«Роснано» и Сколково: решение или агония?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Роснано» и Сколково: решение или агония?

Многие страны пытались запустить предпринимательские технологии «извне», за счет различных хайтек-программ и центров, и большинство этих попыток потерпели неудачу. Существует обширная литература, анализирующая эти инициативы. Один из авторов, профессор Гарвардской школы бизнеса Джош Лернер, назвал их «бульваром несбывшихся надежд» и описал, как Малайзия, Франция, Дубаи и Норвегия выбросили сотни миллионов долларов на ветер в бесплодной попытке скопировать калифорнийскую Кремниевую долину или бостонский хайтек-коридор Route 128{235}. Тем не менее некоторые другие страны, такие как Сингапур, Израиль, Индия и Китай, кажется, добились в этом некоторого успеха. В каком сегменте спектра – от провала до успеха – окажется Россия?

Усилия России не внушают оптимизма по нескольким причинам. «Роснано» и Сколково – это инициативы, спущенные сверху, регулируемые государством, тогда как основная часть деятельности Кремниевой долины и коридора Route 128 начиналась, наоборот, снизу (хотя и при поддержке государства, особенно за счет контрактов с военной промышленностью).

Научно-технический совет «Роснано» и Консультативный научный совет фонда «Сколково» состоят из известных ученых и менеджеров. Как показывает практика, такие люди не демонстрируют хорошие результаты в прогнозировании будущих трендов в развитии технологий. Здесь могут оказаться полезными несколько примеров из истории. Всего за восемь лет до того, как производители велосипедов братья Орвил и Уилбур Райт подняли в воздух свой аэроплан, президент Королевского общества Великобритании лорд Кельвин убеждал: «Создать летающие машины тяжелее воздуха невозможно». Томас Уотсон, председатель совета директоров компании IBM, сказал в 1943 году: «Думаю, что есть мировой рынок примерно для пяти компьютеров». Билл Гейтс, компания Microsoft, сказал в 1981 году: «Никому не понадобится больше 637 Кбит памяти для персонального компьютера – 640 Кбит должно быть достаточно для любого». Проекты в области высоких технологий, которые развивает российское правительство, слишком зависят от высокопоставленных людей и не оставляют достаточной свободы молодым бунтарям, которые зачастую и совершают технологические прорывы.

Когда MIT начал сотрудничество с фондом «Сколково» в вопросе создания университета, американская сторона предложила скопировать базовую организационную структуру Массачусетского технологического института, в которой объединен образовательный процесс: обучение студентов, работа аспирантов, докторантов, – и проведение исследовательской деятельности на факультетах. Российская сторона отказалась от этого предложения и настояла на том, что новый университет – Сколковский институт науки и технологий – должен быть ориентирован на студентов не ниже чем со степенью бакалавра, там не должны обучаться студенты младших курсов. Однако именно более молодые студенты зачастую обладают наиболее выраженными предпринимательскими качествами. Поразительный факт заключается в том, что многие крупнейшие хайтек-компании в США были основаны людьми, которые бросили учебу в университетах ради того, чтобы развивать и в конечном счете коммерциализировать свои идеи. Среди них были Билл Гейтс (Microsoft), Ларри Эллисон (Oracle), Майкл Делл (Dell), Стив Джобс (Apple), Марк Цукерберг (Facebook), Джавед Карим (YouTube), Пол Аллен (Microsoft). Сергей Брин и Ларри Пейдж (Google) также не окончили обучение, только уже в аспирантуре. Таких примеров слишком много, чтобы они оказались случайными. К тому моменту, когда студенты достигают образовательных вершин, они часто теряют энтузиазм и желание сделать что-то совершенно новое, которое движет ими на ранних этапах. Студенты-аспиранты и докторанты должны держаться в рамках системы, чтобы получить научные степени, часто они вынуждены заниматься исследованиями, которые рекомендуют им их профессора. Образ же мышления молодых студентов на первых курсах бывает куда более оригинальным.

Еще одной причиной для беспокойства за Сколково является мотивация различных партнеров этой инициативы, особенно иностранных партнеров. Почему такие компании, как Intel, Cisco или Samsung, хотят инвестировать большие суммы в Сколково? Они заинтересованы, что вполне естественно и правильно, в продвижении собственных компаний, а для этого хотят получить доступ к кадрам и идеям по всему миру (у них есть подобные соглашения со многими странами). Вероятно, они скорее добьются удовлетворения своих собственных интересов, чем помогут России стать высокотехнологичной мировой державой. Несомненно, в Сколкове появятся некоторые инновационные идеи. Но где эти идеи найдут промышленное применение: в России, с ее очень слабым инвестиционным климатом, массой законодательных и политических барьеров, или в офисах этих международных корпораций? Как недавно отметил Дэниел Трейзман в своем анализе российских попыток модернизации: «Для роста гораздо важнее не то, где впервые появились новые идеи, а где они развиваются. И он зависит не столько от интеллектуального потенциала ученых или объема государственного финансирования исследований, сколько от качества бизнес-среды»{236}.

Всемирный банк в 2012 году поместил Россию на 120-е место (из 183 стран) в ежегодном рейтинге «Ведение бизнеса» (Россия заняла 178-е и 183-е места соответственно по таким показателям, как «Получение разрешений на строительство» и «Подключение к системе электроснабжения»){237}.

Без кардинального улучшения российского бизнес-климата такие инициативы, как Сколково, гораздо больше будут помогать иностранным партнерам, чем самой России. Известный российский экономист недавно отметил, что в России нет «конечных пользователей, получающих выгоду от высокотехнологичных продуктов». Он призвал государство проводить «дружественную по отношению к бизнесу политику»{238}.

