3. Октябрьская революция и приход большевиков к государственной власти

3. Октябрьская революция и приход большевиков к государственной власти

Курс на социалистическую революцию в России, ясно и определенно сформулированный В.И. Лениным в «Апрельских тезисах», и закрепленный сначала в решениях Апрельской конференции, а затем и VI съезда партии, как мы могли уже убедиться, был выработан и принят в обстановке отнюдь не полного единодушия в среде самих большевиков. Более того, в определенном смысле он стал закономерным итогом самой острой и напряженной борьбы прежде всего в самих верхах большевистской партии. Мотором и главной движущей силой, которая направляла деятельность партии на всемерную подготовку к социалистической революции, — а в тогдашних условиях речь могла идти прежде всего о взятии власти путем организации массовых выступлений, а в конечном итоге вооруженном выступлении, — этой политической и интеллектуальной силой был В.И. Ленин.

Споры о характере и причинах Октябрьской революции начались, собственно говоря, даже раньше, чем она сама началась. Не прекращаются они и до сих пор, принимая подчас формы непримиримых идеологических и политических баталий. В наше безвременье они обрели даже особую обостренность и ожесточенность. Вот почему мне представляется уместным привести достаточно обширную оценку, которую дает американский автор А. Рабинович в своей книге «Большевики приходят к власти». Книга эта, опубликованная в 1976 году и вышедшая в русском переводе в России в 1989 году, написана на базе огромного массива источников и литературы. Автор стремился сохранять максимальную объективность и избегать тенденциозного подхода, при котором реальные факты и обстоятельства заранее подгоняются под заранее определенную схему. В итоге мы получаем исследование, формально отвечающее критериям научного плана, а на самом деле являющееся очередной, пусть и облеченной в научную форму, фальсификацией. Так вот, книга А. Рабиновича выгодно отличается в этом отношении от многих западных и нынешних российских публикаций по данной тематике. Хотя, — и это надо специально подчеркнуть, — автор не питает никаких симпатий к большевикам, и тем более не является апологетом их политики.

А. Рабинович в своей книге делает следующий вывод: «Тщательное исследование в указанном направлении заставило меня подвергнуть сомнению основные выводы как советских, так и западных историков относительно положения в партии большевиков и источников ее силы в 1917 году, а также самого характера Октябрьской революции в Петрограде. Если советские историки объясняют успех Октябрьской революции исторической неизбежностью и наличием сплоченной революционной партии во главе с Лениным, то многие западные ученые рассматривают это событие либо как историческую случайность, либо — чаще — как результат хорошо подготовленного государственного переворота, не имевшего значительной поддержки масс. Я, однако, считаю, что исчерпывающее объяснение захвата большевиками власти намного сложнее, чем любая из этих предлагаемых интерпретаций.

Изучая по документам той эпохи настроения и интересы фабрично-заводских рабочих, солдат и матросов, я обнаружил, что их стремлениям отвечала выдвинутая большевиками программа политических, экономических и социальных реформ, в то время как все другие главные политические партии России были основательно дискредитированы из-за их неспособности осуществить значительные реформы и нежелания немедленно прекратить войну. В результате провозглашенные большевиками цели пользовались в октябре 1917 года поддержкой широких масс.»[628].

Для Сталина, как, кстати, и для любого мало-мальски объективного наблюдателя за ситуацией в тогдашней России, было более чем очевидно: новая власть в лице Временного правительства, постоянно раздираемая внутрипартийными склоками и противоречиями, не была в состоянии разрешить ни один из вопросов, вызвавших февральский революционный взрыв. Консервативные силы старого порядка — прежде всего монархисты — находились в состоянии глубокой политической прострации и не обладали ни реальным, ни моральным весом, чтобы восстановить монархию. К самому Временному правительству они относились не только с глубочайшим недоверием, но и откровенным презрением. Словом, представители старого порядка были деморализованы и не представляли собой серьезной социально-политической силы, способной повернуть ход истории вспять.

С свою очередь, буржуазные круги, рассматривавшие Временное правительство главным выразителем своих социально-политических устремлений, также не могли испытывать восторгов по поводу управления страной со стороны Временного правительства. Само это правительство переживало один кризис за другим, оно не обладало ни твердостью, ни решимостью в полной мере овладеть ситуацией, взять ее под свой контроль. И дело сводилось не только и не столько к личным качествам тех лиц, которые возглавляли правительство или входили в его состав на различных этапах развития ситуации. Такая диспозиция являлась объективным отражением сложной и противоречивой социально-политической ситуации в самой стране, в армии, в деревне, в крупнейших экономических и политических центрах страны — Петрограде и Москве.

