский (11). Выполняя указания Ленина, Дзержинский отменил всякую законность. Первыми, кого казнили по его приказу без суда и следствия, были заложники из представителей высшего чиновничества бывшей Российской империи. Всего было расстреляно до 80 человек. Среди них — министр внутренних дел Н.А. Маклаков, бывший министр юстиции И.Г. Щегловитов, последний председатель Государственного совета, протоиерей Иоанн Восторгов, видные деятели А.Н. Хвостов, С.П. Белецкий и другие.

Как вспоминал очевидец расстрела Сергей Кобяков, казнь была совершена публично в Москве, в Петровском парке. Расстреливали китайцы. Чекист выкрикивал имена казнимых. Указывая на Щегловитова, он кричал: «Вот бывший царский министр, который всю жизнь проливал кровь рабочих и крестьян…» После расстрела все казненные были ограблены (12: 84).

Справедливости ради следует отметить, что лично расстреливать людей так, как это делали его подчиненные, Феликс Эдмундович, будучи тонкой и чувствительной натурой, не мог. Это подтверждает рассказ его бывшего помощника, левого эсера Александровича. В 1918 г., когда отряды чекистов, наряду с латышами, китайцами и мадьярами, включали и матросов, один такой матрос вошел в кабинет Дзержинского, как говорят, пьяный «в стельку». Аскет Дзержинский сделал ему замечание, но пьяный внезапно обложил Дзержинского, вспомнив всех его родителей. Дзержинский затрясся от злобы, не помня себя, выхватил револьвер и, выстрелив, уложил матроса на месте. Но тут же с ним случился припадок падучей. То есть для непосредственного убийства Дзержинский был слишком слаб. Для этого и были необходимы те «рукастые» коммунисты, которых требовал найти для защиты своей диктатуры Ленин. Их и возглавил эстет Дзержинский, росчерком пера убивавший десятки тысяч людей. ВЧК имела территориальные подразделения для «борьбы с контрреволюцией на местах».

В 1918 г. насчитывалось 40 губернских (Губчека) и 365 уездных чрезвычайных комиссий. В конце 1918 г. для организации борьбы с контрреволюцией в армии и в прифронтовой полосе, шпионажем и для проведения разведки в тылу неприятеля в Красной Армии созданы фронтовые и армейские чрезвычайные комиссии, которые 21 февраля 1919 г. были преобразованы в Особые отделы по борьбе со шпионажем и контрреволюцией. С августа 1918 г. действуют железнодорожные ЧК на крупных железнодорожных станциях и узловых пунктах, а также пограничные и водно-транспортные органы ВЧК. В начале июня 1918 г. в ВЧК работало 12 000 сотрудников, к концу 1918 г. их было уже 40 000, а к началу 1921 г. — 280 000. Председателями и уполномоченными ВЧК в крупнейших городах России в 1918–1920 гг. были: Петроград — М.С. Урицкий, Г.И. Бокий (Берг); Москва — С.А. Мессинг, Г.Я. Раппопорт; Нижний Новгород — Я.З. Воробьев (Кац); Киев — М. Блувштейн; Одесса — С.М. Деноткин, М. Вихман, Б. Юзефович; Харьков — И.И. Шварц, Я. Лившиц; Николаев — В.М. Горожанин; Чернигов — Л.И. Рейхман; Херсон — И.Я. Дагин, А.М. Минаев-Цихановский; Закавказское ЧК — С. Могилевский; Крымская ЧК — И.Я. Дагин, И.М. Радзивиловский; Брянск — И. Визнер, Пенза — Е. Бош; Самара — И.М. Леплевский, Я.С. Визель; Ростов — М.А. Дейч; Таганрог — И.М. Островский; Симбирск — Л.М. Вельский (Левин); Курск — Г.М. Каминский; Смоленск — Н.Е. Этингон; Екатеринбург — М.Д. Берман; Воронеж — Я.Д. Раппопорт; Архангельск — З.Б. Кацнельсон; Омск — С.Г. Южный; Томск — С.Г. Чудновский; Ашхабад — М.И. Диментман; Самарканд — К.В. Паукер.

С издания декрета «О красном терроре» началась эпопея террора, которой нет аналогов в истории. Следующие четыре с лишним года Россия буквально захлебывалась собственной кровью. Всероссийская чрезвычайная комиссия получила ничем не ограниченные права — права на самостоятельные обыски, аресты и расстрелы. Был введен институт заложников — один из самых мерзких методов борьбы, когда ни в чем не повинных людей хватали на улицах в облавах, арестовывали на квартирах, на вокзалах, в театрах. Хватали и расстреливали только потому, что кто-то другой где-то совершил убийство или теракт. К террору призывают телеграммы Ленина, разосланные 9 августа 1918 г.: Г. Федорову — в Нижний Новгород. «Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор». Евгении Бош — в Пензу. «Необходимо провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь». На другой день в ту же Пензу. «1. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. 2. Опубликовать их имена. 3. Отнять у них весь хлеб. 4. Назначить заложников — согласно вчерашней телеграммы. Сделать так, чтобы на сотни верст народ видел, трепетал…». Исполкому — Ливны. «Необходимо… конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков…». О борьбе с Юденичем. «…Покончить с Юденичем… Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича».

