Против фальсификации русской истории

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Против фальсификации русской истории

Старая истина гласит: тот, кто владеет ключами от прошлого, владеет и будущим. История – это строгий учитель, у коего следует брать уроки на будущее. И нужно стремиться учитывать ошибки прошлого, помнить славные и героические страницы истории нашей Родины, достижения и победы, а также поверять свои пути с теми, по коим шли наши отцы и деды.

Ныне же нам навязывают картину нашей общей с соседями истории, коей вряд ли можно гордиться. Нас всех пытаются разделить, рассорить с бывшими друзьями и соседями, а, значит, и ослабить перед вызовами грядущего.

Известно всем, что история – важнейшая часть идеологии любого государства.

Но почему же в нашей стране она ныне отдана на откуп силам, отнюдь не дружественным России? После величайшей трагедии прошлого века – развала Советского Союза – у нас воцарился хаос в области идеологии. То же случилось и в той части её, что стыкуется с наукой исторической.

Сотни институтов и исследовательских учреждений за рубежом с начала прошлого века, а особенно с послевоенного периода и начала холодной войны, работали на развал СССР. Да и поныне они же работают, теперь уже и на идеологический развал России.

На это бросаются огромные средства, эти институты спонсируются напрямую и национальными правительствами, и международными корпорациями. Они работают под вывесками старейших и славных университетов Европы, Америки, Ближнего Востока и т. д. Ныне наступление ведется не столь явно и грубо, как в прошлом, методы борьбы более изощренны, но оттого не менее, а зачастую и более успешны.

Подобные антироссийские центры в последние годы созданы, хорошо финансируются также и в странах ближнего зарубежья. Но здесь я особо хотел бы отметить и тот прискорбный факт, что ту же эволюцию претерпели и многие научные славяноведческие и исторические учреждения внутри самой России.

Ведь и в нашей стране славяноведение, историческая наука до недавнего времени также была отдана на откуп разных зарубежных фондов. И ныне ситуация, на мой взгляд, здесь уже столь критична, что для выправления её не помогут и финансовые влияния, и другие такого рода терапевтические меры. А если всё продолжится так и далее, то вскоре «больному» не поможет и хирургическое вмешательство, – понадобится смена поколений учёных-славяноведов, как историков, так и филологов.

О каких фальсификациях начальной русской истории, навязываемых нам из-за рубежа, здесь речь? История эта давняя, и без понимания корней её вряд ли можно понять и то, что происходит в этой области общественной жизни ныне.

Фальсификаторские концепции русской истории имели место уже в античности и раннем средневековье. Об этом вспоминает уже «Велесова книга», поминающая и пропаганду римскую и византийскую, согласно коей русичи представлялись дикими варварами, приносящими кровавые жертвы, и не имевшими ни культуры, ни письменности, в отличие от «просвещенных» народов.

«Так всякий, кто слушает греков, скажет про нас, что мы – людоеды. Но это – ложная речь, поскольку это воистину не так! Тот же, кто хочет победить другого, говорит о нём злое, и тот – глупец, кто не борется с этим, потому что и другие это начнут говорить» (Велесова книга, Род. Пров:2).

После падения Римской и затем Византийской империй о том же продолжили твердить и другие наши соседи, особенно на Западе. А уже в новое время западноевропейская фальсификаторская школа родила также и печально памятный русским историкам «норманизм» – русофобское псевдоучение, согласно коему всеми своим достижениями русские обязаны пришлым «цивилизаторам» – вначале грекам и римлянам, потом скандинавам и германцам, а ныне уже и хазарам. За сим видна чёткая политическая идея: русский народ неполноценен, не способен ничего создать самостоятельно – ни государственность, ни культуру, ни экономику. Было объявлено, что даже своим именем русские якобы обязаны норманам.

В России эта теория утвердилась в XVIII веке благодаря призванным на русскую службу немцам Фридриху Миллеру, Готлибу Байеру и Августу Шлецеру.

Против них уже тогда выступил гениальный русский учёный и историк-славянофил М. В. Ломоносов, коему принадлежат слова о историческом труде Ф. Миллера, что тот описал русских: «столь убогим народом, каким ещё ни один самый подлый народ ни от какого историка не представлен…»

И эта борьба не ушла в прошлое, продолжалась она и при советской власти, а ныне мы уже можем сказать, что все русофобские течения одержали сокрушительную (в том числе и для них самих) победу. После ухода прежнего главы русской исторической науки, последовательного антинорманиста, академика Б. А. Рыбакова, – активными сторонниками норманизма оказались чуть не все нынешние, занимающие заметные высоты российские славяноведы, как историки, так и филологи.

