Бои у западных границ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Бои у западных границ

В первый день войны наиболее важные события происходили значительно западнее Киева. В «Воспоминаниях и размышлениях» Г.К. Жуков не стал останавливаться еще на одной детали: его направили на Юго-Западный фронт для окружения и разгрома вторгшегося противника. По замыслу Главного командования в результате сходящихся ударов в направлении русла Вислы силами четырех стрелковых и шести механизированных корпусов при участии всей фронтовой авиации вражеская группировка на советской земле должна быть уничтожена. Перед войсками Красной Армии была поставлена задача к 24 июня занять район Люблина [8]. Для ее решения Жуков и отправился в КОВО, которым еще недавно командовал. Предпосылки для победы, безусловно, имелись.

В советских исторических трудах неизменно отмечалось, что войска агрессора значительно превосходили соединения Красной Армии, к тому же находящиеся в стадии развертывания, во много раз. Это утверждение не соответствует действительности. В подготовленной ведущими российскими военными историками и несколько лет назад опубликованной четырехтомной монографии приводится соотношение сил на Юго-Западном направлении накануне войны, которое отражено в табл. 2.1 [9].

Таблица 2.1

СООТНОШЕНИЕ СИЛ И СРЕДСТВ НА ЮГО-ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ НА 22 ИЮНЯ 1941 Г.

При этом в таблице приведены данные лишь об исправной советской военной технике и всей технике у противника. Следовательно, общее соотношение сил было еще более выгодным для нашей стороны. Думается, приведенные цифры близки к истине. В «Военно-историческом журнале», например, сообщается о 4525 танках, имевшихся в восьми механизированных корпусах КОВО. Среди них — 758 Т-34 и КВ, по праву считавшихся на то время лучшими в мире [10]. (В 1-й танковой группе Э. Клейста было около 400 относительно современных Т-III и T-IV с пушками калибра 50-мм и более.) В архивных источниках приводятся различные данные о численном составе ВВС КОВО перед войной: от 1913 до 2059 боевых самолетов. Наиболее часто указывается, что округ располагал 2003 машинами [11]. Соотношение сил ВВС КОВО и противостоящей ему группировки 4-го воздушного флота [12] отражено в табл. 2.2.

Таблица 2.2

СООТНОШЕНИЕ СИЛ В АВИАЦИИ НА ЮГО-ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ НА 22 ИЮНЯ 1941 Г.

Примечание:

В состав 4-го воздушного флота на данном направлении, кроме 5-го авиакорпуса [все бомбардировщики (в эскадрах KG51, 54, 55), истребители в эскадре JG3 и 9 разведчиков отряда 4(F)/121], входили транспортная авиагруппа KGrzbV50 (44 Ju52) и части дальних разведчиков (из 38 самолетов данного назначения, подчиняющихся штабу 4-го ВФ, примерно 15 действовали над Правобережной Украиной) — всего 424 боевые машины. Остальные разведчики, курьерские, транспортные и связные самолеты (199 машин) выполняли задания в интересах соединений и объединений группы армий «Юг». При подсчете не учитывались истребители отрядов боевой подготовки, развернутых на территории 8-го воздушного округа Бреслау — тыла 4-го воздушного флота.

Как известно, с 23 июня в районе Луцк, Дубно, Ровно развернулось встречное танковое сражение с участием нескольких тысяч бронированных машин, пехоты, артиллерии, авиации. Главные усилия задействованных в нем шести механизированных и трех стрелковых корпусов Юго-Западного фронта были направлены на разгром 1-й танковой группы противника, наступавшей на смежных флангах 5-й армии генерала М.И. Потапова и 6-й армии генерала И.Н. Музыченко. Подробное рассмотрение сражения, происходившее примерно в 350 км западнее Киева, выходит за рамки данной работы. Однако отметим, что события сразу начали развиваться крайне неблагоприятно для советских войск. Прежде всего негативную роль сыграла несогласованность действий различных родов войск. Механизированные соединения вступали в бой в разное время и по частям, при слабой поддержке фронтовой авиации, что не позволило решить поставленную Ставкой ГК задачу.

Не спасли положения и ВВС Юго-Западного фронта (ЮЗФ), хотя усилия наши авиаторы затратили немалые. Как следует из отчетов, с 22 по 30 июня ежедневно совершалось примерно по 600 самолето-вылетов. Это свидетельствует о том, что главные силы нашей авиации на данном направлении не были разгромлены неприятелем на аэродромах в первые дни войны. Более того, ряд дивизий, например 44-я иад, 17-я сад и 19-я бад, вовсе не пострадали в тот трагический воскресный день. Какие основные задачи решали советские авиационные соединения и части в конце июня?

