4. Светский характер общества

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4. Светский характер общества

Существует и еще один очень важный факт, который до сих пор не был достаточно оценен и который решающим образом доказывает, что после германских вторжений общественная жизнь на занятых германцами территориях не изменилась; таким фактом является сохранение светского характера общества. С каким бы уважением люди ни относились к церкви и каким бы влиянием и авторитетом в обществе она ни пользовалась, церковь не стала составной частью государства. Вся полнота политической власти была в руках короля, как до этого в руках императора, и эта власть носила полностью светский характер. Вступление короля на престол не сопровождалось никакой религиозной церемонией; исключение составили лишь вестготы начиная с конца VII в. В королевских указах никогда не присутствовала фраза «Мы, Божьей милостью». Среди официальных лиц, входивших в королевское окружение, не было священнослужителей. Все официальные лица, помощники и советники короля были мирянами. Именно эти лица руководили церковью: они назначали епископов, созывали церковные соборы, а порой и принимали участие в их работе. В этом смысле наблюдается разительный контраст системы государственного управления, которая существовала тогда, с той, которая появилась в VIII в.[157]

Школа, как и прежде существовавшая при королевском дворе, не имела ничего общего с той школой, которая появилась позже при дворе Карла Великого. Церкви дозволялось на добровольной основе выполнять некоторые общественные функции, но в то же время государство официально церкви никаких подобных функций от себя не делегировало, оставляя за собой государственное управление в полном объеме. Юрисдикция церкви признавалась лишь в вопросах правил поведения; здесь первое и последнее слово было за ней. Церковь облагалась налогами. Государство охраняло и защищало церковь, но не допускало того, чтобы попасть в подчиненное положение по отношению к ней. И следует отметить, что церковь была благодарна власти за защиту и поддержку; в ответ она всегда сохраняла верность королю. Даже когда короли были арианами, церковь никогда не выступала против них.

Это объясняется тем, что общество еще не попало в зависимость от церкви в аспекте общественной жизни; общество выдвигало мирян на государственные должности для выполнения функций государственного управления.

Сенаторская крупноземельная аристократия, представители которой получили образование в школах грамматики и риторики, представляла тот общественный класс, из которого выдвигались претенденты на важные государственные должности. Достаточно вспомнить уже упоминавшихся Кассиодора и Боэция. Подобное положение сохранилось и после них, несмотря на известный упадок культуры. В королевском окружении, даже и в эпоху Меровингов, никогда не было недостатка в культурных и образованных людях. Из свидетельств Григория Турского нам известно, что все дети королей приобщались к письменной культуре того времени, к изучению литературы и словесности; они изучали, в частности, правописание, грамматику, филологию и литературную критику. Это особенно активно практиковалось в королевствах ост- и вестготов. Пышный и высокопарный стиль официальных писем, направляемых из королевской канцелярии эпохи Меровингов римскому императору, свидетельствует о том, что даже во время правления Брунгильды государственные должности занимали культурные и образованные люди. И несомненно, эти государственные служащие были мирянами, поскольку в королевскую канцелярию, по примеру императорской канцелярии, брали на службу только мирян[158].

Можно привести и множество других примеров. Асте-риол и Секундин, пользовавшиеся особым доверием и расположением Теодеберта I, были знатоками риторики и грамматики. Другой приближенный этого же короля, Парфений, был руководителем королевской канцелярии и главным советником в статусе патриция; он отправился в Рим, чтобы завершить образование в области письма и словесности[159]. Однако люди, занимавшие ответственные государственные посты, обладали знаниями не только в области грамматики и риторики[160].

Дидье из Каора, бывший королевским казначеем при Хлотаре II (правившем с 613 по 629 или 630 г.), изучал галльское красноречие и римское право. В VII в. многие официальные лица из королевского окружения были гораздо более образованными и культурными, чем можно было бы предположить.

