Глава шестая. Отнюдь не праздная жизнь

Глава шестая. Отнюдь не праздная жизнь

О любви небесной и земной

Практически до самого тринадцатого века монастыри в Англии не разделялись четко на мужские и женские. Они были смешанными. Вернее, жили монахи и монахини, чаще всего, в разных помещениях, но работали вместе и над общими делами. Известна теснейшая дружба между монахиней Кристиной Маркейт и аббатом крупного монастыря Сент-Олбанс Джеффри де Камом, жившими в 1100-х годах.

История Кристины невероятно драматична. Дочь богатых англосаксов, она была просватана метящими высоко родителями за норманна. Ничего исключительного, такие браки заключались тогда повсюду и весьма поощрялись правительственной политикой. В данном случае, к величайшему сожалению всех вовлеченных сторон, невеста категорически отказалась от лестного союза. Не то, чтобы жених был ей как-то особенно противен, нет. Косвенные доказательства говорят за то, что этот норманн оказался человеком более чем приличным. Просто Кристина вообще не намеревалась выходить замуж. Она была твердо настроена остаться девственницей и принять монашество.

По тем временам стать чьей-то женой в Англии было крайне просто. Достаточно было обменяться в присутствии свидетелей (или даже без них) изъявлениями намерений и подкрепить их телесной близостью. Такой брак считался действительным и признавался таковым церковными авторитетами. Поскольку брак Кристины был решен приватно, она оказалась перед лицом закона замужней женщиной. Формально от нее ожидалось, конечно, какое-то изъявление согласия, но семья девушки была твердо намерена не обращать внимания на «девичьи глупости», поэтому слушать ее отказы просто никто не стал. Тем не менее, с точки зрения того же закона брак был проблематичен. По какой-то причине свежеиспеченный муж самоустранился от проблемы, заключающейся в том, что Кристина наотрез отказалась делить с ним постель. То есть их союз оказался незавершенным, по причине чего мог быть аннулирован решением епископального суда. Вполне возможно, что сам муж просто искал через брак связей с коренным дворянством страны, не испытывая личного интереса к оказавшейся такой упрямицей девушке. Или просто понятия не имел о том, что его «жена» вовсе не хочет быть женой.

Во всяком случае, он не принял участия в том прессинге, который обрушила на Кристину ее собственная семья. Девушку избивали, таскали по дому за косы, пытались влить ей в горло вино и даже срывали с нее перед мужем одежды, предлагая тому просто изнасиловать супругу. Честь Кристины спасло, очевидно, чувство собственного достоинства этого мужчины, который, скорее всего, и нашел выход из патовой ситуации. В один прекрасный день Кристина просто исчезла. Как выяснилось гораздо позже, почти через четыре года (именно столько времени занял процесс аннулирования брака), ее спрятал некий Роджер, дьякон из аббатства Сент-Олбанс, что было бы практически невозможно, если бы муж Кристины не был бы «соучастником».

Можно почти не сомневаться, что Кристина Маркейт и Джеффри де Кам были знакомы еще до того, как она стала монахиней, что дьякон аббатства действовал с ведома аббата, и очень вероятно, что само решение Кристины стать монахиней объяснялось тем, что она хотела быть рядом с человеком, которого любила. Впрочем, все это – романтические домыслы, конечно, хотя и косвенно подтверждающиеся словами самой Кристины, которые будут приведены ниже. На самом деле известно лишь то, что персонально для Кристины в Маркейте было основано небольшое аббатство, которое финансировалось из аббатства в Сент-Олбанс. Кстати, Джеффри де Кам открыл при своем аббатстве первый в Англии лепрозорий, так что человеком он был вполне достойным.

Для нас необычным может показаться то, что по моральным установкам тех далеких времен монахам вовсе не возбранялось искать в сестрах по вере источники вдохновения и божественной любви. Да и сами сестры зачастую жили в городах просто полурелигиозными сообществами. Любить вполне дозволялось, грешить с объектом любви – нет. И вовсе не потому, что церковь тех лет относилась к сексу брезгливо. Дело в Англии одиннадцатого-двенадцатого веков и даже позже обстояло в этом плане с точностью до наоборот. Просто монашество тогда рассматривалось служением, персональным решением обратить свою человеческую страсть в русло божественной любви. Было бы наивным утверждать, что все отношения всегда оставались безгрешными. При самом горячем стремлении управлять своими плотскими желаниями кому-то это удается, а кому-то нет. Довольно много средневековых миниатюр гривуазного содержания изображают монаха и монахиню, и слишком много сохранилось о них средневековых анекдотов, чтобы списать все это просто на грязное воображение мирян.

В тринадцатом веке ситуация с женскими монастырями резко изменилась, и в этом оказался «виноват» не кто иной, как Франциск Ассизский. Около 1209 года св. Клара, тогда еще Чиара Оффредучио, примкнула к его движению при обстоятельствах, которые очень напоминают историю Кристины Маркейт. Франциск сам постриг девушку в монахини. Причем если в Англии норманны с первых же дней ввели железную бюрократию, при помощи которой кривду можно было исправить на правду, то в Италии того же периода дело с правопорядком обстояло намного своеобразнее. Франциск устроил Клару, ее сестру и еще несколько женщин в Сен-Дамиано, за высокие стены, и там они остались навсегда – в безопасности, но совершенно изолированными от мира.

Очевидно, в Европе религиозные организации и их вожди к тринадцатому веку достаточно дозрели до мысли, что человеческая натура – штука сложно управляемая и что женщин безопаснее боготворить на расстоянии. И нельзя сказать, чтобы женщины протестовали против такого отделения женских монастырских организаций в самостоятельные единицы. До норманнов в Англии было всего около девяти женских монастырей. В последующие за битвой при Гастингсе пятьдесят лет были основаны еще семь. Но вот за один только двенадцатый век монастырей появилось, как грибов в сезон: клюнийские, цистерцианские, гильбертинские, августинские, госпитальерские, премонстрантские, фонтеврольдинские, аррузианские, бенедиктинские… Причем единственно английскими из них были гильбертинские, а единственными, поддерживающими связь с Орденом, были только только два клюнийских.

Остальные «монастыри» представляли собой самые невообразимые женские коммуны, организованные иногда экзальтированными барышнями, иногда – амбициозными девами, жаждущими управлять. Одним словом, кем угодно, кто хотел организовать «сестринство» и умел найти для него источник материальной поддержки и покровителей. Например, группа женщин в Халивелле называла себя то грегорианками, то августинками – в зависимости от вкусов покровителей и благотворителей.