X~В начальном периоде германо-российского столкновения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

X~В начальном периоде германо-российского столкновения

«И началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие…»

Лев Толстой «Война и мир»

Хаос первых дней и ночей

Неужели Гитлер все же осмелился напасть на Россию, мог думать Сталин, когда автомобиль на предельной скорости пожирал расстояние между загородной резиденцией Вождя и мирно спящим городом. Помимо данного соображения его могли беспокоить мысли о том, все ли сделано правильно для наиболее эффективного отражения возможной агрессии.

Несколько часов назад Сталин, вкупе с ближайшими сотрудниками, попытались предугадать возможные осложнения и осуществили дополнительные конкретные меры. В соответствии с ними командующим вновь организованным Южным фронтом со штабом в Виннице, назначался глава Московского военного округа И.В. Тюленев.

Формирование полевого управления фронта, равно как и комплектование войсками, намечено было силами и средствами нескольких округов. Так, к примеру, из Одесского военного округа выделялась 9-армия, прикрывавшая Тираспольское направление.

Командующим четырьмя «армиями второй линии» (несколько позже к этому резерву Главного Командования прибавили еще три армии) утверждался Буденный с местопребыванием штаба в Брянске.

Мерецкову, с выездом на место, планировалось поручить общее руководство Северным фронтом, а Жукову намечалось осуществлять координацию Юго-Западного и Южного фронтов, также с выездом на место. Ввиду образовавшейся вакансии Мехлис был назначен начальником Главного Управления политической пропаганды Красной Армии, «с сохранением за ним должности наркома госконтроля».

Когда главные «виновники переполоха», Тимошенко и Жуков вошли в кабинет Сталина, все спешно вызванные члены Политбюро уже были в сборе. Невыспавшийся генсек сидел во главе стола и как обычно, в случаях плохого настроения, держал в руках нераскуренную трубку.

— Кто-нибудь может разъяснить, что реально происходит на границе? — Чисто риторически вопросил Сталин.

Нарушив тягостное молчание, он дал поручение связаться с германским посольством. Тут же поступило известие о том, что посол фон Шуленбург добивается аудиенции для срочного сообщения. Принять его было поручено Молотову. Рандеву дипломатов оказалось непродолжительным, причем невозможно совершенно точно определить, кто из них был более обескуражен происходящим, фон Шуленбург или Молотов. Быстро возвратившись, последний скороговоркой сообщил: Германия объявила нам войну.

Вновь наступила длительная, тягостная пауза. Военные рискнули нарушить ее предложением: немедленно обрушиться всеми имевшимися в приграничных округах силами на прорывающиеся части противника, задержать и уничтожить.

Сталин незамедлительно подписывает директиву, далекую от реальности по сложившейся обстановке и соотношению сил на отдельных участках фронта. О чем довольно деликатно выразился Жуков в своих мемуарах, скромно умолчав, что продолжал тешить иллюзиями политическое руководство. Согласно извлечений из этой несбыточной директивы, советским ВВС вменялось разбомбить города Кенигсберг и Мемель, а на территорию Финляндии и Румынии до особого распоряжения налетов пока не делать. Наземным войскам также приказывалось впредь до особого распоряжения «границу не переходить». Остается лишь удивляться, что не ставилась задача немедленного штурма Варшавы или Берлина. Первое, хотя и невыполнимое решение, тем не менее было принято, и процесс пусть со страшным скрежетом, но пошел.

В Кремле лично Сталин и его окружение еще не имеют отчетливого представления о событиях, происходящих за сотни километров от столицы.

В Германии в семь часов утра по местному и девять по московскому воззвание фюрера к германской нации зачитывает доктор Йозеф Геббельс. Данное обстоятельство косвенно свидетельствует о том, что Гитлер не был абсолютно уверен в успехе. А также признание в том, что он последнее время скрывал свои коварные замыслы от народа, суть, обманывал массы.

«Немцы! В этот самый момент начался поход, который по своим масштабам не имел себе равного в мире. Сегодня я снова решил вверить судьбу, будущее рейха и немецкого народа в руки наших солдат. Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я могу,наконец, говорить свободно. Да поможет нам бог, особенно в этой борьбе»…

Наконец утро 22 июня в Москве полностью вступило в свои права, и советский Генеральный штаб устанавливает, что практически на всем протяжении западной советской границы завязались ожесточенные сражения с наступавшими армиями вермахта.

Германская авиация нанесла сильные бомбовые удары по аэродромам округов, городам и железнодорожным узлам, военно-морским базам Черного моря и Балтики. После сильной продолжительной артподготовки сухопутные части противника в 5-6 часов утра, смяв слабые заслоны, пересекли границу Советского Союза.

Постепенно становится ясно, что разворачивается широкомасштабное немецкое наступление, а не просто крупная военная провокация. Из штабов приграничных округов поступает самая разноречивая информация, некоторая практически провокационного содержания. Со многими соединениями связь у них нарушена. Вести с запада идут преимущественно самые неблагоприятные, натиск противника весьма силен. Вместе с тем, отдельные командиры, не владевшие ситуацией, первоначально слали слишком оптимистичные донесения, вводившие Генштаб и Наркомат обороны в заблуждение.

