«Дело фрейлины Хитрово», или Был ли монархический заговор?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Дело фрейлины Хитрово», или Был ли монархический заговор?

Известное «Дело фрейлины Хитрово» и был ли монархический заговор по освобождению в Тобольске царской семьи? До сих пор на эти вопросы нет четких ответов. Если говорить в этом деле о последовательности событий, то все началось с разведывательной поездки фрейлины М.С. Хитрово (1895–1952) в августе 1917 года в Тобольск.

Временное правительство торопилось с назначением для контроля нового своего представителя к царской семье, тем более что, выполнив свою миссию, 14 августа покинули Тобольск помощник комиссара П.М. Макаров и член Государственной Думы В.М. Вершинин. Беспокойство А.Ф. Керенского имело основание. Вслед за появлением в Тобольске царской семьи туда устремились некоторые из ее почитателей. 17 августа без специального разрешения приехала подруга цесаревен фрейлина М.С. Хитрово.

В дневнике императрицы Александры Федоровны от 18 августа 1917 г. имеется запись (на английском языке), где отмечалось:

«Появилась Рита [Хитрово], гуляла и сидела с Настенькой [Гендриковой]. Затем пришли люди из [министерства] юстиции, по приказу Керенского просмотрели все вещи, которые она привезла нам, а также просмотрели все вещи Настеньки, последней снова не разрешено выходить на улицу в течение нескольких дней и не посещать Риту [Хитрово]» [450].

Появление Хитрово в дневнике Николая II было зафиксировано следующим образом:

«18-го августа. Пятница.

Утро было серое и холодное, около часа вышло солнце, и день настал отличный. Алексей встал. Утром на улице появилась Рита Хитрово, приехавшая из Петрограда, и побывала у Настеньки Генд[риковой]. Этого было достаточно, чтобы вечером у нее произвели обыск. Черт знает что такое!

19-го августа. Суббота.

Вследствие вчерашнего происшествия Настенька лишена права прогулок по улицам в течение нескольких дней, а бедная Рита Хитрово должна была выехать обратно с вечерним пароходом!..» [451].

Вокруг этого инцидента развернулось целое следствие. М.С. Хитрово была под конвоем отправлена в Москву. Арест фрейлины получил широкий отклик в печати. Возникло даже подозрение о монархическом контрреволюционном «заговоре против республиканской власти». Оно оказалось несостоятельным, и дело было прекращено. Однако вернемся к началу его и изложим все по порядку.

О молодой фрейлине императрицы Александры Федоровны Рите Хитрово до сих пор мало что известно. В исторической литературе обычно приводятся ее краткие биографические данные, которые укладываются в несколько строк.

Хитрово Маргарита Сергеевна (17/30.10.1893–31.02/ 13.03.1952) — бывшая фрейлина императрицы Александры Федоровны, близкая подруга старшей царской дочери, великой княжны Ольги Николаевны (1895–1918). В царской семье ее просто называли Ритой. Родилась в Орловской губернии. В большой и дружной семье Хитрово было 10 детей, в том числе 6 братьев. Окончила Смольный институт благородных девиц, получив шифр фрейлины Высочайшего Двора. Во время Первой мировой войны сестра милосердия Царскосельского Собственного Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны лазарета (№ 3) в Царском Селе, где работала вместе с цесаревнами. В дни Февральской революции была рядом с царицей в Александровском дворце, но затем не имела доступа к «опальным венценосцам». Менее чем через две недели после отправки царской семьи в Сибирь поехала вслед за царственными узниками в Тобольск, взяв с собой письма для передачи Их Величествам, августейшим детям и лицам свиты. Имела намерение увидеть царскую семью и быть ей чем-то полезной. За самовольный приезд в Тобольск она 22 августа 1917 года была по распоряжению А.Ф. Керенского подвергнута обыску в гостинице, где остановилась, и аресту, а затем под конвоем отправлена в Москву (в Судебную палату), т. к. подозревалась в участии по подготовке «монархического заговора» по освобождению царской семьи. Допрос вел следователь по особо важным делам Павел Александрович Александров (1866–1940), но позднее за отсутствием улик была освобождена. Поддерживала переписку с царской семьей. Сама же Маргарита Хитрово в 1922 году писала в статье, опубликованной в эмигрантском журнале, что она поехала в Тобольск по собственной инициативе, желая быть вблизи от царской семьи. В эмиграции вышла замуж за офицера, участника Белого движения Владимира Георгиевича Эрдели (1883–1959). Скончалась в Нью-Йорке (США), похоронена была на кладбище монастыря “Новое Дивеево”.

Попытаемся восстановить и проследить ее жизненный путь, а также разобраться: какое отношение имела фрейлина Рита Хитрово к так называемому монархическому заговору? О нем весьма широко, навязчиво и упорно сообщалось в периодической печати Временным правительством.

