Глава первая,

Глава первая,

в которой рассказывается о прибытии ко двору царя Персии двух португальских монахов, и о двух братьях-англичанах, и о том, как царь решил отправить посольство к восьми христианским правителям

Шах Аббас жил в мире, покое и довольстве, отдыхая в своих поместьях, наслаждаясь победами, одержанными над врагами и покоренными провинциями, когда к персидскому двору прибыли с посольством Мухаммед-ага[246], великий чавуш[247] султана Турции Мухаммеда III[248] в сопровождении свиты из трехсот владетельных особ и знати. Требованием султана было, чтобы шах Аббас послал своего сына Сефи-мирзу в Константинополь ко двору султана — престолонаследнику в то время было двенадцать лет — веселить и развлекать султана. Царь, зная по собственному опыту жестокие нравы османского двора, отвечал послу таким образом: царь в действительности только слуга своего сына, так как в Персии, когда рождается принц-престолонаследник, он номинально становится царем страны, поэтому он скорее сам отправится засвидетельствовать свое уважение его величеству султану и окажет честь его двору; но если будет отослан его сын, даже если он захочет послать его, придворные вельможи никогда не согласятся отправить принца.

Османский посол не был рассержен этим ответом, но рассержен был шах дерзким требованием султана и той коварной хитростью, с которым это требование было послано: видно, что наследника Персии хотят предать смерти, и действительно, османский султан имел обыкновение поступать таким образом.

Итак, шах понял намерение султана Мухаммеда III и тотчас же дал приказ сбрить бороду послу и отослать в качестве подарка султану.

Подобный способ оскорбления считался в обычае между этими принцами, и шах Аббас был вправе сделать это, как бы напомнив султану Мухаммеду III злую шутку, которую сыграли по приказу его отца Мурада III с его бывшим персидским послом. Мне хочется напомнить, что во время торжественной церемонии в Константинополе персидского посла усадили на специально сооруженный помост, который затем развалился в самый разгар церемонии.

Приблизительно в то же самое время ко двору шаха прибыл англичанин (о нем уже мы говорили), назвавшийся сэром Антонием Шерли[249], со свитой из тридцати двух сопровождающих, и они сделали остановку в Казвине. Он объявил себя двоюродным братом шотландского короля Якова, уверяя, что все короли христианского мира признали его и сейчас уполномочили в качестве посла вести переговоры с царем Персии, который должен заключить с ними союз, чтобы вести войну с Турцией, с их общим врагом. Христианские джентльмены пришли вовремя, так как царь Персии сам собирался послать посла с подарками к королю Испании через Португальскую Индию. Сэр Антоний, однако, довел до сведения шаха, что кроме его католического величества короля Испании есть много других христианских королей в Европе и на Западе и есть более сильные монархи, которые с охотой объединятся с ним против Турции: ему следует послать также письма и подарки каждому из этих королей. Сэр Антоний так преуспел в продвижении этого вопроса, преподнося его как срочный, что шах сделал так, как он советовал, и тотчас отдал приказ, чтобы были начаты все приготовления для послов, предполагая, что сэр Антоний будет сам сопровождать персидское посольство. Сэр Антоний охотно согласился на это, благодаря его величество за честь, оказанную ему, и предложил восемь христианских держав, где он и персидское посольство будут уполномочены вести переговоры; и эти монархи следующие: Папа Римский, император Германии, король Испании, король Франции, король Польши, правитель Венеции, королева Англии и король Шотландии.

Все дела были приведены в порядок, сэр Антоний согласился оставить своего младшего брата Роберта[250] с пятнадцатью англичанами в Персии; всем оставшимся шах дал дом с достаточным содержанием в соответствии с рангом, который они имели. В то же самое время сюда прибыли из Ормуза два португальских монаха-путешественника, уроженцы Лиссабона. Один был доминиканец, другой — францисканец[251]; первый называл себя монахом Николао де Моло. Эти люди также одобрили шаха за его идею послать своих представителей к христианским монархам, и его величество одарил их подарками, называя монахов падре и оказывая каждому из них учтивость: они просили шаха жаловать им письма с рекомендацией для их святейшества и другое — для его католического величества короля Испании. Шах тотчас согласился, приказав написать такие письма и отдать им, отдельно от всех других рекомендаций. Направляясь в Персию, сэр Антоний держал свой путь через Грецию [и Османскую империю] и, зная турецкий язык, ему было легко выдавать себя за турка, но вернуться домой этим же путем было просто невозможно. С другой стороны, путь через Индию требовал очень долгого морского путешествия, и в результате именно это и решило, что путь нашего посольства будет пролегать через Татарию и Московию.