Довольно субъективную и подчеркнуто эмоциональную, но в целом весьма красочную картину, характеризовавшую тогдашнюю ситуацию в России, дает в своей книге С. Дмитриевский, бывший эсер, затем меньшевик, а потом большевик, ставший в начале 30-х годов невозвращенцем и издавший в 1931 году в Берлине книгу о Сталине. Он пишет в ней:

«Везде и надо всем царит улица. Беспокойная, суетливая, непонятная, сама еще ничего не понимающая, распутная, ленивая, трусливая и озорная улица большого города и большой неожиданной революции. Всюду толпы, крики, речи, кой-где выстрелы, брань, кружатся обрывки газетной бумаги, воззваний, хрустит шелуха семечек, дымят бесчисленные папиросы, кружатся в воздухе непонятные, непрожеванные призывы, увещания, просьбы. Улица, гнусная и грязная улица надо всем. Она затопляет учреждения, ее шум, нестройный и разноголосый, отдается в правительственных дворцах, влияет там на мысль и действие, делает и их неясными, нестройными. Полный хаос. Полная неразбериха. Все есть — и нет ничего. Нет государства, нет правительства, нет России. Безвременье…

И только на широких просторах крестьянской земли еще тишина. Там выжидают.»[629]

Советы рабочих и солдатских депутатов, претендовавшие на роль альтернативной государственной власти, также переживали сложный и противоречивый период в своем становлении и развитии. В них шла борьба между различными политическими партиями, осью которой являлось соперничество между меньшевиками, эсерами и другими соглашательскими партиями, с одной стороны, и большевиками, с другой. В целом шел непрерывный процесс полевения Советов, что упрочивало позиции большевиков в них и позволяло использовать сами Советы в качестве важнейшего инструмента в борьбе за завоевание политической власти в стране.

Существовавшая в России на протяжении определенного отрезка времени система двоевластия, на мой взгляд, лишь с некоторой натяжкой может быть названа таковой. Действительно, функционировали и Временное правительство, и Советы. Но наряду с ними существовали и другие полулегальные — полунелегальные системы и органы власти как в городах, так и в сельской местности. Можно сказать, что система двоевластия дополнялась системой безвластия, причем последняя порой проявляла себя с гораздо большей эффективностью.

Июньский, и особенно июльский, кризисы во всей наготе обнажили сложность, неустойчивость, а порой и несуразность положения. Страна семимильными шагами двигалась к национальной катастрофе, к своему государственному распаду. Силы контрреволюции решили воспользоваться июльскими событиями, чтобы нанести большевикам поражение и выкорчевать их с политического поля России. Однако исторический момент властями был упущен: сделать это было уже невозможно. Советы, лишившись власти (в той степени, в какой они ею обладали), тем не менее не превратились всего лишь в историческое воспоминание. По мере роста политического противостояния классовых сил в стране, и в Петрограде в особенности, по мере того, как все яснее обнажалась природа Временного правительства — власти буржуазных реакционных кругов, стремившихся остановить ход революции и восстановить в тылу и на фронте «твердый порядок», — по мере развития этих и других столь же важных процессов позиции революционных левых сил в Советах становились все прочнее. Вес и влияние социал-соглашателей соответственно уменьшались.

Фактором первостепенного значения явилось и пробуждение деревни. Крестьяне (в том числе и одетые в солдатские шинели, а они составляли большинство в армии), уставшие слушать многочисленные обещания правительства решить, наконец, два центральных вопроса революции — вопрос о мире и вопрос о земле, — стали пробуждаться к активной политической деятельности. Начались захваты земель, поджоги помещичьих усадеб и т. п. эксцессы. Такие эксцессы в истории России чаще всего являлись предвестниками наступления социально-политической бури.

Все эти процессы, взятые в своей совокупности, однозначно свидетельствовали о резком полевении общего политического настроя в стране. Это не могло не внести существенных изменений в политическую стратегию и тактику основных противоборствующих сил.

Буржуазно-помещичьи круги, сознавая всю шаткость и непредсказуемость положения, предприняли ряд мер для укрепления своих позиций, для консолидации власти. Несмотря на некоторые различия в стратегии и тактике, эти меры ориентировались на ужесточение режима власти. Причем нужны были спешные шаги, поскольку стремительный ход событий мог опрокинуть любые расчеты.

Вся деятельность партии большевиков была нацелена на реализацию решений съезда партии, взявшего курс на социалистическую революцию. Надо отдать должное, что большевики действовали отнюдь не прямолинейно, не с открытым забралом, не подставляли себя под неизбежные удары правительства, — а июльские события показали, что за такими ударами дело не станет. Они проводили повседневную и активную работу в массах, расширяя с каждым днем число своих сторонников и сочувствующих им.

Позднее, в середине 20-х годов, в период острой полемики с Троцким, Сталин следующим образом обрисовал главные черты тактики большевиков: «Характерной чертой этого периода нужно считать быстрое нарастание кризиса, полную растерянность правящих кругов, изоляцию эсеров и меньшевиков и массовую перебежку колеблющихся элементов на сторону большевиков. Следует отметить одну оригинальную особенность тактики революции в этот период. Состоит она, эта особенность, в том, что каждый, или почти каждый, шаг своего наступления революция старается проделать под видом обороны. Несомненно, что отказ от вывода войск из Петрограда был серьёзным шагом наступления революции, тем не менее это наступление было проделано под лозунгом обороны Петрограда от возможного наступления внешнего врага. Несомненно, что образование Военно-революционного комитета было ещё более серьёзным шагом наступления на Временное правительство, тем не менее оно было проведено под лозунгом организации советского контроля над действиями штаба округа. Несомненно, что открытый переход гарнизона на сторону Военно-революционного комитета и организация сети советских комиссаров знаменовали собой начало восстания, тем не менее эти шаги были проделаны революцией под лозунгом защиты Петроградского Совета от возможных выступлений контрреволюции. Революция как бы маскировала свои наступательные действия оболочкой обороны для того, чтобы тем легче втянуть в свою орбиту нерешительные, колеблющиеся элементы. Этим, должно быть, и объясняется внешне-оборонительный характер речей, статей и лозунгов этого периода, имеющих тем не менее глубоко наступательный характер по своему внутреннему содержанию.»[630].