Как отмечал в своей работе полковник М.В. Иртюга, анализировавший действия ВВС ЮЗФ в начальный период войны, примерно 45 % всех самолето-вылетов было затрачено на борьбу за господство в воздухе, прикрытие своих войск, объектов тыла фронта, крупных промышленных и административно-политических центров; еще до 35 % вылетов — на поддержку наземных войск, около 20 % вылетов — на ведение разведки и менее 1 % вылетов были связаны с атаками различных тыловых объектов неприятеля [13].

Борьбу за господство в воздухе советская авиация вела преимущественно путем патрулирования истребителями над наземными войсками, а также наиболее важными объектами и сопровождения ударных самолетов. Состав патрулирующего подразделения колебался от двух-трех до девяти самолетов. Это вызвало большой расход средств, но позволило предотвратить безнаказанные удары неприятельских самолетов, типичные для 22 июня. Через несколько дней боев стало ясно, что вылеты на перехват из положения «дежурство на аэродроме» не приносили результатов. Можно констатировать: борьба с самолетами люфтваффе велась весьма пассивно. В частности, налеты на неприятельские аэродромы организованы не были, что позволило противнику чувствовать себя в безопасности над «своей территорией».

Эффективность поддержки сухопутных войск значительно снизило нарушение централизованного управления соединениями ВВС ЮЗФ. Разделение авиации на армейскую и фронтовую не оправдало себя. К этому следует добавить такое положение, когда все (!) должности командующих ВВС армий оставались вакантными, а штабы укомплектовывались зачастую случайными офицерами, не имевшими необходимой оперативной подготовки. А штаб фронта периодически терял связь с соединениями и многими аэродромами по вине вражеских диверсантов.

Группа немецких солдат у стоящего на краю поля И-16

Наносить бомбардировочные удары по вторгшемуся неприятелю наши летчики начали, как уже отмечалось, во второй половине дня 22 июня. Несмотря на неблагоприятную обстановку в воздухе, отдельные экипажи, проявляя мужество, летное мастерство, верность воинскому долгу, пробивались к целям и обрушивали смертоносный груз на головы нацистов. С 22 по 24 июня ВВС ЮЗФ сбросили 2500 авиабомб разного калибра, преимущественно ФАБ-100. Сведения о разбитой технике и жертвах среди личного состава частей вермахта можно найти в германских документах и воспоминаниях участников событий. Однако, несомненно, даже самые успешные рейды приносили лишь тактический успех, не сказываясь решающим образом на общем ходе немецкого наступления.

Как осуществлялась поддержка сухопутных войск видно из примера действий авиации при обеспечении фронтового контрудара, начавшегося 25 июня и явившегося одним из важнейших этапов боевых действий авиации. Накануне, поздним вечером, штаб ВВС ЮЗФ разослал боевой приказ N 3. Определив основную задачу дня как разгром подвижной группы противника и обеспечение выхода наших механизированных соединений в район Сокаль, Милятин, Войница (примерно посередине между Львовом и Ковелем), командующий ВВС полковник Сидор Васильевич Слюсарев (он до войны занимал должность зам. командующего ВВС КОВО по боевой подготовке и сменил генерала Е.С. Птухина 24 июня) потребовал от подчиненных «поддержать наступление сосредоточенным ударом и действиями мелких групп в 3–6 самолетов и одиночно по скоплениям войск противника в районе Крыстынополь, Радзехув, Шуровице, Владзимеж (Владимир-Волынский. — Прим. авт.), Городло, Сокаль и по выдвигающейся моторизованной группе противника из Бреста в направлении Ковель. Первый сосредоточенный удар — в 6 ч 50 мин, удары мелкими группами и отдельными самолетами с 7 ч до 8 ч. Повторный налет — с 12 ч до 18 ч» [14].

Командование ВВС фронта собиралось силами 26 полков, принадлежащих 9 авиадивизиям фронта, нанести мощный удар с воздуха по прорвавшемуся на нашу землю противнику, уничтожить как можно больше танков, автомашин, артиллерийских орудий… Но реализовать этот план не удалось, ущерб неприятелю оказался несоизмерим с понесенными потерями. Особенно критически оценивало действия авиации общевойсковое командование. По его мнению, на неудовлетворительном уровне оказалось ее взаимодействие с наземными войсками. И это действительно так: ведь между их командирами и работниками штабов не имелось даже личного контакта.