Все необходимые приготовления были сделаны. Его величество жаловал свои грамоты и приказы для свободного перемещения через все его земли и территории, где будет проходить посольство; далее, были даны необходимые кредиты с распоряжением оплачивать наши путевые расходы, и то же самое было сделано для англичан — все, таким образом, было оплачено за счет царя Персии. Персидские придворные, которые сопровождали посла в качестве секретарей, были должным образом снабжены. Мы попрощались с шахом Аббасом в его резиденции в Исфахане, где находился весь двор, и в четверг вечером, в 9 день июля 1599 года от Рождества Христова, мы начали наше путешествие. Те, кто отправился путешествовать из шахского дворца по приказу и на средства шаха, были вельможами его двора, людьми высокого ранга и были соответственно экипированы для путешествия. Персидского посла звали Хусейнали-бек, с ним ехали четыре знатных человека в качестве секретарей посольства и пятнадцать слуг. Затем шли два монаха, а затем сэр Антоний с пятью переводчиками и пятнадцатью другими англичанами. К тому же тридцать два верблюда везли подарки, не считая необходимого числа верховых лошадей для тех, кто отправился в путешествие, а также обычные вьючные животные для переноски багажа уже упомянутых лиц. Разнообразны были чувства в сердцах тех, кто уезжал, и различны были проявления этих чувств; так, одни выглядели радостными, а другие — печальными. Шах милостиво простился с нами и дал слово щедро вознаградить нас по возвращении, но так печальны показались нам лица наших друзей, так плакали наши родственники, такое отчаяние и горе выражали, хотя и по-разному, наши жены, что мы волей-неволей поторопились распроститься и тем же вечером, покинув столицу, держали путь в город Кашан — там нам предстояло сделать первую остановку.

Дорога от Исфахана до Кашана заняла у нас четыре дня; мы отдохнули там два дня, а затем двинулись к городу Кум, и на следующее утро уже достигли города Саве. От Саве мы шли три дня и достигли Казвина, бывшей столицы Персии, как мы уже сообщали в соответствующей главе нашей книги, описывая провинции Персии. Здесь мы остались на восемь дней, так как шах приказал нам взять отсюда некоторые вещи для подарков, которые мы должны были преподнести христианским монархам, это вдобавок к тем, что мы везли из Исфахана; и мы добросовестно занимались этими делами. Оставив Казвин, за пять дней мы дошли до Гиляна, территории, где говорят на языке, отличном от персидского, хотя, как мы уже объясняли в предыдущей главе, это единая часть Персидского царства. Эта провинция лежит вдоль побережья Бакинского моря, также называемого Гулзум, или в древности — Каспийским морем, и поскольку мы должны были погрузиться здесь на корабль, то задержались на десять дней, пока все необходимые приготовления не были завершены. Много наших друзей и родственников сопровождали нас сюда из Исфахана, мы с грустью попрощались с ними, и вот, наконец, погрузили вещи на корабль и, ступив на борт, отправились в далекое плавание.

Каспийское море недостаточно изучено древними, которые еще со времен Цезаря Августа считали, что оно — залив океана, но арабы знали, что это не так, и назвали его «Закрытым морем». Оно восемьсот миль в длину и шестьсот миль в ширину; в него впадают многие полноводные реки, и хотя нет недостатка в тех, кто заявляет, что по этой причине вода в нем не может быть ни горькой, ни соленой, я, переплывший его и раз или два пытавшийся попробовать на вкус, могу утверждать, что она плотная, горькая и соленая, и далеко не вкусная. Главные реки, которые впадают в это море, — это Чессел, Гейсон, Теусо, Коро и Волга. Эта последняя известна в тех местах как Эдер, и по этой реке, как будет описано позже, нам было предназначено двигаться в глубь России. Итак, как уже сказано, сев на борт корабля, мы вышли в море, и за день и ночь достигли маленького островка, где обычно жили рыбаки, так как рыба здесь в изобилии и разных видов. Многие из них ловили поблизости большое количество морских собак и заготовляли их шкуры, которые, будучи сначала высушены, повсеместно использовались как галлоны для хранения оливкового масла: вот почему эти шкуры ценились дорого. Здесь мы остались на день, переночевали, ожидая хорошей погоды, и на следующий день, как только море успокоилось, мы пустились в путь. Очень скоро, однако, стало ясно, как плохо моряки знают погоду, так как поднялась буря, и не успели мы проплыть три или четыре мили, ветер расколол наши паруса и не единожды мы думали, что уже тонем. Но, действительно мы, персы, настолько непривычны к морским путешествиям, что большинство из нас не почувствовали опасности, и мы искренне смеялись над португальскими монахами, которые проливали слезы, очевидно, готовясь к смерти. Шторм продолжался целую ночь, а утром мы обнаружили, что снова находимся в том же порту и городе Гиляне, где мы ступили на борт несколько дней назад.