С началом Первой мировой войны большое семейство Хитрово, как и весь русский народ, встали на защиту Родины. Братья отправились на фронт, где вскоре некоторые из них получили ранения, а некоторые позднее погибли во время Гражданской войны. Рита Хитрово вместе со старшими цесаревнами Ольгой и Татьяной Николаевнами работала сестрой милосердия в госпитале в Царском Селе. Она очень сблизилась с великой княжной Ольгой Николаевной (1895–1918). Подруги были почти ровесницами. Сохранились некоторые их письма и записки, которыми они регулярно обменивались. Так, например, цесаревна Ольга Николаевна 26 сентября 1914 года сообщала Рите Хитрово:

«Дорогая Рита!

Большое Вам спасибо за письмо. — Очень рада, что брату лучше. Кланяюсь ему. Мы ездим ежедневно на перевязку в Дворцовый лазарет, в отдельный домик для офицеров, и туда приносят 6 раненых солдат каждый день, и Татьяна и я перевязываем их. Мама и Аня [Вырубова], обыкновенно, офицеров, а мы иногда помогаем им, а если нет, сидим у других. Они все такие милые и веселые, и с ними уютно сидеть. А солдаты, это просто Ангелы. Такие терпеливые и все рвутся обратно в строй. Папа вернулся в пятницу — и много интересного рассказывал. — Хорошее впечатление на него произвел гарнизон в Осовце. Он посещал разные больницы с ранеными в Вильно и Ровно, где сейчас находится Петя Ольги (имеется в виду муж великой княгини Ольги Александровны принц Петр Александрович Ольденбургский. — Прим. В.Х. ). — Здесь в Большом дворце у меня устроен маленький склад, где работают для детей семей запасных. Довольно часто бываем там и тоже работаем. По средам езжу в Петроград принимать пожертвования в пользу моего Комитета. Вы, наверное, слышали, что весь Гвардейский Экипаж на войне, и все наши с яхты, офицеры и команда. Кроме Молоховца. Он бедный был болен и теперь, кажется, в Балаклаве на солнышке греется. Здесь очень холодно, но ясно, и листья почти все опали. Наши раненые потихоньку поправляются и их возят кататься на моторе. У нас в Царском [Селе], масса лазаретов и вместе с Павловском можно поместить более 1000 человек. Все-таки порядочно для маленького города.

Ну, до свиданья, милая Рита. Крепко Вас целую. Татьяна шлет привет.

Любящая Вас Ольга .

Храни Вас Бог» [452].

Они доверяли друг другу сокровенные девичьи тайны, делились и радостями, и печалями. Дружба все крепла. Они виделись практически каждый день, но если бывали небольшие разлуки, то по-прежнему продолжали обмениваться письмами и записками.

Императрица Александра Федоровна только приветствовала эту дружбу. Она сама часто привечала Риту Хитрово. В письме № 332 императрицы к Николаю II за 24 августа 1915 года имеются такие строки: «Бэби очень весело провел время в “маленьком доме” с Ириной Толстой и Ритой Хитрово, — они вместе играли» [453]. Это означает, что цесаревич Алексей (1904–1918) играл в доме Анны Вырубовой с графиней Ириной Дмитриевной Толстой (1897–1940) и Маргаритой Сергеевной Хитрово (1895–1952), фрейлиной императрицы.

Наступали Рождественские и новогодние праздники, последние перед грозной эпохой испытаний и «великих перемен». Ничто, казалось, не предвещало крушения Российской империи, о чем можно судить по записочкам царских дочерей к Рите Хитрово:

«Ритка, спасибо, дорогая.

Самых радостных и веселых праздников желаем.

Ольга. Татьяна » [454].

В мятежные дни начала Февральской революции императрица Александра Федоровна, находясь в Александровском дворце Царского Села с больными детьми, предпринимала попытки установить связь с супругом и прояснить ситуацию. В частности, в ее дневнике от 4 марта 1917 года имеются строки, по которым видно, что Рита Хитрово не покинула Государыню:

«[Написала письмо] № 653.

9 ч[асов]. Бенкендорф, Ресин, Рита [Хитрово], Ольга Колзакова.

Завтракала с Лили [Ден] и Марией» [455].

Царская семья и сам Государь Николай II были объявлены под домашним арестом, очевидно, в знак благодарности за “бескровное и добровольное отречение” бывшего «самодержца» от Российского престола. Великие князья Императорского Дома Романовых, хотя и находились на свободе, но не имели права покинуть Россию или изменить свое расположение местожительства без разрешения новых властей.

Доступ в Александровский дворец, где находилась в заключении царская семья, был закрыт. Переписка подвергалась контролю коменданта дворца, который был назначен Временным правительством. Многие из бывших приближенных к царской семье в такой обстановке предпочитали не рисковать и прекратили общение с «царственными узниками». Только немногие пренебрегли опасностями и продолжали пытаться восстановить связь и общение с царской семьей. Среди них была Рита Хитрово, которая по-прежнему подписывала свои письма и не боялась скомпрометировать себя перед новыми правителями России.