Со своей стороны, правительство предприняло ряд мер по овладению ситуацией в стране и укреплению своих позиций. Одним из шагов в этом направлении стало Государственное московское совещание, состоявшееся 12–15 (25–28) августа 1917 г. под председательством А.Ф. Керенского. В этом совещании принимали участие представители крупных землевладельцев, промышленников, купцов, генералов, высшего духовенства. Целью совещания был призыв к ликвидации Советов и создание правительства, способного раздавить революцию. Открывая совещание, Керенский заверил, что он «железом и кровью» раздавит все попытки сопротивления правительству. В выступлениях Л.Г. Корнилова, А.М. Каледина, П.Н. Милюкова, В.В. Шульгина и др. была сформулирована программа контрреволюции: ликвидация Советов, упразднение общественных организаций в армии, война до победного конца, восстановление смертной казни не только на фронте, но и в тылу.

Позиция большевиков в отношении этого совещания сводилась к следующему: использовать трибуну совещания для разоблачения замыслов реакции, образовать на совещании большевистскую фракцию, которая должна была выработать декларацию, зачитать ее перед началом работы совещания и демонстративно покинуть его. Однако эсеро-меньшевистский ВЦИК, «чтобы не нарушать единства воли демократии», исключил большевиков из своей делегации. И тем не менее ЦК большевиков опубликовал свою резолюцию, в которой говорилось: «Московское совещание имеет своей задачей санкционировать контрреволюционную политику, поддержать затягивание империалистической войны, встать на защиту интересов буржуазии и помещиков, подкрепить своим авторитетом преследование революционных рабочих и крестьян. Таким образом, Московское совещание, прикрываемое и поддерживаемое мелкобуржуазными партиями — эсерами и меньшевиками — на деле является заговором против революции, против народа.

Исходя из сказанного, ЦК РСДРП предлагает партийным организациям: 1) разоблачать созываемое в Москве совещание, орган заговора контрреволюционной буржуазии против революции; 2) разоблачать контрреволюционную политику эсеров и меньшевиков, поддерживающих это совещание; 3) организовать массовые протесты рабочих, крестьян и солдат против совещания.»[631].

Разгром заговора генерала Корнилова. В соответствии с программой, принятой на московском совещании, началась практическая работа по реализации намеченных на нем целей. В Ставке и при штабах фронтов формировались специальные ударные части; офицерские организации в Петрограде, Москве, Киеве и др. городах должны были выступить в момент начала мятежа. Главной боевой силой был 3-й конный корпус генерала А.М. Крымова, который намечалось ввести в революционный Петроград, чтобы разгромить вооруженные силы большевиков, разогнать Советы и установить военную диктатуру. Одновременно предполагалось нанести удар по революционным организациям в Москве, Киеве и др. крупных городах.

25 августа (7 сентября) Корнилов двинул войска на Петроград, потребовав отставки Временного правительства и выезда Керенского в Ставку. С согласия английского посла Бьюкенена корниловские отряды сопровождали английские броневики. Министры-кадеты 27 августа (9 сентября) подали в отставку, выражая солидарность с Корниловым. В ответ на это Керенский объявил Корнилова мятежником и отстранил от должности верховного главнокомандующего. Изменение политики Керенского было вызвано боязнью, что возмущённые массы могут смести не только Корнилова, но и его самого. Керенский рассчитывал поднять пошатнувшийся авторитет Временного правительства среди народных масс; но его расчёты не оправдались.

Активную роль в организации подавления корниловского мятежа играл, наряду с другими руководящими деятелями партии, и Сталин. В эти дни в газетах «Рабочий» и «Рабочий путь» он публикует ряд статей, в которых в предельно ясной и острой форме ставится вопрос об организации всенародного отпора контрреволюционному заговору, дается анализ причин и движущих сил мятежа, а также основных методов и средств по его разгрому. В частности, Сталин писал: «В происходящей теперь борьбе между коалиционным правительством и партией Корнилова выступают не революция и контрреволюция, а два различных метода контрреволюционной политики, причём партия Корнилова, злейший враг революции, не останавливается перед тем, чтобы, сдав Ригу, открыть поход против Петрограда для того, чтобы подготовить условия для восстановления старого режима.»[632].