К террору с пеной у рта призывают и другие вожди. В сентябре 1918 г. Председатель Петроградского Совета Зиновьев (Радомысльский) публично заявил: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать». Судьба или другая какая-то сила, управляющая вселенной, распорядилась так, что Зиновьев «попал» в число тех, кого следует уничтожить. 24 августа 1936 г. он был приговорен к высшей мере наказания по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» и после оглашения приговора написал следующее прошение о помиловании. В Президиум ЦИК СССР. Заявление «О совершенных мною преступлениях против Партии и Советской Власти я рассказал до конца пролетарскому суду. Прошу мне верить, что врагом я больше не являюсь и остаток своих сил горячо желаю отдать социалистической родине. Я прошу Президиум ЦИК о помиловании меня. Г. Зиновьев.

26 августа 36 года 4 часа 30 минут». Призывающий к децимации русского народа Зиновьев расстрелян 25 августа в Москве, в здании ВКВС. По воспоминаниям, перед казнью он униженно молил о пощаде, целовал сапоги своим палачам, а затем от страха вообще не смог идти, на что Каменев сказал ему: «Перестаньте, Григорий, умрем достойно!» Бывший сотрудник НКВД А. Орлов писал, что при расстреле присутствовали глава НКВД Г.Г. Ягода, заместители главы НКВД Н.И. Ежов и начальник охраны Сталина К.В. Паукер (13: 82).

Другой видный деятель большевистской партии, Николай Бухарин, сразу же после завоевания власти большевиками заявил: «У нас могут быть только две партии: одна — у власти, другая — в тюрьме». Интересен также предложенный им метод «выработки коммунистического человека»: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи». Находясь во внутренней тюрьме НКВД СССР, приговоренный к расстрелу Бухарин, так же как и Зиновьев, 13 марта 1938 г. обратился в Президиум Верховного Совета СССР с прошением о помиловании: «Прошу Президиум Верховного Совета СССР о помиловании. Я считаю приговор суда справедливым возмездием за совершенные мною тягчайшие преступления… У меня в душе нет ни единого слова протеста. За мои преступления меня нужно было расстрелять десять раз. Пролетарский суд вынес решение, которое я заслужил своей преступной деятельностью, и я готов нести заслуженную кару и умереть, окруженный справедливым негодованием, ненавистью и презрением великого героического народа СССР, которому я так подло изменил… Я рад, что власть пролетариата разгромила все то преступное, что видело во мне своего лидера и лидером чего я действительно был… Прошу я Президиум Верховного Совета о милости и пощаде… Я твердо уверен: пройдут годы, будут перейдены великие исторические рубежи под водительством Сталина, и вы не будете сетовать на акт милосердия и пощады, о котором я вас прошу. Я постараюсь всеми своими силами доказать вам, что этот жест пролетарского великодушия был оправдан».

3 декабря 1987 г. в «Московских новостях» было напечатано письмо-завещание Бухарина «Будущему поколению советских руководителей». Заканчивается письмо такими словами: «Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови». Этого, по известному выражению Ленина, «любимца партии» характеризует его письмо от 1 сентября 1936 г. Климу Ворошилову: «Каменев — циник-убийца, омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак, страшно рад» (14: Гл. Бухарин).

К массовому террору призывает и революционная пресса. 31 августа 1918 г. газета «Правда» писала: «…настал час, когда мы должны уничтожить буржуазию, если мы не хотим, чтобы буржуазия уничтожила нас. Наши города должны быть беспощадно очищены от буржуазной гнили. Все эти господа будут поставлены на учет и те из них, кто представляет опасность для революционного класса, будут уничтожены. Гимном рабочего класса отныне будет песнь ненависти и мести!» «Мы железной метлой выметем всю нечисть из Советской России, — писал в журнале «Красный террор» от 1 ноября 1918 г. председатель Всеукраинского ЧК М. Лацис. — Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Советов оружием или словом, — учил Лацис. — Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какое у него происхождение, какое образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть красного террора».

Журнал «Еженедельник Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» ради устрашения начал публиковать списки расстрелянных. «В ответ на убийство тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина… Красному террору подвергнуты: Сумской уездной ЧК — трое летчиков; Смоленской областной Комиссией — 38 помещиков Западной области; Новоржевской ЧК —… Александра, Наталия, Евдокия, Павел и Михаил Росляковы;…Пошехонской ЧК — 31 человек (5 Шалаевых, 4 Волковых…)» — зафиксировано в «Еженедельнике ВЧК» № 2 за 1918 г. «Взято… в общем количестве 184 виднейших представителей местной и крупной буржуазии и социал-предателей», — рапортовала Комиссия ЧК Иваново-Вознесенска в «Еженедельнике…» № 3. «По постановлению Петроградской Чрезвычайной Комиссии, — докладывает «Еженедельник ВЧК» № 5 от 20 октября 1918 г., — расстреляно 500 человек заложников» (15: 20–38).

