4. Чёрный октябрь 1920 года

4. Чёрный октябрь 1920 года

Пока Чичерин и его сотрудники по НКИДу признавал и суверенность молодых республик Прибалтики, РВСР во главе с Троцким и его первым заместителем, бывшим врачом Склянским, главком Каменев, Полевой штаб РККА и командующий Западным фронтом Тухачевский занимались иным. Готовили сокрушительный, в чём они были уверены, разгром легионов Пилсудского. Сосредотачивали на Варшавском направлении силы четырёх армий: 4-й, бывшего генерала от инфантерии Д.С. Шуваева; 15-й, бывшего подполковника А.И. Корка; 3-й, бывшего подполковника В.С. Лазаревича; 16-й, Н.С. Соллогуба.

23 июля они перешли в наступление и за две недели сумели продвинуться с Линии Керзона, где они находились поначалу на линию Млава – Цеханув – Пултуск – Седльце – чуть восточнее Люблина. Оказались всего в нескольких десятках километрах от Варшавы.

Члены Политбюро не сомневались – взятие Красной Армией Варшавы станет прелюдией иного, более значимого, нежели просто военная победа. «Мы входим в собственно Польшу – писал Ленин 15 июля Уншлихту, – лишь на кратчайший срок, чтобы вооружить рабочих; уходим оттуда тотчас. Считаете ли Вы возможным и как скоро советский переворот в Польше?». Не удовлетворяясь задуманным, уже 27 июля Владимир Ильич предлагает сделать следующий шаг: «Следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Моё мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть также Чехию и Румынию».⁷⁶

Словом, дело как бы оставалось за малым – за взятием Варшавы. Готовясь к тому, 19 июля Политбюро образовало Польское бюро ЦК РКП, включив в него Ф. Дзержинского, Ф. Кона. Ю. Мархлевского, Э. Прухняка и Ю. Уншлихта. 23 июля – временный орган Советской власти – Польский ревком с председателем Мархлевским и членами Дзержинским и Коном. А несколькими днями позже поручило РВСР и формирование польской Красной Армии.

30 июля Польский ревком издал в Белостоке обращение «К трудящимся Польши». В нём призвал к тому, о чём Ленин писал Уншлихту двумя неделями назад: «Варшава должна быть взята вами самими, Красное знамя над дворцами Зыгмунтовским и Бельведерским /резиденции правительства и президента – Ю.Ж./должно быть водружено вами самими до того, как российская Красная Армия войдёт в столицу… Срочно вооружайтесь для защиты завоеваний свободы! Повсеместно создавайте революционные комитеты!

Да здравствует освобождённая рабочая социалистическая Польша!⁷⁷

Только тогда в Варшаве осознали опасность, нависшую над страной. 5 августа министр иностранных дел Е. Сапега поспешил сообщить Чичерину о готовности направить в Минск для переговоров полномочную делегацию во главе с Я. Домбским. Москва не возражала и тут же выслала не только в Варшаву но и в Париж и Лондон свои условия мира, весьма выгодные Польше. Они содержали готовность РСФСР признать независимость Польши; подтверждали, что «окончательные границы Польской Республики, в основном, совпадают с линией, намеченной в ноте лорда Керзона от 11 июля, с отклонением в пользу Польской Республики на восток в районе Белостока и Хелма»; стремление как можно скорее подписать перемирие, «причём войска РСФСР и УССР останавливаются на достигнутой к тому моменту линии, но не восточнее линии, указанной в ноте лорда Керзона».⁷⁸

Ллойд Джордж, изучив московские предложения, 10 августа уведомил Варшаву о своём принципиальном одобрении их. Указал, что «так как русские условия мира не посягают на этнографические границы Польши как на границы независимого государства, то в том случае, если они будут отвергнуты, британское правительство не сможет предпринять ничего против Советской России».⁷⁹

Переговоры, как и просил Сапега, открылись в Минске 17 августа. Однако глава российской делегации К.Х. Данишевский, ради того временно оставивший свой пост председателя Революционного трибунала РСФСР, уверенно мог чувствовать себя только в первый день. А уже на второй всем участникам встречи стало известно об успешном контрнаступлении польских войск на северном и центральном участках фронта. О том, что вскоре стали называть «Чудом на Висле». Легионы принудили 4-ю армию Шувалова отступить в Восточную Пруссию, где их и интернировали, а 16-ю (Соллогуба) – поспешно отступить далеко на восток.

