Глава четырнадцатая Мировая война

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четырнадцатая

Мировая война

Декабрьский кризис 1941 года не только сделал очевидным окончательный провал операции «Барбаросса». Он имел множество других последствий, как внутренних, так и международных.

Во-первых, он обозначил конец «переходной военной экономики», характеризовавшейся импровизированными мерами, предпринимаемыми в ожидании близкой победы, и, соответственно, начало тотальной военной экономики; отныне речь шла об использовании военных, экономических и психологических методов, о которых писал еще Людендорф в конце Первой мировой войны. Руководство этой экономикой все меньше зависело от Геринга или вермахта и все больше – от молодого, динамичного и честолюбивого Альберта Шпеера, который на глазах превращался в одного из самых влиятельных лиц в рейхе.

Трудности, встреченные на востоке, и перспектива длительной войны заставили пересмотреть состав управленческого аппарата с тем, чтобы высвободить часть людей для отправки на фронт или на производство. Таким образом, административная реформа, необходимость которой стояла с начала войны, превратилась в задачу номер один.

Следовало также разработать новую военную стратегию для ведения войны в СССР и на других театрах военных действий, поскольку декабрь 1941 года знаменовал собой (после нападения японцев на Перл-Харбор) переход двойной войны (в Восточной Азии и Юго-Восточной Европе) в мировой конфликт, продолжительность которого трудно было спрогнозировать. Задача фюрера усложнилась до такой степени, что эффективность ее решения стремительно снижалась. Его привычка поручать тем или иным людям отдельные задания, постоянно вмешиваясь в их выполнение, разжигала в его ближайших сотрудниках чувство соперничества и стремление во что бы то ни стало угодить хозяину. Постоянные перегрузки ускорили физическое ослабление Гитлера, вызывая участившиеся приступы безволия и апатии.

Британский историк считает, что объявление войны США стало «самой серьезной ошибкой Гитлера и, без сомнения, самым важным событием Второй мировой войны». Спустя 50 лет после войны эта оценка представлялась справедливой, однако была ли она таковой для Гитлера? Какой он видел ситуацию? Был ли у него выбор, и если да, какие факторы оказали на него влияние? Как и во всех предыдущих случаях, имела место некая смесь «рациональных» и эмоциональных мотивов, к которым добавилась определенная нервозность.

О нападении на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года Гитлер узнал в своем бункере в Восточной Пруссии от начальника пресс-службы Отто Дитриха, услышавшего новость по радио, на волне Рейтер. Лицо фюрера, ожидавшего катастрофических сообщений о положении на Восточном фронте, внезапно разгладилось. Он бросился в штабной барак поделиться радостью с Кейтелем и Йодлем. И заявил своему помощнику Невелю: «Мы больше не можем проиграть эту войну. Теперь у нас есть союзник, которого никто не мог победить на протяжении трех тысяч лет, и еще один, который был им всегда, но всегда выбирал правильный лагерь».

Странным может показаться удивление Гитлера. Но он действительно был удивлен, разумеется, не местом и не датой, поскольку не мог не быть в курсе того, что между Японией и США что-то затевается. Уже 21 ноября он говорил об этом Геббельсу, не понимавшему, какую опасность представляет вступление в войну такой державы, как США. Тремя днями позже министр пропаганды записал в своем дневнике, что конфликт между обоими странами приближается к кульминационной точке. В конце ноября, когда стало ясно, что переговоры в Вашингтоне зашли в тупик, японцы принялись осторожно зондировать почву в Берлине и Риме на предмет готовности столкнуться с США. Гитлер ответил категорическим «да». Давая карт-бланш японскому союзнику, фюрер знал, что его поддерживает не только правительство, но и армия, в особенности морская. Его былая осторожность по отношению к Америке, вызванная сознанием того, что у него не было флота, способного бросить ей вызов, как не было ни горючего, ни сырьевых ресурсов, отныне отошла в прошлое. Японский флот, уничтоживший часть американских кораблей в Перл-Харборе, и обещание японских поставок на весну 1942 года компенсируют немецкую и итальянскую слабость. Предоставленная Японии свобода действий и объявление войны США не только позволили Гитлеру привязать далекого союзника к собственным военным целям, но и дали ему необходимую передышку для завершения войны против русских и англичан. Впрочем, он немедленно отдал приказ своим военно-морским силам начать боевые действия против США. Договором с Японией подразумевалось, что ни одна из сторон не должна заключать сепаратного мира. «Заседание рейхстага 11 декабря провозгласило начало войны, которая велась уже несколько дней».