Комендант Царского Села полковник Е.С. Кобылинский (1879–1927) позднее свидетельствовал белогвардейскому следователю по особо важным делам Н.А. Соколову следующее: «Люди трусили обнаруживать свои отношения к Царской Семье. Ольгу Николаевну очень любила Маргарита Хитрово. Она часто приходила ко мне и просила передать письма Ольге Николаевне. Свои письма она всегда так и подписывала: “Маргарита Хитрово”. Так же полно подписывалась в письмах, которые мне приносила Хитрово, еще Ольга Колзакова. Но были еще письма, которые авторами их подписывались: “Лили” (Ден), “Тити” (Вельчковская). Я как-то сказал Хитрово: “Вот вы прямо и открыто подписываетесь своим именем. Так же подписывается и Ольга Колзакова. А другие скрывают свои имена. Это неудобно. Представьте себе, каким-либо образом переписка попадет в руки власти, и меня спросят: от кого эти письма? Ведь мое положение станет глупым. Передайте, пожалуйста, авторам этих писем, чтобы они пришли ко мне. Должен же я знать, кто они такие”. После этого я совсем перестал получать письма от “Лили” и “Тити”» [456].

Новые «демократические правители» страны считали опасным оставлять царскую семью около революционного и беспокойного Петрограда. Ее решили отправить в Сибирскую ссылку в Тобольск, что одновременно выглядело «актом возмездия» за все прежние грехи династии Романовых против революционеров и демократии.

До Временного правительства дошли слухи, что М.С. Хитрово самовольно, без всякого официального разрешения властей отправилась в Тобольск к царской семье.

Начало всей истории нашло отражение в воспоминаниях Т.Е. Боткиной-Мельник (дочери доктора Е.С. Боткина), которая поведала о свидании с фрейлиной М.С. Хитрово в Царском Селе перед ее отъездом в Сибирь. Правда, в этих воспоминаниях имеются и некоторые погрешности по точности изложения событий:

«— Я еду в Тобольск, — объявила она мне.

Я уже раньше слышала об ее намерении ехать в Тобольск, но не ожидала, что это будет так скоро после Их отъезда.

— Я еду завтра, у меня билет уже есть, а чтобы не возбуждать подозрения, я еду как будто бы на поклонение мощам Иоанна Тобольского. Туда много ездят, отчего же я не могу поехать на богомолье? А Вы мне дайте письмо, если хотите.

Я дала ей письмо к моему отцу, и она отправилась, взяв еще много писем к лицам свиты и даже Их Величествам. /…/

Вскоре после отъезда Маргариты Хитрово я получила от своего отца разрешение ехать и была в отчаянии, что некоторые дела меня задерживали. Вдруг до нас дошли слухи об аресте Хитрово и препровождении ее под конвоем в Петроград.

Вслед за тем приехал Макаров, на смену которому в Тобольск был послан комиссар Панкратов с помощником — прапорщиком Никольским.

Бедная Хитрово была очень поражена всем случившимся, не представляя себе, что исключительно ее странное поведение повело к ее аресту, а ее приезд — к удалению Макарова и смене его на более доверенное лицо. Но, действительно, она вела себя так, точно хотела довести до этого. Уезжая, она вся закуталась в пакеты со всевозможной корреспонденцией, а с пути писала открытки родственникам следующего содержания: “Я теперь похудела, так как переложила все в подушку” или “Население относится отлично, все подготовляется с успехом” и т. д.

Приехав в Тобольск, она моментально направилась в дом, где помещалась свита, и наткнулась на графиню Гендрикову, которая провела ее в свою комнату. Затем туда же пришел мой отец, и они все мирно разговаривали, когда появился Кобылинский и объявил, что он вынужден арестовать Хитрово. Корреспонденция была отобрана, у графини Гендриковой сделали обыск, и ее, моего отца и Хитрово допрашивали, причем последняя, говорят, держала себя очень вызывающе. Затем ее под конвоем отправили в Петроград» [457].

Фрейлина императрицы Александры Федоровны баронесса С.К. Буксгевден в эмигрантских воспоминаниях также писала об этом происшествии: «Невольно большой вред в это время нанесла неожиданным приездом в Тобольск подруга Великих Княжон Маргарита (Рита) Сергеевна Хитрово, одна из почетных фрейлин. У нее не было должности при Дворе, но она была сестрой милосердия в госпитале Императрицы и с большим восхищением относилась к Великой Княжне Ольге Николаевне. Во время своей поездки она вела себя самым глупым образом и писала своей семье открытки, неосторожно выбирая выражения, и это вызвало подозрение, что она ехала с политическим поручением. Когда она прибыла в Тобольск в сентябре, то прямо прошла в дом Корнилова повидаться с графиней Гендриковой. Никому не разрешалось входить в дом без специального разрешения. Ее, конечно, увидели солдаты, была поднята тревога, и барышня Хитрово была немедленно арестована и отправлена в Москву. Она везла с собой несколько совершенно невинных писем к Императорской Семье, которые намеревалась отдать Кобылинскому, чтобы он передал их им, но нарушила правила, и ее визит к графине Гендриковой закончился допросом и арестом графини на один день в собственной комнате и многими волнительными моментами для коменданта. В Москве, в конечном счете, было подтверждено, что барышня Хитрово не обладала никаким политическим влиянием и что ее путешествие было предпринято единственно из-за желания повидать ее любимых Великих Княжон. Она была освобождена, но заключенные в Тобольске пострадали от ее смелой выходки. Хотя Императорская Семья ее не видела, солдаты пришли в ярость из-за нарушения правил и усилили бдительность и строгость. Они боялись, что «заговор» все еще существовал, и именно вследствие визита барышни Хитрово свите стали разрешать выходить только под вооруженной охраной. Когда в ноябре из Царского Села прибыли камер-юнгфера Императрицы Мадлен Занноти и две служанки, их не допустили, несмотря на то, что у них были необходимые полномочия от Керенского. Та же участь постигла и меня после моего приезда» [458].