К исходу 25 августа польские войска вышли на Линию Керзона, что позволило Пилсудскому заявить на заседании Совета обороны Польши – мир с Советской Россией теперь является бессмысленным.

Действительно, Красная Армия продолжала стремительно отступать. Три недели спустя оказалась на рубеже Молодечно – восточнее Барановичей – Лунинец – Сарны – Проскуров. Только поэтому ВЦИК поспешил выступить 23 сентября с заявлением о готовности «заключить на нижеследующих основах соглашение об основных принципах мира…

РСФСР готова немедленно подписать перемирие и прелиминарные условия мира на основе признания границей между Польшей и Россией линии, проходящей значительно восточнее границы, установленной Верховным союзным Советом 3 декабря 1919 года, с тем, чтобы Восточная Галиция осталась на западе от этой границы».⁸⁰

Тем самым, Москва официально отказывалась от границы по Линии Керзона, то есть от западных Белоруссии и Украины. Вполне возможно, что и заявление ВЦИК имело бы иное содержание, не такое капитулянтское, и дальнейшие события пошли бы по-иному, если бы не два существенных обстоятельства.

Польские войска продолжали наступление вплоть до 15 октября, пока не вышли на линию Дрисса – восточнее Минска – западнее Бобруйска и Мозыря – далее до Могилёва-Подольского. Одновременно крайне обострилась ситуация и на юге страны. Врангелевские войска, находившиеся в Крыму, неожиданно активизировались. Ещё в июне предприняли безуспешную попытку захватить северное побережье Азовского моря, а в августе – столь же неудачную попытку высадиться на Кубани. В сентябре-октябре, когда Красная Армия отступала из Польши и Белоруссии, начали наступление на Донбасс и суть позднее – на правобережье Днепра.

В таких условиях переговоры, начатые в Минске 17 августа и прерванные 2 сентября, возобновились 12 сентября, но уже на нейтральной территории, в столице Латвии. Но там объединённую делегацию РСФСР и УССР возглавил Иоффе, хоть и начинающий дипломат, но поднаторевший при заключении договоров с Эстонией, Литвой и Латвией. В состав советской делегации также вошёл Мануильский как полномочный представитель Украины. Вместе с ними в Риге находился и Червяков, но польская сторона отказалась поначалу считаться и с его присутствием на заседаниях, и с самим существованием Белоруссии. Столь же отрицательно отреагировала и на попытку заявить о себе и неких своих правах представителя «правительства ВНР в изгнании».

Месяц продолжались переговоры в Риге, но за столь продолжительный срок советская делегация сумела добиться лишь одного – признания Белоруссии, что, собственно, никак не отразилось на аннексионистской позиции поляков, откровенно выступавших как победители, получивших потому право на диктат. Не проявив необходимого в таких случаях искусства дипломата, Иоффе безоговорочно удовлетворял ни с чем не сообразные стремления Варшавы. Не пожелавшей довольствоваться не только территорией бывшего Царства Польского, но и беспристрастной по своей сути Линией Керзона. Пренебрегая мнением Великобритании, ибо знала о безоговорочной поддержке со стороны Франции. Видевшей отныне в Польше своего главного военного союзника, блокирующего с востока всё ещё остававшуюся потенциальным противником Германию.

Договор о перемирии и прелиминарных (предварительных) условиях мира между РСФСР и Украиной с одной стороны, и Польшей – с другой, подписанный 12 октября, оказался столь же постыдным и позорным, как и давний Брестский, для Советской России. И проявилось это сразу же, в первой статье, которая зафиксировала непризнание Москвой независимости Польши, как то содержалось во всех предыдущих соглашениях РСФСР с новообразованными государствами, а РСФСР и Польшей – Украины и Белоруссии.

Та же первая статья договора установила и границу между Россией и Польшей. Проходившую от Латвии по Западной Двине до «пункта, в котором граница бывшей Виленской губернии сходится с границей бывшей Витебской губернии» и далее, по восточной административной границе последней «до пункта, в котором соприкасаются уезды Диснинский, Лепельский и Борисовский». Тем самым, Иоффе фактически отказывался от содержания подписанного им же соглашения с каунасским правительством. Ведь район, остававшийся теперь к западу от описанной линии, был признан Москвой территорией Литвы с её древней столицей Вильнюсом.

Центральный участок новой линии размежевания проходил между Молодечно и Минском, оставляя к западу Барановичи и Пинск. Далее шёл по реке Случ до её впадения в Припять, отдавая под власть Варшавы не только Виленскую, спорную Сувалкскую и Гродненскую губернии, но и большую часть Минской, то есть Западную Белоруссию. Наконец, южный участок признал польскими западные уезды Житомирской губернии, то есть Волынь, и Восточную Галицию.