Донесения штаба ВВС ЮЗФ более оптимистичны. В них подчеркивалось, что до 80 % всех вылетов ударных самолетов направлялось на борьбу с соединениями 1-й танковой группы неприятеля — главной угрозы для фронта. Но и в этих документах отмечались серьезные недостатки. Так, полковник Слюсарев, едва вступив в должность, вынужден был напрямую руководить отдельными полками, понимая, что сложная, многоступенчатая система управления не обеспечивала надежности и оперативности. Иногда в течение дня части получали от разных инстанций противоречащие друг другу приказы, что создавало неразбериху. Ни разу не удалось вызвать авиацию для удара по конкретным целям и тем более навести свои бомбардировщики на неприятельские танки на поле боя.

Разбитый самолет ТБ-3 из 14-го тбап

Принятые условные сигналы для обозначения своих войск (запуск серии красных ракет для танкистов и выкладывание вдвое сложенных белых простыней для пехотинцев) летчики не наблюдали, а покачивание с крыла на крыло (определяло принадлежность к ВВС КА) было трудно выполнить в бою. Все это усложнило взаимное опознавание. Получилось, что и красноармейцы обстреливали, а бывало, сбивали самолеты с красными звездами на борту, и бомбы падали в расположении своих войск.

Чтобы исправить столь нетерпимое положение, полковник С.В. Слюсарев 28 июня своим приказом установил для всех самолетов, танков, стрелковых частей фронта условные опознавательные сигналы. Он потребовал эти сигналы периодически менять, заблаговременно оповещая летные и наземные части, а на всех занятых аэродромах установить так называемые «ворота» (входные и выходные), чтобы исключить возможность «мессершмитту» «замаскироваться», скажем, под МиГ-3. Серьезную обеспокоенность командующего вызвал тот факт, что зенитчики плохо знали силуэты многих наших самолетов — Як-4, Пе-2, Су-2, но, случалось, сбивали и хорошо изученные СБ и ДБ-3.

Стремясь увеличить ущерб противника, советское командование стало использовать одномоторные самолеты для ударов по наступающим моторизованным колоннам неприятеля — они в первую очередь подвергались бомбардировкам и штурмовкам. К И-15бис и И-153, применение которых в роли штурмовиков можно считать достаточно привычным, теперь добавились «миги». Каждая машина несла по две бомбы ФАБ-50, АО-25 или АО-15. Одна из эскадрилий 28-го иап 29 июня впервые вылетела на МиГ-3 с двумя ФАБ-100 под крылом каждой машины; по мнению командования 15-й сад, увеличение взлетного веса на 200 кг фатально не ухудшило управляемости.

Последние минуты перед боевым вылетом

Действия ВВС ЮЗФ позволили несколько снизить боевые возможности немецких танковых и моторизованных соединений, но итоговые результаты авиаударов не удовлетворяли Военный совет фронта. Усилия советской авиации были «распылены» по многочисленным целям, наиболее пострадали тыловые колонны и обозы противника, что не оказывало серьезного влияния на ход приграничного сражения. Вопреки расчетам командования, истребители 14-й и 15-й сад не смогли в утренние часы ни непрерывно патрулировать над указанным районом (они были вытеснены более сильными группами противника), ни обеспечить надежного сопровождения ударных самолетов, действуя парами или звеньями. Все это помогло вражеским асам, по их данным, добиться на данном направлении за 25 и 26 июня 98 побед [15]. Увы, большинство немецких заявок подтверждается нашими данными.

Следующей задачей по количеству затраченных ресурсов (но не по важности!) была разведка. К сожалению, в первые дни войны наша разведывательная авиация работала неудовлетворительно. Например, на основе первых разведсводок штаба ЮЗФ можно сделать вывод: экипажи фиксировали только то, что происходило на поле боя, и то далеко не точно. Стало понятно, что разработанные в мирное время планы ведения воздушной разведки носили слишком общий характер. В них не указывалось, кто, какими силами и способами, какие объекты и с какой целью должен разведывать. Поэтому в июне большинство вылетов совершалось по усмотрению командиров частей и соединений. Наиболее важные задания выполняли экипажи двух разведывательных полков, работавших в интересах штабов и командования фронта и ВВС.

На аэродроме Полонное. Слева направо: командир 5-го авиакорпуса генерал Р. фон Грайм, коммодор JG3 майор Г. Лютцов, командир III/JG3 капитан В. Эзау

Здесь надо сказать, что перед войной немногочисленная «специализированная» разведывательная авиация КОВО, подобно большинству других приграничных округов, была укомплектована преимущественно молодыми авиаторами. В слабой тактической подготовке личного состава видится главная причина высоких потерь. Но и находящаяся на вооружении разведывательных полков материальная часть вызывала много нареканий. В самолетах Як-2 и Як-4 летный и технический составы 316-го рап разочаровались еще до начала боевых действий. Самолеты СБ из 315-го рап и вовсе не могли вести разведку днем в условиях сильного противодействия немецкой истребительной авиации — полк понес большие потери и вскоре был расформирован.