Норманскую теорию и ныне отстаивает и И. Н. Данилевский, выступающий в своём курсе лекций «Древняя Русь глазами современников и потомков (М., 1998) как против М. В. Ломоносова, так и против Б. А. Рыбакова. К примеру, он писал, что именно «химии адьюнкту» М. В. Ломоносову «принадлежит сомнительная честь придания дискуссии о происхождении названия «русь» и этнической принадлежности первых русских князей определённого политического оттенка». Разумеется, согласно сему историку, никакой политики нет в том, что само слово «русь» по происхождению объявляется не русским. Затем И. Н. Данилевский в той же монографии обрушивался с нападками и на «Велесову книгу».

Следовал сей же схеме нападок и известный лингвист А. А. Зализняк. Так, в частности, он заявлял: «Безусловно установленный фактом можно считать, что в IX–X веках термином «русь», или по-гречески «рос», называли скандинавов или норманов». И согласно мнению А. А. Зализняка, «Велесова книга» поддельна именно потому, что в ней русами или русичами названы именно русы, а не норманы и варяги («О Велесовой книге», М., 2008).

О подобных высказываниях норманистов академик Б. А. Рыбаков в своё время отзывался так: «Теории здесь нет; гипотезой это тоже нельзя назвать, так как преподносились эти выводы не как один из возможных вариантов, а совершенно безапелляционно, как явная и не требующая доказательств аксиома» (Б. А. Рыбаков, «Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков», М., «Наука», 1982).

Ныне не оставив камня на камне от русской истории, разгромив патриотический лагерь в исторической науке норманисты, и примкнувшие к ним византисты и хазароведы, по сути, лишились самого предмета изучения – русской истории.

Обо всех перипетиях борьбы норманистов и антинорманистов, западников и славянофилов здесь не скажешь, но один пример, в последнее время весьма актуальный, всё же стоит привести. Речь пойдёт далее о славянских памятниках языческой культуры, и прежде всего о самом знаменитом, и входящем у нас в школьные программы – «Слове о полку Игореве».

История с запоздалым признанием, а теперь и новым непризнанием, «Слова о полку Игореве» прекрасно иллюстрирует то, что происходило и происходит в России в области исторической науки, древнерусской филологии, да и культуры в целом.

Корни всех проблем сего памятника – в прошлом. Борьба вокруг его признания началась сразу же после его публикации. И тут особо отметим, что в начале XIX века одновременно с сим памятником древнерусской поэзии, воинской культуры, в России явились и предлагались к изучению и другие древнерусские памятники, в том числе и славянские рунические, среди коих ныне лучше всего известно и широко публикуется «Велесова книга», «Боянов гимн». Но тогда все они были опорочены, кроме «Слова» – памятника яркого, самобытного, однако из всех, содержащих также и «языческую» русскую поэзию, самого малого по объему.

Очевидной целью проводников антирусской пропаганды тогда, как и сейчас, было опорочить древнерусскую историю и культуру как таковые. Однако они были всё же хитрее нынешних фальсификаторов от истории. Они понимали, что признание всей русской истории, её памятников культуры, письменности сфальсифицированными своей абсурдностью грозило бы им лишением доверия со стороны власти, да и просто «хлеба насущного», ибо если нет предмета изучения – нет нужды и в самих историках и филологах.

Посему и избран был компромиссный вариант: значительная часть исторического наследия объявлялась поддельной, оставшаяся же часть была опорочена унизительными для русского национального сознания толкованиями, в рамках навязываемого тогда норманизма.

Причём рунические славянские памятники, как и чуть не всё, относящееся к дохристианской истории и культуре Руси, изымалось из научного рассмотрения, а то и просто уничтожалось.

Мало помогало и прямое покровительство царской фамилии исследованиям в области языческой истории и культуры Руси. Напомним, что в библиотеке Эрмитажа, в так называемой «русской комнате» с начала XIX столетия хранилось богатейшее собрание древнерусских рунических памятников, восходящих к знаменитой «Библиотеке Анны Ярославны». В него некогда входила и «Велесова книга», и далеко не только она (согласно каталогам, славянских рунических памятников было несколько десятков, а в целом эта руническая и тайнописная коллекция разных народов включала до трёхсот манускриптов).