Все дело началось, как часто водится, с элементарного доноса. Как писал И.П. Якобий в эмигрантской книге «Император Николай II и революция» о начале этой истории: «В сентябре 1917 г. (по новому стилю или во второй половине августа, по старому стилю. — В.Х. ) товарищ прокурора Нижегородского окружного суда С., возвращаясь в поезде из командировки, услышал рассказ одной из пассажирок о подготовке какой-то казачьей организацией попытки освободить Царскую Семью, причем непомерно болтливая дама поведала даже, что дочь ее, фрейлина Маргарита Сергеевна Хитрово, выехала уже в Тобольск, везя с собой корреспонденцию для Царской Семьи. Приехав в Нижний Новгород, товарищ прокурора С. вместо того, чтобы свято хранить случайно услышанную им весть о возможном спасении своего Монарха, поспешил обо всем донести прокурору суда. Этот, забывший долг присяги, «судебный деятель», в свою очередь, выехал в тот же день в Москву для доклада о «заговоре» прокурору Московской судебной палаты А.Ф. Стаалю, заядлому революционеру из эмигрантов, назначенному на эту должность Керенским.

Начальнику московской сыскной полиции (правильно уголовной милиции. — В.Х. ) Григорьеву было поручено разыскать неосторожную пассажирку, арестованная и допрошенная Григорьевым, Л.В. Хитрово не только подтвердила весь свой рассказ о заговоре, но, напуганная печальным оборотом, который приняло дело, показала, что душою заговора является офицер К., служащий на станции Режица; относительно же своей дочери Л.В. Хитрово сообщила, что та действительно выехала в Тобольск, везя корреспонденцию, зашитую в холстину, обернутую вокруг талии.

Чины судебного ведомства и милиции понеслись задерживать «виновных»; один товарищ прокурора поехал в Тобольск, другой в Режицу. Вместе с тем в Тобольск же была отправлена телеграмма Керенского о задержании и обыске Маргариты Сергеевны Хитрово» [459].

Видимо, в тревожные августовские дни «мятежа» генерала Л.Г. Корнилова глава Временного правительства А.Ф. Керенский весьма с преувеличенным опасением воспринял эту поездку М.С. Хитрово. В шифрованной телеграмме от 18 августа 1917 года, направленной в Тобольск прокурору окружного суда Корякину, предписывалось:

«Из Петрограда.

Расшифруйте лично и если комиссар Макаров или член Думы Вершинин [в] Тобольске, то [в] их присутствии.

Предписываю установить строгий надзор за всеми приезжающими на пароходе в Тобольск, выясняя личность и место, откуда выехали, равно путь, которым приехали, а также место остановки. Исключительное внимание обратите [на] приезд Маргариты Сергеевны Хитрово, молодой светской девушки, которую немедленно на пароходе арестовать, обыскать, отобрать все письма, паспорта и печатные произведения, все вещи, не составляющие личного дорожного багажа, деньги; обратите внимание на подушки; во-вторых, имейте в виду вероятный приезд десяти лиц (эта группа в Тобольске не появилась. — В.Х. ) из Пятигорска, могущих, впрочем, прибыть и окольным путем.

Их тоже арестовать, обыскать указанным порядком. Ввиду того, что указанные лица могли уже прибыть [в] Тобольск, произведите тщательное дознание и [в] случае их обнаружения арестовать, обыскать, тщательно выяснить, с кем виделись. У всех, кого видели, произвести обыск и всех их впредь до распоряжений из Тобольска не выпускать, имея бдительный надзор. Хитрово приедет одна, остальные, вероятно, вместе. Всех арестованных немедленно под надежной охраной доставить [в] Москву к прокурору. Если они или кто-либо из них проживал уже [в] Тобольске, произвести тотчас обыск [в] доме, обитаемом бывшей царской семьей, тщательный обыск, отобрав переписку, возбуждающую малейшее подозрение, а также все не привезенные ранее вещи и все лишние деньги. Об исполнении предписания по мере осуществления указанных действий телеграфировать шифром мне и Прокурору в Москву, приказания которого подлежат исполнению всеми властями. Прошу Макарова или Вершинина телеграфировать, какой у них шифр. Нумер 2992.