Среди успехов наших разведчиков — вскрытие колонны, насчитывающей до 200 танков противника, в районе западнее Устилуг. Впоследствии было установлено, что в направлении Владимир-Волынский, Луцк выдвигались 14-я танковая и 25-я моторизованная дивизии врага. Визуальным наблюдением удалось установить ряд действующих аэродромов противника в Южной Польше на глубине 150–200 км, например, Свидник (в районе Люблина).

Однако в условиях, когда воздушная разведка была фактически единственным источником сведений о неприятеле, этого было явно недостаточно. К тому же временами от авиаразведки поступали искаженные данные о противнике, завышалась его численность, показывалось наличие крупных группировок там, где их не было. Так, якобы выдвигающиеся с севера и северо-запада к Ковелю немецкие танки создавали, по донесению разведотдела, угрозу обхода уже правого фланга. (Группировки врага, которую следовало уничтожить ударами с воздуха по боевому приказу N 3 штаба ВВС ЮЗФ, не существовало в действительности.) Отсутствие у командования своевременной информации о замыслах врага самым негативным образом сказалось на действиях наземных войск.

В конце июня широко практиковались полеты на тактическую разведку, когда самолеты не углублялись за линию фронта больше чем на 50 км. В большинстве случаев такие задачи выполняли экипажи армейской авиации попутно с другими боевыми заданиями, например, бомбоштурмовыми ударами по мотомеханизированным войскам. В основном результаты наблюдения не передавались в штаб с борта самолета по радио, а сообщались экипажем после приземления в виде устного доклада. Во многих случаях при этом терялась оперативность полученной информации.

Как известно, с первых дней войны наши летчики начали наносить ответные удары по некоторым тыловым объектам неприятеля, например на территории Польши и Румынии. Прежде всего в дальних рейдах на данном операционном направлении участвовали бомбардировщики 22-й и 50-й ад ДД (они входили в 4-й авиакорпус полковника В.А. Судца, подчиненный Ставке ГК). Однако доля дальних вылетов была небольшой. Например, одна из наиболее укомплектованных хорошо подготовленными экипажами 22-я ад до конца июля 1941 г. выполнила 581 самолето-вылет, из них 26 вылетов днем и 81 вылет ночью были направлены на атаку тыловых объектов противника, а для разрушения мостов, железнодорожных узлов, аэродромов неприятеля (в сумме) был занаряжен всего 31 самолет [16]. Естественно, подобные задачи занимали незначительное место в общем объеме боевой работы нашей авиации в первые дни войны; дальние бомбардировщики, как и ближние, атаковали преимущественно войска противника.

Борьба за господство в воздухе и его завоевание на Юго-Западном направлении была важнейшей задачей соединений 5-го авиакорпуса, да и всего 4-го воздушного флота генерал полковника А. Лера (A. Loehr). Не только 22 июня, но и в последующие несколько дней многие истребители с мелкими бомбами в контейнерах и большинство бомбардировщиков непрерывно атаковали наши приграничные (и не только!) аэродромы, стремясь вывести из строя как можно больше техники. По мере того как советское командование смогло рассредоточить и замаскировать самолеты, интенсивность налетов сократилась; основная роль в решении указанной задачи прочно перешла к летчикам «мессершмиттов».

Значительных успехов им удалось добиться, прикрывая соединения 1-й танковой группы во время фронтового контрудара советских войск. За 25 июня немецкие летчики праздновали 30 побед. Следующим утром две группы из трех 3-й истребительной эскадры заняли аэродромы в непосредственной близости от района развернувшегося сражения в Луцке и Владимир-Волынском. Группа III/JG3 теперь базировалась там, где до войны стоял 89-й иап, на только что занятом немецкими танкистами аэродроме. Лишь один 9-й отряд совершил 5 групповых вылетов (стартовало 12 «мессершмиттов») и одержал 8 побед. Всего, по немецким данным, 26 июня было сбито 68 советских машин в воздушных боях и 5 — огнем зенитной артиллерии. Чаще всего жертвами вражеских «охотников» становились ДБ-3 — их сбили 26 [17]. По советским документам, потери составили 16 дальних бомбардировщиков [18].

Несмотря на недостаток наличных сил, командование люфтваффе непрерывно атаковало цели в нашем глубоком тылу, например, в районе Киева. Думается, для него было очень важно посеять панику, создать обстановку хаоса. По мере разворачивания встречного сражения в районе Луцка, Брод, Ровно бомбардировочные эскадры стали наносить все более сильные удары по нашим подвижным соединениям, прежде всего мехкорпусам, которые командование Красной Армии вводило в бой на данном направлении. Хотя основная роль в борьбе с советскими танками принадлежала противотанковой артиллерии, счета эскадр KG51, 54 и 55 увеличились на десятки бронированных машин, что далеко не всегда соответствовало действительности.