Советские руководители были предельно обеспокоены случившимся. Несомненно, Сталину психологически трудно свыкнуться с мыслью о войне, с ее неизбежными горестями и разрушениями. Относительно малоподвижный ум вождя не успевает впитывать хлынувшие бурным потоком сведения, не говоря уже об их анализе.

Политические руководители страны некоторый период времени дискутируют о том, как объявить о войне и кто должен выступить со столь прискорбным сообщением. Вождь категорически отказывается, «переведя стрелки» на Молотова, который выступает ровно в полдень по радио с кратким сообщением к народу о состоянии войны с Германией.

После двухчасового совещания с военачальниками, соответственно предварительных договоренностей в тот же день, 22 июня ближе к вечеру, Сталин отправляет начальника Генерального штаба Жукова на Юго-Западный фронт в качестве представителя Главного командования, которого в сущности еще нет, для выяснения обстановки непосредственно на месте. Мерецков отправляется в Питер, где покамест все спокойно. А на Западный фронт посылаются маршалы Шапошников и Кулик.

Вождь фактически гонит ближе к передовой наиболее надежных и компетентных, на его взгляд, военачальников.

Из фрагментов специальных регистрационных журналов, заполнявшихся ответственными дежурными в приемной Сталина, можно сделать вывод о сумятице и растерянности, воцарившейся в Кремле в первоначальный период войны с Германией.

Особенно впечатляет предельно рваный ритм кремлевских совещаний. В 5 часов 45 минут утра 22 июня фиксируются первые посетители — высшие политические и военные иерархи страны. В 16 часов 45 минут пополудни в кабинете вождя никого не остается. Всего Сталина за эти без малого 13 часов посетило около полутора десятка человек, причем иные сделали это неоднократно.

Следующие записи относятся к ночи и утру 23 июня. В период времени с 3 часов 30 минут по 6 часов 25 минут Сталин принимает восемь должностных лиц государства, в основном военных. Затем следует перерыв до 18 часов 45 минут вечера.

С этого момента до 1 часа 25 минут ночи уже фактически 24 июня, практически те же самые люди вновь посещают Сталина, за исключением виднейшего организатора-хозяйственника Н. А. Вознесенского. Последний очень долго находится у вождя, очевидно, обсуждая эвакуационные вопросы.

С 16 часов 20 минут до 21 часа 30 минут 24 июня вождем производится очередной кремлевский прием. Он характерен тем, что у Сталина помимо прочих появляются новые посетители. К военным все больше присоединяются люди штатские, в том числе ответственные за отрасли экономики, связанные с военными действиями.

Если кремлевское руководство было близко к настроениям, похожим на тихую панику, то на пограничных сухопутных рубежах воцарились полнейшие анархия и беспорядок. Немецкие ударные соединения в виде мощнейших бронированных клиньев при сильной поддержке авиации таранили места дислокации подразделений Красной Армии, не сумевших (да и не пытавшихся) должным образом изготовиться к обороне. Командиры и политработники отдельных частей и соединений потеряли голову и вместо организации эвакуации или отпора в панике покинули жилища, в первую очередь, озаботившись своими семьями, а красноармейцы бросились спасаться кто как мог. Отсутствовали не только увязка партийно-советских органов с командованием, но и между отдельными войсковыми подразделениями не было связи и взаимодействия.

На направлениях главных ударов противник имел многократное превосходство в живой силе и технике. Население фронтовых зон обратилось в беспорядочное и неорганизованное бегство на восток, прихватив посильный скарб. Ситуация почти на всех фронтах складывалась для Красной Армии исключительно неблагоприятная.

Особенно большие потери понесла в первые дни войны авиация двух фронтов (Западного и Киевского Особых военных округов), вследствие не принятия должных мер по повышению боевой готовности ВВС в целом. На решающих направлениях немцы завоевали господство в воздухе.

Наиболее организованно встретили войска вермахта Военно-Морской флот и части Одесского военного округа.

Наихудшее положение сложилось в сфере действий войск Западного военного округа под командованием генерала армии Д.Г. Павлова, утратившего управляемость вверенными ему частями.

Война подобно лакмусовой бумаге мгновенно выявила истинные способности каждого военачальника. Немедленно, взамен растерявшихся командиров, на первый план стали выдвигаться полководцы инициативные, смело и нешаблонно мыслящие и не боявшиеся принимать ответственные решения.

В ситуации, когда Москва непрерывно слала директивы, не соответствовавшие реальному положению дел и требовавшие лишь одного — наступать, генералам необходимы были особые мужество, выдержка и находчивость.

Так, доблестный командир 9-го мехкорпуса Константин Константинович Рокоссовский, получив тогда приказ о контрударе, взял на себя смелость более достойно встретить вначале неприятеля в обороне, ввиду явного превосходства его бронетанковых сил. Нанеся на рубеже шоссе Луцк — Ровно сокрушительный удар огнем своей артиллерии накатывавшимся германским частям, Рокоссовский отбросил их и выполнил поставленную задачу. То есть, продвинулся вперед и занял нужные высоты.

Но подобным похвальным образом действовали не все советские военачальники. А их подразделения в основном вынужденно оборонялись, временами предпринимая не совсем осмысленные контратакующие действия, намного увеличивавшие угрозу окружения.

26 июня в войну против СССР вступила Финляндия, сражения начали происходить также от Балтики до Баренцева моря.