Были изданы при прямом финансировании царской фамилии такие памятники языческой традиции, как «Боянов гимн», являющийся частью «Велесовой книги», новгородские оракулы, а также болгарская «Веда словена». Не жалели средства наши цари и на археологические раскопки, и на этнографические изыскания следов языческой старины, как в России, так и в иных славянских странах.

Однако, известно, что, когда император Александр III в очередной раз собрал учёных-источниковедов для изучения русской рунической коллекции, хранящейся в Эрмитаже, они были вновь объявлены «подделками антиквара А. И. Сулакадзева», о чём есть отчёт известного норманиста А. А. Куника в Российской национальной библиотеке.

Так, стараниями норманистов, русские руны и не вошли тогда в научный оборот. И уже в то время доступ к ним был крайне ограничен, а после революции они стали совершенно недоступны исследователям.

Следы сей рунической коллекции русских царей теряются в 1919 году. Тогда всё, что находилось в «русской комнате» Эрмитажа, была перевезено чекистами в организующийся тогда ЦГАОР (Центральный государственный архив Октябрьской революции), который ныне Госархив РФ.

И ныне мы работаем лишь с копиями сих (или подобных) рукописей, содержащих уникальные сведения о языческом прошлом русского народа, разными путями пришедшими к нам.

Казалось бы, «Слово о полку Игореве» имело более счастливую судьбу, ибо изучение его как раз и создавало в прошлом учёные имена, научные школы. Оно воспитывало патриотизм, издавалось миллионными тиражами, входило у нас во все школьные и университетские программы. Но одновременно продолжалась игра, начатая два века назад – так называемые специалисты по «Слову…» продолжали нападать на руническую коллекцию А. И. Сулакадзева, не только не публикуя её, но и уже вовсе не зная о том, что с нею стало с начала XIX века.

Всё вновь изменилось в наше неспокойное время. Хотя «Слово о полку Игореве» ещё не изъято из школьных и университетских программ, однако первые шаги к тому уже сделаны. И кем? Виднейшими в прошлом нашими «слововедами». Речь идёт о реанимированной ныне концепсии историка А. А. Зимина о «Слове о полку Игореве», как подделке XVIII столетия.

Книга А. А. Зимина «Слово о полку Игореве» (СПб., 2006) ныне самая фундаментальная из трудов скептиков. По-своему она честна и не бесполезна, многие вопросы, заданные в ней, требуют разрешения. И сии вопросы, разумеется, вполне разрешимы.

Так, на мой взгляд, главное заблуждение автора монографии в том, что он, предоставив свои доказательства вторичности и компилятивности памятника, не учёл то, что все средневековые памятники обладают этою чертой. Творческая компиляция, заимствование сюжетов, образов и речений в то время было самым распространённым художественным приёмом. И сам автор «Слова…» нередко прямо цитирует древнерусского певца Бояна, подражает ему, о чём и сообщает в поэме.

И, пожалуй, можно согласиться с выводом А. А. Зимина, основанным на подробном текстологическом анализе, что, скажем, и «Задонщина», описывающая Куликовскую битву, не является переделкой «Слова о полку Игореве», как считалось доселе. Но отсюда он сделал неверный логический вывод, что наоборот «Слово…» основано на «Задонщине…». Сей же вывод, не только более чем поспешен, но и абсурден логически. На деле, разумеется, «Слово…», как и утверждается самим его автором, основано на песнях Бояна. И на тех же древних песнях, а не на «Слове…» основана «Задонщина». Эти произведения восходят к более древним источникам, то есть к «Велесовой книге», «Ярилиной книге», «Белой Крынице и песням Бояна. И таким образом между «Задонщиной» и «Словом…» нет прямой текстологической связи.

Теперь, благодаря публикации прочтений и переводов рукописей, восходящих к коллекции А. И. Сулакадзева, мы имеем сами эти первоисточники, по крайней мере один из их списков. Есть в сих источниках, и фразы самого песнопевца Бояна, прямо перекликающиеся и со «Словом» и, независимо, с «Задонщиной». А. А. Зимин не был знаком с этими текстами, посему и сделал неверный вывод.

Абсурдность этой теории, да и безусловная пагубность её для отечественной культуры, была ясна с самого начала, со времени её обнародования уже полвека назад. Против выступили тогда крупнейшие знатоки «Слова», в том числе и безусловный авторитет в сём вопросе академик Б. А. Рыбаков. Вопрос о книге А. А. Зимина рассматривался и в Идеологическом отделе ЦК КПСС секретарём Л. Ф. Ильичёвым. Книга была, разумеется, запрещена.