«В своей картотеке, относящейся только к 1918 г., я пытался определить социальный состав расстрелянных, — пишет в своей книге «Красный террор в России 1918–1923» С. Мельгунов, живший в то время в Москве. — По тем немногим данным, которые можно было уловить, у меня получились такие основные рубрики, конечно, очень условные. Интеллигентов — 1.286 человек, заложников… — 1.026, крестьян — 962, обывателей — 468, неизвестных — 450, преступных элементов… — 438, преступления по должности — 187, слуг — 118, солдат и матросов — 28, буржуазии — 22, священников —19» (15: 43). Священник, инженер, фельдшер, купец, заводчик, бывший редактор газеты, лесничий, бывший охранник, отставной артиллерист, лидер местного отделения партии «Народная воля», студент, выдающий себя за матроса, — все это из перечисленных профессий расстрелянных, опубликованных в различных еженедельниках ВЧК. Это была какая-то вакханалия насилия! «Нелепо ввести деятельность ЧК в юридические рамки», — доходчиво объясняет в № 6 «Еженедельника ВЧК» чекист Шкловский. И — не вводили! По всей стране чекисты без суда и следствия пытали, насиловали гимназисток и барышень, убивали родителей на глазах детей, сажали на кол, били железной перчаткой, надевали на головы кожаные «венчики», закапывали живыми, закрывали в камеры, где пол был устлан трупами с разможженными черепами…

Читать «Архив русской революции» И. Гессена или «Красный террор» С. Мельгунова невозможно. Невозможно представить, что живешь в стране, где ради некоего «светлого будущего» земля была превращена в сплошной погост. «Наш террор был вынужденный, — восклицали большевистские лидеры. — Это террор не ЧК, а рабочего класса». То, что это был террор именно ЧК, возражают им очевидцы, историки, наконец, собственные инструкции ЧК. Вот одна из них — весны 1918 г.: «Применение расстрелов: 1. Всех бывших жандармских офицеров по специальному списку, утвержденному ВЧК. 2. Всех подозрительных по деятельности жандармских и полицейских офицеров соответственно результатам обыска. 3. Всех, имеющих оружие без разрешения, если нет на лицо смягчающих обстоятельств (например, членство в революционной Советской партии или рабочей организации). 4. Всех с обнаруженными фальшивыми документами, если они подозреваются в контрреволюционной деятельности. В сомнительных случаях дела должны быть переданы на окончательное рассмотрение ВЧК. 5. Изобличение в сношениях с преступной целью с российскими и иностранными контрреволюционерами и их организациями, как находящимися на территории Советской России, так и вне ее. 6. Всех активных членов партии социалистов-революционеров центра и правых. (Примечание: активными членами считаются члены руководящих организаций — всех комитетов, от центральных вплоть до местных городских и районных; члены боевых дружин и состоящие с ними в сношениях по делам партии; выполняющие какие-либо поручения боевых дружин; несущие службу между отдельными организациями и т. д.). 7. Всех активных деятелей к/революционных партий (кадеты, октябристы и проч.). 8. Дело о расстрелах обсуждается обязательно в присутствии представителя Российской партии коммунистов. 9. Расстрел приводится в исполнение лишь при условии единогласного решения трех членов Комиссии. 10. По требованию представителя Российского комитета коммунистов или в случае разногласия среди членов ЧК дело обязательно передается на решение Всероссийской ЧК. Арест с последующим заключением в концентрационный лагерь. 11. Всех призывающих и организующих политические забастовки и другие активные выступления для свержения Советской власти, если они не подвергнуты расстрелу. 12. Всех подозрительных, согласно данных обысков, и не имеющих определенных занятий бывших офицеров. 13. Всех известных руководителей буржуазной и помещичьей контрреволюции. 14. Всех членов бывших патриотических и черносотенных организаций. 15. Всех без исключения членов партий с.-р. Центра и правых народных социалистов, кадетов и прочих контрреволюционеров. Что касается рядовых членов партии с. — революционеров, центра и правых рабочих, то они могут быть освобождены под расписку, что осуждают террористическую политику своих центральных учреждений и их точку зрения на англо-французский десант и вообще соглашение с англо-французским империализмом. 16. Активных членов партии меньшевиков, согласно признакам, перечисленным в примечании к пункту 6. Должны быть произведены массовые обыски и аресты среди буржуазии, арестованные буржуа должны быть объявлены заложниками и заключены в концлагерь, где для них должны быть организованы принудительные работы. В целях терроризации буржуазии следует также применять выселение буржуазии, давая на выезд самый короткий срок (24–36 часов)» (16).