Журнал боевых действий германской группы армий «Юг» отмечал 25 июня успешные действия соединений 5-го авиакорпуса по сосредоточению советских войск; вероятно, наиболее пострадали части 15-го стрелкового и 22-го механизированного корпусов. В условиях когда тылы большинства армий еще не были до конца развернуты, поражение автомашин мелкими осколочными бомбами представляло серьезную опасность. В войсках генерала М.И. Потапова, например, часто ощущался острый недостаток боеприпасов и горючего, которые не на чем было доставить на передовую. «К исходу 25 июня обстановка для 5-й армии резко ухудшилась» [19], — делал вывод военный историк генерал А.В. Владимирский.

Как следует из германских источников, 26 июня соединения 5-го авиакорпуса с 3 ч 40 мин до 20 ч 15 мин выполнили 360 вылетов, потеряв по разным причинам 21 машину (24 авиатора погибли или получили ранения), из которых 7 Не111 принадлежали эскадре KG55 [20]. Поскольку все немецкие истребители были заняты борьбой с советскими бомбардировщиками, то «юнкерсы» и «хейнкели» остались без прикрытия. Несмотря на это, они летали мелкими, в крайнем случае средними подразделениями (редко больше отряда) на малых высотах 500 — 1500 м. Бомбардировщики совершили налеты на аэродромы Овруч и Коростень, вели вооруженную разведку советских танковых колонн на подходе к Бродам, бомбили автотранспорт 6-й армии… Наибольшего внимания заслуживали рейд 18 Ju88 из I/KG51 на КП 15-го мехкорпуса южнее Топорув (западнее г. Броды), в результате которого была нарушена связь, получил тяжелую контузию комкор генерал И.И. Карпезо, и атаки экипажами KG54 железнодорожного сообщения на участке Сарны — Коростень специальными бомбами с замедлением, когда взрыв раздавался при прохождении рядом состава. Последнее соединение успешно действовало по тылам 5-й армии и правого фланга ЮЗФ, но тяжелое летное происшествие омрачило итоги дня: после сильного ливня не сработали тормоза у одного из приземлившихся «юнкерсов», он врезался в две другие стоящие на аэродроме машины, и все они вместе с экипажем сгорели до того, как подоспела помощь [21].

Не111 из 7/KG55 сбитый прямым попаданием зенитного снаряда в районе Львова 27 июня. Экипаж во главе с обер-фельдфебелем Грюндером считался пропавшим без вести

В конце июня большое место в общем объеме усилий люфтваффе занимали бомбардировки отходящих колоннами и в беспорядке войск; несколько суток подвергались воздействию с воздуха тылы советской 6-й армии западнее Львова (или Лемберга, как называли город немцы). Еще интенсивнее, чем в первые дни войны, люфтваффе стремились сорвать дневные перегруппировки наших войск. Также бомбились склады, станции снабжения, командные пункты. Последние, как правило, прикрывались достаточно сильными средствами ПВО, но это не останавливало германских летчиков.

Отмечая важную роль немецкой бомбардировочной авиации в исходе приграничного сражения, многие историки подчеркивали ее универсальность. «Бомбардировщики типа Не111 и Ju88 использовались для решения как стратегических задач, так и задач поддержки своих войск на поле боя, — писал А.В. Исаев. — При этом дальность этих двухмоторных бомбардировщиков конвертировалась в длительность «висения» над полем боя. «Юнкерсы» и «хейнкели» были самым страшным противником нашей артиллерии, еще до начала артиллерийской дуэли выбивавшим наши батареи. Еще более страшным противником они были для колонн автомашин на дорогах львовского выступа. Если войска в окопах и танки на исходных позициях — это «крепкий орешек», то толпы людей и автомашин в пробках и узостях выкашивались авиабомбами с устрашающей эффективностью» [22].

Все это так. Однако сами немцы были не в восторге от подобной универсальности, поскольку несли огромные, по их меркам, потери. Так, KG51 «Эдельвейс» насчитывала к концу июня только треть штатного состава (37 Ju88 из 92, которые имелись накануне вторжения). Летчик этого соединения В. Дирих (W. Dierich) вспоминал: «В эти июньские дни не вернулись на аэродромы многие старые, хорошо подготовленные экипажи, летавшие над Францией, Англией и Югославией. Многие в соединении задавались вопросом, стоила ли игра свеч, спрашивали, имеет ли Верховное командование люфтваффе право продолжать использовать их современные двухмоторные самолеты для непосредственной поддержки войск на поле боя и мириться с такими значительными потерями опытных экипажей?» [23].