Тактика большевиков состояла в том, чтобы бороться против Корнилова вместе с войсками Временного правительства, но не поддерживать последнее, а разоблачать его контрреволюционную сущность. 27 августа ЦК РСДРП(б) обратился к рабочим и солдатам Петрограда с призывом встать на защиту революции. За 3 дня в отряды Красной Гвардии записалось несколько тыс. рабочих. Чтобы воспрепятствовать движению эшелонов с корниловцами, под Петроградом строились заграждения, железнодорожники разбирали пути. Против мятежников выступили солдаты революционных частей петроградского гарнизона, моряки Балтийского флота и красногвардейцы. К 30 августа (12 сентября) движение корниловцев всюду было остановлено; в их войсках началось разложение. В Ставке и штабах фронтов были арестованы генералы Корнилов, Лукомский, Деникин, Марков, Романовский, Эрдели и др. 31 августа (13 сентября) официально объявлено о ликвидации корниловщины. Под влиянием революционного подъёма масс в ходе борьбы с Корниловым началась полоса массовой большевизации Советов.

Интересы истины требуют отметить, что корниловский мятеж так быстро и бесславно закончился полным крахом не только в силу того, что большевикам и другим левым силам удалось поднять на борьбу с ним довольно широкие слои населения, прежде всего в столице. Другой важной составляющей из причин поражения мятежа явилось то, что само Временное правительство и поддерживавшие его силы, в том числе меньшевики, эсеры и кадеты, в свою очередь опасались, что победа генерала Корнилова сметет и их с политической сцены России как силы явно неспособной управлять ею в столь ответственный исторический час. Нельзя не отметить и того, что многие офицеры, деморализованные прежней политикой правительства, также оказались в стороне от событий, и вместо того, чтобы активно и энергично поддержать мятеж, выступали скорее в роли пассивных зрителей за всем происходящим.

Все это в своей совокупности и предопределило ход событий в августовские дни 1917 года. Подобный оборот дел означал существенный сдвиг в общей расстановке социально-классовых и политических сил в стране. Большевики уже реально превращались в одну из самых влиятельных политических сил Российского государства как раз именно в тот период, когда оно стремительными шагами двигалось к национально-государственной катастрофе.

Еще одним в ряду безуспешных попыток властей в корне изменить развитие ситуации в стране явился созыв Демократического совещания. Оно проходило 14–22 сентября (27 сентября — 5 октября) 1917 г. в Петрограде и было созвано в целях ослабления все более нараставшего в России общенационального кризиса и укрепления позиций Временного правительства. На совещании присутствовало более полутора тысяч делегатов (от Советов, профсоюзов, организаций армии и флота, кооперации, национальных учреждений и т. д.), в т. ч. 532 эсера, 172 меньшевика, 136 большевиков. Утратив после быстрого разгрома корниловщины большинство в Советах, соглашатели пытались Демократическим совещанием подменить 2-й Всероссийский съезд Советов и создать новое коалиционное правительство. Путём подтасовки состава совещания меньшевики и эсеры добились большинства, не отражавшего подлинного соотношения сил в стране и не представлявшего большинства революционного народа, а лишь соглашательские мелкобуржуазные верхи.

Большевистская фракция в Демократическом совещании решила использовать трибуну совещания для разоблачения соглашателей, сосредоточивая главные усилия на работе среди революционных масс, на подготовке вооруженного восстания. 21 сентября на заседании большевистской фракции совещания Сталин выступил с докладом, в котором защищал и обосновывал стратегию, предложенную Лениным в отношении этого совещания[633]. Декларация фракции РСДРП (б), подготовленная комиссией ЦК партии и оглашённая на Демократическом совещании 18 сентября (1 октября), подвергла резкой критике политику эсеро-меньшевистских лидеров и весь опыт коалиционной власти и требовала безотлагательного созыва Всероссийского съезда Советов, передачи Советам всей власти, отмены частной собственности на землю и передачи её крестьянству, введения рабочего контроля над производством и распределением, национализации важнейших отраслей промышленности, вооружения рабочих, отмены тайных договоров и немедленного предложения всеобщего демократического мира[634].

Из-за крупных разногласий в правящем лагере Демократическое совещание зашло в тупик. В конце концов 20 сентября (3 октября) на заседании президиума Демократического совещания было решено выделить из состава совещания представителей всех групп и фракций (пропорционально их численности) в постоянный орган — Всероссийский демократический совет (так называемый предпарламент), которому передавались функции Демократического совещания.

Предпарламент открылся 7 (20) октября в Мариинском дворце. Вопрос об участии большевиков в предпарламенте превратился в один из серьезных предметов разногласий в большевистской верхушке. Можно сказать, что лидеры большевиков разделились на два лагеря по вопросу об участии в Предпарламенте. Борьба между сторонниками и противниками участия была напряженной и разделила многих большевистских лидеров на непримиримые противостоящие группировки. Давая позднее ретроспективную оценку характера этих разногласий, Сталин отмечал, что, несомненно, разногласия по вопросу о предпарламенте имели серьёзный характер. В чём состояла, так сказать, цель предпарламента? В том, чтобы помочь буржуазии отодвинуть Советы на задний план и заложить основы буржуазного парламентаризма. Мог ли предпарламент выполнить такую задачу при сложившейся революционной обстановке — это другой вопрос. События показали, что эта цель была неосуществима, а сам предпарламент представлял собой выкидыш корниловщины. Но несомненно, что именно такую цель преследовали меньшевики и эсеры, создавая предпарламент. Что могло означать при этих условиях участие большевиков в предпарламенте? Не что иное, как введение в заблуждение пролетарских масс насчёт подлинного лица предпарламента[635].