«Вся Россия покрылась сетью чрезвычайных комиссий… Не было города, не было волости, где не появились бы отделения всесильной Всероссийской Чрезвычайной комиссии, которая отныне становится основным нервом государственного управления и поглощает собой последние остатки права», — пишет Мельгунов. И добавляет: «Это такой открытый апофеоз убийства как орудия власти, до которого не доходила ни одна власть в мире» (15:6). Крупной акцией «красного террора» был расстрел в Петрограде 512 представителей элиты (бывших сановников, министров, профессоров). Данный факт подтверждает сообщение газеты «Известия» от 3 сентября 1918 г. о расстреле ЧК города Петрограда свыше 500 заложников. По официальным данным ЧК, всего в Петрограде в ходе «красного террора» было расстреляно около 800 человек.

Согласно исследованиям итальянского историка Дж. Боффы, в ответ на ранение В.И. Ленина Ф. Каплан в Петрограде и Кронштадте было расстреляно около 1000 контрреволюционеров (17:92). Массовые казни в подвалах ЧК происходили по всей России, однако объемы репрессий не всегда можно было установить. О казнях на Украине и в Южной России известно гораздо больше, чем о том, что творилось на Кавказе, в Средней Азии, в Сибири или на Урале, благодаря работе Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Последний этап «ликвидации буржуазии как класса» — казни заключенных в тюрьмах, «подозреваемых» и заложников — разворачивался во многих украинских городах после взятия их большевиками. В Харькове от 2000 до 3000 казненных в феврале — июне 1919 г.; от 1000 до 2000 во время второго прихода большевиков в декабре 1919 г. В Ростове-на-Дону — около 1000 в январе 1920 г.; в Одессе — 2200 в мае — августе 1919 г., а затем от 1500 до 3000 в период между февралем 1920 и февралем 1921 г.; в Киеве — не менее 3000 в феврале — августе 1919 г.; в Екатеринодаре — не меньше 3000 между августом 1920 и февралем 1921 г.; в Армавире, маленьком городе на Кубани, — от 2000 до 3000 в августе — октябре 1920 г. При этом все население города составляло до войны менее 30 000 человек. В Екатеринодаре перепугавшийся приближения казачьего десанта врангелевского генерала Улагая глава местной ЧК Атарбеков приказал расстрелять 1600 «буржуев» за три дня — 17, 18 и 19 августа 1920 г. Этот список можно продолжить (15: 62).

В России до революции 1917 г. публично извещали об исполнении каждого смертного приговора. В первые годы советской власти расстрел по приговору суда исполнялся органами наркомата юстиции, ВЧК (ГПУ, ОГПУ) зачастую прямо во дворе этих учреждений. Расстреливаемых выводили из подвала ночью, ослепляли фарами грузовиков и открывали по ним огонь. Шум заведенных моторов заглушал выстрелы. С конца 1920 г. монополия расстрелов принадлежала только ОГПУ, а с 1934 г. перешла в ведение НКВД (НКГБ, МГБ, МВД, КГБ) СССР. Казни совершались не публично, в подвалах специальных расстрельных тюрем.

В первые годы советской власти, как правило, применялись «упрощенные» технологии казней. «Для расстрела был оборудован специальный сарайчик… — при доме на Институтской, № 40, уг. Левашевской, куда перешла с Екатерининской «губчека». В этот сарайчик палач (…а иногда «любители» из чекистов) заводил совершенно нагою свою жертву и приказывал ей лечь ничком. Затем выстрелом в затылок кончал со своею жертвой. Расстрелы производились из револьверов (чаще всего кольты). Но ввиду стрельбы на близком расстоянии обыкновенно от выстрела черепная коробка казненного разлеталась в куски… Следующая жертва приводилась тем же порядком и укладывалась рядом… Когда число жертв превышало… вмещаемое сарайчиком, то новые жертвы укладывались на прежде казненных или расстреливались при входе в сарайчик… Все жертвы шли на казнь, обыкновенно не сопротивляясь» (18: 111–141).

А вот свидетельство о расстрелах в Московской ЧК в 1918–1920 гг.: «Иногда стрельба неудачна. С одного выстрела человек падает, но не умирает. Тогда в него выпускают ряд пуль: наступая на лежащего, бьют в упор в голову или грудь. 10–11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смешно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее — в голову и грудь. Тело трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавший, недавно ставший «коммунистом») взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи» (15: 146).