Министр-председатель Керенский » [460].

В дневнике Государыни Александры Федоровны от 19 августа 1917 года по этому поводу значится следующее: «Риту [Хитрово] снова отослали пароходом, я полагаю, в Москву. Нам не дали иконы, леденцы и жакет, которые она привезла. Письма мы, к счастью, получили вчера утром» [461].

Однако произошла обычная накладка — местные власти вовремя не арестовали Маргариту Хитрово: все, что нужно было, она уже передала по назначению.

Вокруг инцидента развернулось целое следствие. Начались допросы свидетелей этого происшествия, производились обыски помещений. Государыня Александра Федоровна 21 августа зафиксировала в дневнике: «Приходил прокурор для проведения дознания относительно Риты [Хитрово] у Настеньки [Гендриковой], Боткина» [462].

В ответном рапорте прокурора Тобольского окружного суда Корякина в Петроград А.Ф. Керенскому от 22 августа 1917 года сообщалось: «Вследствие Вашего, господин министр-председатель, телеграфного предписания доношу, что 18 текущего августа в 8 часов утра, получив и лично расшифровав телеграмму, я тотчас, в исполнение полученного предписания, установил при посредстве Тобольского губернского комиссара наблюдение за всеми приезжающими и уезжающими из Тобольска лицами, а также принял меры к установлению личности всех приехавших за последние два месяца в Тобольск. К часу дня я получил сведения о том, что в город Тобольск 17 августа в 11 часов вечера прибыла сестра милосердия Маргарита Сергеевна Хитрово и остановилась в № 12 гостиницы Хвастунова и, не застав там Хитрово, я в присутствии хозяина гостиницы произвел тщательный обыск…» [463].

В этот же день Тобольский губернский комиссар В.Н. Пигнатти в письме А.Ф. Керенскому указывал на необходимость усиления мер по контролю за положением в Тобольске. В частности, он подчеркивал: «Я считаю необходимым дачу Временным правительством кому-либо в городе Тобольске особых полномочий, или командирование в Тобольск особого лица с полномочиями, для постоянного здесь жительства. Противное положение может поставить в невозможность исполнить Ваши приказы… Для переписки по делам бывшей царской семьи необходимо, чтобы лицо уполномоченное имело особый шифр…» [464].

Сделано было все, как приказал министр-председатель А.Ф. Керенский: всех (Прохорову, Гендрикову, Корнилову, Петропавлову, Иванову, контактировавших с фрейлиной) обыскали, а М.С. Хитрово арестовали и отправили под охраной в Москву. Но при всем этом результатов это не дало: никакой криминальной информации «о заговоре» следствие не получило.

Как отмечал И.П. Якобий в своей вышеупомянутой книге: «Смелая девушка заявила, что ничего о заговоре не знает, и приехала в Тобольск единственно из желания находиться возможно ближе к Царской Семье, с которой она, как фрейлина Государыни Императрицы, была тесно связана. Арестованная М.С. Хитрово была доставлена в Москву и временно помещена в здании судебных установлений в кабинете врача.

При обыске в Режице у офицера К. были, между прочим, обнаружены обширная переписка, квитанционная книжка по сбору пожертвований и обыкновенная резиновая печать, сделанная от руки перочинным ножом, с надписью “Общеказачий Союз”.

Беглым опросом начальствующих лиц и сослуживцев К. было установлено, что никакого “общеказачьего союза” как будто не существует, но квитанционная книжка выдала имена жертвователей на это загадочное дело.

Прямо с Николаевского вокзала арестованный К. был доставлен в камеру судебного следователя Александрова, который и подверг его двухчасовому допросу. Александров оказался судебным деятелем другого закала, нежели те, непомерно старающиеся перед новыми хозяевами чины прокурорского надзора, которые заварили всю эту кашу. Под его умелым руководством дело быстро приняло совершенно иной оборот. Офицер К. показал, что никакого заговора в действительности не было, а что он единственно решил использовать в корыстных целях настроения некоторых кругов русского общества и, под предлогом спасения Царской Семьи, собирал пожертвования, которые и обращал в свою пользу.

Где была правда в этом показании, трудно сказать, но оно дало Александрову возможность свести крупное политическое дело к простому мошенничеству и освободить М.С. Хитрово» [465].

Любопытно отметить, что документы Тобольского окружного суда по обвинению Маргариты Хитрово и других граждан по 101 статье Уголовного уложения, оказалось в марте 1919 года в руках белогвардейского следствия по делу убийства царской семьи. Товарищ прокурора Т.Ф. Соловьев в своем протоколе от 13 марта 1919 года отметил: «В конце производства имеется телеграмма прокурора Московской судебной палаты Стааля от 21 сентября 1917 года, из которого видно, что дело Хитрово прекращено и препятствий к приезду ее в Тобольск не встречается» [466]. Иными словами, дело против М.С. Хитрово было фактически закрыто, а она была освобождена.