Жуков, успевший вернуться на свой пост, свидетельствует, что 29 июня Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку главного командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении. При этом начальник Генштаба стыдливо умолчал о том, что некоторые сведения о продвижении противника вглубь страны руководители государства получили по зарубежному радио, а у него самого случился истерический припадок.

Красная Армия продолжала оставлять противнику территорию за территорией. Но и откатываясь от границы, войска не имели на востоке позиций, пригодных для дальнейшей упорной обороны. Впопыхах советские солдаты первоначально оставляли немцам мосты и переправы. При этом не только и не столько по причине панических настроений, а просто не было соответствующих приказов. Так, начальник генштаба сухопутных войск Германии в тот период времени, генерал-полковник Гальдер, 29 июня сделал следующую запись: «…В районе Львова противник медленно отходит на восток, ведя упорные бои. Здесь впервые наблюдается массовое разрушение противником мостов…».

Лишь спустя неделю приграничных боев, в Москве окончательно осознали настоятельную необходимость перехода на всем советско-германском фронте к стратегической обороне.

Перед уцелевшими войсками первого стратегического эшелона была поставлена задача остановить противника на линии соответствовавшей старым УРам, выиграв, тем самым, время для подготовки контратакующих мероприятий.

30 июня Жуков по указанию Сталина вызвал в Москву командующего Западным фронтом генерала армии Павлова. По прибытии на следующий день он был арестован как не обеспечивший должное руководство вверенными ему войсковыми соединениями. Вскоре арестовали и группу генералов, вместе с Павловым возглавлявших военный округ, переименованного в Западный фронт. Суд был скорый и неправедный и свидетельствует, в первую очередь, о настроениях отчаяния и паники в верхах, нежели осмысленных действиях.

Репрессиям подвергаются командование ВВС и ПВО страны, а также некоторые генштабисты. Командующим Западным фронтом вместо Павлова был назначен нарком Тимошенко. Перед этим начальником штаба Северо-Западного фронта был отправлен генштабист генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин.

Все еще сказываются последствия растерянности первых часов войны. Сталин продолжает лихорадочно отправлять на фронт других военачальников, полагая, что корень проблемы лишь в некомпетентности руководящего состава округов.

Между тем поступают и обнадеживающие сообщения. Нападение Германии на Советский Союз вызвало большой резонанс во всем мире. Вечером 22 июня премьер-министр Великобритании Черчилль выступил по радио и в присущем ему стиле заявил о поддержке Советов, почти приравняв их с нацистским режимом. Значительное место в его выступлении заняли рассуждения о десятках «тысяч русских деревень», в которых «смеются девушки и играют дети», на которых якобы внезапно надвинулась «гнусная нацистская военная машина».

Несколько позже английский премьер в личном послании Сталину сделал акцент по поводу «совершенно неспровоцированного и безжалостного вторжения нацистов», одновременно намереваясь воздержаться от активной помощи в борьбе против общего врага. В самом королевстве же наиболее оптимистически настроенные наблюдатели пророчили русским 2-3 месяца до безоговорочной капитуляции.

Тем удивительнее кажется прогноз Бернарда Шоу, опубликованный 23 июня 1941 года в «Ньюз Кроникл»: «… Еще вчера мы разделяли с Соединенными Штатами неслыханную задачу — раздавить Гитлера, а Россия только поглядывала на нас со стороны да улыбалась в усы. Сегодня благодаря неописуемому идиотизму Гитлера мы сами можем сесть в сторонку и с улыбкой взглянуть на происходящее. Нам нечего больше делать: Сталин раздавит Гитлера. Спета его песенка. У Германии не осталось теперь решительно никаких шансов».

Своим безошибочным прогнозом Шоу лишний раз доказал свою гениальность. Прошло почти десять лет после встречи драматурга со Сталиным. По аналогии с английским диктатором эпохи Возрождения Оливером Кромвелем, Шоу предлагал в ней, уповая на бога, порох все же держать сухим. Сталин в точности придерживался ценного совета и не разочаровал Шоу.

Американские военные аналитики также предрекали скорый крах стране Советов. Однако госдепартамент США объявил о поддержке Советского Союза, не в пример британцам, незамедлительно перейдя от слов к делу. Американское министерство финансов отменило блокирование советских валютных счетов в банках США и решило «не применять к СССР ограничений, предписанных актом о нейтралитете».

Время идет, и постепенно Сталин выходит из состояния некоторой растерянности, не решаясь, все же, до поры до времени взять на себя всю полноту ответственности. С обретением Вождем уверенности степень восстановления контроля над ситуацией в стране неминуемо повышается.

Еще 23 июня была образована Ставка Главного Командования под председательством Тимошенко. В нее вошли семь человек, а в числе рядовых членов — Сталин. Получалось два главнокомандующих: Тимошенко — де-юре и Сталин — де-факто. Это весьма осложняло управляемость войсками и приводило к излишней трате столь драгоценного времени на процесс выработки тактических решений и оперативную отдачу распоряжений.

24 июня был образован Совет по эвакуации во главе с Шверником Н.М., просуществовавший полгода.

