«Малая октябрьская революция»
«Малая октябрьская революция»
В июле 2000 г. парламент Союзной Республики Югославии принял ряд поправок к конституции, в частности изменил порядок выборов президента. Теперь вместо депутатов парламента его должны были избирать в ходе всеобщих, прямых выборов. Президент мог пребывать на своем посту три срока подряд. Кроме того, 40 депутатов верхней палаты Скупщины (Вече республик) также должны были избираться прямым голосованием (до этого парламенты Сербии и Черногории направляли туда по 20 депутатов). Этими изменениями парламент фактически открыл С. Милошевичу путь к переизбраниям на посту президента Югославии (еще дважды, каждый раз – на четыре года) и резко ослабил позиции 650-тысячной Черногории по сравнению с 7,5-миллионной Сербией.
Новые президентские и парламентские выборы в Югославии состоялись 24 сентября. Главным конкурентом Сербской социалистической партии С. Милошевича была новая коалиция – Демократическая оппозиция Сербии (ДОС), выдвинувшая своим кандидатом в президенты СРЮ лидера Демократической партии Сербии В. Коштуницу. ДОС состояла из 18 партий различной направленности, но в нее не вошла некогда самая большая оппозиционная партия – Сербское движение обновления В. Драшковича. Всего за 138 мест в нижней и 40 – в верхней палатах парламента боролись представители 21 партии. В знак протеста против изменения Конституции выборы бойкотировали власти Черногории.
Решение Милошевича получить поддержку непосредственно у населения оказалось весьма рискованным предприятием. Впервые за долгие годы сербский избиратель получил реальный шанс на что-то повлиять, и «вследствие этого сентябрьские выборы неизбежно превратились в своего рода общенациональный референдум о правлении Милошевича». Решение принималось по формуле: «За или против Милошевича», все остальное – недавние натовские бомбардировки, неспособность оппозиции и т. п. – отодвинулось на второй план[183].
В результате итоги выборов оказались сенсационными. Демократическая оппозиция Сербия получила преимущество в 600 тыс. голосов при избрании депутатов в верхнюю палату Скупщины (Вече республик) и почти в 500 тыс. – при голосовании в нижнюю палату (Вече граждан), обогнав блок, состоявший из Социалистической партии, ЮЛа и двух оппозиционных черногорских партий – Социалистической народной и Народной.
Еще уверенней выступил ДОС на президентских выборах. В. Коштуница победил уже в первом туре, набрав 50,24 % голосов при 37,15 % голосов у С. Милошевича. Правда, эти данные были подтверждены позже, а до этого Центризбирком заявлял о необходимости второго тура, так как В. Коштуница получил якобы только 48,96 % голосов, то есть меньше необходимых 50 % + 1 голос. Против фальсификации результатов выборов в Белграде и других городах начались массовые волнения, закончившиеся захватом здания парламента, отстранением С. Милошевича от власти (5 октября) и инаугурацией четвертого президента сербско-черногорской Югославии В. Коштуницы (7 октября).
В конце декабря 2000 г. состоялись выборы в парламент Сербии. Они принесли безоговорочную победу объединенной оппозиции. ДОС получила свыше 64 % голосов, или 174 из 250 депутатских мест в парламенте, СПС – 14 %, или 37 мест, Радикальная партия В. Шешеля – 8 %, или 23 мандата, Партия сербского единства убитого незадолго перед этим Ж. Ражнатовича-Аркана – 5 %, или 14 депутатских мест. Не преодолели процентный барьер и не попали в парламент Сербское движение обновления и ЮЛ. Премьер-министром Сербии был назначен председатель входящей в ДОС Демократической партии З. Джинджич. Власть в Сербии окончательно сменилась.
Таким образом, «бархатная революция» в Сербии после первых многопартийных выборов оказалась растянута на десять лет и завершилась только в октябре 2000 г., когда к власти в Белграде пришла, наконец, демократическая оппозиция. В отличие от других стран Восточной Европы, «бархатная революция» в Сербии представляла собой длительный процесс. Он протекал от антибюрократических квазиреволюций и первых многопартийных выборов через развал некогда общего государства, попытки поддержать самопровозглашенные сербские государственные образования в соседних республиках, санкции и агрессию НАТО, через массовые демонстрации оппозиции, включая и «яичную революцию», и до событий 5 октября 2000 г.
В сербской историографии появилась точка зрения, что сербская «октябрьская революция» не была «бархатной» и мирной. А то, что эти события «не переросли во всеобщую резню и гражданскую войну», не имеет значения. Согласно этой точке зрения, «бескровность и ненасильственность суть не одно и тоже»: «смена власти в Сербии произошла не мирным путем», а небольшие размеры «революционного насилия» явились «препятствием истинной, постоянно откладываемой демократизации сербской политической жизни». Это был, скорее, – переворот, «более или менее контролируемая смена, точнее, переформирование и реорганизация правящей элиты Сербии»[184]. На наш взгляд, все же нет никаких причин исключать сербскую революцию из числа «бархатных», да и размер «революционного насилия» не всегда влияет на глубину преобразований, иногда это лишь показатель отсталости или цивилизованности определенного общества. В Румынии во время революции 1989 г. насилия было сверх всякой меры, но это совсем не значит, что она выполнила все задачи по демократизации румынского общества, что не потребуется еще очень много усилий на этом направлении.