Мы, к сожалению, располагаем только документами Временного правительства и личными фондами Императорского Дома Романовых. Хотя было бы весьма интересно заглянуть непосредственно в следственные материалы по делу М.С. Хитрово следователя А.П. Александрова и прокурора А.Ф. Сталя (Стааля), если, конечно, они сохранились и не были уничтожены (как дела временного хранения). Из всех изложенных выше документов видно, что А.Ф. Керенский продолжил антимонархическую кампанию в масштабах государства без всяких серьезных оснований, так как дело против М.С. Хитрово было прекращено. А именно оно, как мы видели из документов, послужило основанием начала расследования контрреволюционного заговора. Маховик пропаганды так называемой борьбы с «монархическим заговором» продолжал раскручиваться с новой силой, но уже с вектором в сторону великих князей и непокорного генерала Л.Г. Корнилова.

Взявший под контроль это дело прокурор Московской судебной палаты А.Ф. Сталь (Стааль) 25 августа 1917 г., докладывая А.Ф. Керенскому, констатировал именно это, но вместе с тем дал объективную информацию о настроениях, имевших место в Тобольске. В частности, он отмечал: «…Необходимо отметить ее (Хитрово М.С. — В.Х. ) свидание с комендантом полковником Кобылинским и графиней Гендриковой. Виделась она с ним дважды: в первый раз вскоре после приезда, зайдя в дом Корнилова и ограничившись беседой, которую ни прокурор, ни Кобылинский не сочли нужным закрепить в дознании, во второй раз — после обеда, когда Хитрово свезла Гендриковой чемодан и корзину с письмами и вещами для графини и Великих Княжон. Допрошенная прокурором Хитрово не могла вспомнить всех адресатов и сообщила лишь, что писем по ее мнению, было около 15-ти. У Гендриковой обыска не производилось. Ей прокурором было предъявлено лишь требование выдать письма, переданные Хитрово. Гендрикова передала письма некоего Николаева и Буксгевден, в которых, по мнению прокурора, говорилось лишь о личных настроениях и личных отношениях. /…/

Допрошенный мною председатель Совета крестьянских депутатов Экземплярский заявил мне, что население Тобольска, в общем, относится скорее сочувственно к бывшей Царской Семье и перед домом, где они живут, всегда стоят небольшие группы, почтительно ожидающие момента, когда кто-либо из бывшей Царской Семьи выйдет на балкон или появится в окне. /…/ Совет солдатских и рабочих депутатов влияния в городе не имеет. По мнению Экземплярского, опубликование документов, говорящих о деятельности бывшего Государя и в особенности Государыни, более чем желательно, ибо монархическое настроение, охватывающее широкие круги тобольского населения, объясняется в значительной степени отсутствием надлежащей осведомленности.

В Тюмени антимонархическое настроение прочно (железнодорожные мастерские).

В заключение, возвращаясь к вопросу об обыске в доме, обитаемом бывшей Царской Семьей, полагаю, что арест Хитрово, несомненно, известный графине Гендриковой, лишает этот обыск в настоящее время практического смысла. Что же касается препятствий, поставленных полковником Кобылинским… В этом вопросе Вы являетесь единственным компетентным судьей» [467].

Стоит пояснить, что полковник Е.С. Кобылинский посчитал невозможным производить обыск помещений царской семьи, как настаивали местные власти, в связи с тем, что это было бы бесполезно с уже упущенным временем и создало бы еще большее напряжение атмосферы. По этому поводу он имел также письменные объяснения с центром.

Позднее полковник Е.С. Кобылинский в показаниях белогвардейскому следователю по особо важным делам Н.А. Соколову в апреле 1919 года отметил: «В Тобольск приезжала и Хитрово. Это молоденькая девушка, проникнутая чисто “институтским” обожанием к Ольге Николаевне. Из-за ее приезда была целая история, раздутая тогда газетами. Ее обыскивали и ничего не нашли» [468].

На запрос белогвардейского следователя Екатеринбургского окружного суда И.А. Сергеева 24 февраля 1919 г. от прокурора Тобольского окружного суда Корякина им был получен ответ: «В августе 1917 года возникло предположение об организации какого-то заговора в связи с приездом в гор. Тобольск М.С. Хитрово, но, как видно из позднейших сообщений прокурора Московской судебной палаты Стааля, это предположение, по-видимому, оказалось несостоятельным» [469].

Однако на момент возникновения этого уголовного дела оно сослужило добрую услугу Временному правительству. В этот период в Москве проходило Государственное совещание, на котором правые элементы открыто предъявляли требования установления контрреволюционной диктатуры. «Меня, — как позднее писал A.Ф. Керенский, — заподозрили в заигрывании с реакцией». Поэтому, по мнению многих современных историков, разоблачение любого — «реального» или «мнимого» монархического заговора продемонстрировало решимость Временного правительства бороться не только с левой, но и с правой опасностью. При этом было объявлено, что 20 августа 1917 года Временное правительство постановило «заключить под стражу» великого князя Михаила Александровича, его жену графиню Н.С. Брасову, великого князя Павла Александровича, его супругу княгиню О.В. Палей и их сына В.П. Палей. В документах подчеркивалось, что указанные лица представляют угрозу «обороне государства, внутренней безопасности и завоеванной революцией свободе» [470]. Одновременно за границу подлежат высылке генерал B. Гурко, бывшая фрейлина А. Вырубова, П. Бадмаев, И. Манасевич-Мануйлов, С. Глинка-Янчевский, В. Диц и штаб-ротмистр Г. Эльвенгрен. Об этом была дана соответствующая информация в периодической печати.