Большевики во время Гражданской войны для казней применяли и шашки. Так, в Пятигорске в 1918 г. казнили генералов Рузского, Радко-Дмитриева и других заложников. Эта казнь описана Антоном Ивановичем Деникиным в его работе «Очерки русской смуты» (19: Гл. 9). «Когда умер командовавший Северо-Западным фронтом «товарищ» Ильин от ран, полученных в бою с добровольцами, Чрезвычайная комиссия казнила в его память 6 заложников. После расстрела Сорокиным членов ЦИК обещание было исполнено в более широком масштабе: «чрезвычайка» постановила «в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей» расстрелять заложников — по двум спискам 106 человек. В их числе были генералы Рузский и Радко-Дмитриев, зверски зарубленные 18 октября. Обоим им большевистские главари неоднократно предлагали стать во главе Кавказской Красной Армии, и оба они отказались от предложения, заплатив за это жизнью». «В одном белье, — говорится в описании «Особой комиссии», — со связанными руками повели заложников на городское кладбище, где была приготовлена большая яма… Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносили удары шашками… Каждого заложника ударяли раз по пять, а то и больше… Некоторые стонали, но большинство умирало молча… Всю эту партию красноармейцы свалили в яму… Наутро могильщики засыпали могилы… Вокруг стояли лужи крови… Из свежей, едва присыпанной могилы, слышались тихие стоны заживо погребенных людей. Эти стоны донеслись до слуха Обрезова (смотрителя кладбища) и могильщиков. Они подошли и увидели, как «из могильной ямы выглядывал, облокотившись на руки, один недобитый заложник (священник И. Рябухин) и умолял вытащить его из-под груды наваленных на него мертвых тел… По-видимому, у Обрезова и могильщиков страх перед красноармейцами был настолько велик, что в душах их не осталось более места для других чувств, — и они просто забросали могилу землей… Стоны затихли»». Сохранился рассказ о последнем разговоре генерала Рузского со своим палачом: «Признаете ли вы теперь великую российскую революцию? — Я вижу лишь один великий разбой» (20, 21).

Во время Гражданской войны в России политических противников казнили также путем сожжения и утопления. А.И. Деникин в упомянутой выше работе, говоря о расправах большевиков в Крыму в январе 1918 г., пишет: «Ужаснее всех погиб шт. ротмистр Новацкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненного, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта». «Людей, приговоренных к смерти, топили, бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей; помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали и голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались колосники» (19: Гл. 9). В эти годы многие видные палачи-чекисты буквально залили кровью отданные под их неограниченную власть области. Так, латыш Петерс залил кровью Дон, Петербург, Кронштадт, Тамбов. Его земляк Лацис (Судрабс) залил кровью Украину, Кедров (Цедербаум) — Архангельск и Вологду, Артабеков — Кавказ и Астрахань, грузин Саджая — Одессу.

Осенью 1921 г. начальник секретного отдела Новониколаевской губчека Карл Крумин так характеризовал работу начальника секретно-оперативного отдела и зампреда губчека Сергея Евреинова: «Тов. Евреинов лично принимал участие и проявлял максимум энергии в раскрытии нескольких белогвардейских организаций. Сам лично расстреливал участников в количестве нескольких сотен человек. Кто думает бросить тень сомнения на таких революционеров, тот враг Революции». О том, как выглядели «рабочие места» чекистов в эти годы, видно из сообщения, которое оставил член Сибревкома В.Н. Соколов, в июне 1920 г. обследовавший работу Енисейской губчека, чье руководство во главе с В.И. Вильдгрубе за несколько недель (с марта) расстреляло более 300 человек. В телеграмме, адресованной в Сиббюро ЦК РКП(б), он сообщал: «Расстреливали в подвалах на дворе. Говорят о пытках в этом подвале, но когда я его осматривал, (он) оказался закрытым, и я подозреваю, что его подчистили. Кровь так и стоит огромными черными лужами, в землю не впитывается, только стены брызгают известью. Подлый запах… гора грязи и слизи, внизу какие-то испражнения. Трупы вывозят ночью пьяные мадьяры. Были случаи избиения перед смертью в подвале, наблюдаемые из окон сотрудниками чека» (22). Справедливости ради отметим, что среди чекистов, правда нечасто, встречались эстеты и поэты. Так, ближайший подручный Дзержинского, член Коллегии ВЧК в 1919–1921 гг. латыш А. Эйдук, опубликовал в 1921 г. в Тифлисе в сборнике с символическим названием «Улыбка ЧеКа» лирическое стихотворение, в полной мере отражающее сущность палаческой профессии:

На вашем столике бутоны полевые

Ласкают нежным запахом издалека,

Но я люблю совсем иные,

Пунцовые цветы ЧеКа.

Когда влюбленные сердца стучатся в блузы,

И страстно хочется распять их на кресте,

Нет большей радости, нет лучших музык,

Как хруст ломаемых и жизней и костей.