Сталин в вопросе об отношении к участию в предпарламенте твердо поддерживал позицию Ленина, который в своих письмах в ЦК из подполья указывал, что участие большевиков в нем является серьезной ошибкой, поскольку сеет иллюзии среди широких масс населения и продлевает жизнь старой власти, которая все больше погружалась в пучину кризиса и на каждом шагу демонстрировала свою недееспособность. Предпарламент являл собой некий последний барьер, отделявший старую власть от неизбежного падения в пропасть. А поскольку большевики твердо взяли курс на вооруженное восстание и свержение старой власти посредством такого восстания, участие в работах предпарламента, естественно, вносило определенную дезориентацию в их ряды, мешало эффективной подготовке вооруженного восстания. К тому же, ортодоксальные большевики, к числу которых следует отнести и Сталина, рассматривали улицу, а не предпарламент полем реальной политической борьбы за власть.

Сталин и Учредительное собрание. Чтобы в целом охарактеризовать отношение Сталина как политического деятеля к представительным органам власти в этот период, необходимо рассмотреть вопрос о его отношении к выборам в Учредительное собрание и к самому этому собранию. В каком-то смысле этот исторический сюжет хронологически несколько выходит за рамки рассматриваемого отрезка времени, но с точки зрения сохранения тематического единства именно в данном разделе имеет смысл хотя бы в самом общем виде рассмотреть поставленную проблему.

Вопрос о созыве Учредительного собрания как высшем органе государственной власти, на долю которого ложилась обязанность определить коренные вопросы государственного, национального и экономического устройства страны после революции, всплыл в первые же недели после Февральской революции. Временное правительство сформировало соответствующие органы, занимавшиеся разработкой необходимых правовых документов[636]. Положение о намечавшихся выборах, утверждённое Временным правительством, предусматривало пропорциональную систему представительства, основанную на всеобщем избирательном праве. Избирательная кампания началась в июле и проходила, как и сами выборы, неравномерно и фактически неорганизованно в связи с общей неурядицей в стране и постоянными кризисами и столкновениями различных политических сил.

Позиция Сталина в вопросах выборов в Учредительное собрание в целом не имела каких-либо заметных нюансов в сопоставлении с общепринятой партийной позицией. Сам он был выдвинут кандидатом по большевистскому списку.

В период развертывания выборной кампании в Учредительное собрание Сталин проявлял особую активность. За его подписью в газетах большевиков появился ряд статей, разъясняющих и обосновывающих принципиальную позицию большевиков в связи с выборами. Обращает на себя внимание, что он в статье «К выборам в Учредительное собрание», опубликованной в конце июля, в центр внимания партии ставит вопросы объединения всех сил в городе и особенно на селе во имя достижения победы на выборах. Поскольку именно деревня и была тем главным полем сражения за голоса избирателей, от исхода которой в конечном счете зависели и результаты в общероссийском масштабе. Сквозившая в статьях Сталина озабоченность и даже некоторая неуверенность имели под собой реальную почву: широкие слои сельского населения находились под сильным влиянием партии эсеров, выступавшей главной выразительницей чаяний крестьян о земле.

Примечательно, что Сталин самым детальным образом формулирует пункты платформы, которая могла бы служить базой для соглашения с крестьянско-солдатскими беспартийными организациями. Таких пунктов он перечислил 20.

Вместе с тем обращает на себя внимание и главный, так сказать, фундаментальный вывод, которым Сталин определяет место Учредительного собрания во всей политической системе России: «Велико значение Учредительного собрания. Но неизмеримо больше значение тех масс, которые остаются вне Учредительного собрания. Сила не в самом Учредительном собрании, а в тех рабочих и крестьянах, которые, творя своей борьбой новое революционное право, будут двигать вперёд Учредительное собрание.

Знайте, что чем организованнее будут революционные массы, тем внимательнее будет прислушиваться к их голосу Учредительное собрание, тем обеспеченнее будет судьба русской революции.»[637].