Похожая тенденция распространяется и на сотрудничество со Сколковом MIT и других западных университетов. Преподаватели ведущих исследовательских университетов на Западе всегда ищут молодых талантливых студентов, которых они могли бы пригласить в свою исследовательскую команду в родном университете. Если профессор MIT предложит молодому российскому ученому, с которым он познакомился в Сколкове, грант на проведение исследований в MIT или позицию в команде исследователей в MIT, как поступит этот молодой российский ученый? Всегда существует опасность утечки мозгов и, как следствие, недовольства российской стороны.

«Роснано» и Сколково больше приспособлены к идентификации значимых технических идей, чем к оценке условий рынка. Вывод новых технологий на рынок определяет успех коммерческих технологий в большей степени, чем, собственно, техническая изобретательность. В Сколкове иностранные компании и университеты обещают научить российскую сторону менеджменту и анализу рынка, но когда появляется перспективная инновационная разработка, кто с большей вероятностью найдет для нее лучшую рыночную нишу – русские или иностранцы? А кто получит от этого выгоду?

На Санкт-Петербургском экономическом форуме в июне 2012 года Анатолий Чубайс, возглавляющий «Роснано», неожиданно откровенно признался, что «Роснано» теряет огромные суммы денег и совершает ошибки в процессе своей деятельности по поддержке нанотехнологий{239}. Он привел четыре причины этих неудач: 1) менеджеры «Роснано» не успевают идти в ногу со временем с точки зрения развития нанотехнологий; 2) была выбрана ошибочная бизнес-модель; 3) ситуация на рынке не соответствует ожиданиям; 4) были неадекватно оценены риски, сопряженные с развитием науки и технологий. Критики «Роснано» немедленно ухватились за признание Чубайса и указали на то, что, несмотря на невыполнение поставленных целей, высшее руководство «Роснано» существенно обогатилось: в 2011 году семь топ-менеджеров «Роснано» получили в качестве денежного вознаграждения 492 млн руб. (около 16 млн долл.){240}.

Три аспекта, в которых Сколково особенно уязвимо, это коммерциализация, права на интеллектуальную собственность и утечка мозгов.

Декларируемая цель российского правительства, почему оно тратит такие средства на Сколково, заключается в модернизации российской экономики, снижении ее зависимости от добывающих секторов и трансформации в экономику знаний и высоких технологий. Однако, как показано в этой книге, успех коммерческого внедрения технологий в значительной степени зависит от внешних факторов за стенами лаборатории (политика, социальные барьеры, инвестиционный климат, коррупция и т. д.). Поэтому микротехнический центр, каковым является Сколково, какими бы талантливыми ни были его ученые и студенты, вероятнее всего, будет иметь в целом ограниченный коммерческий успех.

Споры по поводу прав на интеллектуальную собственность практически наверняка будут разрушительными для Сколкова. Давайте предположим, чисто гипотетически, что совместная исследовательская команда MIT и российских ученых выступила с идеей, которая имеет настоящий коммерческий потенциал. Будут ли все права на интеллектуальную собственность принадлежать российской стороне или они будут поделены между американскими и российскими учеными? В соглашении между MIT и Сколковом этой проблеме уделена не одна страница, но ни одно из приведенных там положений не было протестировано на практике. Согласно заявлению Алексея Ситникова, вице-президента по управлению и развитию Сколковского института науки и технологий, российская сторона в процессе переговоров изначально хотела получить «все права», но сторона MIT настояла на варианте соглашения, в котором признание прав на интеллектуальную собственность будет зависеть от того, где проводилось исследование и кто внес основной вклад{241}. Если финансовые ставки будут велики, подобная неопределенность обеспечит поле битвы для юристов. Вполне вероятно возникновение непонимания и недовольства друг другом.

И наконец, проекты будет преследовать утечка мозгов. Предполагается, что российские студенты Сколтеха будут проводить долгое время в MIT в США. Преподавание в Сколкове будет вестись на английском языке. Когда эти русские студенты, владеющие английским языком, станут перспективными молодыми учеными, вполне вероятно, что лучшие из них получат предложения о работе за рубежом, из MIT или откуда-то еще. И вновь вполне вероятно возникновение непонимания и недовольства друг другом.

Самым серьезным недостатком проектов фонда «Сколково» и «Роснано» является то, что оба они нацелены на совершенствование технологий без изменения общества, в котором должны развиваться эти технологии. Это именно тот недостаток, который преследовал российские усилия по модернизации на протяжении трех сотен лет: российские лидеры концентрируются на развитии новых технологий, а не на реформировании общества таким образом, чтобы передовые технологии могли развиваться и поддерживаться в нем самостоятельно. Урок, который преподала история России, если мы еще этого не поняли, заключается в том, что успешная технологическая модернизация зависит от характеристик общества, в котором она предпринимается, в гораздо большей степени, чем от отдельных технологий, какими бы современными они ни являлись на момент внедрения. Без глубоких социальных реформ, которые сделают российское общество более открытым, восприимчивым, свободным и стимулирующим, отдельные технологии будут иметь лишь частичный эффект с точки зрения модернизации. Они будут действовать лишь некоторое время, а затем устареют. Российское общество в том формате, в котором оно существует сегодня, вероятнее всего, не сможет восстановить эти технологии самостоятельно. И вновь российское правительство будет вынуждено спасать ситуацию путем прямого регулирования сверху. России пока еще не удалось выбраться из своей многовековой ловушки скачкообразной модели развития.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.