Вот отчего, когда томятся Ваши взоры,

И начинает страсть в груди вскипать,

Черкнуть мне хочется на Вашем приговоре

Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»

Чекистские методы уничтожения и пыток были столь ужасными, что следственные комиссии белых армий, отвоевывавшие у красных города, поражались изуродованным трупам: у них часто были выколоты глаза, отрезаны носы, уши и конечности, раздавлены половые органы и вырваны кишки; тела не хоронили и не выдавали родственникам, а выбрасывали на свалки, в море, в реки и карьеры. Помещения для расстрелов были покрыты коркой от запекшейся крови и разлетевшихся мозгов — и их не убирали не только по нечистоплотности, но, возможно, и из садистского желания унизить жертву в последние моменты ее жизни: человек должен был с ужасом сознавать, что сейчас и его мозги добавятся в эту зловонную кашу. Судя по этим картинам, для работы в ВЧК нормальный человек был непригоден. Карательная машина Дзержинского производила некий естественный отбор сотрудников, принимая патологически кровожадных и даже психически ненормальных изуверов, находивших удовольствие в работе палача. «Волею революционной власти, — писал первый народный комиссар юстиции, левый эсер Штейнберг, — создавался слой революционных убийц, которым суждено было вскоре стать убийцами революции» (15: 55).

ЧК изначально была не только карательной, но и мародерской Организацией. В августе 1919 г. ВЧК издала приказ о том, что вещи расстрелянных концентрируются у видного чекиста А.Я. Беленького — начальника охраны Ленина — и распределяются по указанию Президиума ВЧК. Награбленное шло в первую очередь начальству. Сам Ленин получил от хозотдела Московской ЧК счет за полученные костюм, сапоги, подтяжки, пояс — всего на 1.417 руб. 75 коп. У Петрочека «был свой счет в Нарбанке, на который поступали конфискованные у осужденных деньги и выручка за продажу их имущества; рядовые чекисты не брезговали торговать одеждой и обувью казненных и, случалось, предлагали выкупить все это их родственникам» (22).

В архивах ЦК партии и в архиве Дзержинского сохранились многочисленные рапорты ответственных партийцев, ревизоров ВЧК, рисующие «разложение» местных органов политической полиции, «опьяненных кровью и властью». Упразднение всех юридических и моральных норм способствовало полной самостоятельности местных ЧК, их превращению в кровавые, никем и ни в чем не контролируемые застенки. Приведем выдержки из подобных рапортов. Инструктор ВЧК Смирнов сообщает Дзержинскому 22 марта 1919 г. из Сызрани: «Я просмотрел дело о кулацком восстании в Ново-Патренской волости. Пришел в ужас от хаотического ведения дел. Допрошено 75 лиц. Изо всех показаний невозможно уловить, что произошло… Расстрелы производились так: 16.11 — 5; 17.11–13. Постановления вынесены 28. II, через двенадцать дней позже произведения в исполнение. Когда я спросил местного начальника ЧК, он мне ответил: «Некогда разбираться и писать постановления. И к чему же, раз ликвидируем кулачество и буржуазию?»» Ярославль, 26 сентября 1919 г., донесение секретаря губкома РКП(б): «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят «буржуек». Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством». Астрахань, 16 октября 1919 г., донесение Н. Розенталя, инспектора Управления особыми отделами: «Начальник Особых Отделов XI армии Атарбеков не признает даже и центральной власти. 30 июля, когда тов. Ваковский, сотрудник ВЧК, откомандированный из Москвы для ревизии и налаживания работы, зашел к Атарбекову, тот ему заявил: «Скажите Дзержинскому, что я проверять себя не дам»… Штат состоит из подозрительных, а иногда и уголовных элементов, не соблюдающих никаких норм… Дела операционного отдела в полном беспорядке. О расстрелах даже нет личных постановлений, лишь списки, часто неполные, с краткой заметкой, что «расстрелян по распоряжению тов. Атарбекова». В деле мартовских восстаний даже не разберешь, кого, за что и почему расстреляли…».

В письме, адресованном Ленину, большевик Гопнер описал деятельность чекистов в Екатеринославе (письмо датировано 22 марта 1919 г.): «В этой организации, пораженной преступностью, насилием и произволом, управляемой уголовным сбродом, вооруженные до зубов субъекты расправляются с каждым, кто придется им не по нраву, производят обыски, грабят, насилуют, сажают в тюрьму, сбывают фальшивые деньги, вымогают взятки, а потом шантажируют тех, кто им эти взятки дал, и освобождают за суммы в десять, а то и в двадцать раз крупнее».

25 декабря 1918 г. ЦК РКП(б) обсудил новое положение о ВЧК. Инициаторами были Бухарин и ветераны партии Ольминский и Петровский. Они критиковали «полновластие организации, ставящей себя не только выше Советов, но и выше самой партии». Требовали принять меры, чтобы «ограничить произвол организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Л.Б. Каменев, назначенный председателем комиссии политического контроля, предложил упразднить ВЧК. В.И. Ленин заявил о решительной защите ЧК, «подвергшейся за некоторые свои действия несправедливым обвинениям со стороны ограниченной интеллигенции…неспособной взглянуть на вопрос террора в более широкой перспективе». По предложению В.И. Ленина и без того нерешительная критика действий ЧК была окончательно прекращена и законодательно запрещена Постановлением ЦК партии от 19 декабря 1918 г.: «На страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях» (23: 122).

