1933–1934 годы: преемственность и новые инициативы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1933–1934 годы: преемственность и новые инициативы

Сохранение определенной преемственности в дипломатии первого нацистского государства объясняется влиянием прежних элит и желанием выглядеть как внутри страны, так и за ее пределами «достойным партнером»; подобное «хорошее поведение» должно было служить ширмой, скрывающей ускоренную милитаризацию страны.

Влияние прежней элиты оставалось на достаточно высоком уровне в первую очередь в силу присутствия их представителей в руководстве учреждениями и организациями (министерстве иностранных дел, армейском командовании, на крупных предприятиях), а также на менее ответственных должностях, поскольку именно исполнители занимались разработкой конкретных проектов. Бывшая элита в не меньшей, чем нацисты, степени мечтала о том, чтобы вернуть Германии ее статус великой державы, освободиться от ограничений, наложенных Версальским договором, и больше никогда не терпеть лишений, подобных перенесенным в годы мировой войны, когда английский флот держал страну в блокаде. Этот «ревизионизм», заключавший в себе зерно экспансионистской политики, скрепил согласие между традиционными элитами и Гитлером. Несмотря на то что последний писал в «Майн Кампф» о том, что его не интересует восстановление границ до состояния накануне 1914 года, поскольку его планы носят гораздо более грандиозный характер, мало кто воспринимал подобные заявления всерьез. Вопреки утверждению посла Франции Робера Кулондра (жившего в Берлине в 1938–1939 годах и оставившего книгу воспоминаний), сочинение Гитлера отнюдь не было «Кораном» немцев. Пусть оно и продавалось сотнями тысяч экземпляров – его почти никто не читал, а те, кто читал, не придавали ему значения. Общее мнение склонялось к тому, что, придя к власти, этот «трибун» будет вынужден считаться с действительностью; как писала газета «Тан» 31 января 1933 года, «канцлер будет большим реалистом, чем партийный лидер; ему придется приспосабливаться к требованиям времени».

Первые же дипломатические шаги, предпринятые рейхом, одновременно и подтвердили эти предположения, и вызвали беспокойство: помимо традиционных дипломатических каналов Гитлер начал использовать и своих личных эмиссаров.

Вице-канцлер фон Папен – представитель консерваторов и убежденный католик – вступил в переговоры с Ватиканом и добился нового конкордата. Как мы уже показали, этому в немалой мере способствовала поддержка многих немецких епископов, но также и государственного секретаря монсеньора Пачелли, занимавшего пост папского нунция в Мюнхене и Берлине с 1917 до 1930 года. Пачелли с глубокой симпатией относился к Германии и был ярым антикоммунистом. Для Гитлера этот конкордат имел огромное значение. Внутри страны он обеспечил ему поддержку католических кругов, до последнего времени весьма враждебно относившихся к национал-социализму; на мировой арене он позволил несколько успокоить таких ближайших соседей рейха, как Франция, Италия и Польша – стран откровенно католической ориентации. Немаловажную роль сыграл и тот факт, что в 1929 году Муссолини подписал с Ватиканом так называемые Латранские соглашения. Канцлер, выступая перед советом министров, не скрывал удовлетворения: наконец-то, говорил он, «мы получили поддержку в борьбе против мирового еврейства». Это заявление позволяет по-новому взглянуть на корни его антисемитизма.

Но не только фон Папен ездил в Италию в 1933 году. В мае там побывал Геббельс; его оценка положения сводилась к необходимости «чистки» министерства иностранных дел и смещения римского посла – красноречивое свидетельство истинного отношения новых хозяев рейха к прежним элитам. Вскоре и Геринг выскажется по этому поводу, подчеркнув разделяющую их бездну. На вернисаже современного итальянского искусства во Дворце кронпринца, в Берлине, он произнес речь, похожую на «признание в любви» Италии; фашизм, говорил он, является движением, нравственно и идеологически родственным национал-социализму. Министерство иностранных дел, меньше всего желавшее, чтобы за границей заметили резкое изменение внешнеполитического курса Германии, было в шоке. Однако ни неодобрение дипломатов, ни сдержанная реакция итальянской прессы не помешали комиссару авиации (министром он был назначен некоторое время спустя) подготовиться к поездке в итальянскую столицу.