Командование эскадр KG51, 54 и 55 полагало, что бомбардировщики следует применять не на поле боя, а в советском тылу и настало время перенести основные усилия на разрушение важнейших коммуникаций Юго-Западного фронта. Для поддержки же войск вермахта значительно лучше использовать пикирующие бомбардировщики, о чем командир 5-го авиакорпуса генерал Р. фон Грайм (R. von Greim) неоднократно докладывал в вышестоящие инстанции. 28 июня в журнале боевых действий группы армий «Юг» появилась запись: «4-й воздушный флот получит на усиление разведывательную эскадрилью и с 29.6 — эскадру пикирующих бомбардировщиков» [24].

В советских работах, посвященных начальному периоду войны, часто указывалось, что противник вел наступление методом танковых клиньев. Из них складывалось представление, будто на Восток двигалась сплошная стальная лавина, впереди которой шли мотоциклисты, по бокам — легкие танки, сзади — автомашины, тягачи, бронетранспортеры. Современные исследования российских историков дают несколько иное представление о моторизованной колонне: наступала немецкая танковая дивизия обычно (во всяком случае, на Украине) тремя колоннами причем левая и правая двигались уступом и после завязки боя с центральной колонной, они выходили вперед, стремясь нанести поражение противостоящим советским войскам ударами с флангов и тыла.

В бой, как правило, вступали не танки, а «боевые группы», куда входили подразделения танкистов, пехотинцев, саперов, связистов, артиллеристов (включая ПВО и ПТО). Входили в боевые группы и наземные офицеры люфтваффе из так называемых армейских отделов Koluft , чья задача состояла в составлении заявок на действие самолетов в вышестоящие штабы и организации взаимодействия с войсковой авиацией. Отлично налаженная связь помогала им ставить задачи перед экипажами ближних разведчиков, а те просматривали с воздуха советские позиции. Как правило, «хеншели» не углублялись за линию фронта больше, чем на 20–50 км, но своевременно обнаруживали скопления советской техники, артиллерийские позиции, траншеи и окопы, позволяя избегать многих неожиданных сюрпризов на пути наступления своих войск.

Действия дальних разведчиков, подчиненных штабу воздушного флота, корпуса или Верховному командованию люфтваффе были на Украине не столь активны, как, например, в Белоруссии. Экипажи преимущественно следили за маневрами резервных соединений Красной Армии на глубине до 400 км, но часто в рассматриваемый период залетали лишь на 50 — 100 км, стремясь понять замыслы нашего командования. Они систематически, днем и ночью просматривали загрузку основных железнодорожных магистралей, следили за работой мостов через Днепр. К их разрушению силами бомбардировочных эскадр по материалам разведывательных сводок командование 4-го воздушного флота приняло решение приступить в последних числах июня, чтобы воспрепятствовать эвакуации промышленных предприятий, мирного населения, материальных ценностей и переброске свежих резервов из восточных районов СССР.

Контрудары, проводившиеся советским командованием в последних числах июня, поддерживались не меньшими силами авиации, чем накануне. В донесении штаба ВВС ЮЗФ указывалось, что на ограниченном участке наша авиация выполнила 28 июня 400 самолето-вылетов, из которых примерно четверть пришлась на долю 19-й бад — экипажи вылетали утром и вечером, нанесли большой ущерб неприятелю. Они наблюдали прямые попадания в танки и автомашины, горящую станцию Ровно. Собственные потери составили один Ар-2 и два Як-2, еще один Як-2 был подбит своими «чайками», но сумел дотянуть до аэродрома, где совершил вынужденную посадку. Несомненно, неприятель, весьма пассивно противодействующий в тот день в воздухе, понес значительный урон. Это подтверждают и некоторые немецкие отчеты. Например, офицеры 11-й танковой дивизии вермахта при выдвижении к Острогу полагали, будто «советский противник, по меньшей мере здесь, имел абсолютное господство в воздухе» [25].

Одна из «чаек», оставленных при поспешном отходе

Подобные доклады вынудили германских штабистов еще раз попытаться оценить противостоящие им силы и потери русских. Согласно разведывательной сводке 4-го воздушного флота, составленной 1 мая 1941 г., западнее Киева в распоряжении большевиков имелось 789 боевых самолетов (425 истребителей, 252 бомбардировщика, 36 разведчиков и 76 самолетов других типов, среди которых имелось несколько десятков штурмовиков «Валти», ДИ-6 и машин «современных образцов») [26]. Сообщалось также о базировании вблизи Киева эскадрильи мощных четырехмоторных гигантов ТБ-7.