Выборы начались 12 ноября 1917 г. и проходили неравномерно, в ряде районов они происходили значительно позднее. Иными словами, сами выборы, не говоря уже о списках кандидатов от партий, состоялись после Октябрьской революции. Абсолютно точных и полностью достоверных данных о результатах выборов нет, поскольку различные источники указывают разные цифры. Однако общий их результат был однозначен: на выборах большевики потерпели поражение, а эсеры и меньшевики оказались бесспорными победителями. В Учредительное собрание, по данным сохранившихся списков, было избрано 715 человек. По неполным данным, места распределились следующим образом: большевиков — 175, левых эсеров — 40, меньшевиков — 15, «народных социалистов» — 2, кадетов —17, не назвавших партийной принадлежности — 1, от национальных групп — 86. Эсеры получили 370 мест. Большинство, полученное партиями мелкобуржуазной демократии, в известной мере было обусловлено тем, что значительная часть крестьянства, особенно в отдаленных губерниях, не смогла еще тогда оценить революционных преобразований, проведенных под руководством большевиков[638]. Эта интерпретация, господствовавшая в советские времена, конечно, слишком упрощает действительные причины именно такого итога выборов. Я не стану вдаваться в детали, а сошлюсь здесь на мнение видного историка и литератора В.В. Кожинова. Он на основе конкретного анализа итогов выборов, а также высказываний крупных деятелей партии эсеров и др. материалы, сделал вывод, что эсеры в то время не могли реально претендовать на власть, а если бы и взяли ее в свои руки, то не смогли бы ее удержать. Причина в том, что судьбы России в тот период определялись соотношением политических сил в столицах и других крупных городах. А именно здесь большевики обладали преобладающими позициями[639]. Для характеристики итогов выборов применительно к ситуации того времени можно воспользоваться более поздним политическим термином — арифметическое большинство. Чисто арифметическое большинство в исходе политических баталий отнюдь не всегда играет решающую роль. Это хорошо проиллюстрировала судьба Учредительного собрания, к которой Сталин приложил и свою руку.

Время созыва заседаний Учредительного собрания неоднократно переносилось, поскольку новая власть в лице Советов во главе с большевиками нуждалась во времени, чтобы определить свое отношение к Учредительному собранию. Просто так, без всяких мотивов и обоснований, оно не могло отмахнуться от Учредительного собрания. В еще меньшей мере оно было готово признать его в качестве высшей верховной власти страны. Это было бы равносильно добровольному уходу с исторической сцены. К тому времени Вторым всероссийским съездом советов уже были приняты основополагающие декреты о мире, власти и земле.

Поэтому большевики в качестве главного тактического средства борьбы против Учредительного собрания избрали такой путь: Учредительное собрание должно одобрить принятые ранее декреты и признать Советы в качестве органов власти, отражающих интересы трудящихся масс. Надо сказать, что слишком серьезных разногласий в большевистской верхушке по отношению к Учредительному собранию не наблюдалось, что и понятно, поскольку речь шла о фактическом пребывании большевиков у власти и аннулировании итогов Октябрьской революции. Сталин находился в числе тех, кто последовательно стоял за разгон Учредительного собрания, хотя неделями раньше он публиковал статьи и материалы, в которых всячески превозносилась роль этого собрания в определении будущего России. Впрочем, такие политические сальто Сталина проделывал не раз, равно как и другие лидеры большевиков. Это можно назвать политической беспринципностью или политической гибкостью. Все зависит от того, с каких позиций подходить к данному вопросу: с точки зрения моральных критериев или политической целесообразности.

В конечном счете судьба Учредительного собрания еще до его открытия была предрешена. Большевистская фракция внесла предложение признать принятые советской властью декреты. В этой связи довольно любопытным было выступление меньшевика И. Церетели, который вскрыл явное противоречие в позиции большевиков, которые, с одной стороны, отрицали Учредительное собрание как высшую государственную власть, а, с другой стороны, апеллировали к нему, требуя признания советских декретов. Приведу соответствующий фрагмент из стенограммы заседания: «Позвольте мне сказать, что не только с моей точки зрения и не только с точки зрения огромного большинства народов России, избравших это Учредительное собрание как полновластный орган, но и с точки зрения тех партий, которые гордо заявляют об отсутствий необходимости отчитываться перед Учредительным собранием, это Учредительное собрание является органом верховной народной воли, ибо если это не так… (Голос слева: нет, не так…), то чем объяснить ваше предложение Учредительному собранию санкционировать то, что здесь было предложено? (Рукоплескания в центре и справа. Голос слева: но санкционировать, а не бороться.)

Председатель. Прошу покорнейше молчать. Прошу успокоиться.»[640].

Однако никакие дискуссии уже не могли что-либо изменить: дамоклов меч, нависший над Учредительным собранием России, опустился, и оно перестало существовать. Разве что оставив о себе воспоминания участников и куцую стенограмму заседаний.

Кстати, именно в этой стенограмме зафиксирован ставший знаменитым эпизод, когда матрос Железняк, начальник караула, потребовал прекратить заседания. Вот как это отражено в стенограмме: «Гражданин матрос (т. е. Железняк). Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал. (Голоса: «Нам не нужно караула».)

Председатель. Какую инструкцию? От кого?

Гражданин матрос. Я являюсь начальником охраны Таврического дворца, имею инструкцию от комиссара.

Председатель. Все члены Учредительного собрания очень устали, но никакая усталость не может прервать оглашения того земельного закона, которого ждет Россия. (Страшный шум. Крики: «Довольно, довольно!») Учредительное собрание может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила! (Шум. Голоса: «Долой Чернова!»)