Действительно, Муссолини только что выступил с предложением о заключении «четырехстороннего пакта», в некотором смысле напоминавшего прежнее «европейское объединение», но на сей раз под англо-итальянским руководством. Гитлер пламенно приветствовал это предложение в своей речи 23 марта. Инициатива Геринга представлялась в этом контексте весьма своевременной и позволяла прощупать почву ввиду возможного германо-итальянского сближения, горячо ожидаемого в Берлине. Министр иностранных дел фон Нойрат вел себя гораздо более сдержанно – ему казалось, что пакт не открывает достаточно широких перспектив для перевооружения. Гитлер отправил в Италию не его, а Геринга, под тем предлогом, что необходимо провести переговоры с маршалом Бальбо, итальянским коллегой шефа авиации. Геринг прибыл в Рим 10 апреля 1933 года. На следующий день состоялась его первая встреча с Муссолини. Документальных ее свидетельств не сохранилось, а в отчетах немецких и зарубежных дипломатов слишком много разногласий. Вроде бы Геринг поднял австрийский вопрос, что представляется вероятным, поскольку в тот же вечер дуче встречался с канцлером Австрии Дольфуссом. Однако главной целью Геринга было прозондировать отношение итальянского диктатора к новому немецкому правительству. Муссолини повел себя осторожно, не желая подвергать опасности проект своего пакта, представленного им демократам как надежное средство сохранения мира благодаря сотрудничеству великих держав, а также как средство пересмотра некоторых границ. Но сдержанность Муссолини нисколько не разочаровала Геринга, убежденного, что его миссия в полной мере удалась: он дал понять дуче, что в немецком министерстве иностранных дел отныне все будут делать иначе. Муссолини, проводивший по отношению к итальянскому МИД аналогичную политику, не мог этого не оценить.

После итальянской поездки Геринг стал горячим сторонником четырехстороннего пакта. Он даже пытался использовать его для смягчения напряжения между Германией и Францией, вызванного антисемитизмом, трескучей пропагандой и актами насилия со стороны СА и СС. Новый французский посол Андре Франсуа-Понсе не проявлял особой активности в ответ на инициативы нового немецкого руководства и ограничивался традиционными дипломатическими контактами. Его первая встреча с канцлером Гитлером, состоявшаяся 8 апреля 1933 года, произвела на него далеко не самое благоприятное впечатление:

«При близком общении я был поражен – и это ощущение сохранится в дальнейшем при каждой новой встрече – вульгарностью его облика и невыразительностью лица, хотя я убеждал себя, что эта невыразительность, очевидно, служит лучшим подтверждением того, что он – человек массы, которая потому и аплодирует ему, что узнает в нем себя. Его взгляд, о магнетизме которого я был наслышан, не произвел на меня ровно никакого впечатления; тусклый, блеклый, непроницаемый, он оживляется, только если его обладателя охватывает какое-нибудь сильное чувство, особенно гнев, но даже и в эти минуты его ярость казалась мне не страшной, а комичной. Между тем во все время нашей встречи он вел себя с отменной любезностью, нисколько не тушуясь, хотя оставался сдержанным и даже холодным. Выражается он четко и ясно, стараясь произвести впечатление полной искренности».

Тем временем Геринг продолжал выступать в роли эмиссара фюрера. После произнесенной Гитлером 17 мая в рейхстаге «речи о мире», в которой он высказался за новый порядок в международных отношениях и приветствовал создание четырехстороннего пакта, Нойрат склонился на его сторону. 17 мая он вручил итальянскому послу Джерутти немецкое контрпредложение. Однако в тот же самый день Геринг снова выехал в Рим, снабженный инструкциями, намного превосходящими содержание представленного Нойратом текста. 24 мая в беседе с Гитлером, Папеном и Бломбергом Нойрат не скрывал раздражения и сумел показаться убедительным. Гитлер, получив письмо от Муссолини, снова изменил свое мнение и в начале июня дал окончательное согласие на заключение пакта, который и был подписан 15 июля 1933 года. Он так и вступил в силу, потому что Франция, а за ней и Германия отказались его ратифицировать. Тем не менее в июле создавалось впечатление, что Германия, подписавшая конкордат и четырехсторонний пакт, готова занять свое место в политике мира.