29 июня Сталин и Молотов подписали совместную директиву СНК СССР и ЦК ВКП(б) «партийным и советским организациям прифронтовых областей». Причем Сталин собственноручно внес весьма существенные коррективы в проект документа, ставшего вскоре одним из базисов его выступления по радио и краеугольным камнем программы по превращению страны в боевой лагерь под лозунгом «Все для фронта, все для победы».

30 июня в стране образуется Государственный Комитет Обороны (ГКО или ГОКО, как выражался его глава) под председательством Сталина. В постановлении, опубликованном в печати 1 июля 1941 года, говорилось, что в этом органе сосредотачивается вся власть в государстве, а все граждане и организации обязаны беспрекословно выполнять решения и распоряжения ГКО. Статус чрезвычайного органа власти не был регламентирован какими-либо нормативными документами, не разрабатывалось положение о его структуре и функциях. На эти формальности практически не было времени.

Несомненно, Сталин при образовании ГКО руководствовался событиями времен гражданской войны. В то время по инициативе Ленина большевиками был создан Совет Рабоче-крестьянской Обороны, ставший центральным штабом красных и в некоторой степени способствовавший победе над белыми армиями и войсками интервентов.

По мере того как в Кремле приходили в себя и осознавали истинные масштабы войны, начиналась разворачиваться гигантская организаторская деятельность по координации всех усилий страны для всемерного отражения нашествия Германии и ее союзников.

Тяжкое бремя ответственности лидера

Существуют разные версии причин категорического отказа Сталина от выступления перед нацией в первый день нашествия. Вероятнее же всего, он попросту не нашел в себе тогда сил оповестить народ о постигшем страну бедствии, истинные масштабы которого к тому же, еще не были ясны. К тому же фюрер также не рискнул лично обратиться с воззванием к своему народу.

Выручил Вождя безотказный Молотов, бесстрастно зачитавший по радио суть суховато-казенное сообщение, окончательный текст коего, несомненно, отредактировал Сталин. Либо во всяком случае подсказал фразы, превратившиеся затем в легендарный девиз: Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

Сталин по праву считается искуснейшим мастером точных и выверенных формулировок. В данном случае, выражение НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ изначально содержало смысловую нагрузку, заключавшуюся в лживости германских притязаний и их эфемерности. Отсюда вытекало, что противник будет неминуемо повержен, то есть ВРАГ БУДЕТ РАЗБИТ. А дабы окончательно расставить все точки над как припечатывалось, прибавлялось: ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ. Перефразируя известное выражение, можно выразиться, что чем больше политик, тем значительнее пауза. Дальше медлить было нельзя, необходимо было внести полную ясность в создавшуюся исключительно тревожную обстановку.

Выдержав наиболее оптимальный промежуток времени, 3 июля 1941 года Сталин обратился по радио с речью, обращенной к населению страны. К тому моменту стало совершенно очевидно, что существованию России в качестве независимого государства может быть положен конец в самое ближайшее время.

Сталин выступил рано утром по московскому времени, его речь предусмотрительно предназначалась преимущественно (учитывая разницу во времени) для населения азиатской части СССР.

Спустя 10 суток после начала немецкого наступления Вождь поведал народу безрадостную истину, которую он сам с большим трудом осознал лишь недавно. Выступил Сталин столь прочувственно, что даже спустя много лет, при прослушивании фонограммы, трудно остаться безучастным к глуховатому маловыразительному голосу, пораженному свалившимся огромным несчастьем. Более всего впечатляют проникновенные интонации, буквально пронизывавшие вступительные слова русского лидера. Необычайно низкий голос, тяжелое дыхание явствовали о большом волнении Вождя.

Выступление Сталина огромная страна выслушала, затаив дыхание. У репродукторов собрались толпы людей, с напряженным вниманием вслушивавшихся в каждое слово.

«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается…»,— говорилось в преамбуле выступления.

Поляк Герлинг-Грудзинский слушал речь советского премьера в качестве заключенного Ерцевского лагеря, расположенного в Архангельской области. По его мнению, говорил тогда сломленный старик. Однако он ошибался.

Сталин выступал в первую очередь как личность и гражданин, на Родину которого обрушилось бедствие невиданной доселе силы. Говорил человек пожилого возраста, перенесший днями сильное нравственное потрясение и в том числе мотивами личного характера. Выступал отец семейства, вынужденный смириться с тем, что его сын-первенец отправился на фронт и подвергся тем самым смертельной опасности.

А в качестве главы государства Сталин отчитывался перед народом. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность, констатировал он. А как вообще подобное могло произойти? Вождь сделал попытку разумного разъяснения происходящего. Он объяснил захват большой части советской территории неожиданным и вероломным нападением фашистской Германии в нарушение пакта о ненападении. Далее Сталин мотивировал необходимость заключения, в свое время, этого злосчастного договора с агрессором. Он сообщил, что премьер Великобритании господин Черчилль, а также правительство США объявили о готовности оказать помощь Советскому Союзу. Сталин поставил цель немедленно перестроить всю работу на военный лад, подчинив все интересам фронта и задачам организации разгрома врага. Он призвал народ сплотиться вокруг Советского правительства для всемерной поддержки Красной Армии и Флота, для разгрома врага и победы.

Речь Сталина произвела неизгладимое впечатление своей искренностью и точностью указаний о том, каким образом советскому народу необходимо бороться с врагом.