Что же касается вестготов, то достаточно почитать их законы, отличающиеся, с одной стороны, по форме, многословием и риторическими изысками, а с другой — по содержанию, точными и емкими предписаниями, касающимися тех или иных сторон общественной жизни, чтобы прийти к выводу о том, что государственные служащие обладали не только знаниями в области грамматики и словесности, но также хорошими практическими навыками и пониманием того, как обстоят дела в государстве.

Таким образом, короли управляли при помощи людей, которые были носителями римских традиций в области как образования, так и политической жизни. Но самое главное заключается в том, что государственные служащие, которым было доверено государственное управление, были образованными и учеными людьми. Следует, правда, отметить, что иначе и быть не могло.

Ведь для того, чтобы нормально функционировала римская система управления, которую хотели сохранить, нужны были образованные и знающие государственные служащие. А как иначе можно было вводить налоги и точно контролировать их сбор, вести учет имевшихся земель и хранить эти данные в систематизированном виде, а также разобраться в том потоке документов, который исходил из королевской канцелярии? То же можно сказать и о мелких государственных служащих: как можно вести учет уплаты рыночной пошлины, если человек не умеет читать и писать? Это же справедливо и для тех, кто вел учет документов по городскому управлению, хранившихся в канцелярии городской управы.

Помимо этого, римское право — точнее сказать, романизированное право, то есть римское право в том виде, в каком его восприняли германцы, — с его письменной процедурой, ведением письменного учета судебных решений, договоров и завещаний, требовало наличия многочисленных писарей-секретарей по всей стране. Именно для них писал Маркульф. Подавляющее большинство этих писарей-секретарей были мирянами, хотя встречались священнослужители, о чем мы находим упоминание в городских уложениях (уставах) — правилах, как жить и работать в городе, — составленных в Бурже и Анжере[161].

Естественно, существовали учебные заведения для обучения этих государственных служащих; этому вопросу посвящена одна из моих работ. Такие учебные заведения сохранились даже у лангобардов.

Среди вестготов было столь много людей, умеющих читать и писать, что король установил цену за экземпляр сборника ветсготских законов, по которой эти сборники следовало продавать. Таким образом, умение читать и писать было общим правилом среди тех, кто в той или иной степени был связан с государственным управлением.

Экономическая необходимость требовала наличия определенного уровня грамотности и у торговцев. Класс профессиональных торговцев, перевозивших товары на большие расстояния, не мог бы выполнять свою работу, не обладая минимально необходимым для этого уровнем грамотности. Более того, благодаря Цезарию из Арля нам известно, что у торговцев были культурные и образованные помощники.

В эпоху Меровингов письмо было необходимо для нормального развития общества. Этим объясняется сохранение римской письменности во всех варварских королевствах, возникших на территории Западной Римской империи. Римское письмо сохранилось в виде скорописи (курсива), которой стали писать начиная с V в.; это было деловое письмо, а не каллиграфия. Именно от него произошли меровингская, вестготская и лангобардская письменность, которые еще недавно называли национальным письмом или национальной письменностью, что неверно, поскольку, строго говоря, речь шла о вариации римского письма, увековеченного государственными служащими, сотрудниками различных органов управления и торговцами.

Письмо курсивом вполне подходило для живого, но находящегося в упадке языка, которым пользовались в то время. В повседневной жизни латынь была еще более искажена и огрублена, чем в литературе и письменном творчестве; это был язык, изобилующий грамматическими неточностями и ошибками, не признававший четких грамматических правил, — но при всем при том это была латынь. Ученые назвали этот язык «народной латынью», или «вульгарной латынью». Но именно этот язык получил всеобщую поддержку и активно использовался, особенно в Галлии, поскольку это был действительно народный язык, на котором говорили все. Поэтому в органах управления последовали народному примеру. Именно эта латынь преподавалась в небольших школах. Нет ни одного письменного источника, упоминающего о том, как это мы видим в ряде документов, относящихся к VIII в., что в храме прихожане не понимали того, что говорил священник. В данном случае мы опять имеем дело, так сказать, с варваризацией латыни. Но в этой варваризации не было ничего германского. Латынь как язык выжила. И именно этот язык обеспечил целостность Романии до VIII в. включительно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.