Гражданин матрос... (Не слышно.) Я прошу покинуть зал заседания»[641]

Подводя краткий итог этой внешне трагикомической[642], но на самом деле драматической истории с Учредительным собранием, можно заключить, что этот эпизод поставил своеобразную точку в попытках направить Россию по пути либерально-демократического развития западного толка. Насколько такой крутой поворот событий соответствовал глубоким национально-государственным интересам России и ее будущему, покажет лишь время. Надо особо подчеркнуть, что лейтмотивом большевистской позиции было следующее положение, сформулированное в декрете ВЦИК о роспуске Учредительного собрания: «старый буржуазный парламентаризм пережил себя, что он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма, что не общенациональные, а только классовые учреждения (каковы Советы) в состоянии победить сопротивление имущих классов и заложить основы социалистического общества.»[643].

Краткий обзор отношения Сталина к предпарламенту и Учредительному собранию в наше время представляет собой сугубо исторический интерес, тем более что с победой в Октябре и предпарламент, и Учредительное собрание бесславно канули в стремительно текущую реку истории. Несомненно, более серьезный и более актуальный интерес вызывает вопрос о том, как участие Сталина в этих, с позволения сказать, парламентских битвах (а он в качестве члена ВЦИК и даже президиума ВЦИК, депутата Учредительного собрания в силу своего положения неоднократно вступал в переговоры и другие контакты с деятелями парламентских органов власти, и, соответственно, приобрел соответствующий опыт в этих делах), — как парламентская деятельность Сталина в целом повлияла на формирование его отношения к парламентам как органам представительной государственной власти вообще.

Говорить, что на этот счет нет каких-либо вполне достоверных и однозначных фактов и свидетельств, нет оснований. Такие свидетельства, зачастую более чем красноречивые, имеются в сочинениях Сталина. Достаточно сослаться на его выступление на 3-м Всероссийском съезде Советов, чтобы уяснить его истинное, а не показное, чисто официальное отношение к парламентаризму. Более того, в этом выступлении содержится и типично сталинское понимание выборов и соотношения между выборными органами и подлинной властью. Полемизируя с Мартовым на этом съезде, Сталин сделал следующее довольно остроумное и весьма многозначительное заявление: «Да, буржуазный парламентаризм мы похоронили, напрасно Мартовы тащат нас к мартовскому периоду революции. (Смех, аплодисменты.) Нам, представителям рабочих, нужно, чтобы народ был не только голосующим, но и правящим. Властвуют не те, кто выбирают и голосуют, а те, кто правят. (Бурные аплодисменты).»[644].

Эта мысль Сталина, в сущности, выражает его понимание демократии, дает ясное представление, какую ценность в его глазах имели представительные органы власти и сами выборы как непосредственный инструмент осуществления народовластия. Оговорка, что речь идет о буржуазном парламентаризме, в данном случае не меняет существа дела. В дальнейшей политической деятельности Сталина мы еще не раз столкнемся с, мягко выражаясь, скептическим отношением к институту выборов и к тому, как этот институт соотносится с реальными рычагами осуществления власти. Поэтому мне особенно хочется акцентировать внимание на приведенном выше высказывании Сталина как на одном из краеугольных камней в его концепции политической власти и управления.

В дополнение и подтверждение данного своего утверждения приведу высказывание Сталина на рассматриваемую тему, относящееся уже к 20-м годам, когда он уже обрел достаточный опыт участия в управлении государством и мог выносить суждения, подкрепленные практикой жизни. Так, в речи на совещании работников Рабоче-крестьянской инспекции, наркомом которой он являлся, Сталин недвусмысленно сформулировал свое кредо относительно истинных источников власти в государстве: «…страной управляют на деле не те, которые выбирают своих делегатов в парламенты при буржуазном порядке или на съезды Советов при советских порядках. Нет. Страной управляют фактически те, которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами»[645].

Как видим, здесь уже не проводится принципиальное различие между буржуазными и советскими органами выборной власти (разумеется, не вообще, а именно применительно к трактовке данного вопроса). Речь идет о законченной формуле, и смысл ее выражен предельно четко и недвусмысленно: управляют не те, кого выбирают специально для этого, а те, кто имеет в своих руках рычаги исполнительной власти. Уже здесь явственно проглядывает идея верховенства и всевластия аппарата, ставшая в последующем альфой и омегой политической системы, созданной Сталиным.

Подводя краткий итог, можно сделать следующий весьма красноречивый и имеющий, бесспорно, принципиальное значение вывод: по-видимому на всю оставшуюся свою политическую жизнь Сталин вынес, если не снисходительное презрение к парламентской деятельности, то, по меньшей мере, серьезную ее недооценку. Не в парламентах он видел главный инструмент и орудие политической деятельности и особенно борьбы за завоевание и упрочение власти. Можно смело предположить, что парламентская борьба ассоциировалась в его сознании с чередой беспринципных сделок и закулисных комбинаций, зачастую вредивших реальной политической борьбе. Распространенный в среде марксистов, и большевиков в особенности, термин «парламентский кретинизм» в своей естественной эволюции обрел откровенно презрительный оттенок. Если первоначально под ним разумелась переоценка методов парламентской деятельности в ущерб революционной работе среди масс, то в дальнейшем он стал аналогом чуть ли не политической патологии, своего рода политической раковой опухолью, способной привести партию и даже целый класс к банкротству в борьбе за власть. Ярлык парламентского кретинизма навсегда остался в системе сталинских мировоззренческих взглядов как синоним политической импотенции и даже классового предательства.