Сталинские монотонно звучащие слова, произнесенные негромким голосом, возымели действие подобные оглушительному набату.

Выступление Вождя, по свидетельствам многих, сыграло огромную мобилизующую роль в слоях советского общества, настроенных патриотически. Оно явилось весьма заметным импульсом для поднятия морального духа нации.

Очень скоро зазвучали устрашающие строки песни «Священная война», написанных А.В. Александровым и В.И. Лебедевым-Кумачом через несколько дней после немецкого нападения.

А в сводках Советского Информбюро несокрушимой уверенностью в победе загремел рокочущий голос Юрия Левитана. Откликнулись самые аполитичные типа Анны Ахматовой, объявившей: «Час мужества пробил отныне для нас. И мужество нас не покинет».

Одновременно с немецким нападением автоматически начал действовать план мобилизации промышленности государства в увязке с действиями Красной Армии. Исходя из развития событий на фронтах, в него вносились коррективы.

В наше время весьма затруднительно представить, что в то время как соединения Красной Армии вели тяжелые, преимущественно оборонительные сражения, ежечасно то попадая в огромные клещи, то вырываясь из них, на территориях, еще не захваченных противником, развернулась гигантская эвакуационная работа. Ее целью было — ничего, что можно использовать, не оставить противнику.

Крайне важно было сорвать планы немцев по использованию экономики захваченных районов СССР. На предприятиях лихорадочно демонтировались и готовились к последующей отправке в глубокий тыл механизмы, станки и прочее оборудование, а также другие материальные ценности. На все это требовались невиданные доселе, огромного масштаба усилия по координации действий всех сил государства. Так как эшелоны с грузами, шедшие на восток, не должны были препятствовать составам с резервными войсками и техникой, движущимся навстречу. Здесь невозможно переоценить мобилизационную роль Государственного Комитета Обороны во главе с его председателем Иосифом Сталиным.

Уже с 24 июня железнодорожный транспорт заработал по специальному военному графику. Он обеспечил более устойчивую работу магистралей и дал возможность максимально использовать их пропускную способность. Зачастую под огнем противника, при больших встречных перевозках в направлении фронта была организована перевозка на восток страны около 1,5 миллионов вагонов различных грузов и более чем 10 миллионов человек населения. То есть, переместилась целая страна со всем имуществом.

Конструктор Яковлев приводит в мемуарах разговор того периода времени со своим более старшим коллегой Н.Н. Поликарповым. Последний рассказал о том, какой катастрофической неудачей завершилась в первую мировую войну эвакуация Русско-Балтийского завода из Риги в Петроград на расстояние всего лишь в 500 километров.

Сталинцам же предстояло решить задачи в тысячи раз труднее и сложнее, но они были выполнены. В июле-ноябре 1941 года были перебазированы заводы и отдельные отрасли промышленности с основными рабочими кадрами и специалистами (около 1500 промышленных предприятий, в том числе свыше 1300 крупных). На новых, зачастую малообжитых местах, преодолевая немыслимые трудности, экстренно выпускалась продукция, необходимая фронту. На временно захваченных же советских территориях экономика была полностью выведена из строя.

В руках правительства немедленно сконцентрировалась основная масса товарных ресурсов, позволившая обеспечить на протяжении всего военного периода устойчивую систему государственного распределения важнейших предметов потребления. Это было в первую очередь продовольствие из государственных резервов, созданных в довоенное время. В качестве крайней меры было введено дифференцированное нормированное снабжение населения самыми необходимыми продуктами и товарами.

Если мобилизацию работы экономики страны в чрезвычайных условиях производили соответственно планам, то дела военные оставляли желать много лучшего. Сталин имел все основания быть недовольным своими военачальниками. Приграничные сражения в основном были начисто проиграны Красной Армией. Довольно поздно в Москве осознали сей прискорбный факт и отдали приказы об отступлении на линию старых укрепрайонов, боеготовность которых была невысокой.

«Мы перед войной, чего греха таить, — признался маршал Иван Христофорович Баграмян, — учились главным образом наступать. А такому важному маневру как отступление, не придавали должного значения. Сейчас мы расплачивались за это… Теперь, на второй неделе войны, нам пришлось, по существу, заново учить самому трудному искусству — искусству отступления».

Максимально используя тактическую внезапность нападения и первоначального упорного нежелания русских использовать возможность оперативного отвода войск, вермахт развивал стратегическую инициативу и в течение первых двух недель войны добился больших результатов.

Его подвижные соединения относительно легко вышли к берегам Днепра и Западной Двины — первому промежуточному рубежу. Отсюда, Гальдер делал опрометчивый вывод в своем дневнике: «… не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней». Справедливости ради, основания у него были к тому времени немалые.

Десятки советских дивизий приграничных округов оказались рассеянными, либо попали в окружение, понеся огромные потери. Большое число военнослужащих безвозвратно вышли из строя (были убиты либо оказались плененными), а часть личного состава неорганизованно скиталась по тылам.

После столь легкого прорыва «линии Сталина» фюрер дал установку по поводу ближайших перспектив вооруженных сил Германии, а Генштаб в деталях стал разрабатывать возращение войск в родной фатерлянд, аналогично предшествовавшим кампаниям…

Ныне совершенно очевидно, что при разработке оперативных планов на 1941 год советскими военными руководителями не были учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Удивительно, но быстротечные и сокрушительные поражения поляков и французов не оказали на русских генералов особого впечатления. Видимо, сработал принцип: у нас это невозможно.