Ученые-историки Ю.Г. Фельтинский и Г.И. Чернявский в работе «Красный террор» утверждают, что «в отличие от белых, которые не находили в массовом терроре идеологической и практической необходимости, так как воевали не против народа, террористическая политика большевиков носила принципиально иной характер, так как несмотря на все демагогические заявления и заверения большевистских лидеров, советская власть воевала не за интересы народа, а против народа. Поэтому курс насилия лидерами большевиков проводился в отношении почти всего крестьянства. Опиралась в этих своих действиях советская власть на сельских маргиналов — пьяниц, лентяев и проходимцев, которых украсила при этом регалиями «сельского пролетариата»». «Советской властью смертельным врагом был объявлен почти весь слой образованных и хозяйственно активных людей, которые несли на себе бремя экономического прогресса страны и являлись носителями ее культуры». Авторы приходят к выводу, что основная причина «красного террора» заключалась в отчуждении советской власти от основных социальных структур общества, в ее враждебности простым трудовым людям, людям знаний и общественной инициативы. «Красный террор», проводившийся с «высочайшего благословения» лидера партии большевиков и главы правительства В.И. Ленина, по своим масштабам, глубине, бесчеловечности ни в коем случае не может быть уподоблен «белому террору», который являлся вторичным, ответным и обусловленным обстоятельствами и конъюнктурой Гражданской войны (24: 508).

В октябре 1919 г. ВЧК потребовал от местных органов «создать гибкий и прочный информационный аппарат, добиваясь того, чтобы каждый коммунист был вашим осведомителем». Дзержинский предпочитал действовать методами внесудебных расправ. В январе 1922 г. он пишет Ленину: «Есть целый ряд дел, по которым в трибуналах из-за отсутствия фактического материала будут вынесены оправдательные приговоры, в то время как у нас имеется агентурный материал, вполне достаточный для строгого приговора вплоть до высшей меры наказания. По отношению к деятелям антисоветских партий при известной обстановке на территории всей республики или в отдельных частях необходимо применять те или другие репрессии, не имея против них конкретных материалов».

Для борьбы с интеллигенцией большевики создали цензурно-контрольные органы: первоначально политотдел Госиздата РСФСР (20 мая 1919 г.), позднее — Главлит (6 июня 1922 г.), комитет по контролю за репертуаром — Главрепертком (9 февраля 1923 г.). В структуре центрального аппарата ВЧК-ОГПУ были созданы отдел политконтроля (исполнение режима цензуры Главлитом и Главреперткомом, перлюстрация почтово-телеграфной корреспонденции), 4-е и 5-е отделения секретно-политического отдела (агентурные данные и организация сети осведомителей в художественной и научной среде, сбор агентурных данных). Деятельность этих подразделений поражает своим охватом. Как свидетельствует докладная начальника отдела политконтроля от 4 сентября 1922 г., в течение августа сотрудники отдела вскрыли и подвергли проверке 135 000 из 300 000 поступивших в РСФСР почтовых отправлений. Все 285 000 писем, отправленных за границу, также подверглись перлюстрации. Работники этого отдела готовили рецензии на литературные произведения, имели право вносить предложения об отмене решений Главлита и Главреперткома, если они оказывались положительными. Запретительная практика шла рука об руку с репрессивной.

Уже летом 1918 г. по подозрению в причастности к заговору левых эсеров арестовали Александра Блока. По надуманному делу «ЦК партии кадетов» в августе 1919 г. взяли под стражу Владимира Немировича-Данченко и Ивана Москвина, а 19 октября 1920 г. арестовали Сергея Есенина. Сохранились арестантская карточка (№ 13699) и протокол допроса поэта в качестве обвиняемого. В архиве КГБ имеется также записка в Президиум ВЧК об освобождении Есенина. «По делу Есенина Сергея Александровича, обвиняемого в контрреволюции. Произведенным допросом выяснено, что гр. Есенин в последние три месяца в Москве не находился, а был командирован НКПС в Кавказ и Тифлис, прибыл в Москву с докладом и был арестован на квартире у гр. Кусиковых. Допросом причастность Есенина к делу Кусиковых недостаточно установлена, и посему полагаю гр. Есенина Сергея Александровича из-под ареста освободить под поручительство тов. Блюмкина».