Атмосфера резко изменилась после австрийских событий (беспорядков, учиненных австрийскими нацистами, и выдворения баварского министра юстиции доктора Франка, в составе немецкой делегации находившегося в Австрии с визитом). Герингу пришлось успокаивать дуче и давать ему заверения, что Германия вовсе не намеревается аннексировать Австрию. Однако провести Муссолини было не так легко: некоторое время спустя он заявил послу Великобритании Грэму, что новые немецкие руководители лишены способности здраво рассуждать и логично мыслить. Их главарь Гитлер – фантазер, а второй и вовсе бывший пациент психиатрической клиники.

Для укрепления итальянских контактов и получения информации Геринг направил в Рим атташе по вопросам авиации Гофмана фон Вальдау, возложив на него обязанность сообщать свежие новости обо всем, что происходит не только в военных, но и в политических кругах. Даже МИД, изначально враждебно настроенный к Вальдау, постепенно признал пользу этого шага, позволявшего получать сведения более тонкими, по сравнению с официальными, способами. Что касается Геринга, то он в очередной раз доказал свою способность добывать секретную информацию. Добавим также, что сразу после своего переезда в Пруссию он организовал личную службу разведки, действовавшую под невинным названием Научного авиационного бюро и занимавшуюся прослушкой телефонных переговоров не только зарубежных дипломатов, но и нацистских главарей, и других лиц. Благодаря этому он снабжал Гитлера ценными сведениями, пригодившимися тому в ведении дипломатических переговоров.

Геринг также пытался расширить связи в Великобритании. Однако, вопреки его репутации «умеренного», в 1933 году в этой стране его сочли самым радикальным из нацистов, в том числе организатором поджога Рейхстага, так что в конечном счете наводить мосты в Лондон отправился Розенберг. Его вояж обернулся почти полным провалом, несмотря на отдельные контакты, которые ему удалось завязать.

Одной из самых острых проблем оставались отношения с Советским Союзом. Берлинский договор, заключенный в 1926 году Штреземаном, был подвергнут пересмотру еще предшественниками Гитлера. Однако фон Папен за время своего короткого пребывания на посту канцлера успел озвучить идею о создании оборонительного континентального блока, исключающего участие СССР. Напротив, генерал фон Шлейхер ратовал за русофильскую линию политики и настаивал на расширении сотрудничества между рейхсвером и Красной армией; его идеи поддерживал и Нойрат. Антибольшевистская пропаганда и предпринимаемые новым режимом меры против немецких коммунистов грозили нарушить германо-советские отношения, несмотря на традицию сотрудничества между Германией и Россией. Эта традиция проявилась еще в 1760 году, в так называемом чуде Бранденбургского дома, когда царь Петр III внезапно заключил альянс с Пруссией; затем в 1812 году, при подписании Тауроггенской конвенции против Наполеона; в 1887 году, когда Бисмарк подписал договор, направленный на изоляцию Франции; наконец, в 1922 году, когда был подписан договор Рапалло, воспринятый во Франции как символ сближения обеих стран.

В восточном отделе министерства иностранных дел имелось большое число сторонников сотрудничества с СССР. Продолжение этой политики представлялось им необходимым условием сохранения своей роли. Немецкий посол в Москве фон Дирксен и государственный секретарь фон Бюлов сделали все от них зависящее, чтобы подписать с СССР договор (25 февраля 1933 года) о предоставлении кредита на 140 млн рейхсмарок и пролонгации (5 мая 1933 года) Берлинского договора; однако их усилия пошли прахом после того, как нацисты подвергли разгрому советские представительства в Германии. Начиная с лета 1933 года Советский Союз заключил с соседними государствами, от Финляндии до Афганистана, ряд договоров о ненападении; в декабре появился даже такой договор с Италией. С 1931–1932 годов началась политика сближения с Францией. Осенью 1933 года Сталин осудил военное сотрудничество с Германией, оставив вне критики торговые связи с этой страной. Но любая попытка сближения встречала со стороны Гитлера резкий отпор. Любое сотрудничество с большевиками представлялось ему невозможным, поскольку грозило ему потерей политического доверия. 19 сентября 1934 года Советский Союз вступил в Лигу Наций – в полном соответствии с логикой проводимой им политики; 2 мая 1935 года – заключил с Францией оборонительный пакт; вскоре такой же пакт был заключен с Чехословакией.