Наркомат обороны и Генштаб посчитали, что война между Германией и Советским Союзом начнется по ранее практиковавшейся схеме: главные силы вступят в сражение через некоторый период времени после приграничных сражений. На самом деле произошло то, чего не предполагали советские военачальники, а именно: широкомасштабное наступление сразу и всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами.

Характеры таких ударов, в таких объемах не просчитывались. Ни Тимошенко, ни Жуков, ни их предшественники и руководящий состав Генштаба не предполагали, что противник сосредоточит непосредственно на границе такую массу бронетанковых и моторизованных сил. А затем направит их в первый же день в бой мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов и при поддержке авиации. А одной из грубых ошибок советского руководства в первые дни войны (в чем, несомненно, повинен и Сталин) были попытки осуществления контрнаступлений без надлежащего анализа оперативной обстановки.

Однако немецкие политические и военные стратеги также допустили довольно грубые просчеты, помимо основного — рокового решения напасть на потенциально заведомо более сильного противника. Самыми серьезными из них явились неверный подсчет советских вооруженных сил и всего оборонного потенциала огромной страны, а также организаторских способностей Сталина.

Главной же целью плана «Барбаросса», как уже говорилось, в начальный период войны была ликвидация в приграничных сражениях всех главных русских сил. Немцы предполагали их окружить и полностью уничтожить, вследствие чего выйти на оперативный простор. Данному германскому намерению помешал Сталин, инстинктивно препятствовавший преждевременному выводу советских войск к самым пограничным рубежам страны. Гитлер же опрометчиво полагал, что с потерей главных сил Красной армии Советам нечем будет защищать Москву, Ленинград, Донбасс и Кавказ.

С первых часов военных действий немецкие планы начали давать осечки. Во-первых, сил у русских оказалось значительно больше, во-вторых, их солдаты сражались гораздо яростнее прочих других. В-третьих, вооружение противника оказалось более качественным, чем предполагали немцы. Очень скоро они столкнутся с русским танком Т-34, от покатой брони которого отдельные артиллерийские снаряды будут отскакивать словно камушки. Немцы также делали в основном ставку на артиллерийские орудия, наподобие укороченных танковых, то есть стрелявших с короткой дистанции и часто с ходу. Тем самым, они не могли успешно противостоять в борьбе с массами советской длинноствольной полевой и противотанковой артиллерии.

Вскоре выявится пагубность невыполнения распоряжения фюрера, внимательно следившего за состоянием своих бронетанковых войск, об установке до начала «Барбароссы», при перевооружении среднего танка Т-III длинноствольной пушкой. Но, управление вооружения вермахта проигнорировало приказ Гитлера и поставило пушки с меньшей длиной ствола и, следовательно, существенно понизило мощность.

Даже попавшие в окружение русские соединения, преимущественно, не складывали оружия. Несмотря на стремительное продвижение немецких механизированных частей и успешное завершение операций по окружению, русские преимущественно сохраняли координацию управления войсками и оказывали упорное сопротивление.

Солдаты и офицеры вермахта были неприятно поражены тем, что столкнулись с противником, продолжающим борьбу даже после окружения, о чем единодушно свидетельствуют все немецкие донесения и отчеты о боях в этот период. Особенно настойчиво русские «пытаются отсечь наши танки от наступающей за ними пехоты. При этом русские, в свою очередь, нередко оказываются в окружении. Положение подчас становится таким запутанным, что мы, со своей стороны, не понимаем: то ли мы окружаем противника, то ли он окружил нас», с изрядной долей изумления констатировалось в одном из отчетов.

В результате упорного советского сопротивления уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше двух предыдущих кампаний. Для офицеров и солдат вермахта стало совершенно очевидным, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия данной страны, являются гораздо более трудными, чем в Польше и Франции. Поляки и французы, попав в окружение, после некоторого периода замешательства и трепыхания, дружно поднимали руки вверх и складывали оружие.

Американский адмирал Уильям Леги (посол в фашистской Франции того времени) получил из надежного источника сведения о том, «что потери Германии в России к концу июля достигли 1 миллиона человек». Он, а также другие военные деятели глубоко усомнились в возможностях нацистов «выдержать подобные темпы потерь в течение длительного времени».

Планы вермахта серьезно начали пробуксовывать ближе к середине июля, то есть по истечении трех недель боев.

К тому времени русская Ставка последовательно развернула только на западном стратегическом направлении в трех эшелонах (на глубину в несколько сот километров) 74 новые дивизии, существенно уравняв соотношение сил.

Вскоре не замедлил разразиться первый кризис «доверия» между фюрером и генералитетом. А в августе месяце Гитлер и оберкоммандовермахт (ОКВ) уже не располагали свободой решения, в связи со все возраставшим русским сопротивлением.

По ходу боевых действий советское руководство выяснило, что ударные немецкие группировки войск действуют в направлениях, острия которых нацелены на Москву, Ленинград и Украину. Причем первый объект являлся приоритетным. На путях к Москве необходимо было создать глубоко эшелонированную оборону, собрав для этого все возможные силы.