Но несмотря на это, следуя научной этике, основные положения её, сопровождаемые критикой, были публикованы в журнале «Вопросы истории» (№ 9, 1964). То есть слово А. А. Зимину дали, и на заседаниях Пушкинского дома, и отчасти также в научной печати. Он не был лишён ни званий, ни работы в Московском государственном историко-архивном институте, где был профессором и доцентом. Но дальнейшее продвижение сей псевдотеории было пресечено мерами административными, по тому времени вполне оправданными.

Почему оправданными? Да потому, что в тогдашнем «авторитарном» обществе авторитет науки был непререкаем и почти священен, слово академиков принималось за истину в последней инстанции, почти как пророческое, и при сём не понималось то, что учёные – такие же люди и могут искренно заблуждаться. А за такое отношение нужно было платить, в том числе и тем, что власти, даровавшие академикам «пророческий статус», от коего никто и не отказывался, точно также легко и «по праву демиурга» могли его и забрать.

Ведь для понимания подлинности «Слова…» вовсе не обязательно быть академиком, перетасовывающим сухие факты. Нужно быть только человеком с душою, чутким к русскому поэтическому слову. Ещё А. С. Пушкин говорил о том, что «Слово…» подлинно уже потому, что созданно гением, коего не знала тогдашняя Россия.

Долгое забвение теории А. А. Зимина было прервано в 2000 году. Тогда, и вдруг именно в Иерусалиме, вышла работа С. М. Каштанова «Александр Александрович Зимин. Портреты историков. Время и судьбы».

Кстати, незадолго до сего и там же вышла погромная работа другого российского историка В. А. Шнирельмана «Мифы неоязычества и "Велесова книга"» (Иерусалим, 1998). Так что русофобское направление в этой области российской культуры имело вполне определённый географический адрес и известное финансирование.

И не только зарубежное, к поддержке работ по реанимации идей А. А. Зимина, подключился и Российский гуманитарный научный фонд, существующий под эгидой и на средства правительства Российской Федерации.

Продолжает скрытое лоббирование в правительстве и Госдуме РФ интересов откровенных русофобов также источниковед, кандидат наук А. Е. Петров, кроме своих успехов на бюрократическом поприще известный лишь нападками на «Велесову книгу» и крайне критическим отношением к иным древнерусским источникам.

А кто взялся за проект опорочивания «Слова…»? Известнейшие в прошлом «слововеды», кои одновременно являлись и противниками «Велесовой книги».

Так издание и комментирование книги А. А. Зимина взял на себя наиболее активный в нашей академической науке «заслуженный антивлесовед» О. В. Творогов, поддержку коему оказал также неоднократно отметившийся в нападках на «Велесову книгу» доктор исторических наук, и на то время руководитель Росархива В. П. Козлов (ушедший ныне на пенсию).

Во всем этом есть «ирония судьбы». Люди десятилетиями занимавшиеся изучением «Слова о полку Игореве», как подлинного памятника русской культуры XII века, под конец жизни вдруг выступили на противоположном фронте, как только выгоднее стало утверждать иное. И весь бывший «цвет» российской академической науки, исторической и филологической, также поспешил отметиться на сём позорном поприще. Всё сие приводит меня к вполне определённому выводу: российского славяноведения более нет. Даже того, противоречивого, что было ещё не так давно. И источниковедение ныне используется в основном как инструмент борьбы политической.

Впрочем, несмотря на продолжающуюся полемику, славянские ведические памятники, и прежде всего «Велесова книга», уже признаны многими крупными славистами и в нашей стране, и за рубежом. Так, на Украине она вошла в школьные и университетские программы и зачастую, особенно в юго-восточных регионах (в русской Новороссии, Крыму), преподаётся именно в русском переводе.

Впереди у нас долгий и непростой путь. Нам ещё предстоит осмыслить своё прошлое, осознать смысл вести, пришедшей к нам со славянскими руническими памятниками. Нужно ещё донести их до сердца каждого русского человека, сделать их общечеловеческим достоянием.

И любое проявление сей дремлющей силы в творениях наших художников, музыкантов, писателей находит отклик по всему миру в сердцах людей открытых прекрасному.

И это наш долг перед нашими предками – чтить их память. Благодаря им жива Россия. Они живут в нас, и они часть нас. И они могут помочь нам. Они укрепят наш дух, укажут истинный путь, если мы обратимся к ним.

Пусть славяноведческой науки у нас нет, однако есть культура. И есть русское слово, кое востребовано в нашем обществе как никогда. И «великая русская речь» будет жить всегда – пока жив народ русский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.