Допустил Иоффе и ещё один непозволительный промах для дипломата, защищающего интересы своей страны. «Обе договаривающиеся стороны, – гласила всё та же первая статья договора, – соглашаются, что поскольку в состав земель, расположенных к западу от выше установленной границы, входят территории, спорные между Польшей и Литвой, вопрос о принадлежности этих территорий к одному или другому из названных государств подлежит разрешению исключительно между Польшей и Литвой». Таким образом, Советская Россия самоустранялась от любой (даже посреднической) роли на своих бывших окраинах.

Только вторая статья сближала до некоторой степени договор с подписанными РСФСР ранее. Она предусматривала обязательство обеих сторон «не создавать и не поддерживать организаций, ставящих себе целью вооружённую борьбу с другой договаривающейся стороной, имеющих целью ниспровержение государственного или общественного строя другой стороны, покушающихся на территориальную целостность её, равно как и организаций, присваивающих себе роль правительств другой стороны», «не поддерживать чужих военных действий против другой стороны». ⁸¹

Тем самым, Москва надеялась обезопасить себя, оградить (но полагаясь при этом исключительно на верность Варшавы взятым на себя обязательствам) от нового вторжения врага. Но на этот раз – антисоветских формирований различного политического толка.

Три из них считали себя российскими: «Белорусский особый отряд» бывшего штаб-ротмистра С.Н. Булак-Балаховича, успевшего послужить в Красной Армии, у Юденича, а теперь переметнувшегося на сторону Пилсудского; «Отдельная русская армия», формирование которой начал генерал-лейтенант П.В. Глазенап в Пскове и Гдове, а завершил полковник В.С. Перемыкин в Западной Белоруссии; казачья бригада есаула М.П. Яковлева, дезертировавшая из 1-й Конной армии. По соглашению с польским командованием, с 27 августа все они были подчинены Б.В. Савинкову (в прошлом известнейшему эсеру-террористу, непримиримому борцу с царским самодержавием).

Помимо этих сил общей численностью в 27 тысяч человек, на другом (южном) участке советско-польского фронта находились три дивизии (15 тысяч человек) УНР, занимавшие Каменец Подольский и Проскуров, а также несколько отрядов атаманов, отказавшихся подчиняться С.В. Петлюре после того как он объявил себя единственным членом Директории с правами президента республики.

Все они, даже в совокупности, не представляли особой угрозы Красной Армии, но всё же вполне могли помешать своими действиями выполнению плана разгрома Врангеля.

Столь же важным, но уже для Варшавы, стало упоминание в договоре о спорных с Литвой территориях.

Ещё во время отступления легионов, 10 июля, Польша вынуждена была официально отказаться от любых претензий на Виленщину Поступить так по требованию союзнической конференции в Спа, которая в противном случае отказывала польской армии в военной помощи. После же «Чуда на Висле» Варшава и утративший поддержку Красной Армии Каунас попытались разрешить спор на переговорах. 16–18 сентября – в небольшом городке Кальвария, оказавшихся безрезультатными, и в Сувалках – с 30 сентября по 7 октября, на которых удалось подписать перемирие. Однако такой вариант категорически не устроил Пилсудского, который просто изменил тактику, но не отказался от своей цели.

8 октября якобы отказавшиеся подчиняться командованию 1-я Литовско-Белорусская дивизия генерала Я. Жондковского и Добровольческая дивизия майора Косьцялковского объявили своим вождём генерал-майора царской службы Л. Желиговского и начали поход на Вильну. Через день, без боя вытеснив из города литовские немногочисленные силы, заняли его. А 12 октября Желиговский провозгласил образование независимого государства Срединная Литва (между Литвой, с центром в Каунасе – и Литвой белорусской), границы которой на востоке и юге совпали с установленными советско-литовским договором, а на западе и севере – с линией, установленной французским генералом Ф. Фошем в 1919 году. Иными словами, Срединную Литву составили части уездов Виленского, Трокского и Брасовского – Виленской губернии, и Гродненского, Лидского, Дисненского и Вилейского – Гродненской.

Фактическая аннексия поляками Виленщины в тот же день вызвала протесты Франции и Великобритании. 25 октября стала предметом обсуждения Совета Лиги Наций, которая четыре дня спустя потребовала проведения на Виленщине плебисцита. Но на том все переживания европейцев из-за очередной агрессии Польши завершились.

