Введение

Введение

– Господа, господа! Прошу вас, не устраивайте ажиотацию. Все билеты проданы и войти вам совершенно нет возможности.

Смотритель Броницкий еле отбивался от наседающей толпы, призывно поглядывая на стоявшего поодаль пристава Новикова. Тот внимательно наблюдал за давкой у входа в университет, одной рукой покручивая густой седоватый ус, а другой теребя ножны, в которых скрывалась именная сабля с надписью «За верность». Казалось, еще немного и пристав, сочтя скопление возбужденных молодых людей угрожающим порядку, даст этой саблей знак и из-за решетки Биржевого сквера, топча залежалый мартовский снег, рванутся разгонять толпу засевшие в засаде городовые.

Однако Новиков знал то, что было невдомек университетскому смотрителю. С утра в Васильевскую часть поступило предписание: силу применять лишь в случае явной противоправительственной агитации. Этого пристав, при всей его бдительности, пока не замечал. Но и оставаться в стороне было уже невозможно.

– Посторонись! – решительно прокричал представитель порядка, полувыдернув для убедительности сверкнувшее в весенних лучах оружие и протиснулся к дверям.

Склонившись к уху бледного Броницкого, полицейский шепнул:

– Вот что, любезнейший Афанасий Иванович. Еще немного и этот кружок любителей Клио разнесет твое учебное заведение в куски. Полномочия не допустить – имею, но не имею возможности. Ведь скандал будет. Видел, кто только что прибыли-с?

Новиков кивнул на поскрипывавший новыми голландскими рессорами и украшенный графскими вензелями экипаж.

– То-то. Поэтому, прошу тебя, друг любезный: пропусти всех, кто одеждой поприличнее. Хоть без билетов – пусть в проходах стоят. И скорее закрывай entree.

М.П.Погодин

Броницкий не лукавил. Зала Пассажа Петербургского университета была действительно набита битком. А теперь еще студенты-безбилетники, пропущенные от безысходности смотрителем, постепенно заполняли даже проходы. Их бледные молодые лица нет-нет да лорнировали из гостевых лож, вздыхая о чем-то своем, минувшем, дебелые жены чиновников. Впрочем, основное внимание публики, конечно, было приковано к действу, заявленному в билетах.

«Начало Руси. Публичный диспут между г-ми Погодиным и Костомаровым», – вслух прочел афишку седоусый господин в мундире статского советника и недоуменно покачал головой. – Скажите, пожалуйста! И откуда у публики столько интереса к сему академическому предмету?

– И не говорите, Иван Карлович, – охотно поддакнул сосед, на груди которого поблескивал орден Станислава, – весь beaux monde здесь. И билеты ценой как на бенефис m-lle Rachel[71]. Положительно, у господ и дам какое-то историческое помешательство.

Открывавший диспут первым московский гость Погодин, покачивая седой бородкой клинышком, методично разоблачал зыбкость построений своего оппонента.

– Помилуйте – вы ли это говорите? – доносился с кафедры сухой отчетливый голос бывшего профессора из первопрестольной, – вы ли доказываете, что имена князей наших: Игоря, Олега суть производные от литовских корней, означающих: «стремиться» и «длинный», что Синеус это senejiis, старина, старость?

Погодин оглядел публику, по-крестьянски хитро прищурив глаза:

– Помилуйте – при таких правилах словопроизводства почему Игоря не производить отъ слова «игра», или почему Олега не соединить с «елеем», а Синеус – выдал москвич с сухим смешком – без спора уже есть тогда «синий ус»!

Выждав жиденькие аплодисменты, Погодин закончил:

– Именами, делами и самим языком своим показывается происхождение первых пришельцев при Рюрике и Олеге.

Действуют наши варяги-русь тождественно с норманнами в Англии, Франции, Италии, на море Немецком, Средиземном, Черном: одни и те же приемы. Язык свой оставили они во всех распоряжениях, и распоряжения мы видим одинаковые с норманнскими. Тиун, гридень, вира, вервь, скот, ябедники – все эти слова в нашем словаре суть шведские. Следовательно, напрасно говорит г. Костомаров, что «мы норманнов не видим и следа». След есть, он отчетливый, ясный и ведет он истоки нашей Руси в древнюю Скандинавию.

Костомаров, будучи погорячее и помоложе оппонента – как бы не скрывала эту разницу в возрасте широкая борода – контратаковал его со всей возможной прытью.

Н.И.Костомаров

– Вы посмеиваетесь над моим толкованием имени князя Синеуса и говорите о том, что полностью ему соответствующая литовская форма есть лишь слабое созвучие. Полагаю, это не лучший пример вашего остроумия. Вы сами выводите Синеуса от какого-то скандинавского Снио, вслед за Шлецером, который дает еще другие, не менее достойные варианты: Сигнам, Сигнаутер и далее, которые и выговорить-то непросто. Я обращаюсь к почтеннейшей публике: Уважаемые дамы и господа, в каком случае находите вы больше созвучия? Благодарю, я так и думал.

– Николай Иванович-то побойчее будет, – хмыкнул в ложе кавалер ордена Станислава, – и к публике подход имеет.

– Да-с, симпатии господ студентов ему обеспечены, – согласился сосед, – но полагаю дело не только в обаянии личном, но и во взглядах. Его теория изначальной Руси отдает эдаким модным…, – господин в мундире щелкнул пальцами, подбирая слово, – демократизмом: государство наше-де пошло от шайки каких-то литовцев, без царя, без законов и даже без письменности. Викинги, тоже, конечно, были ватагой разбойников, но сей факт давно затмен тысячелетним блеском правления северных королей.

– Конечно, – кивнул головой собеседник, – норманны для норманнистов это основа нашей государственности и… как-никак связь с Европой! А тут на сей пьедестал лезет какая-то жмудь – пахнущая рыбой из Немана, без аристократии, династии, исторических анналов и всякого реномэ. Кому это понравится, кроме «Современника» и его юных читателей?

– О да, я уже вижу, как пламенеет пенсне г-на Добролюбова!

Господа добродушно захихикали.

Публичная полемика между двумя выдающимися учеными имела огромный общественный резонанс, казалось бы, удивительный, поскольку в России накануне отмены крепостного права были куда более актуальные вопросы, чем происхождение Рюрика и варягов. Однако поиск исторических корней казался для мыслящих русских не менее важной задачей, чем подготовка либеральных реформ. И не менее трудной: спустя полтора века после дискуссии в Петербургском университете загадка происхождения Руси пока остается неразгаданной. Впрочем, все имеет свои сроки.