Вскоре после начала боевых действий штаб 5-го авиакорпуса подготовил сводку о том, что с 22 по 25 июня 1941 г. экипажи соединения совершили 1600 вылетов с пересечением линии фронта, атаковали 77 аэродромов и уничтожили 777 русских самолетов на земле и еще 136 в ходе воздушных боев [27]. Казалось, от русской авиации на данном направлении не должно было ничего остаться. Но, несмотря на такие успехи, численность авиационной группировки ВВС ЮЗФ по-прежнему была значительно больше, чем имели на данном направлении немцы. Штабистам оставалось только решить, какие доклады не соответствуют действительности.

В конце рассматриваемого периода был сделан вывод о том, что перед войной противник на Украине был недооценен германской разведкой. На совещании в штабе группы армий адъютант Гитлера полковник Шмудт сообщил, что «фюрер полностью сознает сложность стоящей перед группой армий «Юг» задачи и, как только в полосе группы армий «Центр» будет достигнут решающий успех, поможет ей переброской дополнительных резервов сухопутных сил и переносом основных усилий ВВС на южное направление» [28].

Боевые действия первых дней войны дорого обошлись частям 4-го воздушного флота и войсковой авиации. До конца июня потери самолетов, которые подлежали списанию или требовали серьезного ремонта, над Правобережной Украиной можно оценить в 150–160 самолетов всех типов (84 машины из 5-го авиакорпуса погибли за линией фронта или считались 100 %-ной потерей по немецкой классификации, включая один Не111, сбитый по ошибке своими истребителями). Для восполнения потерь требовалось значительное время. Обещанная в качестве пополнения эскадра StG77 перебазировалась из Южной Польши в Румынию только в начале июля, поступив к тому же в распоряжение 4-го авиакорпуса; до 20-х чисел месяца соединение не принимало участия в боях на киевском направлении. А штабной отряд и группа I/JG53 действительно перелетели 30 июня из Белоруссии в Хотин, а затем в Дубно, на территорию Украины. Но даже с учетом вновь прибывших в составе 5-го авиакорпуса в первых числах июля имелось примерно 250 самолетов (без учета приданных дальних разведчиков и транспортных машин).

Несравнимо более тяжелые испытания выпали на долю авиаторов ВВС КОВО. По составленным «по горячим следам» документам весьма трудно установить истинную убыль нашей авиации на данном направлении. Так, сообщая в верха, что «политико-моральное состояние летно-технического состава исключительно высокое, летный состав проявляет массовый героизм в борьбе с немецко-фашистской авиацией», начальник управления пропаганды Юго-Западного фронта бригадный комиссар А.И. Михайлов отметил: потери до конца июня составили 354 самолета и 474 авиатора убитыми и ранеными; в строю осталось 359 боеготовых самолетов и 209 машин, нуждающихся в ремонте [29]. Спрашивается, а куда делись еще более 1000 боевых самолетов?!

Более достоверную информацию дает отчет штаба ВВС Юго-Западного фронта. Согласно этому документу, наша авиация понесла боевые потери в 697 самолетов, а общие — 911 машин [30]. В отличие от западного направления, где с каждым днем войны потери советской стороны на аэродромах сокращались практически в геометрической прогрессии, на Юго-Западном фронте летчики люфтваффе весьма успешно поражали наши машины на земле в течение всего июня — жертвами авианалетов стали 304 самолета. По крайней мере, 276 самолетов были брошены или подорваны на приграничных аэродромах своими войсками при поспешном отступлении, а 214 машин пришлось списать в результате аварий или катастроф.

Большинство оставленных на аэродроме советских самолетов находились в исправном состоянии

Отмечая успешные действия ряда авиаполков, таких как 23-й иап полковника А.И. Сидоренко, 33-й бап полковника Ф.С. Пушкарева, 94-й бап полковника Николаева и некоторых других, командующий ВВС Юго-Западного фронта и штабы зафиксировали случаи, когда группы бомбардировщиков без потерь отбивали атаки «мессершмиттов»: 25 июня, например, все 16 Пе-2 из 48-го бап благополучно вернулись из района Бродов, сбив оборонительным огнем три неприятельских истребителя. Но чаще наша авиация несла тяжелые потери, из отдельных вылетов не возвращалось более половины машин. Наиболее сильно пострадали бомбардировочные полки, для которых особенно губительными оказались действия одиночными самолетами и отдельными звеньями; в этом случае оказывалось чрезвычайно трудно отбивать атаки «мессершмиттов». Например, с 24 по 27 июня в 136-м бап 19-й бад недосчитались 17 Як-2 и 5 Як-4, в 52-м бап 62-й бад — 16 СБ (еще 2 Пе-2 погибли в катастрофе и аварии), в 93-м дбап 18-й ад не вернулся 21 ДБ-3ф, а из 11 И-153 62-го шап 63-й сад осталось 2 машины, которые передали в другую часть, — полк же отправили на переформирование [31]. В результате на 30 июня в составе ВВС Юго-Западного фронта осталось 837 истребителей, бомбардировщиков, разведчиков и штурмовиков [32].