В то же время мы считаем, что «октябрьская революция» в Сербии имела двойственную природу. Только с одной стороны она была последней из тех «бархатных революций», которые начались еще в 1989 г. С другой – она открывала череду новых революций на постсоциалистическом пространстве Европы. Фактически это было второе издание «бархатных революций», то есть революции в тех странах, где преобразования оказались половинчатыми и не решили задач первых «бархатных революций». Это – так называемые «цветные» или «электоральные» революции начала XXI в. Ведь точно по сербскому сценарию произошли затем «революция роз» в Грузии и «оранжевая революция» на Украине. В какой-то степени созвучны им и события, приведшие несколько раз к смене власти в Киргизии.
Общее между двумя типами «бархатных революций» – протестное выступление масс на основе соединения демократии и национализма. Особенность же революций начала XXI в. состоит в том, что они проходят во время выборов. В конце прошлого века именно многопартийные выборы были главным завоеванием оппозиции и механизмом смены власти во многих восточноевропейских странах. Попытка пересмотреть или даже ликвидировать это завоевание часто оказывается последней каплей, переполняющей чашу терпения. Происходящие в момент выборов «электоральные революции» призваны покончить с коррупцией и бюрократическим произволом новых властей, с социальной незащищенностью и вопиющим расслоением, с кичливыми сверхдоходами правящих кланов, часто строящихся по семейному принципу[185].
При желании можно найти еще довольно много отличий между первым и вторым изданиями «бархатных революций». И все они проявились еще 5 октября 2000 г. в Белграде. Это, например, и выход на авансцену событий молодого поколения, абсолютно аполитичного в 1989 г. В частности, в Сербии отличилась молодежная организация «Опора», в Грузии – «Хмара», на Украине – «Пора». Это и несравненно большая помощь новым оппозиционерам со стороны Запада, для которого революции 1989 г. были в определенной степени неожиданными. Теперь же все изменилось. Революции происходят на западные деньги и по жестким западным лекалам[186]. Отсюда и поразительное сходство революционных сценариев в Сербии, Грузии и на Украине. Однако понятно, что если бы условия для таких революций не созрели, то не помогли бы никакие никакие денежные вливания.
Причем эти «бархатные революции» призваны решить качественно новые задачи, а не только привести к смене власти. Они направлены не только против «бюрократически-авторитарного режима и кланового капитализма». Не исключено, что эти революции приведут к «смене не только лидера, но и принципов построения государства, то есть переходу от монополизма к плюрализму и расчленению власти»[187].
Другими словами, «цветные» или «электоральные» революции начала XXI в. призваны, во-первых, доделать то, что не было доделано «бархатными» революциями 1989 г. Именно поэтому они и происходят в относительно менее развитых государствах – на Балканах и постсоветском пространстве. Во-вторых, «цветные революции» нацелены на разрешение противоречий, которые появились уже в период постсоциалистической трансформации, «приобрели устойчивый характер и стали оказывать сдерживающее влияние на дальнейшее развитие»[188].
И если для центральноевропейских Польши, Чехии, Словакии и Венгрии для проведения постсоциалистической трансформации хватило, по-видимому, одного революционного импульса, то для Сербии и некоторых постсоветских государств понадобились новые революционные потрясения.
В России (сначала как части Советского Союза) таких потрясений было два. Это, во-первых, августовский путч 1991 г., в результате поражения которого рухнула коммунистическая монополия на власть; а во-вторых – события сентября-октября 1993 г., покончившие с советской организацией этой власти. Соответственно, можно предположить, что для бывших советских республик Средней Азии будет недостаточно даже двух попыток. Ничего необычного в этом нет. Вспомним, что для многих государств Западной Европы в свое время при утверждении буржуазного строя понадобилась целая серия революций. Самый хрестоматийный пример дает французская история.
Для Сербии возможность новых революционных потрясений также не исключается, хотя это отнюдь не доминирующий вариант развития. В цивилизационном плане она все-таки принадлежит совсем другому региону. Однако ситуация в Сербии отягощается тем, что страна «находится сейчас в положении государства, которое потерпело поражение в войне и часть территории которого оккупирована». Поэтому у Сербии «значительно ограничена возможность маневра для деятельности как на внешнеполитическом, так и на внутриполитическом направлении»[189]. Понятно, что при невозможности нормального эволюционного развития всегда резко увеличивается шанс революционных потрясений.
Повторим то, с чего начали. При всей своей непохожести титовская Югославия и те государства, которые возникли на ее развалинах, развивались и развиваются в рамках общих закономерностей, присущих для стран всего обширного региона Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы. Сербия – отнюдь не исключение, хотя процессы трансформации протекали здесь в силу обозначенных выше причин медленнее и болезненнее, чем у многих соседей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.