Во многих газетах в тот период сообщалось:

«Раскрытие заговора.

О раскрытии контрреволюционного заговора сообщают следующие подробности:

Еще во время московского совещания прокурор московской судебной палаты А.Ф. Стааль сообщил А.Ф. Керенскому о наличности заговора против республики. Тогда же им были приняты, с одобрением правительства, энергичные меры к раскрытию заговора. В Москву был экстренно вызван прокурор петроградской судебной палаты Н.С. Каринский.

Еще во время московского совещания было начато расследование, которое через несколько дней дало в руки Временного правительства все нити заговора. Дознание производилось с чрезвычайной энергией.

Во главе следствия по всей России поставлен прокурор московской судебной палаты. Заговор, как выяснилось, подготовлялся тщательно и имел массу разветвлений в провинции. Сталю даны исключительные полномочия. В помощники ему приглашен судебный следователь по важнейшим делам Александров.

Произведены многочисленные аресты.

Прокуратура не останавливается в целях скорейшего пресечения дела перед самыми неожиданными арестами, хотя бы пришлось некоторых лиц вскоре освобождать за их непричастностью.

Аресты произведены в Москве, в Петрограде, на Юге и даже в Тобольске.

Фронт к этому заговору не причастен.

Официально дело о раскрытии заговора против республики носит название: “Дело по обвинению Маргариты Хитрово и других по 101 ст. Уголовного уложения”.

Через каждые два часа А.Ф. Керенскому делаются подобные доклады о ходе следствия, о результатах допроса и именах арестованных, число которых возрастает с каждым часом. Кроме того, ежедневно прокурор московской судебной палаты докладывает о положении дел в заседаниях Временного правительства.

Задержанный по подозрению в участии в заговоре сын (правильно брат. — В.Х. ) бывшей фрейлины С.С. Хитрово освобожден» [471].

Газеты разной политической направленности наперебой рассказывали о подробностях монархического заговора, порой добавляя то, чего не было. Так, например, в хронике «Известий ЦИК» (Петроград) под заголовком «Контрреволюционный заговор» 25 августа 1917 года сообщалось:

«Ход следствия

Сосредоточенное у судебного следователя по особо важным делам при Петроградском окружном суде П.А. Александрова следствие по делу о контрреволюционном заговоре идет ускоренным темпом.

По добытым данным предварительного следствия создается впечатление о глубокой вере участников заговора в их чисто политического характера стремление воссоздать в России монархический строй.

Допрос арестованных и общий просмотр всех документов не дал определенных данных о том, что участники заговора желали возвратить на трон отрекшегося Николая Романова. Не установлено также единодушного у всех заговорщиков желания видеть монархом России вел. кн. Михаила Александровича или Павла Александровича, или кого-либо другого.

Заговор обнаружен именно в той стадии, когда была признана только необходимость для всей России возвращения к монархическому строю.

Допрос Л.В. Хитрово

Вчера в 4 часа дня в здание судебных установлений была доставлена для допроса арестованная в Елабуге, по ордеру прокурора Московской судебной палаты А.Ф. Сталя, мать фрейлины Любовь Владимировна Хитрово.

Она прибыла в Петроград в сопровождении инспектора московской уголовной милиции.

Допрос производился судебным следователем по особо важным делам П.А. Александровым и главнонаблюдающим за следствием А.Ф. Сталем. Допрос продолжался 4 часа и дал много обличающего материала.

По окончании допроса в качестве меры пресечения для Л.В. Хитрово был избран домашний арест.

В Петроград доставлен из Москвы бывший командующий войсками Петроградского округа, ныне арестованный ген. Фролов.

Маргарита Хитрово

По пути в Петроград находится и фрейлина Маргарита Хитрово. Обо всех обстоятельствах ее ареста были получены обширные и шифрованные телеграммы А.Ф. Керенским и А.Ф. Сталем, но они, вследствие неправильной передачи, до сих пор не расшифрованы.

Все дело будет сосредоточено в Петрограде, куда будут доставлены все арестованные.

Главнонаблюдающий за следствием А.Ф. Сталь выехал вчера в Москву, откуда вернется через неделю. Ему поручено все дальнейшее расследование заговора.

Первые неопровержимые сведения о заговоре получены были прокуратурой от одного очень уважаемого гражданина в Нижнем Новгороде.

Прокуратура до сих [пор] не считает возможным определять роль и значение каждого из арестованных и прикосновенных к делу лиц.