В должность командующего ВВС фронтом 1 июля вступил генерал-лейтенант Ф.А. Астахов. По мнению нашего военного руководства, это была подходящая кандидатура для организации боевых действий на одном из важнейших направлений в трудное время. Перед войной Федор Алексеевич был заместителем начальника Военно-воздушными силами КА, возглавлял Управление вооружения и снабжения ВВС. К тому же, он до назначения Е.С. Птухина почти год руководил ВВС КОВО, хорошо знал театр военных действий, многих командиров соединений и частей. Несмотря на большой опыт, полученный полковником С.В. Слюсаревым, в частности в Китае, когда он успешно руководил действиями «эскадрильи крейсеров (СБ)», все-таки ему было трудно управлять тысячами подчиненных, среди которых имелись и генералы. Слюсарев стал заместителем командующего ВВС ЮЗФ, а Астахов в первые же дни после вступления в должность постарался проанализировать основные недостатки в действиях наших летчиков. Среди главных — неподготовленность частей и соединений к отражению внезапных налетов вражеских самолетов, выводу из-под удара материальной части и личного состава. В трудных условиях командиры не смогли организовать боевую работу в соответствии со сложившейся обстановкой.

Однако в то время как на других фронтах командующие и штабы преувеличивали потери неприятеля, временами значительно, на Правобережной Украине данные о наших успехах можно считать заниженными. По оперсводкам, в течение июня 1941 г. соотношение потерь в воздушных боях определялось как 1 к 7,2 (25 сбитых немецких против 180 советских) [33]. Материалы отчета, весьма вероятно, усугубили положение арестованного к тому времени генерала Е.С. Птухина.

Проигрыш приграничного сражения дорого обошелся и наземным войскам. Несмотря на героизм, мужество, самоотверженность отдельных бойцов и командиров, успешные действия некоторых частей, противник смог нанести жестокое поражение пехотинцам, танкистам, кавалеристам, артиллеристам, на 75–80 % уничтожил материальную часть механизированных корпусов. Основная причина неудач и потерь видится в недостаточной оперативной подготовке высшего командного состава. В первые дни войны им не удалось организовать взаимодействие родов войск. Многие из тех, кто был на хорошем счету у руководства страны и армии, растерялись, что стоило тысяч человеческих жизней наших бойцов и командиров.

Отдельные представители высшего звена фронтового руководства быстро осознали свою личную ответственность за случившееся, и среди них член Военного совета КОВО Н.Н. Вашутин. Этот известный политработник на одном из предвоенных совещаний торжественно заверял С.К. Тимошенко: «Проводимая Вами, тов. народный комиссар, по указанию тов. Сталина перестройка системы обучения и воспитания Красной Армии основными кадрами КОВО встречена с огромным удовлетворением» [34]. Воочию увидев неспособность «перестроившихся кадров» и тех, кто их перестраивал, корпусной комиссар застрелился вскоре после начала боевых действий.

В экстремальных условиях выявились все имевшиеся недостатки в выучке наземных войск и авиации. К сказанному надо добавить слабую подготовку работников штабов. И без того недостаточно четко налаженная связь нередко нарушалась противником, заблаговременно засланными на нашу территории диверсантами. Поэтому для многих приграничных частей сигналом боевой тревоги явились разрывы бомб противника в их расположении.

Отозванный на четвертый день войны в Москву, генерал армии Г.К. Жуков оттуда продолжал руководить действиями войск Юго-Западного фронта. Георгий Константинович, несомненно, понял: общая боеготовность нашей армии оказалась значительно ниже боеготовности германской. Еще через день он отдал первые приказания относительно подготовки Киева к обороне. Ответственным за защиту города назначался командующий 19-й армией генерал И.С. Конев, которому подчинялись все части Киевского укрепрайона (УР).

Ставка Главного командования 30 июня приказала войскам Юго-Западного фронта организованно отходить к укреплениям старой государственной границы, где «опираясь на УРы организовать упорную оборону полевыми войсками с выделением в первую очередь артиллерийско-противотанковых средств». Следовательно, главную угрозу представляли немецкие танки. Тимошенко, Сталин и Жуков (именно в такой последовательности они подписали директиву) ставили следующие задачи перед ВВС фронта: «Авиации прикрыть отход войск путем усиленной бомбежки соединений противника и прикрытием наших войск истребителями. Предусмотреть своевременное перебазирование» [35].

Р-10 из 7-й отдельной раэ. Окрестности Киева

Данный текст является ознакомительным фрагментом.