В связи со все усложнявшимися задачами организации действенного отпора врагу Сталин вновь возвращается к вопросу о стратегическом руководстве войсками.

10 июля Ставка Главного командования преобразуется в Ставку Верховного командования Вооруженными Силами СССР. Которую вождь решается возглавить, но все еще лишь в качестве председателя этого коллегиального органа. Одновременно для улучшения управления фронтами ГКО образовал три Главных командования войск направлений. Северо-Западное, Западное и Юго-Западное, возглавлявшиеся соответственно маршалами Ворошиловым, Тимошенко и Буденным. Из числа коих, по меньшей мере, двое военачальников не страдали избытком стратегического мышления.

Между тем с созданием подобных Главков предполагалось оказать существенную помощь Ставке в обеспечении возможности улучшения управляемости войсками, повышения организации взаимодействия фронтов с военно-воздушными и военно-морскими силами. Неудивительно, что они не оправдали возлагавшихся на них надежд и были вскоре упразднены.

19 июля состоялось назначение Сталина народным комиссаром обороны. Постепенно все важнейшие государственные посты концентрируются в его персоне. Однако Вождь по-прежнему опасается взять на себя всю полноту ответственности за ход ведения боевых действий на фронтах, хотя положение там обязывало. К третьей декаде июля Красная Армия оставила Латвию, Литву, часть Эстонии, почти всю Белоруссию, Молдавию и большую часть Украины. Немецкие самолеты начинают совершать налеты и бомбить советскую столицу.

Вместе с тем, ценой огромных усилий советским войскам удается временно стабилизировать гигантскую по своей протяженности линию фронта. Однако обстановка на многих его участках оставалась крайне напряженной. Противник спешно перегруппировывал войска с целью создания ударных частей и создания перевеса в живой силе и технике в местах, запланированных наступлений.

Но в то время как Гитлер предполагал несколькими решающими ударами окончательно покончить с воинской мощью СССР, для тяжелой на подъем России война по-настоящему только начиналась.

Рокоссовскому, переместившемуся на Западный фронт в должности командующего армией к тому же доверили формирование в районе Ярцево, близ Смоленска, боевого соединения, «получившего официальное название «группа генерала Рокоссовского». Полководец свидетельствует, что в тот период времени «пора штабных импровизаций миновала» и он в одночасье почувствовал это с примечательной мелочи — организации завтрака.

«До этого командующий группой войск, как и все, спал под сосной или в машине, ел из солдатского котелка. Вилка и свежая салфетка показались вещами из другого мира» Рокоссовскому. Сей малозначительный как будто факт говорит о том, что русские только начали задействовать свой колоссальный потенциал. И очень скоро бодро-бравурная песенка «Хорст Вессель» в среде немецких солдат сменится заунывно-тоскливой «Лили Марлен».

Ахиллесовой пятой советского государства продолжала оставаться выработка руководством наиболее оптимальных вариантов военного противодействия неприятелю. Эмоции по-прежнему превалируют над доводами рассудка. В последних числах июля месяца начальник Генштаба Жуков в присутствии Мехлиса докладывал Сталину обстановку на фронте. Генерал представлял свои соображения по поводу вероятных действий противника и, соответственно, предлагал принять эффективные контрмеры. Согласно красочному рассказу Жукова, его диалог со Сталиным вскоре принял острую, даже конфликтную, форму. Для общего улучшения стратегической обстановки военачальник предлагал отвести армии Юго-Западного фронта за Днепр. Вследствие чего неизбежно выходило что Киев придется оставить. Сталин вспылил и незамедлительно обрушился на своего оппонента с гневными упреками. Жуков также не смог сдержаться и отвечал сообразно моменту. После некоторой паузы, Сталин овладел собой и загасил едва вспыхнувшую перепалку. Закономерным итогом этого небольшого разбирательства стало перемещение Жукова в Действующую армию. Он назначался командующим Резервным фронтом, оставаясь одновременно заместителем наркома обороны и членом Ставки. Лично Жукову Сталин поручал осуществление его плана — организацию контрударов под Ельней.

С 30 июля на пост главы Генштаба Сталин возвратил маршала Б.М. Шапошникова, несмотря на его слабое самочувствие. Последнего вождь весьма уважал и всегда считался с его мнением. Очевидно, именно Шапошников убедил Сталина полностью взять бразды правления в свои руки.

С 8 августа 1941 года и до самого конца войны кавказец становится Верховным Главнокомандующим. Сталин окончательно и бесповоротно становится на вершину государственной пирамиды власти в Советском Союзе времен второй мировой войны. Все бразды политического и экономического, информационно-идеологического, а также военного руководства концентрируются в его руках.

Целый год, даже больше, понадобился Сталину, чтобы основательно изучить и вникнуть в весьма специфический и сложный вид деятельности — оперативное водительство большими массами разных родов войск на гигантских территориях.

В свое время, в августе 1915 года Николай II Романов решил принять на себя верховное командование войсками. Армии и флоту был отдан приказ, в котором после официального текста государь собственноручно приписал: «С твердою верою в милость божию и непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской. Николай». Практически без корректировок Сталин мог охотно подписаться под этими словами царя.