То, что сегодня представляется нам непродуманным, тогда воспринималось как чудо – и Гитлер объявил, что у него с плеч «свалилась огромная тяжесть». Выбора у него не было; предлагать мир в условиях, когда у него появился новый козырь, казалось неприемлемым. К тому же это решение, по всей вероятности, принесло ему чувство удовлетворения, поскольку, восхищаясь техническими достижениями Америки, он постоянно поносил ее за отсутствие культуры. Американцы вызывали у него антипатию – полуевреи, полунегры, как с присущей ему вульгарностью он выражался, похожие на «свиней, живущих в выложенном плиткой хлеву». Рузвельта он считал типичным франкмасоном и умственно-отсталым человеком, действующим по указке евреев. Характерно также замечание Геббельса, утверждавшего, что американцы живут одним днем и что Рузвельт зашел в тупик, – оценки, скорее приложимые к тогдашней ситуации в Германии. Действительно, всего двумя днями позже он писал, что как раз немцы живут одним днем, правда добавлял, что нацисты привыкли к этому за годы борьбы за власть и научились находить выход из самых трудных положений. Надо только применять опробованные методы и средства, и успех рано или поздно придет.

В начале 1942 года нацисты явно цеплялись за самые позитивные примеры из прошлого, ибо будущее представлялось таким «темным, что никто не сумел бы пролить на него свет». Почти никто, добавлял Геббельс, не отдает себе отчета в том, насколько тяжело положение. Высшие партийные функционеры и государственные деятели разъехались на каникулы. Впрочем, их старались держать подальше от правдивой информации, запрещая слушать зарубежное радио. Зимой 1941/1942 года Гитлер также отменил приказ о составлении рапортов о моральном духе войск. Война постепенно превращалась в «битву в неизвестности».

Сам он работал «как одержимый», и у него почти не оставалось времени на внешнюю политику. Военное командование высказало пожелание договориться с Францией, чтобы получить в свое распоряжение ее военные базы в Северной Африке. Однако взамен режим Виши требовал мира на условиях, к которым Германия не была готова. Гитлер ни в коем случае не желал связывать себе руки, пока не выиграет войну. Серьезное подозрение у него вызвал тот факт, что Петен лично принимал во Франции американского посла адмирала Ли, про которого говорили, что он оказывает на престарелого маршала негативное влияние. «Коллаборационистам больше нечего сказать». 24 января 1942 года Геббельс писал, что из верного источника ему стало известно, что Виши не желает победы большевиков, но также не желает и полной победы немцев. Если оба противника обессилят друг друга, Франция вновь обретет утраченное влияние. Поэтому вряд ли Гитлер рассчитывал на Францию как на помощника в построении новой Европы. Услуги, которые она могла оказать в Африке, не компенсировали бы уступок, на которые пришлось бы пойти, – впрочем, все равно у него не было достаточно горючего, чтобы использовать французский флот. К тому же Гитлер не доверял Абецу, женатому на француженке. Объясняя свое недоверчивое отношение к «наследственному врагу», он ссылался на историю:

«Франция сохраняет свою враждебность к нам. Как Талейран в 1815 году, она пытается использовать моменты нашей слабости, чтобы без особых потерь выпутаться из поражения. Но со мной это не пройдет. Пакты можно заключать только с позиции силы и никогда – с позиции слабости. Тогда остается одно: держаться. Мы должны найти выход из положения, умело играя на политических течениях во Франции и сталкивая их между собой. Нам нужны две Франции. Те французы, что пошли на сближение с нами, заинтересованы в том, чтобы мы оставались в Париже как можно дольше. Но лучшая защита против Франции состоит в том, чтобы веками поддерживать крепкую дружбу с Италией. В отличие от Франции, Италия проводит политику, родственную нашей».

Положение на русском фронте немного стабилизировалось, и Гитлер занялся подготовкой к весеннему наступлению. Японские успехи подняли его моральный дух, особенно в день, когда пал Сингапур. Он уже предвидел наступающие для Британской империи «сумерки богов». По его мнению, главным «военным преступником» оставался Черчилль, и его следовало убрать. Он вспомнил коренной поворот в Семилетней войне, когда умерла царица Елизавета. Тем временем Геббельс затеял съемки фильма о Фридрихе Великом, намереваясь подчеркнуть сходство той далекой эпохи с современностью; правда, в сценарий пришлось внести ряд поправок: нельзя было «позволить себе критиковать Австрию».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.