Похищение под звуки канонады

Похищение под звуки канонады

Казалось, на этом испытания Янтарной комнаты закончились. Но история всегда идет своим, только ей известным путем. Тра­гические события военных лет напрямую коснулись и Екатери­нинской художественной реликвии. И дело не только в оккупа­ции Царского Села. Еще задолго до того, как в него вошли немцы, несколько раз принималось решение о немедленной реставрации Янтарной комнаты, последняя дата — осень 1941 г.

Она уже тогда была в плачевном состоянии. По свидетель­ствам очевидцев, куски янтаря отлетали, чуть ли не при каждой попытке открыть двери обрушивались на паркет и рассыпались золотистыми осколками, старый клей не держал многие фраг­менты, ссохлись, деформировались панели, на которые был на­клеен янтарь. Весной было принято решение выписать из Мос­квы специалистов, уже имевших дело с панелями комнаты, но 24 июня все заявки были отозваны.

В эти дни маршалы Советского Союза К. Ворошилов и Г. Кулик, оборонявшие Ленинград, уже успели отдать приказ о минирова­нии кораблей Балтийского флота и уничтожении всех ценностей, которые не удалось эвакуировать в тыл. На подступах к Павлов­ску и Царскому Селу стремительно таяли силы 42-й армии, цеп­лявшейся за Павловск из последних сил. Кто и чем оборонял южные ворота в Ленинград — ни Ворошилов, ни Кулик не имели ни малейшего представления.

23 августа из Царского Села был отправлен последний эшелон с музейными ценностями из пригородных музеев. В штаб Ленин­градского фронта была отправлена телефонограмма: «Эвакуация музейных ценностей из пригородных дворцов Павловска и Цар­ского Села в основном завершена». В Екатерининском дворце предпринимается последняя попытка демонтажа Янтарной ком­наты. В подвалы Екатерининского дворца перебирается почти все население бывшего Царского Села, повсюду дети, старики, смотрительницы и уборщицы бывшего дворца его император­ского величества. Воинские посты, выставленные в Екатеринин­ском парке, больше прислушиваются к грохоту боев на окраинах Павловска, чем к суете укрывшихся людей.

Первые попытки демонтировать Янтарную комнату закончи­лись неудачей. Деревянная основа янтарных панелей достигла такой дряхлости, что к ней страшно было прикасаться, при де­монтаже двух панелей северо-западной стены янтарная мозаика просто обрушилась на паркет. А главное, что выхода из сложив­шейся ситуации никто не видел, поскольку продолжение работ могло привести к полному разрушению комнаты. Прибавить к этому тряску по дороге в Ленинград, после которой до города могли доехать лишь куча древесной трухи да несколько десятков горстей битого в пыль янтаря. Возможно, если бы к тому време­ни в Екатерининском дворце имелся хотя бы один «янтарщик», выход был бы найден. Однако небольшая бригада специалистов, занимавшаяся Янтарной комнатой, состояла только из рестав­раторов станковой живописи.

2 июля 1941 г. была предпринята еще одна попытка демонтажа Янтарной комнаты. Без проблем спасти удалось только одну из четырех флорентийских мозаик, бронзовые бра, десюдепорты и плинтусы. Попытка демонтировать одну из нижних янтарных панелей завершилась тем, что янтарная мозаика затрещала. Ра­боты были немедленно остановлены до особого распоряжения. Никто не знал, что делать, даже всесильный Игорь Грабарь — «крестный отец советской реставрации» — не мог предложить выхода из создавшейся ситуации.

Главный хранитель Екатерининского дворца Музея-заповедни­ка «Царское Село» Л. Бардовская вспоминала о тех тяжелейших днях: «Представьте, 22 июня началась война, 23-го в музее прове­ли собрание и уже с 24-го началась эвакуация ценностей. Хрупкие женщины хватали 70-килограммовые бронзовые таганы и бежали с ними по анфиладе, чтобы быстрее загрузить в машины».

Нет, конечно, что-то все же делалось, хотя и в невероятной спешке. В частности, по свидетельству музейных работников, те панели, которые из-за хрупкости невозможно эвакуировать, ре­шено было законсервировать на месте, не снимая со стен. Панно оклеили сначала бумагой, затем марлей и ватой, а сверху замас­кировали еще одной стеной. Но, как показали дальнейшие собы­тия, это не спасло их от разграбления.

17 сентября 1941 г. в четыре часа дня в Пушкин вошли гитле­ровские войска. Директор художественных собраний Кенигсбер­га Альфред Роде писал в 1942 г.: «Дворец в Царском Селе был силь­но разрушен во время одной из бомбардировок. Часть дворца была взорвана, окна, двери выбиты». К этому следует добавить, что он был жесточайше разрушен и разграблен — только из одной Ян­тарной комнаты исчезли 24 великолепных бронзовых бра, изуро­дованы янтарные рамы и панели стен, рельефные украшения, самые красивые планшетки-миниатюры с гравированными пей­зажами по янтарю, медальоны-барельефы из тонированной кости. Многие другие детали были варварски выломаны и похищены.