Единственным пунктом, по которому между прежними и новыми элитами царило полное взаимопонимание, оставалось перевооружение и манера поведения на конференции по разоружению. Расхождения возникали только в отношении деталей и методов.

В пространном меморандуме, адресованном Нойрату, государственный секретарь фон Бюлов изложил свой анализ положения Германии на международной арене, подчеркнув, что считает существующий европейский порядок временным. Тем не менее, указывал он, следует в ближайшем будущем избегать любых конфликтов – до тех пор, пока Германия не обретет способности разговаривать с другими странами с позиции силы. На более далекую перспективу он планировал осуществление целей, сравнимых с предложениями «империалистов эпохи Вильгельма»: захват колоний для приобретения сырьевых ресурсов и решение проблемы перенаселенности. Следовало также помешать индустриализации сельскохозяйственных стран – убеждение, которого придерживались все сторонники мировой политики.

По мнению Бюлова, Германия, решив проблему разоружения, должна бросить силы на решение экономических и финансовых проблем, и это, вполне возможно, станет наилучшим средством посеять раздор между остальными государствами. Однако одновременно он высказывал предостережение против преждевременных инициатив и провокационных мер, предпринимаемых «организациями, близкими к правительственным кругам». Кроме того, государственный секретарь призывал добиваться большей согласованности всех действий в области внешней политики.

Чего же на самом деле хотел министр иностранных дел? С тех пор как Брюнингу в 1932 году удалось договориться о моратории на немецкие долги, а Шлейхеру 11 декабря того же года – о равноправии в области вооружений, его целью стало постепенное развитие политики в направлении территориальных завоеваний. Первой мишенью должна была стать Польша. Следовательно, идею поэтапного движения поддерживал не только Гитлер. Однако, как мы покажем ниже, он выделял приоритеты, отличные от министерства иностранных дел. Что касается Лиги Наций, то фон Бюлов считал необходимым оставаться в ее рядах так долго, как это будет полезным; главное, не оставлять слишком много свободы для маневра французам. Впрочем, как только выход из Лиги станет очевидно выгодным шагом, его надо будет без колебаний сделать. Нойрат ознакомил кабинет с меморандумом 7 апреля 1933 года. Гитлер не высказал ни одного возражения. Он готовился в ближайшее время предложить план собственных инициатив.

В первые месяцы пребывания у власти, озабоченный событиями внутри страны, канцлер вел себя осторожнее, чем руководители министерства иностранных дел, так что складывалось впечатление, что «парадом командуют» именно они. Примером тому служит выдвинутое 4 февраля 1933 года предложение правительства Даладье о заключении пакта о взаимопомощи между Германией и Францией. Нойрат отказался рассматривать этот вопрос, даже не посоветовавшись с Гитлером. Та же судьба постигла в середине февраля план Пьера Кота, тогдашнего министра авиации Франции, касавшийся стандартизации типов вооружений в Европе. После совещаний с Бломбергом Нойрат проинструктировал Надольни – немецкого посла, участвовавшего в переговорах по разоружению, – велев тому применять по отношению к французскому плану тактику затягиваний и проволочек. Гитлер, которого поставили в известность о происходящем, в целом одобрил проводимую политику, однако от себя сообщил Надольни, что в крайнем случае удовлетворится принципиальным согласием по данному вопросу. Нойрат в свою очередь связался с послом в Женеве и приказал ему игнорировать указания Гитлера. Новый план, представленный британским министром Рамсеем Макдоналдом, не понравился ни Нойрату, ни Бломбергу, хотя у него были шансы быть принятым в Женеве. 12 мая Нойрат посоветовал немецким представителям покинуть конференцию; Бломберг полагал, что следует остаться, но не принимать участия в переговорах. Тогда вмешался Гитлер. 17 мая он выступил с «речью о мире», в которой заявил, что Германия готова к полному разоружению и примет на себя любые обязательства, служащие гарантией безопасности, если остальные страны поступят так же. Он дал понять, что пребывание рейха в составе Лиги Наций зависит от «отношения его противников». Многие люди пали жертвой этого обманного маневра. Одновременно он послужил сигналом того, что отныне положение изменилось, и прямым указанием на то, что теперь внешнюю политику будет определять именно Гитлер.