Конечно, это всего лишь авторские умозаключения, основанные скорее на доводах логики, нежели на объективных фактах. Однако подобные умозаключения представляются мне не столь уж беспочвенными и маловероятными. Можно без всяких натяжек сказать, что опыт парламентской борьбы в России в период между двумя революциями сослужил Сталину отнюдь не позитивную роль. И в этом мы сможем не раз убедиться, рассматривая многие последующие эпизоды его политической биографии.

Курсом вооруженного восстания. Но вернемся к описанию событий, непосредственно связанных с подготовкой вооруженного восстания и участием Сталина в этих поистине судьбоносных эпизодах российской истории новейшего времени. Хочу сразу же очертить основные параметры изложения материала, относящегося к данной проблеме. Дело в том, что существует обширнейшая литература как чисто научного, так и популярного, в основном беллетристического толка, не говоря уже о мемуарной, посвященной рассматриваемой тематике. На протяжении многих и многих лет, как до утверждения Сталина у власти, так и в период так называемого культа личности, и в особенности, в эпоху развенчания Сталина, начиная с середины 50-х годов, вплоть до наших дней, появляется множество публикаций, в которых под тем или иным углом зрения, с той или иной долей объективности, рассматривается и подвергается анализу, причем весьма скрупулезно, деятельность Сталина в период непосредственной подготовки и проведения Октябрьской революции.

Вне пределов моих возможностей рисовать детальную картину происходивших событий и давать оценки тем или иным публикациям, посвященным данному эпизоду в политической карьере Сталина. При этом я отдаю себе отчет, что этот период занимает одно из самых важных мест во всей его политической биографии. Однако в рамках задуманной мною книги должны соблюдаться необходимые пропорции, как раз и ставящие известные пределы при рассмотрении тех или иных эпизодов. Кроме того, я льщу себя надеждой, что общий абрис исторической обстановки тех дней мною обрисован более или менее в такой мере, чтобы получить общее и внятное представление об основных проблемах тех дней и главных политических силах, сцепившихся в непримиримом противоборстве. Поэтому я остановлюсь лишь на некоторых из эпизодов, относящихся к рассматриваемому периоду, которые позволяют вынести достаточно объективное представление об этой полосе политической карьеры Сталина.

Отталкиваясь от предыдущего изложения событий, можно сказать, что начиная с конца августа — начала сентября в большевистском руководстве все более настойчиво утверждается линия на восстание как средство свержения Временного правительства и установления власти трудящихся. При этом нельзя сказать, что споры по вопросу о характере и перспективах надвигавшейся революции, которые со времени возвращения Ленина из эмиграции, раздирали партийные верхи, отошли на второй план или же нивелировались. Напротив, чем глубже становился общенациональный кризис, чем слабее становилась старая власть и чем благоприятнее маячили перспективы революционного взрыва, тем более ожесточенной становилась борьба в большевистском ЦК по всем этим вопросам.

Наиболее радикальную позицию занимал В.И. Ленин, как главный генератор всех большевистских идей. Некоторые его коллеги по партии склонны были считать своего лидера, выражаясь современной лексикой, политическим экстремистом. Однако подобные упреки и непонимание со стороны ближайших сподвижников его не останавливали. Вождь большевистской партии считал, что в порядок дня всем ходом развития событий в России поставлен вопрос о социалистической революции, и большевики совершат величайшее преступление перед трудящимися массами и историей, если не воспользуются представившейся уникальной возможностью. С точки зрения Ленина, вопрос стоял лишь о тщательной подготовке выступления, правильном выборе времени этого выступления и отношении к восстанию как к искусству.

В рамках Центрального Комитета неоднократно обсуждались ленинские письма и записки, а также пожелания и советы, которые он передавал через посредство связных лиц, одним из которых выступал Сталин. Наглядное представление дает, например, протокол заседания ЦК партии от 15 (28) сентября 1917 г. Центральным пунктом порядка дня стоит вопрос о письме Ленина, в котором он прямо ставит вопрос о том, что большевики должны взять власть. Его письмо так и начинается: «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки.

Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет.

Большинство народа за нас.»[646].

Как же реагирует ЦК на письмо своего вождя? Вот что зафиксировано в протоколе:

«Тов. Сталин предлагает разослать письма в наиболее важные организации и предложить обсудить их. Решено перенести на ближайшее заседание ЦК.

Ставится на голосование вопрос, кто за то, чтобы был сохранен только один экземпляр писем. За — 6, против — 4, воздержалось — 6.

Тов. Каменевым вносится предложение принять следующую резолюцию:

ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу». Резолюция Каменева отвергается, а о рассылке письма Ленина в партийные организации, каких-либо указаний в протоколах не содержится[647].

Из приведенных выше лаконичных строк явствует одно: ЦК более чем настороженно относится к предложениям Ленина. Сталин, вне зависимости от того, поддерживал ли он в глубине души позицию Ленина, выступает за то, чтобы с ленинской платформой были ознакомлены партийные организации. Объективно говоря, такая постановка вопроса Сталиным больше говорит за то, что он склонялся к ленинской точке зрения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.