В связи с очередной ротацией кадров в орбиту его внимания неизбежно попадают новые генералы, наподобие чрезмерно самоуверенного А.И. Еременко, амбициозного И.С. Конева и других.

С 1 августа генерал Василевский, с подачи Шапошникова, назначается начальником оперативного управления и заместителем начальника Генштаба. С этого момента он, сопровождая своего непосредственного шефа, начинает очень часто контактировать со Сталиным.

8 августа 1941 года в качестве ответной меры советская авиация совершила первый налет на военные объекты Берлина. А к первой половине августа соединениями Красной Армии были сорваны отчаянные попытки противника овладеть Москвой лобовым ударом с хода.

Ожесточеннейшему и кровопролитнейшему Смоленскому сражению (на подступах к Москве), казалось, не было видно конца. Вследствие этого Гитлер временно меняет направление главного удара и поворачивает 2-ю танковую группировку и 2-ю армию группы армий «Центр» на юг и юго-запад. Соответственно чему обстановка на всей полосе Юго-Западного и Южного фронтов усложнилась.

К началу сентября угроза непосредственно столице Украине возросла многократно. Однако при одном упоминании о суровой необходимости оставления Киева Сталин выходил из себя и на мгновения терял самообладание. Его ближайшим подчиненным же не хватало порою необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки гнева и должного понимания всей степени их ответственности за катастрофу, которая неминуемо должна была разразиться.

Необходимо отметить также фактор дипломатический — Сталину лучше всех было известно, что чем упорнее будет сопротивление, тем быстрее и в больших объемах следует ожидать помощи извне.

Под Ленинградом положение также ухудшилось, и Сталин отправляет туда Жукова, отличившегося в локальной операции под Ельней. Вождь посчитал обстановку вокруг Питера исключительно серьезной и не исключал возможности в качестве крайней меры ликвидацию Балтийского флота.

О небезопасной полемике относительно судьбы боевых кораблей с высокой степенью достоверности поведал флотоводец Кузнецов. Из его рассказа следует, что Сталин весьма ответственно, даже не без некоторой боязни, отнесся к решению предельно щекотливого вопроса. Ибо преждевременное уничтожение флота, оснащенного мощнейшими орудиями, могло существенно ухудшить положение Ленинграда. Впоследствии Кузнецов убедился в правильности того, что не подписался один по этому вопросу.

Когда напряжение в Ленинграде ослабло и вопрос об уничтожении флота отпал, на имя Сталина пришла депеша. Автор, не знавший подробностей, обвинял командование флота в паникерстве и преждевременном минировании кораблей. Незаслуженное и весьма серьезное обвинение было легко опровергнуто, так как Вождь был в курсе событий.

/Данный эпизод весьма характерен, ибо ярко свидетельствует о том, что Сталин в определенной степени также опасался ответственности. Иначе, подписав директиву о превентивном минировании кораблей Балтийского флота, Верховный непременно отдал бы один экземпляр Кузнецову…

Сокрушение «Тайфуна»

Экономическое и военное положение Советского Союза первой военной осенью оставляло желать много лучшего. Несмотря на большие материальные и людские потери немцы продолжали продвигаться на восток. Войска вермахта по-прежнему владели стратегической инициативой, имели превосходство в живой силе и технике, удерживали господство в воздухе. На северо-западе они замкнули кольцо блокады вокруг Ленинграда.

Киев пришлось все же оставить с большими потерями, которых можно было избежать при своевременном отводе войск. Вследствие этого резко ухудшилась обстановка на южном крыле русско-германского фронта, создалась реальная угроза Харьковскому промышленному району и Донбассу. Под ударом оказались отрезанные от своих соседей советские войска в Крыму.

Но основным предметом заботы Ставки и Генштаба являлось Центральное направление, так как 6 сентября 1941 года Гитлер подписал директиву № 35 — план «Тайфун». Ее целями являлись окружение Москвы и разгром советских войск, ее защищавших. Впоследствии фюрер вознамерился полностью стереть с лица земли столицу большевистского государства и уничтожить все население. Для осуществления задуманного немецкое командование подтянуло на московское направление свои лучшие части. Против трех русских фронтов противник сосредоточил 77 дивизий численностью более миллиона солдат, 1700 танков и штурмовых орудий, свыше 14 тысяч орудий и минометов, 950 боевых самолетов.

30 сентября немцы начали наносить сильные удары по советским войскам, прикрывавшим столицу. Развернулось жесточайшее по накалу Московское сражение.

Первоначально оно складывалось крайне неудачно для обороняющейся стороны. В начале октября войска вермахта окружили под Вязьмой несколько советских армий. Которые, однако, не сложили оружия, значительно сковав немцев. Весь октябрь месяц они вынуждены были заниматься ликвидацией окруженной группировки.

Поскольку под Ленинградом положение стабилизировалось, Сталин вызвал оттуда Жукова и с 11 октября назначил его командующим Западным фронтом. Немецкие войска продолжали рваться к древнему городу. Начиная с 13 октября, разгорелись особенно жестокие бои на всех главных оперативных направлениях, ведущих к Москве. Настроения в столице были неспокойными, но широкомасштабной паники удалось избежать. Ибо в этот решительный момент Сталин не покинул Москву и предпринял чрезвычайные меры для организации ее обороны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.