14 октября 1933 года министр иностранных дел Великобритании Джон Саймон выдвинул новый план англо-американо-французского альянса, довольно близкий по содержанию к французским инициативам и предусматривающий контроль над немецкими вооружениями; Гитлер в ответ выступил с пространной речью, в которой объявил, что Германия выходит из Лиги Наций, и предложил перейти к заключению двусторонних соглашений о безопасности. Обращаясь к Франции, он называл ее «нашим старым и славным противником». В действительности выход из Лиги Наций стал сигналом к ускоренному перевооружению. 14 декабря 1933 года генерал Людвиг Бек издал директиву, в соответствии с которой за четыре года следовало увеличить число дивизий с 21 до 67, не считая создания двух бригад.

Гитлер устроил так, что выход из Лиги Наций совпал по времени с роспуском рейхстага. Выборы были организованы по единому списку, что должно было служить подтверждением всенародной поддержки его политики. 92 % немцев проголосовали за него.

Стремление Гитлера лично заниматься вопросами внешней политики особенно ярко проявилось в отношении Польши. В его программных текстах Польша вообще не упоминалась, однако вскоре после получения поста канцлера он обратил на эту страну особое внимание, подогреваемый слухами о том, что там якобы готовится превентивная война против Германии. Судьба Польши с 1925 года находилась в руках маршала Пилсудского, строившего внешнюю политику на системе традиционной безопасности, конкретным выражением которой был альянс с Францией, заключенный в 1921 году. Однако после того как контакты Папена и Даладье, а также переговоры о четырехстороннем пакте поставили на повестку дня вопрос о возможном пересмотре восточных границ Германии, Пилсудский счел, что настала пора проявить больше независимости. 25 июля 1925 года он заключил с СССР договор о ненападении. Пилсудский гораздо больше опасался немецких консерваторов, нежели «австрияка» Гитлера, «баварца» Геринга и «рейнца» Геббельса, а потому попытался войти в непосредственный контакт с новым канцлером. Польский посол в Берлине Альфред Высоцкий добился встречи с Гитлером в начале мая; впоследствии он сам и его преемник Юзеф Липский четырежды виделись с фюрером и получили от него подтверждение того, что существующее положение дел является нестерпимым. Вражда между Германией и Польшей, подчеркнул он, есть результат умышленных действий стран-победительниц. Кроме того, фюрер настойчиво подчеркивал опасность большевизма, грозившую Европе, в том числе и Польше, и намекал, что в дальнейшем она могла бы получить компенсацию в виде литовских территорий. 13 июля 1933 года Гитлер признал «исторические права Польши на существование и будущее развитие» и выразил пожелание, что польская сторона выступит с аналогичным признанием относительно Германии.

Начиная с этого момента инициатива ведения переговоров перешла к Берлину. Новый председатель сената Данцига (немецкого города-анклава, по версальским договоренностям оказавшегося на польской территории) Герман Раушнинг получал инструкции непосредственно от Гитлера; в дальнейшем он попытался строить отношения между этим вольным городом и Польшей по модели политики добрососедства. В сентябре Геббельс и Нойрат совершили поездку в Женеву, где встречались с польским министром иностранных дел Юзефом Беком; все трое решили положить конец газетной войне, ведущейся в обеих странах, а также экономической войне, начатой Веймарской республикой. 15 ноября Гитлер и особый польский эмиссар заключили соглашение об отказе от насильственных методов и выработке двустороннего устава, регламентирующего германо-польские отношения. 26 января 1926 года был подписан пакт о ненападении сроком на 10 лет; он не исключал возможных поправок в отношении статуса вольного города Данцига или «коридора», связывающего его с Германией. Гитлеру, таким образом, удалось не только выиграть в схватке с традиционалистами из министерства иностранных дел и рейхсвера, но и ослабить связи между Польшей и Францией.