Официальный список высылаемых из России

Мы имеем возможность на основании официальных сведений сообщить полный список лиц, высылаемых за границу на основании закона об остракизме. В этот список входят отставной генерал В.И. Гурко, бывшая фрейлина А.А. Вырубова, редактор «Земщины» С. Глинка-Янчевский, доктор Бадмаев, И.Ф. Манасевич-Мануйлов и гвардии штабс-ротмистр г. Эльвенгрем.

Эльвенгрем играл довольно активную роль в союзе георгиевских кавалеров. Согласно его собственным показаниям, данным на допросе следственным властям, Эльвенгрем состоял вице-председателем этого союза. Эльвенгрем был прикомандирован к Генеральному штабу. Во всех выступлениях союза он принимал деятельное участие, пользуясь в союзе большой популярностью.

Всем высылаемым предъявляется следующий текст приказа: “На основании п. 2 указа Временного правительства от 2-го сего августа, определяющего исключительные полномочия министров военного и внутренних дел, по взаимному их соглашению, такой-то, деятельность которого особо угрожает обороне государства, внутренней безопасности и завоеваниям революции, обязан немедленно покинуть пределы Российского государства”.

Отъезд перечисленных выше лиц должен состояться сегодня, 25 августа, однако большинство из них заявило о невыполнимости предписания ввиду отсутствия средств и невозможности в такой короткий срок ликвидировать свои дела. Кроме того, возникли затруднения в смысле изготовления заграничных паспортов. Вследствие этого высылка всех состоится в субботу. Всех до Торнео будет сопровождать особый конвой, а также представители военной и гражданской власти» [472].

Таким образом, создавалось впечатление о крупном монархическом заговоре, которого на самом деле не было. Следует еще раз подчеркнуть, что предположение о заговоре оказалось несостоятельным. Дело было прекращено, но начато другое. Большинство видных военных начальников по обвинению в участии так называемого Корниловского мятежа были заключены под арест. Если детально разбираться в этом хитросплетенном узле политических событий, то главное, по нашему мнению, конечно, был не так называемый монархический заговор, а борьба за власть. Керенский не хотел никому ее уступать. Главной силой на тот момент были военные, как и в памятные дни свершения Февральской революции. Авторитет Верховного главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова, в котором А.Ф. Керенский видел явную угрозу для своей популярности и «незаменимости» у руля России, подвинул главу Временного правительства пойти на явную провокацию. Генерал Л.Г. Корнилов был объявлен «мятежником», который даже не помышлял восстанавливать Романовых на троне, но хотел навести дисциплину и положить предел бесконечной вакханалии анархии, бесчисленным провокациям по захвату власти большевиками. Глава Временного правительства А.Ф. Керенский лишь корыстно желал, пытаясь всеми правдами и неправдами, сохранить свое место во главе Российского государства.

Позднее судебный белогвардейский следователь по особо важным делам Н.А. Соколов в августе 1920 года при допросе А.Ф. Керенского в Париже по делу убийства царской семьи не забыл задать бывшему главе Временного правительства вопрос и о «деле М.С. Хитрово». В протоколе допроса свидетельских показаний Керенский признал следующее: «Действительно по поводу приезда в Тобольск Маргариты Хитрово было произведено по моему телеграфному требованию расследование. Вышло это таким образом. Во время московского государственного совещания были получены сведения, что к Царю пытаются проникнуть 10 человек из Пятигорска. Это освещалось, как попытка увезти Царскую Семью. В силу этого и производилось расследование. Однако эти сведения не подтвердились. Ничего серьезного тут не было» [473].

Несмотря на это признание белогвардейскому следствию, А.Ф. Керенский много лет спустя в своей книге «Трагедия династии Романовых» (вышедшей впервые на французском языке во Франции) писал по этому делу следующее: «Хорошим примером истинной преданности и отсутствия всякого здравого смысла служит путешествие фрейлины Маргариты Хитрово. /…/

Осуществлялся ребячий заговор по освобождению Императорской Семьи. Хитрово ехала далеко не одна. Там собирались другие молодые люди, столь же воодушевленные, столь же неопытные. До правительства дошли сильно преувеличенные слухи, так что пришлось заняться расследованием. Серьезной опасности не обнаружилось, дело было закрыто.

Если я более или менее подробно рассказываю о деле Хитрово, то лишь потому, что оно типично для молодых энтузиастов, не способных «помочь» государям. Живя в Санкт-Петербурге, Москве, они питали непоколебимое убеждение, что, “кроме царской стражи, в Тобольске все до последнего — монархисты. Там есть настоящая организация, готовая нас поддержать, и необходимый транспорт”.

Но, приехав в Тобольск, они видели, что “монархистами” можно назвать лишь немногих сочувствующих представителей среднего класса» [474].

Последующие сведения в печатных изданиях о Маргарите Сергеевне Хитрово, ее судьбе весьма отрывочны и эпизодичны. Это в основном переписка с царской семьей, которая частично была впервые опубликована в зарубежных сборниках, а позднее в России. Некоторые документальные материалы о ней теперь находятся в ГА РФ. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.