От начала и до конца было сфальсифицировано чекистами «дело Таганцева», по которому расстреляно 97 человек, в том числе и Николай Гумилев. По делу проходили также основоположник отечественной урологии Федоров, бывший министр юстиции Манухин, известный агроном Вырво, архитектор Леонтий Бенуа — брат Александра Бенуа, крупнейшего русского художника, сестра милосердия Голенищева-Кутузова и другие (25). В 20-е гг. Россия понесла самые большие интеллектуальные утраты. Ее покинули тысячи виднейших представителей отечественной интеллигенции. Уезжали за рубеж философы, писатели, юристы, художники. Покинули Россию выдающиеся представители русской культуры — Шаляпин, Бунин, Репин, Андреев, Бальмонт, Мережковский, Коровин, Шагал. Ленин предложил и через ОГПУ реализовал и такую форму репрессий, как насильственные высылки виднейших ученых за границу. В письме Сталину он пишет: «Решено ли «искоренить» всех энесов? Пешехонова, Мякотина, Горнфельда? Петрищева и др. По-моему, всех выслать. Тоже А.Н. Потресов, Изгоев и все сотрудники «Экономиста» (Озеров и мн. мн. другие). Розанов (враг хитрый)… Н.А. Рожков (надо его выслать, неисправим); С.А. Франк (автор «Методологии»). Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго… Всех их — вон из России. Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!» (26:43).

18 августа 1922 г. руководство ОГПУ направило Ленину списки интеллигенции, высылаемой из Москвы, Петербурга и Украины — Николай Бердяев, Семен Франк, Федор Степун, Николай Лосский, Иван Ильин. За пределами России оказался ректор Московского университета биолог Новиков. Тяжелый урон понесла историческая наука: выслали Кизеветтера, Флоровского, Мельгунова и других. На одном из пароходов уехал Питирим Сорокин. От высылаемых требовали гарантий, что они никогда не возвратятся на Родину, и объявляли, что самовольный приезд обратно будет караться расстрелом. Академик Александр Яковлев опубликовал текст расписки известного русского писателя, философа и публициста Ильина: «…Дана сия мною, гражданином Иваном Александровичем Ильиным, Государственному Политическому управлению в том, что обязуюсь не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти (статья 71 Уголовного кодекса РСФСР, карающего за самовольное возвращение в пределы РСФСР высшей мерой наказания, мне объявлена)» (25).

В борьбе с инакомыслием и контрреволюцией большевикам представлялась важной ликвидация влияния церкви на политическую и социально-культурную ситуацию в стране и избавление от так называемого реакционного духовенства. Репрессии против священников Русской православной церкви начались еще до опубликования Декрета об отделении Церкви от государства (20.01.1918 г.) и изъятия у Церкви капиталов, земли и зданий, и постановления наркомата юстиции (14.02.1919 г.) о вскрытии мощей, которые вызвали массовые протесты верующих. Волна репрессий против духовенства в 1917–1918 гг. унесла около 20 000 жизней (27). Многие убийства священнослужителей проходили с особой жестокостью или осуществлялись публично с различными унижениями казнимых лиц. Так, священнослужитель старец Золотовский был предварительно переодет в женское платье и затем повешен. 8 ноября 1917 г. Царскосельский протоиерей Иоанн Кочуров был подвергнут продолжительным избиениям, затем был убит путем волочения по шпалам железнодорожных путей. В 1918 г. три православных иерея в г. Херсоне были распяты на кресте. В декабре 1918 г. епископ Соликамский Феофан (Ильменский) был публично убит «путем периодического окунания в прорубь и замораживания, будучи подвешенным за волосы». В Самаре бывший Михайловский епископ Исидор (Колоколов) был посажен на кол. Епископ Пермский Андроник (Никольский) был убит «путем захоронения в землю заживо». Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был убит, согласно документально не подтвержденным данным, «путем публичного повешения вниз головой в севастопольском соборе». Епископ Серапульский Амвросий (Гудко) был убит «путем привязывания к хвосту лошади». В Воронеже в 1919 г. было одновременно убито 160 священников во главе с архиепископом Тихоном (Никаноровым), которого повесили на Царских вратах в церкви Митрофановского монастыря.

В начале января 1919 г. в числе других был зверски умерщвлен епископ Ревельский Платон (Кульбуш) (28: Кн. 9). Избранный в ноябре 1917 г. патриархом Московским и всея Руси митрополит Тихон в январе 1918 г. обратился к народу с воззванием и предал анафеме «всех, проливающих невинную кровь». «Явные и тайные враги стремятся к тому, чтобы… всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани… Ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному, все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и с беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей Отчизны… Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это — поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенны в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной… Заклинаем и всех вас, верных чад Православной церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение» (27).

13 октября 1918 г. в послании Совету Народных Комиссаров патриарх Тихон писал: «Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство… Вы обещали свободу… Великое благо — свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы не дали; во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств, грабежей заключается дарованная вами свобода… Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения и обличения заглушен; печать, кроме узко-большевистской, задушена совершенно… Дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая, и от меча погибнете сами вы, взявшие меч» (29).