1934 год, по определению Андре Франсуа-Понсе, стал «ключевым»: в этот год был убит Рем, умер Гинденбург, австрийские нацисты (с 1926 года формально входившие в состав НСДАП) убили канцлера Дольфусса. Для Гитлера союз Германии с Австрией был главной целью, мечтой, которую он вынашивал с юности. Для ее осуществления он только поджидал удобного момента. Начиная с 1933 года регулированием отношений с Австрией в Германии занималось несколько организаций: министерство иностранных дел, бюро Розенберга, бюро Боле, бюро Риббентропа, а также австрийский отдел НСДАП. В дело постоянно вмешивались представители СА и СС, а также специальные эмиссары. Наиболее горячее участие в подготовке аншлюса принимал «инспектор по австрийским вопросам» Тео Габихт. После описанных выше событий Гитлер издал указ, по которому для въезда в Австрию требовалась виза (стоившая 1000 рейхсмарок), а также выдвинул ряд экономических ограничений. Дольфусс в ответ запретил деятельность национал-социалистов на территории Австрии. Тогда австрийцы, проживавшие в Баварии, основали Австрийский легион; австрийские нацисты предприняли ряд террористических актов и актов саботажа. Габихт был выдворен из страны и перебрался в Баварию, откуда занимался тем, что можно назвать первой «радиовойной» в истории человечества: он требовал свержения правительства Дольфусса.

Вся эта бурная деятельность вызвала недовольство Парижа, Лондона и Рима. В начале 1934 года заместитель госсекретаря Италии выступил с требованием запрета социал-демократической партии и создания государства по фашистской модели. Дольфусс издал указ о роспуске Австрийской социалистической партии, утвердил корпоративную конституцию и образовал «патриотический фронт». 17 февраля 1934 года Франция, Англия и Италия выступили с заявлением в поддержку независимости Австрии; римские протоколы легли в основу экономического сотрудничества между Италией, Венгрией и Австрией.

Первая встреча Гитлера с Муссолини состоялась в июне 1934 года и протекала в холодной обстановке. Канцлера злило, что он вынужден представляться в штатском платье, тогда как дуче блистал в военной форме. Австрийские нацисты опасались, что два диктатора организуют сговор, но ничего подобного не произошло. Слишком занятый делом Рема, Гитлер пустил остальное на самотек. В следующем месяце австрийские нацисты учинили путч, во время которого был убит Дольфусс (это случилось 25 июля 1934 года). Муссолини (у которого в это время как раз гостила фрау Дольфусс) пришел в ярость и направил к перевалу Бреннера пять дивизий. Мятеж в Австрии был быстро подавлен. Гитлеру, чтобы смягчить последствия неудачи, пришлось срочно отозвать посла в Вене Рита и заменить его фон Папеном, которому вменялось в обязанность восстановить «нормальные» отношения. Фон Папен полагал, что наилучшим путем было бы сделать Австрию «неинтересной». Фюрер публично отрекся от инициатив Габихта, а Геббельс отдал немецким газетам приказ как можно меньше писать об Австрии.

В оставшиеся месяцы 1934 года Гитлер избегал принимать решительные меры как во внутренней, так и внешней политики. Со своей стороны Геринг и руководители рейхсвера занялись усилением немецкой активности в Юго-Восточной Европе, хотя фюрера этот регион совершенно не интересовал. Он не желал портить отношения с Италией, традиционно имеющей свои интересы на Балканах. Более всего Гитлера волновал вопрос о плебисците в Саарской области, назначенном на 13 января 1935 года; он даже попытался перенести эту дату на более ранний срок, но безуспешно.

Таким образом, два первые года у власти принесли Гитлеру некоторые успехи во внешней политике: конкордат и пакт с Польшей. Однако выход из Лиги Наций, австрийские события, разрыв с Советским Союзом и пугающие меры по милитаризации страны значительно усилили изоляцию Германии. «Хоть бы этот год поскорее кончился! – жаловался Геббельс в дневнике. – Он принес нам гору забот».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.