Неизвестно, что осталось бы от комнаты, если бы не прибыли лица, ответственные за пополнение музеев рейха, — Граф Солмс-Лаубах и капитан Поенсген, которые обратились к командованию с просьбой выделить людей для охраны комнаты от своих же солдат и офицеров. Зондеркоманда разобрала интерьер огром­ного зала, упаковала все самое ценное в 27 ящиков и на грузови­ках отправила на станцию Северная, откуда груз вывезли по железной дороге в Кенигсберг.

И вот здесь возникает сакраментальный вопрос. Все-таки ин­тересно, почему с 22 июня 1941 г. до вступления врага в Царское Село 17 сентября 1941 г., т. е. почти за три месяца, нашим специ­алистам не удалось разобрать Янтарную комнату, в то время как немцы умудрились сделать это всего за 36 часов силами семи солдат простого строительного батальона 553-го полка вермахта? Как могли вывезти в Кенигсберг уникальное произведение ис­кусства, которое ни воссоздать, ни воспроизвести невозможно - это было доказано еще на рубеже XX в. мастерами Питерской гранильной фабрики?..

Можно, конечно, задавать и другие подобные вопросы, обви­няя власти в том, что они не обеспечили эвакуацию бесценных сокровищ культуры. Да только риторика здесь делу не поможет. Разумеется, был целый ряд обстоятельств, с которыми нельзя не считаться при определении причин того, почему Янтарная комната осталась в Екатерининском дворце.

Прежде всего надо вспомнить, что советская военная доктрина в конце 30-х — начале 40-х годов в своей основе была насту­пательной, поэтому планы эвакуации стояли на самом последнем месте. Их не имели даже государственные архивы, что явилось одной из причин утраты многих ценных документов. В аналогич­ном положении оказались, очевидно, и учреждения культуры, да к тому же комната находилась в критическом состоянии. Тем не ме­нее, если хронология событий с июля до сентября соответствует действительности, то у работников музеев Пушкина имелись воз­можности вывезти в Ленинград если не Янтарную комнату, то многие другие собранные в них ценности. Стихийно кое-что эвакуировать удалось, но многое, как можно увидеть из дальнейшего, оказалось в руках верхушки германского командования.

К предвоенной истории Янтарной комнаты можно отнести и невероятную, совсем уж засекреченную версию. Якобы после подписания пакта Риббентропа — Молотова Сталин принял ре­шение подарить Германии копию Царскосельского шедевра. Ее изготовление было поручено А. Барановскому, который в 1912 — 1917 годах работал реставратором в Екатерининском дворце, в том числе и в Янтарной комнате. В мае 1941 г. работа по копирова­нию комнаты, в результате которой А. Барановский с учениками создал две копии — пробную и основную, была завершена.

2 июня подлинная Янтарная комната была разобрана, а ее место заняла копия в пробном варианте. Окончательный экземпляр ра­боты А. Барановского был скрупулезно сфотографирован и пере­мещен в специально подготовленный тайник в сухом и теплом подвале дворца. Панели подлинника легли на столы мастерской Барановского в Камероновой галерее, а в помещении, предназна­ченном для комнаты, были смонтированы ученические панели. Та­ким образом, 2 июня в Царском Селе находились три Янтарные комнаты. Двое учеников А. Барановского участвовали в сопровож­дении подлинника, вывезенного из Пушкина 6 июля 1941 г. Копия Янтарной комнаты в таком случае осталась в подвале дворца.

Один из учеников Барановского А. Воробьев позже сообщал, что он лично присутствовал при замуровывании копии комнаты. В его рассказе, в частности, упоминается некий тоннель, соединявший Екатерининский и Александровский дворцы, где-то там до сих пор и хранится копия Янтарной комнаты, а немцам досталась ее проб­ная, ученическая модель. Впрочем, документальных свидетельств, подтверждающих такое развитие событий, до сих пор не обнаруже­но. Зато возникает вопрос: если Воробьев присутствовал при заму­ровывании копии комнаты, знал место ее укрытия, что же помеша­ло ему стать героем, обнаружившим шедевр?

Трудно ответить и на такой вопрос: почему государство, зная место укрытия копии Барановского, не извлекло ее вскоре после изгнания немцев из Пушкина, а через много лет приняло решение о воссоздании шедевра? Значит, либо копии А. Барановского никогда не было, либо в Москве знали, что немцы место укрытия копии раскрыли и вывезли ее за пределы Советского Союза.

Так или иначе, Янтарная комната отправилась туда, где она один раз уже бывала — в Кенигсберг, город, в котором открыва­лась уже совсем другая, гораздо более драматическая страница ее судьбы.