Иначе повела себя РСФСР. 29 октября заместитель главы советской делегации на переговорах в Риге Л.Л. Оболенский по поручению НКИДа вручил главе польской делегации ноту. «Правительства РСФСР и УССР, – указывалось в ней, – настаивают на том, чтобы войска Желиговского, которые в силу признанного самой Польшей неповиновения их польскому командованию представляют собой неоспоримую реальную угрозу прочности заключённого перемирия, были удалены с упомянутой польской /так в тексте! – Ю.Ж./ территории и вновь на таковую не допускались». ⁸²

Лишь три месяца спустя и опасную по последствиям недоговорённость, содержавшуюся в статье 1-й советско-польского договора, и явную ошибку, допущенную Оболенским при определении принадлежности Виленщины, удалось исправить.

«Я считаю необходимым подчеркнуть, – отметил Чичерин в ноте, направленной правительству Литвы 31 января 1921 года, – что заключённый в Риге 12 октября прелиминарный договор между Россией и Польшей отнюдь не отменяет русско-литовского договора от 12 июля и не прекращает его силы. Статья I прелиминарного договора между Россией и Украиной с одной стороны, и Польшей – с другой, постановляет, что вопрос о принадлежности к Польше или Литве спорных между ними территорий подлежит разрешению исключительно между Польшей и Литвой… Пока вопрос о принадлежности означенных территорий не разрешён путём договора между Литвой и Польшей в пользу последней, суверенная власть в городе Вильно и его районе принадлежит Литве».⁸³

(20 февраля 1922 года сейм Срединной Литвы объявил о присоединении ее к Польше. 24 марта сейм Польши принял аналогичное решение. Только тогда Пилсудский признал, что Желиговский действовал по его приказу. 15 марта 1923 года конференция послов Великобритании, Франции, Италии и Японии признала инкорпорацию Виленщины в состав Польши. РСФСР, а в дальнейшем и СССР, захвата Виленщины Польшей никогда не признавала).

Связанная условиями подписанного 12 октября договора. Польша не отказалась от стремления распространить свою власть на территории не только Литвы, но и России, Украины. Только теперь, как и в случае с «мятежным» Желиговским, стала действовать чужими руками. Именно так (но чисто внешне) выглядел поход в Полесье, предпринятый Савинковым – от имени Русского политического комитета, и Булак-Балаховичем – от Белорусского политического комитета.

Сконцентрировав в районе Пинска около четырнадцати тысяч человек, что невозможно было скрыть от польских военных и гражданских органов, 6 ноября они начали, по сути, бандитский набег по направлению на Мозырь – Гомель. Согласно собственной декларации, подписанной ими 17 октября – «для борьбы вместе с другими народами против большевиков не за восстановление старой России, а за признание тех государств, которые уже возникли».⁸⁴

Однако, захватив Мозырь, повели себя крайне противоречиво. Сначала объявили: «Окончательная форма взаимоотношений между Россией и Белоруссией будет определена соглашением между Учредительными собраниями России и Белоруссии.⁸⁵ Но сразу же поспешили преобразовать Белорусский политический комитет, являвшийся (как, впрочем, и Русский) самозванным, никого не представлявшим, в правительство БНР с Булак-Балаховичем – начальником государства.

Очередное национально-территориальное образование просуществовало всего три недели. До 29 ноября, пока последний солдат отрядов (или, скорее, банд) Савинкова и Булак-Балаховича, пафосно именовавшихся дивизиями и полками, под ударами 16 армии Западного фронта не бежал за демаркационную линию, в Польшу.

Схожие события произошли в те же дни к югу от Полесья. 8 ноября семнадцатитысячная армия УНР прорвала фронт в районе Могилёва-Подольского и устремилась на восток. К Бердичеву и Виннице. 16 ноября захватила Каменец-Подольский, что и стало её единственным успехом. Под ударами 2-й кавалерийской Отдельной бригады Г.И. Котовского и 8-й кавалерийской дивизии В.М. Примакова остатки петлюровских дивизий 23 ноября беспорядочными толпами бежали за Збруч.

…Если мир, подписанный РСФСР и УССР с Польшей, уподобить проигрышу с очень крупным счётом, то договор, заключённый двумя днями позже (14 октября) в Юрьеве с Финляндией, следует сравнить с игрой (пусть дипломатической), закончившейся вничью. Способствовало же тому обстоятельство, и ставшее решающим для определения Гельсингфорсом своей политики по отношению к соседу-установление Советской власти 21 февраля в Мурманске, вслед затем – на Кольском полуострове, включая район Печенги, и вдоль Мурманской железной дороги.