Те, кто оказался малодушен, хотели сойти с корабля и вернуться в Исфахан, так как им казалось, что Небеса не желают, чтобы мы совершили это долгое путешествие. Но, по правде говоря, мы все слишком боялись гнева шаха Аббаса, и, как только погода установилась, снова вышли в море, и за два дня вновь проплыли уже пройденный путь, а на другой день, отправляясь дальше, достигли порта, где и в помине не было зданий, а были только поселения людей различных племен. Эти люди жили на манер кочевников-мавров из Марокко среди своих стад и верблюдов; они все татарской нации и стране дали имя Земли Великого Тамерлана Татарии, хотя, фактически, они — подданные шаха Персии. Образ жизни этих людей совсем дикий, говорят они мало, что является вопросом разума, ходят почти обнаженными, надевая только рыбацкие штаны или очень короткие блузы. Это бедные и очень простые люди. По обычаю, они приветствуют каждого, кто прибывает в их страну. Они хорошо обращались с нами, выделяя нам из своих стад щедрое угощение в течение тех двух недель, что мы задержались здесь ввиду мертвого штиля на море. В этой стране, которая иначе называется Мангышлак [и лежит на восточном побережье Каспия], люди очень чтят местного персидского Идола, и чужестранцы тоже, и мы, взяв много подарков, принесли Идолу жертву, чтобы он даровал нам попутный ветер. Мы встретили здесь перса, который умолял нас взять его с собой, и, дождавшись, наконец, попутного ветра, мы снова вышли в море. Тем не менее в течение следующих двух месяцев мы постоянно задерживались из-за ветреной погоды; так мы долго плыли вдоль побережья, а при попутном ветре могли бы за двенадцать дней закончить наше путешествие через Каспий.

Под конец этих двух месяцев мы пришли в место, которое является заливом Каспия, где вода чище и менее солена, чем в открытом море, как верно отметил это Джованни Ботеро в своей книге, но этот залив — отдельный рукав Каспия, а не часть основного моря. И здесь надлежит подчеркнуть, что вода здесь менее соленая из-за рек, текущих в этот залив; но вот что ясно доказывает, что вода Каспия по природе поистине соленая: когда штормовой ветер гонит воды из рукава, о котором мы говорили, в устье реки, здесь вода становится горькой, как желчь, и в этом я сам убедился. Местные жители называют эту реку Волгой, другим именем — Идел[252]. Тридцать лье вверх по устью на север проплыли мы и вошли на территорию, занятую московитами в Азии, и первое населенное место, куда мы пришли, был христианский город, который называется Астрахань. Один из наших персов и англичанин с моряками-гребцами сели в маленькую лодку и отправились нанести визит генерал-губернатору города, который находился на тридцать лье выше того места, где наш корабль бросил якорь, так как около города было так мелко, что мы не могли туда пройти, не сев на мель. Пока мы стояли там на якоре, изменение ветра привело к тому, что наше судно подверглось великому риску, так как, когда налетел шквал, оно чуть не перевернулось, хотя и было больших размеров, и мы уже считали себя обреченными. Немедленно мы начали бросать за борт тысячи бушелей пшеницы и муки, затем много провизии, которой мы были снабжены, много сундуков с одеждой, под конец несколько ящиков ценных подарков; и в конце концов благодаря этому опустошению корабль был спасен, а буря улеглась.

Эта опасность прошла; те, кто пошел в город, вернулись, и с ними генерал-губернатор прислал нам на четырех галерах провизию. Мы перегрузили продукты, затем нас взяли на борт. По прибытии в город мы высадились с галер, и нам был устроен торжественный прием, и присутствовало на нем огромное количество народа. Здесь мы встретили другого посла шаха Персии, специально посланного в Московию, со своей свитой в триста персон[253]. В Астрахани мы пробыли шестнадцать дней, и нам был оказан превосходный прием, и поскольку была осень, то в стране в изобилии было дынь и яблок очень хорошего качества. Здесь не только земля приятная, но также и люди; так, генерал-губернатор, которого великий князь Московии назначил сюда правителем, велел объявить, чтобы никто не смел требовать с нас деньги за то, что мы пожелаем купить, а за непослушание — наказание в двести плетей. Город Астрахань — правильнее Астархань — имеет население в 5 тысяч домовладельцев (или 22 500 душ); все дома деревянные, за исключением одних крепостей; хорошо укреплена усадьба, где проживает генерал-губернатор. Это высокое здание и сделано из очень толстых каменных стен; оно охраняется большим гарнизоном, и никто не смеет войти туда без особого разрешения. Церквей там бесчисленное множество, но не очень больших; в них полно изображений святых, и хоть они маленького размера, но нарисованы и покрыты лаком, перед каждым изображением весь день горит зажженная свеча; далее местные жители не позволяют чужестранцам входить в церкви.

Согласно заметкам Джованни Ботеро, мы узнали, что Астрахань — один из городов, где, по приказу правительства, постоянно селятся татары, бесчисленные их племена, и евреи. Но в действительности все татары сейчас проживают в сельской округе, по образцу, который мы видели у мавров (наших соседей в Марокко), и христиане-московиты одни селятся в городе. Астрахань стоит на берегу Волги, или Эдера, и город часто посещают купцы из Москвы, Армении, Персии и Турции, и их главная торговля — солью. Ботеро утверждает, что город лежит в одном дне пути на лодке от Каспия, но я, который был там, говорю, что даже при хорошем попутном ветре мы с трудом смогли доплыть до него за два дня. Этот город в прошлые времена полностью разрушил Великий Тамерлан, да и в более поздние времена он страдал от войн, которые шли между Персией и Турцией.