Действительно, ещё 16 октября 1919 года финляндский сейм категорически отклонил предложение Чичерина, изложенное в ноте от 11 сентября: «вступить в мирные переговоры с целью прекращения военных действий и выработки условий мирных отношений».⁸⁶ А 12 апреля 1920 года, уже по предложению финской стороны, в небольшом приграничном городе Рояйоки начались предварительные заседания представителей двух стран. Пока – лишь по организационным вопросам. 24 апреля они прервались, но месяц спустя Гельсингфорс уведомил Москву о желании возобновить переговоры. В Юрьеве, 10 июня.

Официальные встречи начались с двухдневным опозданием, но сразу же определили круг спорных территориальных вопросов. Финская делегация, возглавляемая Ю. Паасикиви, настаивала на передаче Печенгского района (занятого к тому времени частями Красной Армии), волостей Ребольской и Поросозёрской, а также согласия на контроль со стороны Финляндии над большей частью Финского залива. Советская делегация (глава – секретарь Исполкома Коминтерна Я.А. Берзин, члены: от НКИД – ответственный руководитель РОСТА П.М. Керженцев и Н.С. Тихменев, от РВСР – состоящие по особым поручениям при Полевом штабе бывший генерал-лейтенант В.Н. Егорьев, бывший капитан I ранга, начальник Морского штаба Е.А. Беренс, сотрудник отдела пограничного надзора при Наркомате торговли А.М. Смирнова) потребовали сохранить в составе РСФСР Печенгскую область, Восточную Карелию, демилитаризировать принадлежащие Финляндии острова в Финском заливе.

Сложная дискуссия завершилась 13 августа подписанием перемирия, которое одновременно и заложило основы для установления границы. Демаркационная линия на Карельском перешейке прошла строго по занимаемым войсками позициям, от Ладожского озера до Баренцева моря – по административной границе 1917 года, за исключением двух волостей русской Карелии, Реполской и Поросозёрской, где за демаркационную линию принимаются на севере, востоке и юге границы этих волостей». ⁸⁷ То есть Восточная Карелия оказывалась на финской стороне, а Печенгская область – на российской.

Дальнейшие переговоры свелись, по сути, к торгу, завершившемуся 14 октября подписанием мирного договора. Признавшего, что «состояние войны между договаривающимися государствами прекращается», и описавшему новую границу. Теперь Советская Россия отказывалась от Печенги, на которую так претендовал Гельсингфорс, основываясь на договоре, заключённом СНК РСФСР с Советом Народных Уполномоченных Финляндской Социалистической Рабочей Республики 1 марта 1918 года. В обмен финская делегация скрепила своими подписями следующее описание границы: «от перешейка между полуостровом Средний и материком… по прямой линии к… пограничному знаку № 90 на Корвантун-тури близ озера Яури-ярви… до Ладожского озера». Тем самым, зафиксировала, что помимо Реполской и Поросозёрской волостей на российской стороне остаётся и так называемый Кирьясалский выступ, где размещались сепаратистские Ингерманландские вооружённые силы.

Отдавая Печенгскую область, российская делегация сумела добиться важных оговорок и разъяснений. Финляндия не имела права содержать в водах Ледовитого океана «военных и прочих вооружённых судов, не устраивать на этом побережье военных портов, баз военного флота», а также «предоставляла Российскому государству и российским гражданам право свободного транзита в Норвегию и обратно».

Наконец, в соответствии с мирным договором, Финляндия обязывалась уничтожить форты Ино, Пумала и демилитаризировать острова Гогланд, Сескар, Лавенсари, артиллерийские установки на которых представляли серьёзнейшую угрозу для Петрограда.

Помимо собственно мирного договора, советская делегация внесла в протокол заявление, подтвердившее своевременность создания в июне Карельской Трудовой Коммуны. Обосновывая возвращение двух волостей, гарантировала: «Карельское население Архангельской и Олонецкой губерний имеют право национального самоопределения. Заселённая этим населением Восточная Карелия образует автономную в своих внутренних делах область, входящую в состав Российского государства на началах федерации». Заявление оговорило также и вопрос, связанный с судьбой ингерманландев. «Финское население Петроградской губернии, – отмечало оно, – пользуется в полной мере всеми правами и преимуществами, предоставляемыми российскими законами находящимся в меньшинстве».⁸⁸

Данный текст является ознакомительным фрагментом.